Меня зовут Эндрю Эрикс. Когда-то я жил в городе под названием Нью-Йорк. Мою мать зовут Терри Эрикс, её имя можно найти в телефонной книге. Если сможете, найдите её, но не показывайте ей это письмо. Просто скажите ей, что я люблю её, и что я пытаюсь вернуться домой. Прошу вас.
Все началось, когда мне было примерно двадцать пять лет. Тогда я решил перестать брать с собой на работу рюкзак. Я решил, что я буду выглядеть гораздо взрослее, если не буду таскаться с ранцем, как какой-то школьник. Теперь мне, конечно, пришлось забыть про чтение в метро, ведь книги не помещаются в кармане. Я мог бы носить чемодан, но решил, что он не подходит тому, кто работает на фабрике. Слишком нарядно.
У меня был мп3 плеер, благодаря которому можно было убить время, но потом он сломался – стал вырубаться во время каждой песни. Теперь мне пришлось каждое утро без дела сидеть в поезде целых полчаса, которые, казалось, длились бесконечно. Единственным занятием было наблюдение за другими пассажирами. Я несколько стеснялся этого занятия и боялся, что кто-нибудь меня заметит за ним. Однако вскоре я обнаружил, что в общественных местах очень многие люди чувствуют себя так же неловко, как и я сам.
Люди всячески скрывали эту неловкость, но я научился видеть их насквозь. Я мысленно разделил их на несколько категорий. Среди них были непоседы, которые постоянно двигали руками, пытаясь расслабиться. Они то прятали ноги под сиденье, то высовывали их наружу. Эти типы были самыми нервными. Еще были лжеспящие, они занимали место и тут же закрывали глаза. Большинство из них, на самом деле, вовсе не спали. Люди, которые спят по-настоящему, вначале долго вертятся, к тому же постоянно просыпаются от громких звуков или во время остановок. Притворщики же просто сидят с закрытыми глазами до тех пор, пока поезд не достигнет их остановки. Были люди, которых я прозвал мп3-зависимыми, люди с лэптопами, люди, которые ездили в больших компаниях и старались говорить как можно громче. Были люди с мобильниками, у которых то ли было бесконечно много друзей, то ли они просто не могли заткнуться ни на минуту.
Очень скоро наблюдение за людьми стало скучным, но тут я обнаружил некую странность. Я заметил человека средних лет, шатена среднего роста и веса. Одет он был совершенно непримечательно. Собственно, эта непримечательность и показалась мне странной. У него не было никаких отличительных черт или характерных манер. Он, словно, пытался скрыться в толпе. Поэтому-то я и заметил его – я наблюдал за тем, как люди ведут себя в толпе, а он вообще ничего не делал. Он даже ни на что не реагировал. Наблюдение за ним напоминало мне просмотр документальных фильмов о жизни рыб. Они ничем не интересуются, ни на что не обращают внимания, даже не пытаются отвернуться. Этакое безмолвное присутствие.
Он был в метро каждый день. Прошло около месяца с тех пор, как я занялся наблюдением за людьми, прежде чем он попал в мое поле зрения. Это, наверное, потому, что мне не всегда удавалось оказаться в одном и том же поезде, и я далеко не всегда старался сесть в один и тот же вагон. Впервые я увидел его в понедельник, если мне, конечно, не изменяет память, и уже во вторник я увидел его снова. Он ехал в том же поезде и в том же вагоне, он даже сидел на том же самом месте. Просто излишняя педантичность? Он привлек мое внимание, и я решил проследить за ним в следующий раз. Человек был весьма подозрительным. Что бы ни случилось, он ничего не делал, просто сидел, без тени какого либо выражения лица. Однажды в вагон зашла женщина с ноющим ребенком и села прямо за ним. Он даже не нахмурился от возмущения, хотя тот ребенок был чертовски надоедливым.
К тому времени, когда поезд прибыл на мою станцию, я уже чувствовал себя неловко. Когда я выходил, мои руки тряслись, как будто у меня была ломка. Что-то с этим человеком было не так. Может, он какой-нибудь маньяк. Прикидывается тихоней, а сам хранит дюжину отрезанных голов у себя в холодильнике, причем, первая из которых принадлежит его матери.
