Bregnev

Эта история — часть цикла повествований. Чтобы оценить все сюжетные повороты, рекомендуем начинать чтение с первой части http://pikabu.ru/story/vladyika_smerti_kukla_4346062

Вторая часть http://pikabu.ru/story/vladyiki_smerti_2_yestafeta_4348286

Глава 1

Они существуют на самом деле – все эти монстры, восставшие из могилы трупы и еще более чудовищные создания, у которых и названия-то нет. Они скрываются в темных подвалах, болотах, лесах, а иногда совсем рядом, по соседству под видом обычных людей, где творят немыслимые вещи… Мало на свете людей, кто знает об их существовании, потому что большинство вскоре умирает жуткой смертью, а меньшинство – если их можно назвать людьми – сами управляют всей этой нежитью. Есть и такие, кто, как мы с Дмитрием Гором, когда-то оказался втянутым в страшные события, которые открыли нам кошмарную сторону жизни.

Эти невеселые мысли кружились в моей голове, как мертвые холодные снежинки, пока я смотрел из окна старенькой «бэхи» Гора на проплывающий мимо пейзаж. Собственно, смотреть было особо не на что: вот уже много часов мы ехали по узкой неровной дороге, зажатой между двух бесконечных стен деревьев. Пихты, сосны и ели тянулись без конца и края, и в душе зарождался страх, что тайга никогда не кончится, что мы навеки застряли в этом зеленом зловещем мире, в котором нет ничего, кроме деревьев и разбитой дороги.

Я покосился на Гора. Он пялился на дорогу, чуть прищурив черные глаза, правая рука покоилась на рычаге переключения передач, левая слегка поворачивала руль то вправо, то влево. Мотор однообразно и усыпляюще гудел. Радио уже несколько сот километров ничего не ловило, кроме белого шума, а музыкальных записей у Гора никаких не нашлось. Я умирал со скуки.

Небо приобрело характерный предвечерний фиолетовый оттенок. Ветер, с ревом задувающий в приоткрытое окно, стал почти холодным.

Лето подходило к концу, и в этих таежных краях приближение осени чувствовалось как нигде явственно. Лето выдалось богатым на события: я столкнулся с монстром Полосатое лицо, погибло много людей. Нам с Гором удалось плавно свалить с места гибели Дианы и даже не попасть в поле зрения полиции. Перед смертью она кричала, вопль до сих пор звенит у меня в ушах, но на улице ее никто не услышал, – или сделал вид, что не услышал. Нынешнее равнодушие людей просто поражает, хоть и в данном случае это вышло нам на руку. Мало ли какая-то баба заорала?

Монстра Полосатое лицо натравил на меня старый знакомый Кукловод, которого мы вместе с Гором когда-то едва не прикончили, и с тех пор он жаждет с нами расквитаться. Если бы не подвела Катя со свойственными женщинам непостоянством и эмоциональностью, та самая Катя, которой Кукловод поручил меня уничтожить с помощью Полосатого лица, я бы уже кормил червей.

После всех этих злоключений я принял тяжелое решение: мне нужно исчезнуть из жизни родителей, девушки и всех близких, чтобы не подвергать их риску попасть под руку Кукловоду, который, судя по всему, не намерен останавливаться. Мне нужно бросить журфак, перечеркнуть всю жизнь – просто исчезнуть, отправившись с Гором на охоту за Кукловодом. Мне нужно нанести удар первым.

Но просто уйти от моих мнительных родителей, не сказав им ни слова, равносильно убийству. Они умрут от переживаний, а если не умрут, то поднимут на уши весь мир. Я был не в восторге при мысли о шуме, всемирных поисках пропавшего без вести единственного сыночка и моей фотографии во всех социальных сетях с подписью «Кирилл Ратников. Ушел из дома и не вернулся». Вряд ли при таких обстоятельствах я смог бы заниматься поиском Кукловода. Меня спасла бы разве что пластическая операция. Но это, понятное дело, не вариант.

Выход из сложившейся непростой ситуации нашел Дмитрий Гор. Он позвонил приятелю по прозвищу Кривой, который был отличным программистом и хакером старой закалки. Кривой ухитрился взломать сервер Лондонской школы журналистики и отправить мне приглашение на специальные трехмесячные курсы. Я якобы выиграл конкурс, организованный в интернете. Когда родители увидели красивый бланк от London School of Journalism для Kiril Ratnikoff, мама прослезилась, а отец похлопал меня по плечу и сказал, что мной гордится. Я не мог поднять глаз со стыда, но внутренне ликовал – афера с обучением в Лондоне решала много проблем. Пусть уж лучше родители радуются моим успехам, даже если это ложь, чем рыдают из-за моего исчезновения, особенно если это правда.

Быстро и грациозно Гор решил также крохотную побочную проблему, связанную с моим родным журфаком, с которым надо было согласовать мое отсутствие, поскольку начинались занятия. Он просто зашел к нашему декану, а выйдя, сказал мне, что все схвачено. Я спросил, что он сделал.

– Дал ему бабки, чтоб не возмущался.

– Ты ему взятку дал? – ужаснулся я.

– И немаленькую, – Гор кивнул с невозмутимым видом. – Он прикроет тебя на всякий случай. И справку тебе выписал, смотри!

Некоторое время спустя, переварив случившееся, я поинтересовался у Гора, откуда у него бабки. И вообще, на что он живет? Вопрос был некорректный, но меня распирало любопытство. Гор не ушел от ответа:

– Есть специальный Фонд. Я беру оттуда деньги, когда мне нужно. Его создали другие люди, тоже заинтересованные в уничтожении Кукловодов и всех их уродцев.

– Что за люди?

– Когда-нибудь с ними познакомишься. Но в целом они предпочитают сохранять инкогнито. И я с ними согласен.

Я отстал с вопросами.

В тот же день я встретил Дашу Комиссарову, которая последнее время числилась моей девушкой чисто фиктивно. Я не удивился бы, если б узнал, что у нее другой парень. И не удивился бы, если б она при всех отхлестала меня по щекам за то, что не звоню уже месяц. Тем не менее она меня удивила, да еще как!

– Уезжаешь в Лондон на три месяца? – переспросила она, выслушав мое вранье. Парни, проходившие мимо, оглядывались на нее. Она откинула шикарную каштановую шевелюру. – Молодец, ты же говоришь на английском свободно. Может, начнешь международную карьеру…

Она слегка отвернулась и закусила нижнюю губу. В глазах у нее стояли слезы, готовые пролиться обильным дождем; я изумленно заморгал.

– Ты чего, Даша…

– Бросаешь меня, – ровным голосом сказала Даша. Впрочем, в конце фразы голос у нее дрогнул. – И такой спокойный, будто так и надо.

– Даша, я…

– Я понимаю, у тебя в последнее время проблемы всякие, поэтому не лезла. Ты не звонил, из дома не выходил, встречаться не хотел… Хоть бы сказал, что я сделала не так…

– Да ты не при чем, – проблеял я. – Я думал, что наши отношения… в общем, на спад пошли. Ты же такая…

– Какая? – мгновенно ощетинилась Даша.

– Эффектная, красивая, – пробормотал я, втягивая голову в плечи. – Парни на тебя заглядываются…

Даша фыркнула. Я расслабился – вот это уже знакомое поведение, не то, что слезы. Экстремалка Даша никогда не плакала на моей памяти, она не поморщилась, даже когда вдребезги разбила колено на соревнованиях по скейтбордингу.

– В который раз убеждаюсь, что мужики – непроходимые тупицы, – заявила она. – Неужели ты думаешь, что я с тобой общалась бы, если б не хотела? Да, парни на меня вешаются, как макаки на лиану! А мне нужен ты, Ратников. Неужели даже… – она мило покраснела, отвела взгляд, но снова посмотрела мне в глаза. – То, что мы делали у меня дома… тебя не убедило?

В эти минуты мне было паршиво как никогда. Я и не подозревал, насколько важны наши отношения для Даши. Внезапно до меня дошло в полной мере, что я теряю из-за моего решения идти за Гором.

– Я вернусь, – сказал я. – Даша, поверь. Я обязательно вернусь.

Сам себе не верил. Но больше сказать было-то и нечего.

– Угу, – произнесла Даша, не разжимая губ.

Потом мы долго стояли впритык друг к другу, но глядя в разные стороны. Молчали, но меня не покидало чувство, что молчим мы вместе. Слова нам были не нужны. Прохожие обходили нас, косясь и покачивая головами. Мне было плевать.

Наконец, Даша сказала тихо:

– Буду ждать, Кирилл, когда ты вернешься…

Быстро поцеловала в губы и ушла, не оглядываясь. Я смотрел ей вслед, пока ее тонкая фигурка не затерялась в массе прохожих, и во мне зрела уверенность, что она чувствует – с помощью какой-то немыслимой женской интуиции – чувствует и знает об истинном положении дел. Об опасности, грозящей мне, и о том, что я могу не вернуться никогда, потому что буду мертв.

Глава 2

И вот я свободен, как никто и никогда в нашей стране, кроме разве что бомжей. Ни кола, ни двора. Ни учебы, ни работы, ни семьи, ни девушки. Ни обязательств, кроме одного: найти и уничтожить Кукловода.

Но таинственный Кукловод по имени – или прозвищу – Рейн не оставил следов. Катя, которая заключила с ним чудовищный контракт, была хуже, чем мертва – она превратилась в монстра, что ждет своего пробуждения в земле. Она уже не могла нам ничего рассказать, а других зацепок у нас не было. Тогда Гор предложил вместе продолжить одно дело, которое он начал полгода тому назад, – в те времена, когда я жил в пригороде у родителей, мучился от ночных кошмаров и надеялся, что наши с Кукловодом дороги никогда больше не пересекутся. Гор занимался изучением странных явлений в одном глухом таежном уголке. Там уже пропали как минимум одна экспедиция и множество жителей ближайшей деревни. Судя по невнятным рассказам очевидцев, в гиблом месте обитали зловещие сверхъестественные существа, оживали мертвецы и бродили призраки. Гор резонно предположил, что не обошлось без Кукловодов.

Когда он предложил мне смотаться к черту на кулички, в таежную глухомань в тысячах километрах от нашего города, я почему-то согласился сразу. Меня разбирало желание поскорее начать действовать, приступить к поискам, ухватиться хоть за крохотную возможность выйти на Рейна. Бездействие для меня было смерти подобно.

Правда, в путь мы отправились далеко не сразу. Гор изрек избитую сентенцию о том, что хорошая подготовка – половина дела, сделал полную диагностику своей старушки-машины и закупил множество вещей, глядя на которые я осознал, что нам предстоит далеко не развлекательная прогулка. Во-первых, новоиспеченная группа исследователей аномальных зон приобрела спальный мешок (для меня, у Гора уже был), пара крепких берцев (тоже для меня), комплект батареек, противомоскитные сетки и репелленты. Во-вторых, поскольку было неизвестно, сколько нам выпадет жить робинзонами, мы купили соли, разных круп, макарон, консервов и, как ни странно, водку. Гор пояснил, что спиртное можно использовать и как антисептик, и как профилактическое средство против отравлений.

В багажнике у Гора уже имелись: палатка на двоих, мощный фонарик, набор металлической посуды, в том числе котелок и чайник, топор, ножовка и удочка. Еще у него была миниатюрная термоэлектрическая печь, которая «работала» на дровах и попутно могла вырабатывать электричество, достаточное для зарядки телефонов и прочих гаджетов. Имелись GPS-навигатор, хорошо укомплектованная аптечка и не менее хорошо спрятанное оружие.

И вот, однажды поутру мы выехали из города и с тех пор проделали огромный путь. Мимо проносились то мирные сельские пейзажи, то разные провинциальные городки. Ночевать останавливались пару раз в отвратительных дешевых гостиницах, но большей частью разбивали лагерь на природе. Отыскав укромное местечко – желательно в низине, чтобы ветер не продувал кости, – ставили палатку, разжигали маленькую печку и готовили нехитрый ужин. Через несколько дней такой жизни я мечтал лишь о двух вещах: горячей ванне и мягкой постели.

Откровенно говоря, длительное путешествие в обществе молчаливого Гора, мирные пейзажи и ночевки в палатке повлияли на мою психику лучше любого лекарства. Я чувствовал, как во мне разливается благословенный покой. Конечно, я ничего не забыл и ждал, что скоро эта идиллия закончится, однако чудесное ощущение мира и покоя от этого не тускнело.

Когда равнинную местность с березовыми рощами и осинниками по сторонам от дороги сменили ели, кедры и пихты, теснившиеся всё плотнее и плотнее, у нас появилась возможность прятать лагерь среди деревьев и не привлекать лишнего внимания. Тогда, прохладными вечерами, когда сумеречный воздух наполнял комариный звон, мы обмазывались репеллентами, и Гор принимался обучать меня разным полезным вещам. Он заставлял меня отжиматься на пальцах и вонзать пальцы в сырую глину, учил стрелять из пистолета и многозарядного ружья МР-135 специальной намагниченной дробью из стали; эта дробь должна вырубать марионеток. Еще он проводил уроки рукопашного боя, основанного на самых подлых приемах, какие я только видел.

Мы проводили вместе с Дмитрием Гором уйму времени, и я волей неволей узнавал его с новой стороны. Как-то раз я застал его сидящим в палатке и разглядывающим стопку фотографий. Фотки были старенькие, я давно такие не встречал; сейчас все хранят фото на компах или смартфонах с планшетами. Гор то ли не заметил моего приближения, то ли просто не соизволил отреагировать. Я разглядел на фото улыбающихся девочку лет восьми-девяти и мальчишку года на два постарше. Мальчик был черноволосым и черноглазым, и не требовалось большого ума, чтобы сразу узнать самого Гора. Девочка была немного светлее, но сходство было налицо.