Я начал часто бродить после работы, останавливаясь у киосков, неподалеку от станции метро, хотя я не собирался ничего покупать. За две недели я ни разу не оказался в том поезде, а может быть, просто садился в другой вагон. Во всяком случае, все это время я не встречал того человека.
Потом, в одно утро, я увидел еще одного человека, вызвавшего у меня все то же чувство тревоги.
Это была женщина, она выглядела так же непримечательно и незаметно. Когда я заметил её, меня охватило что-то вроде одержимости. Прежде, наблюдение за людьми было для меня всего лишь средством от скуки, теперь же оно стало своего рода религией. Я теперь уже не мог войти в метро или в автобус без того, чтобы осмотреть каждого и проверить, нет ли у него или у нее определенного списка черт, которые я сам же составил. Обычная одежда, без ярких тонов и этикеток, отсутствующее выражение лица, никаких случайных взглядов в окно или на других пассажиров. Ни вещей, ни сумок, ни аксессуаров. Этих людей я прозвал Странниками.
Я видел их далеко не каждый день, даже если учитывать то, что я стал ездить на метро чаще, чем мне было нужно. Тем не менее, они появлялись очень часто. Стоило мне только увидеть одного из них, как мое горло пересыхало, а ладони начинали потеть. Тот, кому приходилось выступать с речью, поймет, что я чувствовал. И хотя эти люди не обращали на меня ни капли внимания, мне постоянно казалось, что они наблюдают за мной. Я видел их каждый день, могли ли они не заметить меня?
И все же они не замечали меня, по крайней мере, не подавали виду. В конце концов, любопытство преодолело страх, и я решил проследить за одним из них. Я выбрал того, которого я встретил самым первым, того самого, который всегда сидел на одном и том же месте. Войдя в вагон, я сел позади него. Мы доехали до конца линии, после чего он встал и вышел. Соблюдая дистанцию, я следовал за ним, но он и не думал идти далеко. Странник сел на ближайшую скамейку, сохраняя все то же отстраненное выражение лица. Я стоял за углом и ждал, стараясь выглядеть как можно более естественно. Через несколько минут, подъехал очередной поезд. Он вошел внутрь и занял то же самое место. Мне не хватило смелости последовать за ним.
Он никуда не ехал! Просто катался в метро до конца линии, а потом ехал обратно. Зачем ему это было нужно? Этот вопрос не давал мне покоя всю дорогу, когда я возвращался домой. Я чувствовал, что не оставлю все это, пока не узнаю, что же происходит. Я был уверен, что за всем этим кроется что-то зловещее. В этих Странниках было что-то отталкивающее, чужеродное.
Я следовал за ним и на следующий день. Хотя бы раз в неделю, мы с ним совершали эти безмолвные путешествия. К определенному моменту я стал следить за этим человеком часами, пока последний поезд не останавливался около моего дома. Мы ехали с одного конца города на другой и обратно. Я уже не занимался наблюдением за людьми, я наблюдал за всего одним человеком. Больше никто меня не интересовал, хотя я порой замечал устремленные на меня удивленные взгляды. Несмотря на это, меня интересовал только один человек – Странник. Через неделю я потерял работу. Мой начальник был мягким и вежливым, но строгим. Он сказал, что я не сосредотачиваюсь, что моя работа не продуктивна. Собственно, я едва слушал его речь. В тот момент я думал только о своей новой работе, о моем наблюдательном посте. Что же делал тот человек, если он, конечно, был человеком, в то время, когда я не следил за ним. В тот день я в последний раз ушел с работы. Обычно я начинал свою слежку примерно в полшестого, он словно ждал меня. Если бы я только запомнил тот день получше! Был ли он солнечным? Наверное, был, ведь это произошло летом. Я мог бы пройтись по городу, встретить каких-нибудь хорошеньких девушек. Мог зайти в какое-нибудь кафе, покурить и выпить чашку капуччино, потом пойти домой и забыть к черту свою одержимость. Может быть, я смог бы найти себе новую работу и снова начать читать в метро и в автобусах.