– Сестренка? – спросил я.

Гор вздрогнул и обернулся. Лицо у него имело странное выражение; не знай я его, решил бы, что он намерен зарыдать. Я растерялся.

– Кристина, – хрипло сказал Гор. Нижняя губа у него еще дергалась, но он уже справился с собой. – Сестренка. Погибла десять лет назад. Химера.

Я потоптался, потом присел рядом и взял у Гора фотографии.

– Кажется, ты говорил год назад… Химера – это разновидность нежити.

Гор кивнул.

– Я тогда впервые столкнулся с нежитью. Кристина погибла очень скверной смертью… До сих пор не могу забыть. После этого я загремел в психушку, пробыл там целый год.

Помолчали. Мне хотелось узнать, как именно погибла Кристина и что из себя представляет Химера, но спросить не рискнул. Гор встрепенулся и показал другую фотку – поновее. На ней была запечатлена целая группа людей в походной одежде, расположившихся на природе.

– Группа Дубина. Они отправились в экспедицию в нашу аномальную зону в позапрошлом году. Пропали без вести в полном составе. Поиски ни к чему не привели, да их и не искали как следует. Распечатал из интернета, – пояснил Гор.

– Распечатал? – поразился я. – А на телефон закачать нельзя было?

Хмыкнув, Гор достал из кармана свою древнюю «Нокию».

– На ней хоть блю-туз есть? – не удержался я от ехидства.

– Есть кое-что покруче. Инфракрасный порт! – в тон мне парировал Гор. – А если серьезно, я регулярно меняю сотки, чтобы нельзя было вычислить. Цифровой вариант фото есть на моем лэптопе, но бумажный вариант – он надежнее.

Я поглядел на фото. На переднем плане сидел крепко сбитый бородатый мужик в очках, рядом с ним притулилась худенькая женщина с птичьим личиком.

– Это Михаил Дубин, биолог. А это его жена – Маргарита Сосновская. Вот этот носатый – Максим Базаров. Дальше…

– Я всё равно не запомню, – перебил я. – Показывай дальше.

Третья фотография изображала другую группу людей: я узнал самого Гора, уже взрослого; еще там был пожилой мужчина с благообразной профессорской внешностью; прикрывший лицо рукой парень и стройная девушка, что стояла боком и, вероятно, попала в объектив случайно. У нее были короткие темные волосы, закрывавшие лицо, кроме тонкого длинного носа, узкая талия гимнастки и весьма аппетитная попка.

– Кто это?

– Друзья, – коротко пояснил Гор. – Это Артур в очках и с бородкой. Вот это Кривой – прикрыл лицо, шифруется как обычно. Старая хакерская привычка. А это Винни.

– Что за Винни?

– Познакомлю вас как-нибудь, – улыбнулся Гор. – Очень интересная личность. Может быть, станешь ее Пятачком.

После последнего комментария у меня пропало желание выяснять подробности, к тому же Гор сложил фото в сумку с решительным видом человека, не желающего больше распространяться на эту тему.

В ту ночь, лежа в спальном мешке и слушая уханье филина где-то вдали, я думал, что, если бы Гор не столкнулся с Химерой в таком юном возрасте, из него вырос бы обычный парень. Может, даже ботан вроде меня. Но всё случилось так, как случилось, и Гор стал сильнее. Это давало мне надежду, что я также могу стать сильнее. Вот только, наблюдая за Гором, я совсем не был уверен, что сила, полученная таким способом, сделает меня счастливее.

Глава 3

Сгущались сумерки, когда мы приехали в деревню Осиновка – настоящий медвежий угол. Она открылась как-то неожиданно: слева от дороги между деревьями появились изгороди, сделанные из целых веток, за ними пестрели грядками огороды. На расчищенных от деревьев пространствах высились бревенчатые дома. Мне подумалось, что здесь можно снимать историческое кино, совершенно не расходуясь на декорации, нужно лишь стереть в кадре спутниковые антенны и провода.

Мы проехали через хлипкий мост. Под мостом бежал ручей, в котором плавали гуси и утки. Мощно пахнуло свинарником. За мостом взору открылось нечто вроде площади, на которой игрались дети, и одноэтажное строение с вызывающей вывеской «Супермаркет».

– Пошли, сходим в «Супермаркет» и узнаем, что к чему, – предложил Гор, глуша мотор.

– Главное, не увлечься шопингом, – пробурчал я.

После многочасовой поездки тело одеревенело, задница превратилась в нечто плоское и страдающее. Поясницу ломило.

В «Супермаркете» обнаружился всего один «бутик», в котором справа продавались продукты питания, слева – дешевые шмотки, преимущественно детские и женские. Вместе с нами в магазин завалились все детки, что играли на площади: видимо, чужаки к ним захаживали нечасто. За прилавком сидел мужчина неопределенного возраста, лысоватый, с бледным и рыхлым лицом. На нем была выцветшая байковая рубашка в клетку и видавшие виды камуфляжные штаны. Он уставился на нас бледными глазками, не здороваясь.

– Добрый день, – сказал Гор спокойно. – Мы хотели бы…

Он не договорил, потому что продавец вдруг учудил кое-что абсолютно негостеприимное. Он схватил палку с железным крючком, которым продавцы снимают с верхотуры шмотки на «плечиках», и замахнулся на нас. Я отскочил, вытаращив глаза от удивления и неожиданности, дети загалдели, словно болельщики на футбольном матче. Гор перехватил палку и вырвал. Продавец, однако, атаку не продолжил. Забился в угол, замахал на нас руками.

– Кыш-кыш! – залопотал он, причем я явственно разглядел ниточку слюны, свесившуюся с его нижней губы.

Детишки заулюлюкали, кто-то толкнул меня сзади.

На шум из внутреннего помещения выскочил здоровенный, как йети, мужик, такой же волосатый и красномордый.

– Успокойся, Васян, ты чего расшумелся? А вы, – он обратился к детям, – пошли вон отсюда!

Детей как ветром сдуло. Спустя минуту инцидент был исчерпан. Оказалось, продавец, который представился как дядя Гриша, вышел ненадолго, оставив вместо себя скорбного умом племянника. Обычно Вася ведет себя тихо и скромно, но вид чужих людей его пугает. Увидев, что дядя Гриша спокойно и доброжелательно разговаривает со страшными пришельцами, Вася успокоился и перестал обращать на нас внимание.

Мы для приличия купили пару булок хлеба и батон копченой колбасы. Затем Гор сразу задал волнующий нас вопрос об аномальной зоне.

– Эх, ребятки! – вздохнул дядя Гриша. – Что ж вас тянет вечно в это гиблое место? Уж столько людей пропало ни за что, ни про что… Я так понимаю, вы туристы-любители? Решили аномальщиной заняться?

Гор поддакнул, вроде бы смутившись. Дядя Гриша снова вздохнул.

– Будь мы американцами какими, давно устроили бы туристические экскурсии… за лавэ, естественно… То бишь, за мани, по-ихнему. Да вот только место – оно и впрямь гиблое. Люди не возвращаются. А кто возвращается, тот…

Он кивнул на Васю, который самозабвенно ковырял в носу.

– Он сошел с ума в аномальной зоне? – уточнил я. Меня совсем не удивляло то, что человек свихнулся после знакомства с творениями Кукловодов. Больше удивления вызывал тот факт, что я сам до сих пор адекватен.

– Лет пятнадцать назад это было, – сказал дядя Гриша. – Понесла его нелегкая в лес, за Маришкин овраг. Вернулся через неделю – худой, весь в струпьях. Трясется весь, лопочет ахинею всякую… С тех пор ничего внятного так и не произнес. И врачи его смотрели, и поп, и даже наша баба Люся, знахарка… А ведь раньше мужик был – ни черта, ни бога не боялся!.. Что-то там есть, за оврагом, что-то такое, чего лучше и не знать.

Мы с Гором переглянулись. Нам не повезло: мы знали – примерно.

– Короче говоря, – подытожил дядя Гриша, – не советую вам ерундой заниматься. Возвращайтесь в ваши города, сидите в интернетах, читайте лучше страшные байки, если уж так приспичило. А сами не лезьте. Кстати, вы где ночевать собираетесь?

– У нас есть палатка, – сообщил Гор.

– Да ну вас, с палаткой! – хохотнул дядя Гриша. – Пошли ко мне домой! У меня жена за товаром укатила, только завтра к вечеру приедет. В других деревнях передвижные магазины, а у нас настоящий! Какую-никакую прибыль приносит. Дети все учатся. В Ленинграде. То бишь в Санкт-Петербурге, – с гордостью добавил он. – Скучно с этим немычачим сидеть, прости меня Господи. Поужинаем, тяпнем для настроения… А я баньку затоплю, а?

При слове «банька» я встрепенулся. Все мое тело зудело от немытости уже несколько дней, причиняя много страданий.

Таким образом, вечер мы провели весьма приятно. Дядя Гриша жил в просторном деревянном доме с мансардой. Внутри было чисто и уютно. Рядом, во дворе, стояла баня и дровяной склад. Дядя Гриша, поражая нас своим гостеприимством, быстро накрыл стол, нарезал огурчиков и маринованных грибов, подогрел и разлил суп. Потом с лукавой улыбкой поставил на стол гигантскую бутыль с самогоном.

Прежде пить самогон мне не доводилось. Дядя Гриша расхваливал его на все лады: будто бы он «чистый как слеза» и «после него похмелья не будет, хоть ведро выпей». Ведро выпивать я бы не рискнул, но и совсем отказываться не стал. Жизнь Робинзона утомляла, и хотелось как следует расслабиться. Дядя Гриша налил по полному стакану и сказал, что пить больше до баньки не надо.

Позже мы парились в тесной, но жутко жаркой бане, хлестались вениками с сильным еловым ароматом. Еще позже сидели на кухне, пили самогон, ели и слушали истории из жизни дяди Гриши. Васька давно закемарил на лавке, а мы все сидели и сидели, пока у меня не начали слипаться глаза. Как добрался до постели, я не помнил. Дрых без задних ног.

Проснувшись поутру, я не сразу сообразил, где нахожусь. Гор уже проснулся и умывался холодной водой во дворе. Голова у меня слегка кружилась, но похмелья пока что действительно не было. Я очень надеялся, что и не будет. Дядя Гриша тоже встал раньше меня и хозяйничал на кухне, свежий и бодрый.

Он больше не уговаривал нас не лезть в гиблое место. Вероятно, решил, что бесполезно. Он предложил оставить машину у него во дворе, поскольку дальше дороги нет, идти надо по лесу. Меня кольнула мысль, что дядя Гриша делает это не без задней мысли: если мы пропадем без вести, машина и все ее содержимое достанутся ему. Но глядя на его добродушное красное лицо, я с негодованием отринул эту недостойную мысль. Если мы исчезнем, машина доставит ему больше проблем, чем выгоды.

Гор вытащил из багажника полтонны необходимых вещей и вместе со мной распихал в два огромных рюкзака. Когда дядя Гриша отлучился куда-то, он вынул тсантсу, лампу Кривого и струны Эхе бурхан. Я впервые увидел, как специальным образом засушенные головы неведомых аборигенов с далеких островов с зашитыми веками и ртами морщатся, шевелятся и подскакивают. Их корчи вызывали тошноту. Лампа Кривого мигала, струны шамана Этигела гудели, стреляясь синеватыми искрами. Все детекторы Дмитрия Гора буквально кричали о том, что нежить поблизости.

Сгибаясь под тяжестью рюкзаков, мы двинулись в глубину тайги, а дядя Гриша еще долго смотрел нам вслед. Возможно, на меня подействовало его гостеприимство, в особенности отличная банька, но мне почудилось, что он искренне сожалеет о том, что мы не отказались от своей идеи исследовать гиблое место. Честно признаться, я и сам сожалел. Однако понимал, что обратного пути у нас нет.

Глава 4

Идти по тайге, несмотря на почти полное отсутствие подлеска, было делом нелегким. Ноги проваливались в толстый слой полусгнивших веток и хвои, из-за чего создавалось ощущение, точно идешь по колючему толстому ковру, который хватает тебя за ноги. Усталость от такой ходьбы была нешуточная. Гор сверялся с GPS-навигатором каждые сто с лишним метров. Тайга здесь почти полностью состояла из хвойных пород деревьев. То и дело цокали и шмыгали туда-сюда серые белки, иногда на вершинах деревьев с шумом и карканьем взлетали вездесущие вороны.

Мы шли без остановки до самого обеда. К тому времени рюкзак потяжелел килограммов на двадцать, ноги одеревенели, плечи ныли от лямок, а спина болела со страшной силой. Я терпел, ожидая, когда Гор наконец устроит привал.

Когда впереди показался небольшой овраг – наверное, тот самый Маришкин овраг, – я валился с ног. Собирался уже, наплевав на гордость, окликнуть Гора и попросить остановиться, но Дмитрий внезапно замер и скинул рюкзак на землю. Чуть ли не со стоном я сделал то же самое.

Мы пообедали хлебом и колбасой, попили горячего чая из термоса. После отдыха я словно заново родился. Но, едва взвалил рюкзак на спину, усталость навалилась с удвоенной силой. Гор, насколько я заметил, тоже сбавил шаг. Мы осторожно пересекли овраг.

И тут случилось нечто странное. Я не сразу понял, что именно. Потом, когда Гор остановился и принялся озираться, до меня дошло, что наступила неестественная тишина. Цоканье белок, карканье ворон и прочие звуки внезапно сменились мертвой тишиной. Ее нарушали лишь наши шаги.

Гор достал ружье. Я напрягся и посмотрел в том же направлении, что и Гор.

– Кирилл, – шепотом сказал Гор, – когда я смотрю в одну сторону, ты должен контролировать другую. Мы должны прикрывать друг друга.