Вместо этого, я стоял и ждал. Несколько поездов проехали мимо меня по обеим линиям, но я оставался на перроне до тех пор, пока не увидел Странника в окне одного из вагонов. Я вошел в поезд и обнаружил, что по коже у меня больше не ползли мурашки, руки не тряслись, сердце не билось как раньше. Это был первый раз, когда я сел прямо напротив него, так, чтобы он мог меня видеть. Узнает ли он меня? В любом случае, он не подавал виду, что вообще замечает меня. Мы так и сидели друг против друга весь день. Я едва сдерживал ярость, но все же мне удавалось оставаться таким же спокойным, как и он. Внутри же я был готов закричать на него. Реагируй на меня, ублюдок! Ты же видишь меня, я знаю!
Я не кричал, и мои молчаливые требования остались без ответа и в первое, и во второе, и в десятое путешествия. До самой ночи мы вместе выходили на каждой конечной остановке и ждали. Я сидел рядом с ним на скамейке, смотрел на него боковым зрением, но он по-прежнему не реагировал.
Наконец, мы отправились в наше последнее совместное путешествие. Я знал, что ночью поезда перестают работать. В это время я обычно упускал его из виду, ведь конечная станция находится далеко от моего дома, а автобусы перестают ходить почти в то же время, что и метро. Но в этот раз я решил, наконец, узнать, что же он делает, когда поезда не ходят. Я знал, что сейчас я, возможно, получу все ответы.
Поезд замедлял свой ход, и меня все больше охватывало волнение. Вагон пустел, и вскоре не осталось никого, кроме нас. Поезд остановился – последняя станция.
Странник оставался неподвижным. Двери вагона были открыты, я еще слышал шаги особенно медлительных пассажиров, покидавших станцию. И все. Радио в поезде подавало гудки, чтобы напомнить какому-нибудь соне, что мы достигли конечной остановки. Наконец, я снова услышал шаги. Кондуктор проходил мимо поезда, заглядывая в каждый вагон, чтобы убедиться, что он пуст. Я все также не спускал глаз со своего молчаливого компаньона.
Краем глаза я сумел увидеть кондуктора, когда он подошел к нашему вагону. Он посмотрел на нас и моргнул от удивления. Я ждал, пока он не заговорит, но он не произнес ни слова, просто слегка качнул головой и ушел. Впереди нас был еще вагон, я слышал, как кондуктор проверил и его, после чего поезд тронулся. Мы сделали петлю и остановились окончательно. В окнах я видел другие поезда, стоявшие по обе стороны от нашего.
И вот тогда он улыбнулся мне. Его губы лишь слегка скривились, я бы не заметил этого, если бы не изучал его лицо так долго. «Ну вот», сказал грубоватый баритон, - «мы прибыли».
Я хотел было ответить, но не смог. Мое горло совершенно пересохло. Меня наполнил ужас. Казалось, будто вся эта подземная пещера обрушилась на меня. Я прокашлялся и смог, наконец, спросить приглушенным голосом: «Кто ты?»
Он проигнорировал меня. Он просто встал, и двери вагона открылись. Тогда, к моему потрясению, он повернулся ко мне и сказал: «Выходишь?» Не дожидаясь ответа, он вышел на платформу, я поспешил за ним. «Говори со мной!» - кричал я. «Кто ты, черт возьми? Зачем ты ездишь целыми днями в метро?» Он не обернулся и даже не замедлил ход. Я не видел его лица, но догадался, что оно осталось безразличным к моим крикам. Я шел за ним, продолжая кричать, но вскоре понял, что это было бесполезно.
Мы шли по платформе, пока не дошли до железнодорожного узла, затем свернули. Наш путь освещался сверху, но я не видел, где он кончался. Поезда, стоявшие вокруг нас, казались бесконечными. Многовато поездов для одного города, так я подумал. Тогда я не придавал этому особого значения, хотя сейчас я думаю, мне следовало обратить на это побольше внимания.