Из деликатности он не стал напоминать, что уже объяснял мне эту простую истину, которая вылетела из моей дырявой головы. Я сразу отвернулся, чтобы «прикрыть» Гора.

И увидел сквозь еловые ветви бледную фигуру.

У меня вспотели ладони, и захолонуло сердце.

– Гор! – прошипел я, не отрывая взгляда от фигуры.

Дмитрий обернулся и приподнял ствол. Я вынул пистолет, который мне доверили на время путешествия по тайге. Ощущать надежную тяжесть в руке было приятно, здорово успокаивало. Мы медленно направились к фигуре.

Уже через несколько шагов поняли, что это повешенный человек в белом. Точнее, женщина. Она висела на толстой горизонтальной ветке кедра, длинное грязно-серое платье свисало ниже ног, так что ступней не было видно, длинные черные волосы скрывали лицо.

Мы обошли могучее дерево. Под ногами похрустывали веточки и остатки орехов. Этот тихий хруст в окружающей нас тишине звучал как пушечные выстрелы.

Держа в одной руке ружье, Гор достал свободной рукой струны – они едва слышно звенели. Но детекторы в этих краях сходили с ума постоянно, поэтому пользы от них было чуть больше, чем ничего.

Мне не то, чтобы было страшно, меня захлестнула болезненное любопытство. Отчего-то ужасно захотелось поглядеть в лицо повешенной. Однако сделать это было непросто: спутанные волосы заслоняли лицо непроницаемой завесой, в них застряли веточки, листья и другой лесной сор. Судя по всему, тело провисело не один день; кисти рук, к примеру, высохли и пожелтели.

Я приблизился к повешенной, глядя на нее снизу вверх.

– Отойди! – крикнул Гор внезапно.

Поздно. Повешенная дернулась; я подумал в первое мгновение, что веревка, держащая ее, оборвалась. Платье задралось, и оттуда, где должны быть ноги, на меня вылетели, словно две змеи, человеческие руки. Они вцепились в отвороты куртки. Нежить уже тянула ко мне и свою верхнюю пару рук. Волосы откинулись, и я увидел то, что хотел – лицо повешенной. Вид был мерзким: вместо глаз – черные дыры, возможно, выклеванные воронами, вместо рта – гнилой провал с мелкими желтыми зубами. Нос провалился.

Я отбивался из всех сил. Рот у меня открылся, но крик застрял в глотке. От ужаса и омерзения сперло дыхание.

Продолжение в комментариях

первая часть тут http://pikabu.ru/story/vladyika_smerti_kukla_4346062

Глава 1

В детстве мне часто снились яркие, потрясающие сны о приключениях в удивительных мирах. Когда я просыпался утром, то желал, чтобы следующей ночью мне приснилось продолжение. Но продолжения никогда не снились, и это меня очень огорчало. И вот теперь, после истории с Кукловодом, мое желание исполнилось, но не совсем так, как я хотел.

С тех пор, как мы с Дмитрием Гором обнаружили в соседней квартире десять трупов, прошел почти год, но каждую проклятую ночь мне снятся кошмары. В этих снах я брошу по анфиладе заброшенных темных комнат без окон, с сырыми и облупленными стенами. Где-то вдалеке слышится топоток детских ножек, он приближается и приближается. Я ускоряю шаги, стараюсь дойти до выхода, но выхода нет. И вот свет, который еще есть в этой бесконечной веренице комнат, тускнеет еще больше. Я оборачиваюсь и вижу их – мертвых детей со сморщенными личиками, бурой пергаментной кожей, в лохмотьях… Они приближаются ко мне в полной тишине. Они смотрят на меня своими сгнившими глазами. Меня пробирает страх. Я поворачиваюсь и хочу убежать, но они окружают меня. Где-то в соседних комнатах ковыляет некое существо, и я знаю – это жуткая марионетка Кукловода. Свет гаснет, и я уже чувствую на своем теле детские ручонки…

Я просыпаюсь в ужасе, иногда вскрикиваю, хотя не уверен в этом точно. В комнате, кроме меня, никого по ночам не бывает, а родители спят в другом конце дома. Я вспоминаю, где нахожусь – в доме родителей, но мне долго приходится убеждать себя, что рядом в полумраке никто не притаился и не смотрит на меня…

После прошлогоднего случая с соседкой и похищенными детьми родители не дали мне шанса снова жить отдельно в съемной квартире. Не подействовали даже аргументы, что мне, мол, тяжко по утрам ездить на занятия из пригорода. После бурного семейного совета мои интеллигентные и чрезмерно мнительные родители постановили: отныне – и, надо полагать, навсегда, – я должен находиться рядом, то есть в просторном родительском доме, куда наша семья переехала несколько лет назад, в тихом и мирном пригороде. Уж здесь-то, по мнению родителей, я не влипну в историю с маньяками и трупами.

Пригород был небольшой, состоял весь из частных домов, с трех сторон к нему вплотную подступал лес.

В принципе, я не сильно возражал. Нервы у меня были никакие. Я старался этого не демонстрировать, хотя получалось не всегда хорошо. Родители не знали, что же на самом деле я увидел в квартире соседки. Они думали, что всё было просто и понятно, хоть и жутко, конечно. Я якобы заметил незапертую дверь и вошел узнать, все ли в порядке. И наткнулся на десять трупов, которые выглядели вполне прилично, как в гробу на отпевании. О том, что там было в реальности, и о том, что мне снилось в кошмарах, они и не подозревали. Да и пусть. Не думаю, что их психика это выдержит.

Я придерживался официальной версии, которую изложил и полицейским, и журналистам. Просто я оказался тем самым парнем, который наткнулся на тела пропавших детей. Маньяк по этой версии успел скрыться. Ни о марионетке, ни о Кукловоде с Гором, ни о нежити с прочей мистикой я никому не заикался. Да и как о таком расскажешь? Путевка в дурдом будет обеспечена.

Первый курс журфака я закончил с вполне терпимыми оценками. Кое-кто из одногруппников заметил, что я стал другим, отчужденным, замкнутым и подозрительным. Но никто из них не представлял, до какой степени развилась моя паранойя. Я удалил все аккаунты в соцсетях, создал емэйл под другим именем. Я всегда приглядывался ко всем прохожим, и если кто-то задерживал на мне взгляд, меня это нервировало, как каторжника в бегах.

А всё потому, что я помнил: Кукловод видел мое лицо. Он меня запомнил. И он может вернуться, чтобы отомстить. И тогда мне будет очень плохо.

В глубине души, впрочем, я надеялся, что Кукловод не станет тратить на меня времени. Да и Гор должен предупредить, если что не так.

Кстати, о Горе. С тех пор, как он оставил нас с Дашей на площади перед больницей скорой медицинской помощи, я его ни разу не встретил. Он пропал и не давал о себе знать. Иногда становилось интересно: жив ли он вообще? Чем занимается? Так и продолжает охотиться на этих тварей? И как он может жить с этим знанием? Разве его не мучают кошмары, как меня? Встретимся ли мы опять?

Наступили летние каникулы, в город пришло солнечное и знойное лето. Я жил под крылышком родителей, иногда радуясь их заботе, иногда мучаясь. Как бы то ни было, со временем мне стало лучше, я уже не дергался от каждого шороха. Моя нежная натура вроде бы начала восстанавливаться. А потом всё рухнуло, и кошмар вернулся снова…

В тот день – на редкость жаркий и душный – я завтракал на кухне в одиночестве, уставившись в книгу. Родители с утра укатили на работу, оставив в холодильнике картошку фри, вчерашнюю утку и свежевыжатый апельсиновый сок. А также записку на столе, в которой подробно описывалось, как всем этим добром воспользоваться, не забыть разогреть в микроволновке и прочие ценные указания.

Рядом вертелся Билли, наш ротвейлер, здоровенная и добродушная псина. Он явно уже поел, но, судя по глазам и частому облизыванию, был не прочь поесть еще раз.

Прихлебывая сок, я поймал себя на том, что каждые несколько секунд поглядываю из окна во двор, где у нас рос садик, а за низким забором можно было разглядеть улицу. Стоило кому-то пройти или проехать мимо, как я машинально бросал туда взгляд.

– Всё-таки пора завязывать с паранойей, – сказал я Билли и себе. – Пошли погуляем.

При слове «погуляем» Билли ужасно возбудился. Я накинул на него поводок, нацепил намордник, чтобы соседи не возмущались, и вышел на улицу.

Мне сразу попался сосед – мой ровесник Женька Пономарев. Он жил через три дома, был высок, широкоплеч, статен и хорош собой. От него всегда пахло хорошим парфюмом, девчонки на него вешались, и от этого он был до безумия влюблен в собственную неотразимую персону. Когда я вышел с Билли, Жека вышел покурить и, как говорится, осмотреться.

– О, какие люди! – завопил Женька издали. Голос у него низкий, с хрипотцой, девчонкам такие нравятся. – Кирилл «Сижу дома в одиночестве» Ратников!

Я ответил натянутой улыбкой и протянул руку. Женька схватил мою ладонь и крепко сжал. Он всегда любил демонстрировать силу. Мне вспомнилась стальная хватка Гора. Что будет, если они встретятся?

– Знаешь, Жека, – сказал я. – Иногда посидеть дома – это самое то…

Женя запрокинул голову назад и сделал вид, что сейчас умрет от смеха.

– Ну не месяц же в четырех стенах сидеть? – завопил он. – Ты че там вообще делаешь? Рукоблудствуешь? Где твоя цыпа, кстати? Пару раз приезжала и пропала.

Даша и впрямь в последнее время редко давала о себе знать. Две недели назад мы поговорили по телефону, и она сказала, что уезжает на десять дней в Таиланд с двоюродной сестрой. С тех пор ни слуху, ни духу. Хотя роуминг наверняка дорогой; это мне, как парню, следовало бы позвонить. И аккаунтов у меня больше нет, так что ей и писать-то мне некуда… Даша так и не поняла, зачем было удалять странички, а я не смог дать внятного ответа.

В любом случае, даже несмотря на мои выходки, непонятные для нее, интерес ко мне у Даши явно поутих. Я-то надеялся на развитие отношений, особенно после того, как провел у нее дома несколько дней и ночей. Но и секс не сдвинул отношения с мертвой точки. Они даже немного откатились назад. Всё-таки мы были слишком разные: она – гламурная и адреналинзависимая экстремалка, а я – книжный червь и наследственный ботан.

– Уехала в Таиланд, – сказал я честно.

– Плохо дело, брат, – посочувствовал Женя. – Уехала в Таиланд и без тебя? Плохо. А жаль. Такая симпатяшка.

Всем своим видом Женя демонстрировал, что не понимает, как она не бросила меня еще раньше. И вообще, что нашла во мне, занудном, неинтересном типе.

Чтобы хотя бы ненадолго стереть с лица Жеки эту его понимающую ухмылку, я буркнул:

– Она меня звала, я сам отказался.

Получилось еще хуже. Женя закис от смеха.

– Не, ну нормально? Всё вообще хреново, брат! «Сам отказался»! Ты вообще о чем думаешь? Такая телочка к нему подкатывает, а он «отказался»! Блин, я от тебя в шоке, Ратников.

Я промолчал. Мне было плохо, и я уже пожалел, что вышел из дома. Билли дергал за поводок, намекая, что надо бы подвигаться для приличия.

Женя побуравил меня своими голубенькими глазками и внезапно сменил тему:

– Я тут с утра созвонился с двумя чиками. После обеда собираемся махнуть на озеро. Тачка есть, я отвечаю. Возьмем че-нить с собой выпить, пожрать и вперед! Оттянемся по полной. Только предупреждаю, одна из телок, Диана, моя, понял? На нее не прыгать. Хотя… – Он снова загоготал своим хриплым голосом. – Ты от таких телок отказываешься… Так что я особо не переживаю, блин…

Женя хлопнул меня по плечу – чувствительно. У него постоянно было желание подкалывать и всячески угнетать собеседника. Но это желание не шло ни в какое сравнение с тем цирком, что он устраивал при наличии аудитории. Сейчас мы были вдвоем, если не считать Билли, так что мне еще повезло.

Меня распирало желание врезать ему по ухмыляющейся морде. И крикнуть, что он не представляет, отчего я боюсь выходить из дома. Он понятия не имеет, что я пережил. Как бы он повел себя в этой ситуации? Не факт, что по геройски.

Но мне не хотелось выставить себя еще большим чудаком, чем на самом деле. И я согласился. Договорились встретиться у его дома полтретьего пополудни.

В три мы уже выезжали из поселка на джипе «Мицубиси-Паджеро», который принадлежал отцу Жени. Его отец был в командировке, а мать с дочерью уехали в Женькиной тете на пару дней, поэтому у моего соседа была возможность делать всё, что в голову взбредет. Рядом с ним на переднем сидении сидела Диана – стройная и большегрудая девица с кудрявыми волосами и скучающим выражением лица. На заднем сидении в моей компании очутилась Катя – тоже стройная, но с грудью поменьше на размер, зато более симпатичная и милая. У нее были длинные каштановые волосы, как у Даши, вздернутый носик с веснушками и огромные мечтательные глаза. На ней красовался синий и очень короткий сарафанчик, который мне приглянулся. Мы улыбнулись друг другу и вроде бы остались друг другом довольны.

Женька остался при своем репертуаре и, пока мы ехали по лесной дороге, то и дело отпускал восхитительные с его точки зрения шуточки. Мол, чем мы там сзади занимаемся и знаю ли я, что делать с молодой симпатичной девушкой.

– Катюха, – вопил он, таращась на нас в зеркало заднего вида, – ты, если че, разговаривай с Кириллом о книгах. Он у нас ученый. Другие темы ему неинтересны. Но парень он не промах, так что советую тебе с ним заобщаться.

Я вяло отбрехивался, а Катя поглядывала на меня сочувственно. Видно, была в курсе, что за фрукт наш Жека. Она вообще оказалась молчаливой и скромной, не то, что Диана. Та хохотала над тупыми шуточками Женьки, а потом ни с того, ни с сего начинала хмуриться, фыркать и жаловаться то на ухабистую дорогу, то на жару. Одним словом, я был рад, что Диана и Женя нашли друг друга и что мы с Катей были не с ними.

– А я, кстати, люблю читать, – парировала Катя грудным голосом. – И если ты, Пономарев, что-то имеешь против грамотных людей, так это потому что сам ни бэ, ни мэ.

Женька после этих слов поутих. Я перехватил несколько напряженных взглядов в сторону Кати, но не придал им значения. Мне было приятно, что Катя заступилась за меня и утихомирила этого клоуна всея Руси. ¬¬¬¬ – Знаю я, как ты любишь книги, – буркнул он напоследок и больше до конца поездки к нам не обращался.

Когда мы уже довольно далеко углубились в тенистую глубину леса, мне на глаза попалась одинокая избушка, будто из сказки. Сделана она была, впрочем, не из целых бревен, а из досок, но выглядела как домик какой-то ведьмы. Вся обросла мхом, краска на досках облупилась, крыша кое-где провалилась. Судя по целым оконным стеклам, белым занавескам и белью на веревке, в избушке кто-то жил.

– Кто это здесь живет, в этой глуши? – тихо спросил я у Кати.

– Баба Клавдия, – так же тихо ответила та. Чтобы посмотреть на избушку, она на минуту прижалась к моему плечу грудью. – Сумасшедшая старушка. Когда-то здесь было много домов, но болото подступило слишком близко, и большинство жителей переехало. А баба Клавдия уперлась: мол, родилась здесь, здесь и умру. У нее много детей и внуков, они за ней приглядывают, привозят продукты и топят печь зимой.

– С ремонтом, видно, не помогают, – проворчал я.

Катя хмыкнула. Я повернулся к ней, и наши лица оказались в паре сантиметров друг от друга. Катя улыбнулась и отодвинулась.

– Фу, ну и дыра! – протянула жеманно Диана, сморщив тонкий нос. – Как тут вообще можно жить, не пойму. Жесть полная! У этой бабки крыша протекает так же, как и в ее хибаре.

– И, главное, не боится ничего, – подхватил Женя. – У нас тут тоже не всегда тихо. Вот за весну, как снег сошел, нашли в лесу несколько жмуриков.

– Ой, не надо про это, Женя! – возмутилась Диана. – Мы отдыхать едем или как?

Я вспомнил разговоры местных о трупах, найденных в лесу весной. Болтали, как водится, разное; что правда, что вранье – не разберешь. Никто толком не знал, убийства это были или просто бездомные замерзли зимой.

– Всё хорошо? – спросила меня Катя. Я поторопился сменить выражение лица. Упоминание о трупах меня напрягло. Возможно, это… Хотя нет, просто кто-то замерз насмерть с перепоя, а я уже вижу происки Кукловода… Я улыбнулся Кате, она – мне. Наверное, она ожидала, что я продолжу разговор или подвинусь поближе, но я не мог выдавить из себя ни слова.

Я так и сидел, пока впереди не показалась зеленая гладь озера, в которой отражались облака и деревья, росшие на берегах. Не знал, что сказать. Или сделать. Катя определенно меня волновала и в то же время заставляла робеть. Я понимал, что это недостойное поведение для парня, встречающегося с другой девушкой, но поделать с собой ничего не мог.

Остановившись на пологом берегу в тени раскидистого клена, Женя выскочил из машины. Снаружи донесся его бодрый голос:

– Даже если это и убийства, Диана, хотелось бы мне встретить убийцу на узкой тропинке. Посмотреть в глаза. Я б его перевоспитал так, что и в тюрьму не надо. Сразу побежит в церковь исповедоваться и помогать сирым и убогим…

– Ой да ладно, Пономарев, серьезно, что ли? Ты-то сам хоть раз в церкви был за последние пять лет? Или хоть раз помогал сирым и убогим?

– Говорят, он ходит в маске, – продолжал Женя, игнорируя подругу. – Повадка труса, на мой взгляд, в маске ходить.

– Откуда ты узнал, что убийца ходил в маске? – удивилась Катя.

Мы уже выбрались из салона и вынимали из багажника старую палатку, чтобы расстелить ее в тенечке.

– У меня кореш в местной прокуратуре, – подмигнул ей Женя. – Сказал, один из пострадавших был еще жив, когда его нашли в лесу зимой. Кто-то его здорово порезал. Этот доходяга бормотал что-то вроде «Полосатое лицо. У него полосатое лицо». Никто не врубился, конечно. А я думаю, это была маска. Псих этот убийца, короче.

– Хватит уже про убийц! – истерично взвизгнула Диана. – Еще одно слово, Женя, и я пешком домой пойду!

– Ага, как же! – фыркнул тот, но развивать тему дальше не стал.

Он залез в багажник и зазвенел чем-то. В руках у него был ящик, в котором позвякивали штук десять бутылок с пивом и две с коньяком.

– Ну че, друзья, по маленькой перед заплывом?

– Женя, – манерно растягивая слова, воскликнула Диана. – Ты ведь не собираешься пить? Ты же за рулем!

– И что? Ты видишь где-нибудь гаишника? А я за рулем всегда нормально. Старый конь борозды не портит.

– Это ты у нас старый конь?

– Это я в смысле опыта. Я с пятнадцати лет за рулем, это тебе не шуточки, поняла?

Возражений больше не последовало. Мы выпили по бокалу пива, закусили курицей гриль, потом опрокинули еще по бокалу пива и съели еще по кусочку гриль. Девушки не возражали против подобного хода событий, и я не видел ничего зазорного против того, чтобы расслабиться. Атмосфера располагала к отдыху, погода просто умоляла забыть о неприятностях. Два бокала дали о себе знать – я почувствовал, что все мои проблемы вполне решаемы. Ни о каких ужасах думать не хотелось.

Девушки созрели для купания. Обе забежали за джип, переоделись в купальники и с поразившей меня смелостью нырнули в воду. Мы с Женей выпили еще по бокалу темного, скинули шорты, оказавшись в купальных плавках, и последовали за девчонками. Когда-то я ходил на плаванье в городской бассейн, поэтому плавал неплохо. Вода оказалась прохладной, но терпимой. Я плескался с Женькой и девчонками и ощущал, что вот это – настоящая жизнь молодого человека, а вовсе не страхи и ожидание ужасов со стороны потусторонних сил.

В конце концов я забил на всё. Мы вылезали на берег, грелись на солнце и снова с воплями и визгом залетали в озеро. На Диане был красный купальник, который ей, по-моему, не очень-то шел; у нее оказались слишком массивные ляжки, уже с признаками целлюлита. Зато Катя в бикини цвета индиго выглядела настоящей русалкой. Я с восторгом и страхом понял, что она всё больше и больше волнует меня.

Поскольку мы с Женей старались произвести на девчонок впечатления больше, чем они на нас, то и устали больше. Примерно через час мы вылезли на берег, совершенно измотанные.

– Предлагаю перейти на коньяк, – сказал Женя. – Пиво пусть сосут бабы. Это не мужской напиток.

Я был с ним полностью согласен. Мы опрокинули несколько чарок. Голова у меня закружилась. Жизнь представилась прекрасной штукой, любые проблемы – надуманными и легкопреодолимыми. Даже Женя показался меня отличным парнем. Мы с ним поговорили на самые разные темы и пришли к одинаковым выводам. Вскоре Женя закемарил, лежа на брезенте старой палатки. Голова у меня уже кружилась не на шутку, и я решил хорошенько поплавать, чтобы протрезветь.

Когда-то в бассейне я выдавал неплохие результаты. Сейчас я мощным брассом обогнул мыс на озере и поплыл к противоположному берегу. Я и не представлял, что наши девчонки надумают порезвиться в озере без излишнего внимания с нашей стороны и заодно без всякой одежды.

Я услышал смех и крики, которые далеко разносились по воде. Потом я понял, что Катя и Диана продолжают веселиться в воде в соседней заводи – причем делают это без купальников. Я резко притормозил и затаился за густым кустом, росшим на мысе. Диана со своими массивными ляжками и грудями меня не заинтересовала, зато Катя заставила меня задрожать и затаить дыхание за кустом. У нее было потрясающее тело, и, благодаря случайности оно представало передо мной так, что я видел слишком много и одновременно слишком мало.

Признаться честно, по отношению к Даше я никогда не чувствовал ничего подобного. Отношения с Дашей были слишком последовательными, слишком закономерными и предсказуемыми, так что подчас навевали скуку. То, что сейчас я почувствовал к Кате, было похоже на взрыв. Я недаром прочитал много книг, поэтому понимал, что это самая настоящая страсть. Но и поделать с этим ничего не мог.

Совершенно протрезвев, я некоторое время следил за Катей, которая продолжала рассекать ровную поверхность озера. Каштановые волосы мокрым водопадом ниспадали ей на обнаженные плечи; она смеялась, такая живая и в то же время недосягаемая, а вода и солнечные лучи ласкали ее гладкую кожу, а я готов был кричать от дикого желания, наблюдая за ней из-за укрытия…

Спустя вечность девчонки решили вернуться к машине, и я поспешил поплыть обратно, мучаясь от того, что получил восторг вуайериста и мысленно предал Дашу. Они уже оделись, и у меня больше не было повода разрываться между извращенными восторгами и моральными принципами, вбитыми в голову родителями. Мне в какой-то степени полегчало оттого, что больше нет соблазна… Тем не менее, в глубине души крутился смутный вопрос, который не давал мне покоя много месяцев: может быть, Даша – это не моё?

Жека проснулся и, не испытывая никаких угрызений совести, которые мучили меня, принялся целоваться с Дианой. Я обратил внимание, что Катя смотрит на них странно – не то, чтобы осуждающе, но как-то неодобрительно…

В общем и целом всё предрасполагало к тому, чтобы я подошел к Кате и сделал с ней то, что делает настоящий мачо с красивой девушкой на берегу озера, летом и после изрядного количества выпитого спиртного. Однако я проявил себя настоящим тормозом и так и не сделал ни единого шага по направлению к Кате.

Пока я тормозил, Катя ждала от меня каких-нибудь действий, а Женя бессовестно сосался с Дианой, незаметно стемнело. Пришло время возвращаться. К тому времени мы более-менее пришли в себя, благо купание в озере отрезвляло, и сели в машину почти трезвые.

Женя, уже не такой энергичный, как днем, сел за руль. В лесу резко опустилась тьма, и лишь фары освещали неважную дорогу.

В какой-то момент случилось неожиданное: кто-то или что-то перебежало нам дорогу. Я не смотрел на дорогу, но краем глаза отметил, что это нечто небольшое, сутулое и похожее на обезьяну. Оно пропало в кустах на другой стороне дороги прежде, чем мы успели приглядеться. Женя ударил по тормозам, джип со скрипом притормозил у обочины лесной дороги.

– Что это за хрень? – завизжала Диана.

– Похоже на обезьяну, – высказался я.

– В наших лесах обезьяны не водятся, Кирилл, – ухмыльнулся Женя. – Щас позырю.

Девчонки хором завопили, чтобы он не выходил, а ехал дальше. Но именно из-за их воплей Женя поступил наоборот, чтобы лишний раз продемонстрировать крутость.

Он выбрался из машины. Двигатель гудел, фары освещали дорогу впереди и темные силуэты деревьев, по обе стороны от дороги клубилась тьма. Женя дошел до кустов справа от машины, туда, где пропало странное существо, раздвинул руками ветки, залез глубже.

От выпитого мои чувства притупились, но где-то на краю сознания у меня зародилась тревога…

Неожиданно Женька заорал благим матом, девчонки хором завопили, у меня сердце пропустило удар. В следующее мгновение Женя захохотал и ржал до тех пор, пока слезы не потекли. До меня не сразу дошло, что этот придурок нас разыграл.

– Ну чё, наложили в штанишки, а? – задыхаясь от смеха, спросил Женя. – Здорово я вас, а? Ну и трусишки вы все! Нет тут никого, вот смотрите!

Рисуясь, он снова залез в кусты спиной вперед. Видимо, он обо что-то споткнулся, потому что пошатнулся и рухнул назад. Настала наша очередь смеяться. Но наш смех заглушил дикий вопль, – я даже не сразу догадался, что это Женька орет своим хриплым брутальным голосом. В этом вопле было столько неподдельного ужаса, что я выпрыгнул из салона, прежде чем сообразил, что же делаю. Подбежал к кустам и увидел ноги Женьки, которые очень быстро ускользали вглубь леса. Кто-то волок Женьку, а он продолжал орать.

– П-п-помогите! – донеслось до меня. Женя заикался от страха. Больше он не издал ни одного внятного слова.

В голове у меня стучало, мысли путались, страх мешал соображать, я на полном автопилоте схватил валявшийся в лесной трухе сук и ринулся вслед за Женькой. Может, это и выглядело со стороны как храбрый поступок, но на самом деле я ничего не понимал. В панике сознание странным образом сужается; остается лишь одна простая мысль, которая овладевает человеком полностью. Иногда эта мысль «беги!». У меня она почему-то звучала как «догони!» Мне отчего-то представлялось очень важным догнать Женьку и его невидимого похитителя.

Проломившись сквозь кустарник, я очутился на крохотном пятачке, свободном от деревьев. Глаза уже привыкли к темноте, и я начал кое-то различать. Свет от фар сюда тоже кое-как попадал, так что тьма была не кромешная, хотя луны не было видно.

И вот тогда я увидел это.

Полосатое лицо.