Я точно не знаю, как долго мы шли. Раньше у меня были часы, но они сломались. В какой-то момент я достал свой мобильник, но в метро не было приема, и я видел только надпись Нет Сигнала. Странник останавливался то тут, то там, он заглядывал в каждый вагон на одну или две минуты и шел дальше. Я не сразу это понял, но вскоре до меня дошло, что вагоны были вовсе не одинаковыми. Их длинные ряды были похожи друг на друга, но стояло подойти ближе, и я замечал, что они некоторые из них были длиннее прочих, некоторые короче, некоторые имели несколько иную форму. Платформы, на которых сидит кондуктор, тоже несколько отличались друг от друга. Я не знал и не знаю, что он искал, но очевидно то, что в какой-то момент он это нашел, потому что мы снова свернули. Двери поезда открылись, когда мой невольный гид встал перед ними. Мы вошли и заняли места.
- Теперь-то ты можешь поговорить со мной? – спросил я. Ответа не было. Я устало вздохнул и принялся взвешивать за и против того, чтобы врезать ему, наконец, по морде. Вдруг зажегся свет, и поезд тронулся. Какого хрена?
Его лицо стало немного грустным, и он сказал: «Ты больше никогда не вернешься».
«О чем ты? Вернешься куда?» Опять молчание. Отмороженный мудила! Поезд разгонялся, двигаясь в направлении, противоположном тому, откуда мы прибыли. Через несколько минут, поезд замедлил ход, как будто мы приближались к остановке. Черты лица Странника обострились, впервые я почувствовал, что он смотрит на меня, а не просто в мою сторону.
- Сиди спокойно. Не привлекай их внимания.
Поезд остановился, двери открылись, и они начинали заходить. Не знаю, что я заметил раньше – странную одежду, слишком длинные руки, настолько, что пальцы волочились по земле, черные глаза на треугольных лицах или синевато-серый цвет их кожи. Мои глаза видели все эти вещи, но мой мозг отказывался их воспринять. Когда же он их все-таки воспринял, я еле сдержал крик, готовый вырваться из моей глотки. Мое сердце было готово разорваться на куски. Все мое тело было подобно натянутой гитарной струне. Голово закружилась, и меня стошнило. Я успел захлопнуть рот и проглотить свою рвоту, не знаю, как у меня это получилось. Про себя я повторял слова Странника: Сиди тихо, не привлекай внимания.
Тот день я помню очень смутно. Мы ехали в вагоне назад и вперед, сидя тихо, без какого-либо выражения лица. Это длилось часы, а, может, дни. Эта линия казалась намного длиннее, чем та, на которой я встретил Странника. Окружавшие нас мерзкие твари не обращали на нас ни малейшего внимания, хотя мы явно выделялись среди них. Я был настолько напуган, что когда мы вернулись в депо, я расплакался. Я лежал на полу и рыдал, Странник же бесстрастно смотрел на меня.
Когда я снова смог контролировать себя, я посмотрел на него с мольбой. «Верни меня домой», сказал я хриплым голосом, - пожалуйста.
- Не могу, - сказал он. – Не знаю, который из этих поездов идет туда, если такой здесь вообще есть. Он встал и вышел на платформу, я тут же последовал за ним. Он повернулся и сказал: «Думаю, ты уже достаточно находился за мной».
Ярость, прежде подавленная страхом, снова закипела во мне. Я схватил его за плечи и закричал: "«Гребаный сукин сын, что ты натворил!? Верни меня домой!» Он не реагировал на меня, и вскоре мой гнев ослаб. «Пожалуйста», - просил я, - «Помоги мне вернуться домой».
- Так не получится, - сказал он. – Если мы останемся вместе, им будет проще нас заметить. Иди своей дорогой. Будь тихим и невзрачным, тогда они будут думать, что ты один из них.
- Как ты мог так поступить со мной? Зачем?
- Так было надо, - его лицо снова погрустнело. – Тебе тоже придется. Иногда бывает так, что застреваешь. Он смахнул мои руки со своих плеч и повернулся, чтобы идти. Я упал на колени, чувствуя себя слишком обессиленным, чтобы идти за ним. У железнодорожного узла он повернулся, сказал мне: «Прости» и исчез.
Еще долго я оставался на месте и плакал. Когда во мне не осталось ни слезинки, я свернулся калачиком и ненадолго заснул. Когда я проснулся, мой поезд уехал развозить синевато-серых тварей по их неведомым мне делам. Впрочем, сама мысль о том, чтобы я вернулся к ним, была мне противна.
Я пытался вернуться туда, где началось мое путешествие, но я не имел ни малейшего представления о том, куда мне идти. Я бродил час, а, может быть, больше. В конце концов, я нашел поезд, который казался мне знакомым. Наверное, мне просто очень хотелось верить в то, что этот поезд выглядел знакомым. Когда я подошел к дверям, они открылись, и я занял место. Я не был особенно верующим, но сейчас я молился, как самый искренний христианин. Поезд остановился, и на мгновение я подумал, что я спасен. Люди! Человеки! В тот момент я был самым верующим человеком в мире!
Потом я посмотрел на их глаза. Особенно на третий глаз, который был у каждого из них в середине лба. Пошел ты, Господи, - подумал я.
Надо сказать, они были не так отвратны, как их предшественники. Третий глаз мигал независимо от двух других, и это вызывало омерзение. Когда кто-то из них смеялся, улыбался или что-то говорил, я не мог не заметить того, что их зубы были острыми, кривыми и покрытыми желто-зеленым слоем грязи. Но я научился быть осторожным и избирательно слепым. На секунду я даже смог представить себе, что я был дома. Однако один из них вошел в поезд с бутербродом в руке, и тут я вспомнил, что все это время я не ел и не пил.
Я решил найти какой-нибудь еды на следующей конечной остановке. Не знаю, почему я ждал конечной остановки, но она казалась мне очень важной. Я добрался туда и еле сумел заставить себя выйти. Я никогда не видел, чтобы Странник покидал подземку, я также не видел, чтобы он ел или пил. В любом случае, у моего желудка не было времени на размышления. Я сделал свое лицо как можно более нейтральным, пока не добрался до нужной станции. И вот тогда я по-настоящему запутался.
Я хотел найти эскалатор, лестницу или что-нибудь подобное, но я не видел ничего, кроме многочисленных отверстий в полу, в стенах и в потолке. Они напоминали мне огромный пчелиный улей. Что делать? Прыгнуть в одно из них? Все это казалось мне совершенно бессмысленным, пока кто-то не прошел мимо меня. Он парил над полом, а потом перелетел через меня. На секунду он нахмурил брови, но что-то явно помешало ему узнать во мне инородное существо. К сожалению, я не умел летать, а это, по всей видимости, было необходимо для нормальной жизни в этом странном мире. Ругаясь, я пошел назад в туннель.
Я был зол, растерян и голоден. Меня бросили на произвол судьбы, и если это был не ад, то, можно сказать, это было вдвое глупее и втрое бессмысленнее, чем ад, вне зависимости от того, как он на самом деле выглядит. Я был не в лучшем расположении духа, и это объясняет мою следующую ошибку. Обычно, когда я нахожусь в метро или в другом подобном месте, я внимательно смотрю по сторонам, каждый знает, что когда выходишь из- за угла, у тебя есть достаточно большие шансы в кого-нибудь врезаться. Так со мной и случилось. Я врезался в какую-то женщину и упал на пол. Недолго думая, я произнес те же слова, которые сказал бы в такой ситуации любой ньюйоркец: «Твою мать! Смотри по сторонам, сука тупая!»
Я осознал свою ошибку раньше нее. Её глаза стали какими-то удивленными и растерянными, когда же она заметила меня, они наполнились ужасом. Она отскочила, точнее, отлетела от меня и издала что-то, напоминающее крик. Этот звук был очень странным, но я понял его назначение. К нам тут же повернулись десятки трехглазых инопланетных голов. Я вспомнил про их острые зубы и тут же бросился бежать. На станции не было поезда, но был проход вдоль туннеля, как видно для ремонтников. Я вбежал внутрь на полной скорости и бежал, как ужаленный, пока кончательно не выдохся. Я оглянулся: туннель был изогнутым, так что я не видел свет, но меня никто не преследовал, это было очевидно. Это, впрочем, не означало, что я был готов идти назад.