Оно словно висело в темноте между деревьев – черно-белый овал. Черные полосы шли горизонтально, чуть косо. Лицо напоминало кусок шкуры зебры, натянутой на человеческую голову. Лицо располагалось довольно низко над землей, как если бы его обладатель был маленького роста или сильно сутулился.

Я смотрел на жуткое лицо, застыв на месте, держа в руках сук. Потом лицо исчезло. Я не услышал ни звука, ни шороха.

Перехватив палку поудобнее, я двинулся вслед за лицом, потому что Женька по-прежнему был где-то там. Он перестал кричать. Два шага – и я споткнулся обо что-то мягкое. Отскочил, подумав, что это лежит чудовище с полосатым лицом. Вспомнил о мобильнике и функции фонарика в нем. Засветил фонарик.

Женька лежал на спине и таращился в небо. Под подбородком у него словно открылся еще один рот – огромный и кровавый. Чудовище перерезало ему горло одним мощным движением почти до позвоночника. Больше не болтать Женьке ерунды, подумал я, не насмехаться над окружающими.

Я стоял, оглушенный, над телом, пока позади не захрустели ветки и не послышались испуганные голоса девушек. Я даже не боялся, что чудовище вернется. Отчего-то был уверен, что оно ушло и не вернется в ближайшее время.

Голоса девчонок меня пробудили. Я пересилил себя, крикнул:

– Стойте!

Они остановились, но не умолкли.

– Что там? Что случилось? Опять дурацкий розыгрыш, да? Если да, мы вас обоих убьем!

Я подошел к ним, испуганным и разозленным одновременно.

– Женю убили, – бухнул я, прежде чем подумать, как сказать поделикатнее. Мне было не до деликатности.

Сначала девчонки не поверили. Да и потом, когда я сказал, что не шучу, не поверили. До них никак не могло дойти, что кого-то вот прямо только что убили чуть ли не на их глазах. Такого не бывает в жизни, только в кино. А мы не в кино.

Но Женя молчал, не отзывался на зов. Я попытался не пропустить девчонок к телу, но Диана прорвалась. Она остановилась в трех шагах от смутно видневшегося тела, плечи у нее затряслись, но никаких звуков она не издавала. Катя не тронулась с места. Она покачнулась, ее холодные ладони вцепились в мой локоть.

Дальше был сплошной кошмар, который продолжался всю ночь. Мне хватило ума не трогать тело и не позволить этого сделать девушкам. Я заставил их сесть в машину, сам уселся за руль и поехал в поселок. Мы сразу отправились в полицейский участок. Полицейские действовали на удивление оперативно. Уточнили, где именно тело, оставили девушек в участке, усадили меня в служебный «уазик» и поехали. Они долго осматривали место преступления, фотографировали. Подъехали еще машины. Все это время я сидел в «уазике». Глубокой ночью меня вернули в участок и приступили к допросу.

Я не удивился, обнаружив, что стал главным подозреваемым. Следователь открыто дал мне это понять. Он задавал разные вопросы, будто уже решил, что я убил приятеля после бытовой ссоры, возможно, из-за девушки. Спрашивал, куда я дел орудие убийства. Позже в комнату для допроса вошел какой-то лейтенант и, не обращая на меня внимания, сказал, что в лесу возле тела нашли отпечатки ног, которые уходили от тела и терялись в глубине леса.

Тон следователя моментально изменился. Ко мне он сразу потерял интерес.

– Эти следы, – помявшись, сказал лейтенант. – Странные они какие-то…

– Что значит «странные»?

– Не совсем человеческие, что ли…

Следователь приподнял брови.

– А чьи? Звериные?

– Палыч, наш эксперт, говорит, что этот тип, чьи следы, болен чем-то там, отчего ноги деформируются.

– Так эти следы босых ног, что ли?

– Так точно. Как и в прошлый раз…

Следователь почесал затылок. Затем вспомнил о моем присутствии. Меня отвели в другую комнату и заперли за замок. Там я и сидел чуть ли не до рассвета. В коридоре бегали, топали, раздавались отрывистые команды, забористый мат.

Мне было так плохо, как никогда прежде. Как я мечтал больше никогда в жизни не сталкиваться с той жуткой мерзостью, которая обрушилась на меня год назад! Сейчас я всеми фибрами чуял: оно вернулось. Потусторонние силы, нежить, монстры – всё то, что, оказывается, существует на самом деле. Оно вернулось, и оно рядом. Скрывается в темноте, смотрит оттуда алчным взором…

Продолжение в комментариях

Глава 1

В моей жизни есть одна ночь, когда всё изменилось. До нее я не верил во всю эту потустороннюю ерунду, которую показывают в дешевых ужастиках и обсуждают тетки на скамейках. Но той ночью случилось кое-что, что изменило мои убеждения, а заодно лишило спокойного сна на долгое время. В сущности, эта ночь изменила всю мою жизнь.

Меня зовут Кирилл Ратников, в то время мне было всего девятнадцать лет, я учился на журфаке и жил на съемной квартире. Собственно, я мог бы жить и у родителей в четырехкомнатном доме в пригороде, да и предки настаивали, чтобы я был поблизости, но я не захотел. Мои родители – люди очень интеллигентные: папа – профессор на кафедре химии в институте, мама – зам по лечебной работе в НИИ глазных болезней. А я у них – единственное чадо, вокруг которого они всегда разводили много шума и беготни.

Помню, когда я упал с забора в пятом классе и вывихнул лодыжку, меня хотели повезти в Германию, чтобы лечить. Наши врачи насилу уговорили остаться. А когда я задержался на вечеринке в гостях у однокашника в девятом, мама успела поднять на ноги всех родных и близких.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы меня баловали. Этикет в нашем доме всегда выполнялся на сто процентов. Бегать и орать было ни в коем случае нельзя, так что я отводил душу во дворе. Каждый вечер я должен был пересказывать прочитанное за день и по возможности вступать в интеллектуальную дискуссию с папой или мамой. Драться также не поощрялось, родители были категорически против, когда я изъявил желание записаться на курсы самбо.

Зато поощрялось изучение языков, истории античного мира и посещение бассейна. В итоге я окончил школу плечистым от плаванья полиглотом, почти свободно изъяснявшемся на английском, немецком и французском языках, очень воспитанным и слабовольным.

Иногда, довольно редко, у меня случались приступы упрямства, когда я шел против воли родителей, и даже одерживал победу. Первая победа была, когда я отказался поступать в Московский гуманитарный университет, а пошел на местный факультет журналистики. Мне больше нравилось писать статьи, чем заниматься всякой гуманитарной ерундой в шумной и наглой столице. Вторая победа, собственно, и привела меня в съемную квартиру подальше от чересчур внимательных родителей.

Мама никак не хотела понимать, зачем мне жить отдельно. Мне ведь придется готовить себе, стирать и вообще жить самостоятельно! В конце концов вмешался отец – сказал, что молодому человеку нужно пространство для маневров с женским полом. Мама чуть не прослезилась, когда осознала, что ее ребенок вырос в мужчину и хочет встречаться с девушками. Я сказал, что мне будет трудно каждый день ездить в универ из пригорода. Мама возразила, что отец может меня отвозить на учебу, потом ехать в свой институт. Но институт находился очень далеко от журфака, так что папа поддержал идею самостоятельного проживания. И я со вздохом облегчения на время избавился от любящего диктата.

После того, как я заселился в маленькую, но уютную квартирку на третьем этаже, родители стали настаивать, чтобы я звонил им каждый вечер. Я с большим трудом уговорил их сократить количество отчетов до трех в неделю. Со временем я надеялся уменьшить их до двух, а позже и до одного. Не всё же сразу!

И вот я стал жить самостоятельно. Сначала было непривычно, но я быстро освоился. Готовить я научился еще раньше, вещи стирала автоматическая машинка, а убираться пару раз в неделю в одной комнате и кухоньке не такая уж проблема. За аренду платили родители, деньги-то не были для них проблемой, я получал повышенную стипендию за успеваемость, так что на карманные расходы хватало. До журфака было три квартала, и мне даже не приходилось пользоваться общественным транспортом.

Хозяйка квартиры, Лидия Анатольевна, была женщиной в возрасте, мощной комплекции, с громовым хохотом и зачесанными вверх волосами, которые образовывали прическу размером с Эльбрус. В далекие девяностые она купила в этом доме несколько квартир практически за бесценок и сейчас жила на доходы от аренды. На нашей лестничной площадке ей принадлежала еще одна квартира, пока незанятая и пустующая. Лидия Анатольевна предпочитала сдавать квартиры на продолжительное время. В третьей квартире жила одинокая бабулька лет восьмидесяти по имени Галина, приземистая, кругленькая, с добрым морщинистым лицом и волосами, напоминавшими паутину.

Баба Галя была не по годам энергичная. Как-то мы разговорились с ней во дворе.

– Лучше одной жить, – сообщила мне она, и по всему было видно, что она сама верит в эти слова. – Был у меня муж, так умер одиннадцать лет назад, Царствие ему небесное. Потом Витек ко мне посватался, это дед из соседнего дома был такой. Вдовец тоже. Через три года удар его хватил, лежал он, парализованный, все дела под себя делал… Я с ним еще три года промучилась, ухаживала… Ох горе-горе! Нет, лучше одной жить.

– А дети? – робко спросил я и спохватился. Вдруг и они умерли? Мой вопрос будет нетактичным.

– Уехали кто куда, – бабка махнула рукой. – Сын во Владивостоке, дочь замуж за испанца вышла, в Мадриде живет.

Я не стал допытываться, почему бы кому-нибудь из них не взять престарелую мать к себе. Но – как говорится, в каждой избушке свои игрушки. Мало ли какие у них отношения между собой? После этого разговора я долго думал, что даже дети и супруг или супруга – не гарантия защиты от одиночества.

Разговор этот состоялся на второй день после моего переезда. А через неделю я обратил внимание, что Галина больше не сидит на скамейке и вообще не высовывает носа из квартиры. Я подумал было, что бабка отправилась вслед за мужьями, но как-то поздно вечером возвращался с универа и увидел свет в окнах ее квартиры. На фоне закрытых штор двигалась тень.

Не знаю, что меня насторожило в этой тени, но я остановился и некоторое время таращился в окна на третьем этаже. Тень двигалась как-то странно, дергано, будто куклу дергали за ниточки. Может, заболела наша баба Галя? Живет-то она одна, даже позаботиться некому.

Я подумал и, поднявшись на третий этаж, позвонил ей в дверь – спросить, всё ли в порядке, и предложить, если надо, помощь. В глубине квартиры задребезжал звонок, через глазок лился желтоватый свет из прихожей. Не успел я убрать руку с кнопки звонка, как глазок потемнел. Бабка то ли была поблизости, то ли очень быстро подскочила. Нет, подумал я, скорее всего она не болеет.

Прошло несколько секунд, но дверь и не собиралась открываться. Глазок по-прежнему был темный. Наверное, не может разглядеть, кто это, а открыть сразу боится.

– Баба Галя, это я, Кирилл, сосед ваш! – крикнул я.

Никакой реакции не последовало. Глазок словно бы таращился на меня. Я представил, как старуха стоит за дверью и глядит на меня, и по спине пробежал холодок.

И тут случилось нечто жутковатое, отчего меня передернуло. За дверью послышалось шипение. Я не сразу понял, что это человеческий шепот – свистящий, зловещий.

– Уходи… Уходи.

Меня будто откинуло от этой страшной двери. Я юркнул в свою квартиры, запер дверь и долго стоял в прихожей, прислушиваясь к тишине.

Когда первый испуг прошел, на меня накатила досада. Я сидел в своей кухоньке и думал: надо же, здоровый мужик испугался шепота дряхлой старухи из-за двери! Ну, заболела бабка, да и не в себе от маразма, отсюда грубость. Чего так пугаться-то?

В общем, я убедил себя, что всё в порядке. И даже выкинул происшедшее из головы на время. А через пару дней снова вспомнил. В тот вечер я гулял с подружкой, Дашей Комиссаровой – она училась в моей группе, и у нас вроде бы начинались отношения. Я ее проводил до остановки и потопал домой. Сумерки уже сгустились, шел противный осенний дождик, фонари горели через один, и их тусклый свет разбивался каплями дождя на миллионы точек. Пахло сыростью и автомобильными выхлопами.

Я уже подходил к своему подъезду, когда возле кустов кто-то зашлепал по луже. В сумерках видно было плохо, со стороны двора фонарей не было, темноту рассеивали лишь светящиеся окна. Еле различил приземистую фигуру, которая, прихрамывая, шагала ко мне. Свет из окна квартиры на первом этаже осветил знакомый клетчатый платок, и я узнал бабу Галю.

Выглядела она необычно. Платок заматывал всё ее голову с лицом, оставалась только щелочка для глаз. Старуха напялила на себя кучу одежды, так что и не разберешь, где перед, а где зад. И тащила она довольно объемную сумку, но уставшей не выглядела. Шла быстро, но какими-то дергаными движениями, и шагала прямо по лужам, словно не замечая их.

– Теть Галя, вам помочь?

Чудная бабка, напрочь меня проигнорировав, вошла в подъезд и захлопнула дверь. Я пожал плечами и последовал за ней. Добрался до площадки третьего этажа и на минутку приблизился к бабкиной двери, навострив уши. Что же всё-таки с ней такое? Болеет? Обострение маразма?

В глубине бабкиной квартиры затопало, потом бухнуло – будто кинули на пол что-то тяжелое. Наверняка теть Галя бросила свою сумку. И что она там притащила на ночь глядя? Затем послышался непонятный звук, вроде кошачьего мяуканья. Он тут же оборвался.

Внезапно глазок потемнел. Я не слышал, как она подошла к двери!

Пришлось отскакивать от чужой двери и скрываться за собственной.