Я еще долго бродил в темноте. Наконец, я подошел к небольшому отверстию в стене и остановился передохнуть. Голод, усталость и отчаяние оставили меня совершенно опустошенным. Я был готов снова расплакаться, больше я ничего поделать не мог. Я сел, опираясь об стену, и представил себя, избивающим Странника кувалдой. Этот образ был весьма расслабляющим.
Где-то в темноте пробежала крыса. В другой раз, я бы топнул ногой, чтобы отогнать её, но сейчас я не сделал и этого. Бешенство и прочие инфекции казались божьим благословением по сравнением с бесконечным путешествием по параллельным мирам. Когда она снова подползла ко мне, я снова не стал её отгонять. Мне было просто плевать, даже тогда, когда она прижалась к моей ноге. Потом мимо моего убежища проехал поезд, и в свете его огней я увидел то, что я принял за крысу.
Оно было похоже на крысу, но оно также было похоже на паука. Если бы кто-то скрестил этих двух животных, наверняка получилась бы тварь, столь же мерзкая, как и та, что терлась об мою ногу. Я вскрикнул, вскочил с полу и пнул её, как футболист. Тварь ударилась о противоположную стену, и я смотрел на её последние дергания, пока последний вагон не проехал, и снова не наступила тьма.
В темноте меня посетила ужасная мысль. Я пытался избавиться от нее, но я был голоден, и не было никакой гарантии, что мне удастся найти какой-нибудь другой еды в этом месте. Единственным вариантом был крысопаук. Я сдерживался, как мог, но вскоре брезгливость уступила голоду. У меня была зажигалка, но развести костер было не на чем. Я снял мясо с костей и немного подержал его над пламенем, но это не сильно помогло. Вкус был отвратительным, еще отвратительнее, чем я себе представлял. С тех пор мне часто приходилось есть достаточно странные вещи, но ничего поганее крысопаука я не припомню.
Вот так я и стал Странником. Вначале, мне очень трудно давалось та безликость, которую удавалось постоянно поддерживать остальным. Впрочем, камень, брошенный в реку, через какое-то время потеряет свои углы от ударов течения. Со мной случилось то же самое. Лишения, которые я пережил в параллельном мире, сгладили все мои черты. Я вышел из темноты туннеля опустошенным и хладнокровным, таким же, как человек, который привел меня сюда.
Однако это было не самым худшим. Худшее случилось позже, когда я впервые застрял. Странник предупреждал меня об этом, но я был не в том состоянии, чтобы внимательно к нему прислушаться. Однажды когда я приехал к концу линии, меня попросили покинуть поезд. Тот мир был одним из более или менее похожих на наш. Хотя местные жители были оранжевыми и горбатыми, в остальном, они были вполне нормальными, особенно если учитывать, что до этого я побывал в мире безносых ожиревших шестигрудых гермафродитов. По сравнению с ними, оранжевые были просто красавцами.
Сперва я подумал, что кондуктор обращался к кому-то другому, но потом я заметил, что кроме меня, в вагоне никого не было. Мало того, я понимал его. Оранжевые горбуны не говорили по-английски, но я понимал каждое слово. Когда я встал на ноги, все прояснилось. Я не мог выпрямиться. Я был горбатым, и, судя по отражению в окне, оранжевым. Теперь я понял смысл того, что сказал Странник. Застрять – значит, по той или иной причине, оказаться запертым в их мире и выглядеть, как они. Это было бы удобно, если бы я хотел покинуть станцию, в обычном состоянии, это возможно, но требует огромных усилий. Некоторые параллельные миры настолько сильно отличаются от нашего, что различия становятся просто невыносимыми.
Итак, я вышел из метро, потому что понимал в ту ночь мне не вернуться в центральное депо (так я прозвал то место, где стояли бесконечные ряды поездов). Не удалось мне вернуться и на следующую ночь. Я решил остаться здесь на какое-то время, хотя и понимал, что оно никогда не будет моим домом. Эти существа выглядели совсем, как я, но их культура была совсем другой. Даже те миры, что похожи на наш, таили в себе опасность. В одном из таких миров мне пришлось усвоить, что жест, который обозначает для нас приветствие, для местных является ужасным оскорблением. Настолько ужасным, что меня избили до полусмерти под ободрительные взгляды толпы.