Весь вечер я изнывал от любопытства, пытался подслушать, что творится у соседки, с помощью стакана, но в итоге мне стало так стыдно за свое недостойное поведение, за праздное любопытство, что я убрал стакан и сказал себе, что больше никогда не буду подслушивать.

Но в моем любопытстве была и легкая примесь страха. Видимо, уже тогда какое-то шестое чувство подсказывало, с каким кошмаром мне предстоит столкнуться…

Время шло, бабку Галю я больше не встречал. Учеба, общение с одногруппниками и в особенности с Дашей, лекции, приезжавшие в гости родители – всё это меня закрутило, завертело, и я совсем забыл о странной соседке.

Глава 2

Больше всего, конечно, в те времена мои мысли занимала Даша. Да и как о ней было не думать? Она очень красивая и стройная девушка, с твердым характером и почти болезненной любовью к экстриму. Когда-то она каталась на лыжах, потом на коньках, еще потом – на скейте. Она обожает риск, а адреналин ей важнее воздуха. Я и понятия не имел, что она нашла во мне – скучном интеллигенте, который даже и материться-то не умеет.

Из-за занятий опасными видами спорта у нее на белой шейке видны шрамы, но только тогда, когда она откидывает густые каштановые волосы за спину. Частенько я гадал, сколько и где еще у нее шрамов на теле, и когда мне удастся их все изучить…

Пока же до создания атласа ее шрамов было далеко. Вот уже месяц мы топтались даже не на уровне «конфетно-буфетного» периода, потому что Даша не любит ни конфеты, ни цветы, – или говорит, что не любит, – а еще хуже – невнятно-приятельского. Я всерьез боялся, что попаду в трясину френдзоны, откуда выхода уже не будет.

Все мои попытки как-то прояснить ситуацию разбивались о ее насмешливую – и прекрасную! – улыбку и уклончивые ответы. Когда я, отчаянно краснея, лез целовать ее в губы, она поворачивала голову, подставляя щеку. Стоило мне надуться на это, она быстро, одними губами, касалась моих губ и отодвигалась, заговаривая о чем-нибудь совершенно неромантичном.

В то же время она всегда соглашалась встречаться за пределами универа. Парни из нашей группы откровенно мне завидовали, отпускали соленые шуточки, из которых становилось понятно, что все уверены: мы давно спим вместе. Я делал многозначительную мину, не опровергая это заблуждение, а в глубине душе меня прямо-таки корежило от стыда.

Иногда я злился и на нее, и на себя. На нее – потому что она откровенно издевается надо мной. На себя – потому что не могу ни добиться своего, ни порвать с ней. Еще я злился на родителей, за то, что сделали из меня проклятого рафинированного интеллигента, который не может поставить девчонку на место.

Где-то через недельку после встречи с бабой Галей на улице я решил поставить вопрос наших с Дашей отношений ребром. Приготовил целую речь, репетировал весь вечер накануне. И после окончания последней лекции, под грохот скамеек и шарканье студентов в аудитории, устремился к Даше, словно камикадзе на Перл-Харбор.

Даша собирала ручки и тетради в сумку, рядом вертелись две ее подружки, Оля и Таня. Увидев меня, заулыбались этак ехидненько. У меня упало сердце: наверняка Даша им что-то обо мне рассказала, и наверняка ничего хорошего…

– О, Кирюша, привет! – сказала Даша. Я терпеть не мог, когда меня называли Кирюшей, но Даша продолжала это делать, хоть я ее и просил. Она повернулась к подружкам. – Пока, девочки! Меня не ждите!

У Оли и Тани, приготовившихся слушать наш диалог, вытянулись мордашки. У меня сразу улучшилось настроение.

– Даша, нам надо поговорить… – начал я проговаривать заранее заготовленный текст. Но Даша меня перебила:

– О, классно! Давай поговорим чуточку позже? Я хочу пригласить тебя на свидание! Можно?

Я залепетал что-то маловразумительное. Во-первых, разговор пошел не по сценарию. Во-вторых… Свидание???

– Ну что ты на меня вытаращился, Ратников? – фыркнула Даша, забрасывая тетради в сумку. – У нас в стране половое равенство. Могу я сама пригласить на свидание? Или ты против?

Естественно, я закивал так усердно, что чуть голова не оторвалась. И весь заготовленный текст из этой головы благополучно вылетел.

Как выяснилось, Даша не шутила и не издевалась. Она и правда пригласила меня на свидание в городской парк, где проходили сегодня соревнования скейтеров. Сама она не участвовала, хотя болела очень шумно и эмоционально, то и дело вскакивая и выкрикивая слова ободрения. Я сидел рядом, наблюдая за скейтерами, что выделывали разные трюки на специальных горках, и тихо млел от счастья. В этот день даже погода выдалась солнечная и теплая.

После соревнований мы пошли по парку прогуляться. Было еще не поздно, солнце еще не закатилось за высотки на западе. Мы остановились у рекламной тумбы на пересечении парковых аллей. На тумбе висел большой лист с фото ребенка – девочки лет четырех, и надписью «Разыскивается».

– Уже второе исчезновение, и опять ребенок, – тихо, изменившимся голосом сказала Даша. – Люди говорят, у нас объявился маньяк. Видишь, мусоров сколько шастает?

Я поморщился на слово «мусоров» и поглядел вдоль аллеи, где сгрудилось трое полицейских. В последние дни действительно их стало больше в округе.

– Надеюсь, скоро его поймают, – сказал я.

– Теперь тебе придется провожать меня до дома, – сказала Даша с серьезным видом. – Вдруг меня похитит маньяк!

Лицо у меня вспыхнуло от удовольствия.

– Ты не ребенок, – проворчал я. – Да и постоять за себя умеешь.

– То есть провожать меня до дома ты не будешь?

Я кинул на нее торопливый взгляд. Но нет, она вовсе не обиделась, глаза у нее были насмешливые, а уголки губ слегка дрожали – вот-вот улыбнется. Прямо Мона Лиза из двадцать первого века.

Я забормотал какую-то чушь, что нет, конечно, буду провожать, я не то хотел сказать и так далее. Даша рассмеялась и по своему обыкновению перевела тему.

Возвращаясь после этого – язык не поворачивается сказать – свидания, я обнаружил, что пустующая квартира по соседству обрела хозяина. Двери были распахнуты настежь, в проеме стояла, занимая его целиком, Лидия Анатольевна. Ее зычный голос эхом отзывался по всей лестнице, в руках звенела мощная связка ключей.

Новый жилец притулился в прихожей. Это был высокий худощавый молодой человек, примерно мой ровесник, с черными взлохмаченными волосами, худым бледным лицом и черными глазами. Он был одет в фиолетовую куртку с капюшоном, старые джинсы и кроссовки, больше похожие на башмаки крестьянина эпохи раннего Средневековья. На одном плече новый сосед придерживал рюкзак, в свободной руке держал за ручку металлический чемодан.

Когда я нарисовался на горизонте, новичок впился в меня своими черными глазами, потом снова потупился. Я подумал, что доверия он не вызывает. Похож то ли на наркомана, то ли на другого какого фрика.

– Здравствуйте, Лидия Анатольевна! – сказал я.

– А, Кирилл! Это еще один мой жилец, – объяснила она новому жильцу. – Очень, между прочим, порядочный. Не пьет, не курит. И девочек не водит… Пока…

Лидия Анатольевна по-девичьи хихикнула и подмигнула мне. Новый сосед стоял в той же позе, не улыбаясь и не поднимая глаз.

– Знакомься, Кирилл, это Дмитрий… э-э-э…

– Гор, – подсказал новый сосед тихим, очень спокойным голосом. – Дмитрий Гор.

Я протянул ему руку, и она неожиданно очутилась в стальном зажиме. Хватка у Дмитрия Гора была неслабая, я едва сдержался, чтоб не вскрикнуть.

– Я – программист, – пояснил Гор неизвестно для чего. Зато я сразу расслабился: программисты тоже фрики. То есть гики. Главное, чтоб не был торчком.

– А я студент, – парировал я. – Учусь на журфаке.

Гор кивнул, по-прежнему избегая смотреть в глаза. Потом кивнул в сторону третьей двери на лестничной площадке.

– А кто живет в этой квартире? – спросил он.

– Тут Галя живет, – ответила Лидия Анатольевна. – То есть для вас тетя Галя… Или даже баба Галя… Отчество не помню… Кстати, чего-то давно ее не видать. Ты ее видел, Кирилл?

Я кивнул, помедлив. Хотелось поделиться хоть с кем-то своими наблюдениями насчет бабы Гали, но что сказать-то? Что меня пугает странно изменившаяся бабка и ее маразм? На смех поднимут.

– А где остальные вещи? Это всё, что ли? – спросила Лидия Анатольевна у Дмитрия-программиста, указывая на его рюкзак и металлический чемодан.

– Остальное привезу позже, – бесцветным голосом сообщил тот. И отвернулся.

– Как угодно! – воскликнула Лидия Анатольевна. – Для человека, который оплатил три месяца вперед, всякий почет и респект!

Она оглушительно захохотала и пошла вниз по лестнице. Гор зыркнул на меня и захлопнул дверь.

Глава 3

Той ночью я долго не мог уснуть. А когда уснул, мне снились тяжелые, вязкие сны, в которых какие-то чудища гнались за мной по лабиринту заброшенных коридоров с сырыми и заплесневелыми стенами. Среди ночи я проснулся и никак не мог уснуть. Иногда такое со мной случалось.

Я схватил смартфон, лежавший на полу возле кровати. На ярко вспыхнувшем посреди темноты экране вспыхнули цифры: 2.15. Когда-то я читал в одном романе, что это ночное время называется «часом быка» по восточному гороскопу, и в это время человек чаще всего попадает в плен кошмаров.

Повалявшись еще некоторое время без сна, я понял, что так просто не усну. Надо было что-то сделать, например, подышать свежим воздухом на балконе. Тихонько, будто боясь кого-то разбудить, я встал и, не зажигая свет, вышел на лоджию. Когда раскрыл окно, в лицо ударил легкий морозец и сырость, а в уши вонзился гул города.

В нашем дворе, на который выходили окна моей лоджии, царили тишина, темнота и покой. Почти все окна слепо пялились в ночной мрак, свет нигде не горел. Но абсолютной тьмы не было: где-то за кронами полысевших деревьев светил фонарь и отбрасывал на темный асфальт пеструю тень.

Я стоял возле открытого окна, вдыхая холодный ночной воздух, пока не начал замерзать. Решив, что хватит, уже собрался было закрывать окно, но тут во дворе затопали.

Кому это не спиться? Я выглянул в окно и со смешанным чувством удивления и страха увидел знакомую скособоченную фигуру, замотанную в тряпки. Баба Галя! Чего это она разгуливает посреди ночи?

Стараясь не дышать, я пронаблюдал, как странная бабка, прихрамывая, дошла до нашего подъезда. С собой тащила огромный баул, как в тот раз. Возле самого подъезда рукав старухи зацепился за ветку клена. Рукав задрался, и в свете далекого фонаря вместо кисти блеснул узкий стержень…

Я отпрянул от окна и усиленно заморгал, стоя в темноте лоджии. Нет, мне не померещилось – вместо руки у старухи был какой-то протез в виде узкой трубки! Внизу давно хлопнула входная дверь, затем шаги послышались на лестнице, лифт у нас не работал лет сто, потом мягко защелкнулась дверь моей зловещей соседки, а я всё никак не мог прийти в себя.

Я не ошибся, а зрение меня не подвело. Вместо руки у нее был протез! Насколько помню, у бабы Гали все конечности были на месте!

Я не сразу сообразил, что слева от меня засияло окно – новому соседку тоже не спалось. Никаких звуков с его стороны не доносилось, но свет мигал, и что-то искрило, как при сварке.

Что он там делает? Что случилось с бабой Галей? Что вообще творится вокруг? Или я схожу с ума?

Между тем похищения детей продолжались, и в городе потихоньку нарастала паника. О похищениях говорили везде: по телику, радио, в интернете, газетах и просто на улицах. Все пропавшие дети были от пяти до восьми лет, пропадали среди бела дня, и дураку было понятно, что в городе завелся маньяк. Если верить журналистам, были организованы мощные поисковые работы с привлечением добровольцев, но толку было ровно ноль. Никого из детей до сих пор не нашли.

У родителей развилась форменная паранойя. Как-то я зашел в магазин за продуктами, и ко мне подошла маленькая девочка. Не знаю, почему, но дети ко мне вечно липнут, хотя я и не проявляю к ним особого интереса. Девочка с непосредственностью шестилетки протянула мне шоколадный батончик – мол, разверни его для меня. Не успел я шелохнуться, как на малютку налетела растрепанная мать, оттащила прочь и, подозрительно поглядывая на меня, принялась ругать дочь за то, что «подходит к незнакомым дядям».

– Да не ругайте ее, – добродушно сказал я. – Мы же в общественном месте. Да и я не маньяк.

– А я откуда знаю?! – рявкнула мамаша, ошпарив меня бешеным взглядом.

Я ничего не ответил и, купив молоко и хлеб, убрался подобру-поздорову. Тем более что все посетители и продавцы уставились на меня, словно уже было доказано, что я – самый настоящий маньяк-педофил. Настроение у меня было испорчено на весь остаток дня. Удивительно просто, до чего может довести человека страх. Паника превращает их в зверей, которые руководствуются лишь инстинктом выживания. Всё-таки страх – более древнее и могучее чувство, чем, скажем, чувство такта.

Понять испуганных родителей можно. Но, как говорится, осадок остался.

Тем временем мой новый сосед выкинул номер, который заставил меня отнестись к нему с еще большим вниманием. Дней через пять после его заселения я встретил его возле подъезда. Он сидел на скамейке и сосредоточенно копался в потрепанном сотовом телефоне давно устаревшей марки. Одновременно со мной к скамейке подвалила выпившая компания молодых людей в спортивных костюмах и с физиономиями типичных гопников.

Я замедлил шаги, лихорадочно соображая, как бы разминуться с этой неприятной компанией. Но они не обращали на меня внимания, потому что нашли жертву в лице Дмитрия Гора, моего нового соседа. Переминаясь с ноги на ногу за раскидистой липой, я шевелил ушами и слушал, как самый низкорослый и самый наглый из четверки «гопников» попросил у Гора дать телефон, чтобы «по-быстрому позвонить в одно место».

– Тебе не нужно никуда звонить, – тихо и ровно произнес Гор, не соизволив даже посмотреть на гопников. – Ты просто хочешь отобрать у меня мобильник. Эта идея плохая, потому что мобильник у меня старый и дешевый. Ты не сможешь его даже продать.

Гопники переглянулись и перестали лыбиться. От такого необычного ответа они не то, чтобы обалдели, – Гор поставил их маленькие и тупые мозги в тупик. Но изумление долго не продлилось.

– Слышь, ты че, умный слишком или дерзкий? Дай быстро позвоню, че ты ноешь-то? – сказал низкорослый спикер.

На сей раз Гор его полностью проигнорировал. За весь разговор он ни разу не поднял глаз от своего потертого мобильника, и я был уверен, что он даже не представляет, сколько человек нависает сейчас над ним.

Спикер схватил Гора за плечо. И тогда я стал свидетелем необыкновенного зрелища. Гор, по-прежнему не поднимая головы, взялся пальцами левой руки за запястье спикера и сжал его. Мне почудилось, что я слышу хруст костей. Спикер скорчился и замычал от боли, его свободная рука тщетно пыталась оторвать пальцы Гор от своей кисти.

– Не дергайся, – тем же непробиваемо спокойным тоном сказал Гор. Он по-прежнему в свободной руке держал свой древний гаджет. – Будет еще больнее.

Я стоял за липой и не верил глазам: гопник во главе ему подобных корчится перед худощавым парнем, сидящим на скамейке, и не может выдернуть руку из стального захвата, а его дружки хлопают ушами и не пытаются ничего сделать!

Наконец Гор соизволил поднять голову и разжать пальцы. Спикер тут же отскочил, потирая руку; лицо у него было как у ребенка, которого только что отлупили по заднице.

– Уходите, от вас слишком много шума, – тем же раздражающе спокойным и тихим голосом произнес Гор.

Гопники переглянулись.

– Да ну на…, пошли отсюда, это псих какой-то! В дурке таких держать надо, под замком!

И компания, к моему величайшему изумлению, поспешила ретироваться. Честно говоря, я бы на их месте поступил бы так же: Гор производил впечатление настоящего психа, с которым лучше не иметь дела.

Я бы с радостью не попадался на пути этого психа, но мне надо было пройти к себе на квартиру. Гор заметил меня и, слабо улыбнувшись, проговорил:

– Здравствуй, сосед.

И протянул мне руку. Я замялся. Еще раздавит! Помнил его хватку, да и минуту назад стал свидетелем его способности сжимать пальцы.

– О! – понял Гор и слегка улыбнулся. Улыбка получилась вялая и сонная, как у обкуренных. – Ты видел эту некрасивую сцену. Я тренировал пальцы по методике цигун. Настоящая сила в современном бою – это сила пальцев и сила суставов, а вовсе не мышц. Помогает избавиться от субъектов вроде этих.

Он мотнул головой в сторону удаляющихся гопников.

Я покивал и поспешил удалиться. Мне рассказывали, что у шизофреников очень большая мускульная сила – из-за гормональных сбоев и отсутствия какого-то тормоза в мозгах. Пока Гор относится ко мне благодушно, не надо его провоцировать.

И всё-таки после этого случая я стал приглядываться к новому соседу. Мне пришла в голову мысль, достойная параноидального состояния горожан в то время – а вдруг Гор и есть тот самый маньяк? Чем не версия? Живет он один, выглядит, как торчок или псих, по ночам у него горит свет…

Было бы круто – и страшно, – если окажется, что по соседству со мной живет настоящий маньяк. Вот если бы мне удалось заглянуть к нему в квартиру, я мог бы найти орудия преступления или трофеи, которые коллекционируют маньяки…

В течение последующих нескольких дней я занимался весьма недостойным делом, от которого мне самому было очень стыдно. Я начал следить за моими соседями. При малейшем шорохе на лестничной площадке я бросался к дверному глазку. Чтобы снаружи не было видно, как темнеет глазок, я прикрывал его крышечкой от банки с энергетическим напитком, и когда было надо, убирал ее перед тем, как прильнуть к глазку.

Результаты слежки были небогатыми. Всё же большую часть дня я проводил на учебе, и мои подозрительные соседи были предоставлены самим себе. Тем не менее, я кое-что выяснил. Во-первых, что бабка выходит примерно раз в три дня поздно вечером, приходит ночью с баулом. Во-вторых, Гор тоже уходит каждый вечер примерно в 8 часов и приходит за полночь. В-третьих, у Гора есть автомобиль, который он ставил на платной стоянке за нашим домом. Автомобиль старый, марки «BMW», потрепанный, как мобила Гора и вся его одежда. В-четвертых, я никогда не замечал, чтобы к нему приходили гости. В-пятых, кажется, он больше не привез никаких личных вещей, помимо рюкзака и металлического чемодана.

Кроме того, я заметил, что от двери бабы Гали стало попахивать чем-то мерзким. У меня появилась мысль, что у соседки съехала крыша, и она начала таскать в дом всякий мусор, то есть заниматься собирательством. Я видел про это психическое заболевание по телику. В одной передаче показывали квартиру одного такого больного: она была забита мусором от пола до потолка, так что хозяину было трудно добраться из комнаты, скажем, в туалет.

Веселенькое дело! С соседями мне не повезло, это факт. Хотя особо жаловаться было не на что. Никто из них жить мне не мешал. Просто интуиция подсказывала, что дальше будет хуже. Я решил, что если станет совсем горячо, у меня есть возможность съехать с этой квартиры и переселиться в другую. Вот только этот переезд даст моим мнительным родителям нешуточный повод настоять на моем возвращении в родные пенаты.

Продолжение в комментах

Один мой знакомый показал мне, как пользоваться Google Maps. Я уверен, вы их видели. Они позволяют пользоваться спутниковыми снимками, чтобы рассматривать различные места по всему миру.

Несколько лет назад я попал в автомобильную аварию. С тех пор я не выхожу из дома слишком часто. Это трудно, да и сама идея поехать покататься заставляет меня чувствовать себя глупо. Я был очарован тем, что могу рассматривать разные места по всему миру, словно бы находясь там. Я мог виртуально бродить по улицам, и практически чувствовал, что действительно там нахожусь.

Я моментально подсел. Карты открыли мне настоящее окно во внешний мир. Я мог посетить почти любой крупный город, и я так и делал. Я видел улицы Китая, Японии, Германии, Англии... очень много мест. Я мог посещать даже туристические достопримечательности, вроде Большого Барьерного рифа и замка Дракулы.

Моим излюбленным занятием было пойти в случайное место какого-нибудь крупного города и посмотреть, сколько я смогу найти людей и животных. Лица людей всегда были размыты, это делается, чтобы защитить их частную жизнь, но все равно мне было приятно видеть там их, наслаждающихся жизнью, гуляющих как ни в чём не бывало.

"У неё, должно быть, хороший вкус," засмеялся я.

Я приблизил вид и заметил серую сумку, которую Она несла на сером с фиолетовым ремне. Она расслабленно шла, одна из её рук касалась стены позади. Готов поспорить, если бы я мог видеть ее лицо, я бы увидел, что она улыбается. Мне стало немного грустно. Я вцеплился руками в подлокотники своей инвалидной коляски и смотрел больше минуты. Я хотел оказаться там, прогуляться с ней так же беззаботно. Этого не случится, пусть я пока не умер. Я навсегда застрял в этом кресле.

Я вздохнул и отдалился от Токио. На сегодня достаточно. Я выключил компьютер и лег спать.

∗ ∗ ∗

Я встал пораньше и решил посмотреть окрестности Парижа. Париж - это всегда весело. Мне нравился внешний вид города, со всеми его старыми красивыми зданиями и столькими людьми, чтобы на них посмотреть. Я случайно увеличил один участок и увидел улицу, застроенную старыми кирпичными зданиями, несколько небольших магазинов и старую церковь из обожженного кирпича. Впереди был перекресток, и десятки людей проходили мимо. Лысеющий бизнесмен спешно проходил мимо, оглядываясь на старушку в косынке, несущую большой кошелёк. Пышная женщина в черных брюках очень пристально смотрела на витрину магазина, и две женщины вели группу маленьких детей из-за угла.

Я прокрутил обзор по кругу несколько раз, а потом увидел нечто необычное. На скамейке автобусной остановки сидело два человека. Одной из них была молодая женщина, ее ноги застыли перед ней в расслабленной позе. Она была одета в пару красных кроссовок, вроде тех, что есть у меня. На мгновение я испугался, заметив черные брюки, белую футболку и черную куртку с капюшоном. Ее темно-коричневые волосы были беспорядочно заплетены на голове. Серая сумка стояла на скамейке рядом с ней, ремень был перекинут через плечо.

"Это безумие," подумал я. "Это не может быть та же женщина. Это другая страна, даже другой континент. Как это может быть она?"

Это было глупо. Это не было чем-то вроде живой съемки. Снимки были сделаны раньше, а затем опубликованы. Значит, это вовсе не означает, что она была в двух местах одновременно. Она могла просто путешествовать. К тому же, не видя лица, невозможно было сказать, что это был один тот же человек. Каштановый, вероятно, самый распространенный цвет волос в мире. Эти красные кроссовки я купил в Интернете. Миллион других людей тоже, я уверен. Я покачал головой и пошел приготовить себе что-нибудь на обед.

Когда я вернулся в Интернет, я решил осмотреть Берлин. Как обычно, я выбрал случайную улицу. Она выглядела довольно пустой. Вдоль улицы в линию стояли кирпичные здания, похожие больше на фабрики, чем на что-нибудь ещё. Были также пустые участки, покрытые высокой травой и кучками гравия. На самом деле, там не на что было смотреть. Ещё там был ряд мотоциклов и автомобиль с двумя торчащими из него немецкими флагами. Поискав подольше, я нашёл ребенка. Он был одет во что-то похожее на школьную форму, с курткой накинутой на сумку. Он пристально смотрел в какое-то мобильное устройство. Я был разочарован. Я собрался уходить, но поймал кое-что боковым зрением. Я повернулся, и там были они. Эти проклятые красные кроссовки.

Она стояла на углу улицы, рядом с каким-то дорожным знаком. Она держалась за столб, глядя вниз по улице, словно ожидая момента, чтобы пересечь улицу. Я смотрел на неё, находясь в шоке. Как она могла быть там тоже? Даже если она путешествует, не может такого быть, чтобы я находил её каждый раз. Даже то, что я обнаружил ее в Париже могло бы быть чертовским совпадением, но теперь? Это безумие. Может быть, это какая-то шутка? Что если Google решил разыграть своих пользователей, которые использовали их продукт настолько часто? Вышла бы отличная шутка ...

Я забил в быстром поиске упоминания о женщине, которая встречается на изображениях как Уолли. Ничего. Я просмотрел статьи о странных вещах, которые можно увидеть на Google Maps, но ни в одной из них не упоминалось про женщину, которая путешествует по миру с вами. Это было безумием. Что если моя самоизоляция свела меня с ума? Если я стал настолько одинок, что создал для себя галлюцинацию?

Оставив изображение Берлина на экране, я отправил сообщение другу, попросив его осмотреть те же места. Спросил его, видит ли он ту же женщину. Я стал ждать, мои ладони потели, а сердце вырывалось из груди. Я подскочил, когда мой телефон запищал через десять минут, оповещая меня об ответном сообщении. Текст гласил: "Я вижу женщину, о которой ты говоришь в Берлине. Я не видел ее в Париже или Токио. Это какая-то игра или что? Ты в порядке?"

Я не ответил, вместо этого вернулся к местам в Токио и Париже. Она была там. Она была там, но всё было по-другому. Она больше не сидела на скамейке автобусной остановки в Париже. Она стояла перед ней, пытаясь что-то найти в своей сумке. В Токио она замерла, присев, чтобы погладить трёхцветную кошку. Я вздрогнул. Кто она? Что вообще происходит?

Я включил карту Брюсселя. Это была улица другого города. Она была образована старо выглядящими зданиями с магазинами на уровне земли, и, как я догадывался, квартирами на этажах выше. Я бегло просмотрел улицы. Если не считать коренастой женщины в ярко-синем свитере, они были пусты. Я сделал вторую попытку. Её там не было. Я вздохнул с облегчением. Я не мог поверить, что был на взводе из-за этого.

Всё бы ничего, но... я остановился, мои глаза примёрзли к экрану. Здание на развилке, белый с чёрным кованым обрамлением балкон, выступающий со второго этажа. Я не видел Ее, когда смотрел на тротуары. Она же стояла на балконе, ее голова была наклонена в сторону камеры, почти как если бы она кокетливо смотрела в мою сторону. Мой дыхание перехватило.

Я перешел на Сидней. Она прислонилась к стене в дверном проеме ярко-синего здания аптеки. Лондон показал её присутствие на красном двухэтажном автобусе, ее голова была повёрнута, чтобы оглянуться через плечо. Она была везде, куда бы я ни посмотрел. Она стояла на каменном мосту в Венеции, она шла через желтый переходный переход в Цюрихе, а в Гонконге, она стояла между зданием Wing Lung Bank и Макдональдсом, регулируя ремень на своей сумке. На каждой картинке она подходила всё ближе и ближе, чтобы посмотреть на меня своим размытым лицом.