В любом случае, даже если бы я смог приспособиться к этому месту, я этого не хотел. Я хотел только одного: вернуться домой или, по крайней мере, найти того Странника, который меня сюда затащил. Его бы я с удовольствием прикончил.
Я решил продолжить свой путь. В то время я не знал о еще одной опасности, подстерегавшей меня в этом мире. Один из них заметил меня и принялся следить за мной. Я сделал все для того, чтобы убедить его в том, что я не замечаю его, но это, похоже, не помогло. Я разрывался между желанием предостеречь его и стремлением поскорее убраться из этого проклятого мира незамеченным.
Однажды ночью мой наблюдатель последовал за мной до конца линии. У него, как видно, не хватило духу сидеть прямо напротив меня. Как только поезд остановился на конечной станции, он выскочил из вагона. Я ждал в надежде, что кондуктор не заметит меня, но тщетно. Я вышел из вагона, и поезд умчался без меня. Когда я выходил из-за угла, на меня напал тот молодой человек, который следил за мной. В руке он держал острый кривой нож. Он хотел застать меня врасплох, не зная, сколько времени я провел в чужих мирах. Мои инстинкты сработали безупречно.
Мы долго дрались, но потом мне удалось выхватить у него нож. Я сам не заметил, как он оказался у него в горле. Я не хотел его убивать, я помню, как я кричал: «Зачем, зачем ты следил за мной, придурок!» Я покинул место преступления, но на следующий день вернулся. Вернулся, чтобы сесть в первый же утренний поезд. Ночью я прибыл на конечную станцию. На этот раз, кондуктор не заметил меня. Так я понял, что если хочешь вернуться в центральное депо, надо или убить его, или взять с собой, как это сделал мой Странник.
Я снова был невидимым, но при этом оранжевым и горбатым. Таким я оставался до тех пор, пока снова не застрял. Тогда мне снова пришлось пойти на убийство. На этот раз я напал первым. Я мог бы увести её с собой, но я не хотел, чтобы она разделила мою участь.
Иногда я думаю о моем Страннике. Интересно, откуда он, как он изначально выглядел? Знал ли он, что ему было достаточно просто убить меня, чтобы вернуться? Как поступают другие странники? Я встретил нескольких из них, но ни разу не решился спросить их об этом. Они и сами меня не спрашивали, как видно, эта тема считается запретной.
Я уже сбился со счету, сколько человек я убил. Недавно, я принял решение покончить со всем этим. Перед возвращением в центральное депо, я набрал как можно больше бумаги, чтобы написать эту историю. Я написал её в нескольких экземплярах и разложил их по разным поездам. Сотни посланий в бутылках, брошенных в море стальных рельс. Это просьба, а также предупреждение.
Моя просьба проста: найдите, если сможете, мою мать и солгите ей. Не беспокойтесь, это будет ложь во спасение. Скажите, что я люблю её, что я изо всех сил пытаюсь вернуться домой. Пусть это успокоит её, даст ей надежду. Я бы и сам хотел в это верить.
Теперь, мое предупреждение. Вначале я был чем-то вроде Одиссея, мечтавшего вернуться в родную Итаку. Со временем я понял, что это не совсем точное сравнение. Я странствую не по морям, а по бесконечным туннелям лабиринта. Кто-то создал этот лабиринт и установил в нем свои правила, которым я вынужден неукоснительно следовать. Я стал скорее Тесеем, чем Одиссеем, но недавно я понял, что здесь я играю несколько иную роль. Даже если мне удастся вернуться домой, я не смогу вернуться к нормальной жизни. Пути назад нет: жизнь странника захватила меня, и я уже никогда не прекращу свои скитания.
Однако, в этом стальном лабиринте, я играю роль вовсе не Тесея, а Минотавра. Однажды вы встретите меня в метро, вы узнаете меня по немому, отрешенному взгляду, по отсутствию внешних признаков, багажа и тому подобному. Прошу вас, не следуйте за мной, идите прочь забудьте обо мне. Если вы все же решите идти за мной до конца линии, то я заранее прошу у вас прощения.
Вeдь в этом случае, у меня просто не будет выбора.