Мое сердце металось испуганной птицей, громко стуча в груди. Я не мог отдышаться. Я не знал, что мне делать. Я не мог позвонить в полицию. Должен ли я отправить скриншоты в Google?

Я крепко сжал кулаки и закрыл глаза. Кто она? Она меня преследует? Я преследую её? Я хотел видеть выражение на ее лице, узнать, что она видела, оглядываясь на меня. Мне хотелось встать с кресла и бежать. Почему то единственное, что позволило мне вновь чувствовать себя свободным стало тем, что внушило мне чувство ещё больше беспомощности? Я должен был знать.

Я вписал название своего города и приблизил карту на случайной улице. Это место оказалось всего в паре миль от моего дома; ворота городского парка были показаны при дневном свете, несмотря на то, что сейчас ночь. Там была она. Там ... Она была там! Она была всего в нескольких милях от моего дома, стоя под кованой аркой с названием парка. Она смотрела прямо на камеру, прямо на меня. Я чувствовал, что не могу отвернуться. Она рядом со мной, и она наблюдает за мной. Она подходит ко мне. Чего она хочет?

Я набрал название жилого комплекса, а котором я живу. Я мог видеть снаружи здания. Стоянка была полна машин, было видно несколько размытых детей на детской площадке. Я искал её везде. Её не было ни на стоянке, ни на тротуарах, она не скрывалась между зданиями и не стояла на детской площадке. Я даже осмотрел каждую из машин, посмотрел за кустами и в каждое из размытых окон. Её там не было. Я расслабился и положил голову на стол.

Это место безопасно. В любом случае, я не выхожу из квартиры. Я никогда больше не буду пользоваться Google Maps. И никогда её снова не увижу. Она могла бы остаться в парке и для всех я оказался бы спасён. Я улыбнулся про себя и с удивлением обнаружил, что слеза радости бежит по моей щеке.

"Я в безопасности," я сказал себе шепотом. Было так сладко слышать это: "Я в безопасности."

Как только я это произнёс, раздался стук в дверь. Холодок пробежал по моей спине. У меня была камера, подключённая к компьютеру, которая показывала, кто находится по ту сторону входной двери, это было очень удобно с моими-то проблемами с мобильностью. Я медленно потянулся к кнопкам управления камерой, но моя рука неистово тряслась. Когда я прикоснулся к кнопкам, я понял свою ошибку. Последнее из увиденных мной изображений от Google показывало только то, что снаружи здания. Только снаружи.

Я посмотрел на экран и увидел женщину в белой футболке, черных брюках и черной куртке с капюшоном и несущей серую сумку с фиолетово-серым полосатым ремешком. Конечно, там были и эти красные кроссовки. Она смотрела прямо в камеру, лицо ее по-прежнему было размыто. Пока я пытался подавить крик, она подняла руку и громко постучала в мою дверь.

Странный звук пробудил меня ото сна и заставил резко сесть на кровати. Глаза, перед которыми еще продолжал нестись табун диких лошадей, пытались увидеть что-то. В лунном свете черно-серая комната выглядела особенно безжизненно. Я видел кровать, книжные полки, стул, на котором была повешена моя одежда, свисающую с потолка люстру, и занавеску, еле заметно качающуюся от проникающего через открытое окно сквозняка. Крепко зажмурившись, я стал протирать глаза рукой. Когда снова открыл их, страх электрическим импульсом прокатился по всему моему телу и заставил меня оцепенеть, застыв с распахнувшимися глазами. На стене, слева от меня, там где только что ничего не было, появилась сгорбленная тень.

Не знаю сколько времени ушло на то, чтобы убедить себя, что она была здесь всегда, но успокоившись я вылез из под одеяла и ежась от прохлады витавшей в воздухе, подошел к стене. Внимательно изучив очертания тени и повернувшись к ней спиной, я посмотрел в окно. Огромная, круглая луна висела прямо напротив меня . Ее свет ослеплял и увидеть хоть что-то за окном было невозможно. Продолжая растирать свои плечи, хотя, совершенно не чувствуя, что согреваюсь, я пошел на кухню. Кухонное окно выходило в ту же сторону, что и окно спальни, но находилось под навесом из ветвей, растущей рядом с домом ели. Подойдя к нему, я выглянул на улицу, пытаясь понять, что именно могло отбрасывать испугавшую меня тень. Но сколько я не смотрел, увидеть хоть что-нибудь напоминающее ее не смог. Решив, что это нелепое приключение, совершенно не стоившее того, чтобы завтра весь день ходить не выспавшимся, я направился в спальню. Но стоило мне зайти в нее, как животный, бесконтрольный страх вернулся ко мне. Тени на стене больше не было, а в моей кровати кто-то спал. Переборов себя, я, цепенея от ужаса, стал подходить ближе. В окружающей меня тишине мое сердце колотилось так громко , что казалось внутри меня зашит внушительных размеров барабан. Подул ветер, затрепетала занавеска, тени на стене позади кровати пришли в движение. Не чувствуя себя от страха я протянул к одеялу, под которым угадывалась человеческая фигура, руку.

Мгновенная догадка лишила меня контроля над своим телом и не дала прикоснутся к лежавшему. Две тонкие, длинные полосы, раскачивающиеся вдоль стены, были слишком отчетливы чтобы оказаться тенями. Я сделал шаг назад. Тогда подушка отлетела в сторону и со стрекочущим звуком показалась голова какого-то насекомого. Откуда-то изнутри меня вырвался крик, настолько громкий, что он показался мне нечеловеческим. Пятясь, я споткнулся о стул и упал. На четвереньках, не переставая кричать пополз к двери, вскочил, выбежал за нее, захлопнул, ощутив неописуемое облегчение от звука щелкнувшего замка, ринулся на улицу.. Того, что происходило дальше, к сожалению или к счастью, я не помню. После того как очнулся в больнице, дежуривший возле меня санитар рассказал, что я в одном нижнем белье, дико крича пробежал пол города и упал в обморок около полицейского участка. В моем доме ничего не обнаружили,а меня, признав вменяемым, отпустили.

Много недель прошло после того случая. Теперь, с наглухо забаррикадированными окном и дверью, я даже могу уснуть. Но картины того как гигантские, черные, заостренные на концах лапы скидывают полог одеяла, как поднимается эта ужасное и отвратительная тело, как на меня сквозь темноту смотрят крамольно черные сетчатые глаза и тот пронзительный писк, с которым открылась челюсть этой твари, я не смогу забыть до конца жизни..

Автор: Хрипунков Всеволод Олегович

Подобного я не видел никогда, и даже слышать о чем-то в этом роде мне в жизни не доводилось. И надеюсь, впредь больше не увижу. Произошло это буквально месяц с лишним назад, и сегодня я решился написать.

Я живу в небольшом городке под названием Петраки, по соседству находится одноименное село. Заезжие часто путаются, но у местных заведено называть город Нижние Петраки, а деревню — Верхние, так раньше оно и было, но когда Нижние Петраки (они находятся в низине) стали городом, то местные власти убрали из названий обозначения высот и остались город Пертраки и село Петраки. Но не в этом суть, это просто пояснение для удобства понимания.

Недавно в город приезжала мамина старая знакомая, последний раз я видел её лет 7 назад, мне тогда было 16 или 17. В детстве меня часто с ней оставляли, поэтому я тоже очень хорошо её знаю, и знаю историю, которая тогда произошла.

Тётя Арина была из Верхних. У её родителей в поселке был большой добротный старый дом, который строили еще её дед с бабкой. В нем и жила семья Арины, а заодно они и присматривали за ее престарелой матерью, которая, впрочем, не демонстрировала практически никаких признаков старости, кроме прогрессирующего слабоумия и недержания физиологических отправлений. Жизненных сил у неё было хоть отбавляй. Но перспектив в селе не было никаких, а наш город тогда только начинал развиваться из такого же села. И вот её мужу предложили хорошую работу в пригороде областного центра на крупном хим. предприятии. Довольно долго пара пыталась уговорить старушку переехать, но та ни под каким предлогом не соглашалась, закатывала знатные истерики, благодаря которым все соседи на километр знали, что бабка уже окончательно выжила из ума. Имитировала припадки, требовала, чтобы ее положили в больницу и провели все оставшееся ей время здесь, чтобы похоронить на родной земле.

Однако семья не собиралась класть всю свою жизнь на выхаживание бабки – вернее, против они не были, но и собственное благополучие их тоже заботило, и пара решила всё же поехать посмотреть жильё, и поговорить с работодателем на новом месте. Бабуля их удержать от разведпоездки все равно не смогла бы, да и не пыталась: просто сказала, что хоть война, никуда не поедет. Тем не менее через неделю тётя Арина позвонила своей маме и рассказала, что работа очень хорошая, начальство настроено позитивно, и ей придётся переехать, тем более, что там ухаживать за ней стало бы намного проще и удобнее, так как в городе есть все необходимые товары для стариков и медпрепараты под рукой. Сколько не было уговоров, в результате мать просто бросила трубку, дав понять, что ее не интересуют никакие доводы.

Через полторы недели Арина вернулась домой с целью во что бы то ни стало забрать свою мать, собиралась выставить дом на продажу, какими бы средствами это ей не обошлось, в обход воли матери. Но дома её ждал, сказать «сюрприз» язык не повернется, кошмар. Как, возможно, вы уже догадались, матери она дома не застала. Дверь была заперта, в доме было все на своих местах, обстановка была совершенно жилая. Всё как обычно, только в комнате матери на стене и полу было огромное кровавое пятно, достаточно обширное, чтобы не успеть полностью свернуться и засохнуть за прошедшее время. Ближе к центру оно было подернуто пленкой, но под ней красовалась еще блестящая, тёмная, густая кровь. Никаких признаков проникновения в дом не было, никаких следов ног от пятна не следовало ни к открытой форточке, куда её мать, впрочем, не пролезла бы, ни в другие комнаты. В том, что это кровь, никаких сомнений не возникало, - запах и консистенция были соответствующие. Странно, что Арине не удалось найти вещей матери. Это наводило на мысль, что либо она, либо ее труп все же покинули дом, но как - было совершенно не ясно.

Я не буду описывать душевных терзаний маминой подруги и ее дальнейших действий. Скажу только, что милиция очень быстро бросила странное дело, так как не было толком ни состава преступления, ни тела - только пропажа и странное пятно. В доме сделали косметический ремонт и со временем, как и планировалось, выставили его на продажу. Когда в бабкиной комнате сняли обои, оказалось, что и штукатурка под ними тоже пропиталась кровью - да так, словно эту кровь вместе с раствором на стену шпателем и намазывали. Возиться с долгим ремонтом у тёти Арины желания и настроения не было, потому пятно просто замазали поверх новым слоем штукатурки и поклеили новые обои.

Позже она снова приезжала из города, где они сейчас живут, чтобы встретиться с покупателями, и продала дом без особых проблем. Сказать, чтобы у новых хозяев происходили какие-то странности, не могу, хотя кое-что они рассказывали, но я думал, они просто услышали о случившемся в доме и на этой почве накрутили себя, хотя сами они утверждают, будто не знали всего происшедшего. В общем, никаких «полтергейстов» у них не замечено не было. Предметы не летали по дому, двери не открывались сами собой, призраки не бродили. Только говорили они, что иногда слышат тихие всхлипы, мычание, стоны, хотя они скорее исходят снаружи дома, нежели изнутри, а потому могут быть звуками совершенно иного происхождения. А со временем новой хозяйке стал периодически сниться сон, в котором она видела женщину, находящуюся в тесном пространстве без выхода. Она говорила, что женщина эта истошно вопила, но не произносила различимых слов, все поглаживала стены своей темницы, терла их руками до крови и плакала да стонала. Больше во сне ничего не происходило, но и этого новым хозяевам хватило, чтобы после нескольких бесед с соседями скоропостижно покинуть дом.

А вот теперь тётю Арину вызвали из нынешнего места жительства. Полиция нашла её бабулю. Она попросила нас с мамой присутствовать, поддержать её. Я не знал, что должен увидеть, но я уже не подросток, а взрослый парень, - думал, смогу проявить мужество, смогу поддержать старую знакомую, чтобы мы там ни увидели. Но к такому я готов не был.

Когда мы приехали к дому, следователь рассказал нам, что полицию два дня назад вызвали родители детей, залезших в сейчас уже заброшенное, постепенно разрушающееся строение. Дети прилетели домой как ошпаренные - бледные и заикающиеся, и когда, наконец, родителям удалось выяснить, что они видели, хотя бы приблизительно, они вызвали в дом полицию, не проверяя достоверность слов запуганных сорванцов. Да это и не понадобилось. В общем, после почти получаса моральной подготовки нас завели в дом и провели в спальню, где штукатурка уже давно отвалилась, и проступили выщербленные кирпичи. Я не понял сразу, что вижу, но почувствовал неудержимое отвращение, мне стало не по себе, но я тщетно пытался понять, что это, еще с минуту. На участке стены радиусом метра в 2,5 между кирпичами, вместо цемента, я увидел высохшую бурую массу, из которой тут и там выглядывали желтые полусгнившие кусочки, в которых постепенно я угадал зубы, дробленые кости, фаланги, пленки, потом я разглядел клочки волос и ногти, кусочки выцветшей грязной ткани. Между ровно уложенной красной кирпичной кладкой, такой же, как и на нормальной части стены, был аккуратно вмазан мелкий, словно помолотый в некой адской мясорубке, фарш из человеческой плоти, костей и одежды, в которой была старушка в тот день. В происхождении фарша тоже не было никаких сомнений: среди всего того кошмара, в крестовинах кладки были видны расколотые и обтесанные жемчужины, некогда бывшие любимым бусами бабы Раи, мятые золотые зубы и старинные серебряные серьги.