BigBigWall

Он был всегда либо абсолютно трезв, либо абсолютно пьян. Режиссеры любили его, но боялись. Потому что знали - в запой он мог уйти в любой момент.

Перед началом съемок “Ликвидации” режиссер Сергей Урсуляк поставил условие Краско: пьяным появляться на съемочной площадке нельзя! Но все пошло как обычно. Коллеги “пасли” его целый день, но к вечеру он снова был не в форме.

Андрей Краско уверял всех, что недавно зашился и съемки не сорвет. Но было понятно, что он снова пьет и чувствует себя ужасно. Ему нужны были специальные капельницы, которые очистят кровь и выведут из тяжелого абстинентного синдрома.

Актерский диапазон Краско был невелик. Но начал он сниматься с 1979 года. И у него была масса достоинств для кино. В театральный институт Краско смог поступить только со второго раза. До этого была служба в армии.

В 90-е в театре ролей ему не давали. Он столярничал, бомбил на раздолбаной копейке, отливал кладбищенские оградки и много выпивал.

Его отец был известным актером, чье творчество, к сожалению, на старости лет ушло на задний план в связи с женитьбой на девушке, которая была младше на шесть десятков лет.

Про то, что сын любит выпить, Иван Краско, конечно, знал. Андрея отец почти не воспитывал. Он оставил его мать, когда сын был маленьким, и устремился в пучину разнокалиберных страстей. Меняя подруг и жен.

Андрей рос сам по себе. Убедить его пить меньше при кратких встречах у старшего Краско не получалось.

Первой женой Андрея Краско стала его однокурсница Наталья Акимова.

Он снимался с ней в фильме “Прорыв”. Но этот брак был недолгим. Наталья ушла от него к его другу Игорю Скляру. В своих дневниках актер потом писал, что предательство любимой женщины и друга довели его до психбольницы.

Запой перерос в психоз, который мог кончиться смертью. Потом он женился на полячке Мириам Александрович, которая родила ему сына Яна.

Потом развелся с ней и взял в жены актрису Маргариту Звонареву. В этом браке родился сын Кирилл.

В его жизни была еще Каролина Попова, которая долго скрывала, что растит дочь Алису от Краско. Кроме того, у Краско было много связей, которые достойными никто назвать не мог. Одна из них даже пырнула его ножом в пьяном угаре.

Андрею Краско хорошо удавались роли простых мужиков “с приветом”. Он был в этих образах очень органичен. Такие мужики говорят исключительно матом, и их мысль при этом исключительно понятна. И такие мужики, как принято думать, очень много пьют.

Краско любил выпить красиво и спускал гонорары в барах, где поражал воображение посетителей страшной несовместимостью употребляемых напитков.

Коллеги рассказывали, что он часто уходил в затяжные запои и был, честно говоря, малосимпатичен. Все чаще попадал в больницы в крайне тяжелом состоянии. Однажды даже пережил клиническую смерть. Врачам все тяжелее было возвращать его к жизни. К наркологам его всегда привозили друзья.

Несмотря на запои и плачевное состояние, он очень много работал. Было даже такое, что он одновременно снимался в семи картинах.

Его состояние абсолютно понятно. Он был человеком, изголодавшемся по работе, по признанию, по материальным благам. Когда на него свалились предложения, он стал брать все подряд, без разбора, иногда снимаясь в полной дребедени.

Последней любовью Андрея Краско стала ассистент режиссера Светлана Кузнецова. Когда у них родился ребенок, Краско был счастлив. Набрал кредитов, начал строить дачу под Питером, купил престижную иномарку.

Но до ЗАГСа со Светланой актер так и не дошел. Она поставила условие: распишемся, только если бросишь пить. Но сама любила шумные компании и не понимала, что в их доме алкоголя быть не должно.

На просьбы настоящих друзей, которые просили ее воздерживаться от компаний, она отвечала: “Почему я должна себя сдерживать? Он ведь взрослый мужчина”.

За три месяца до последних съемок друзья отвезли его на обследование, и врач сказал им, что это лето для актера станет последним. Сердце было изношено до предела.

Во время съемок “Ликвидации” под Одессой стояла страшная жара. Краско все время жаловался на то, что ему невыносимо душно. Он умер от инфаркта в машине прямо на глазах сопровождавших его коллег. Актера везли в больницу в ближайший городок Овидиополь.

Его смерть была страшна не самим фактом, а тем, что она была ожидаема.

Темури С.

Про Ширвиндта ходило особенно много всяких баек.
Всем известно его блестящее чувство юмора, невозмутимость и философско-ироничное отношение к жизни. Во время съемок и гастролей актер часто попадал в курьезные ситуации, многие из которых создавал он сам.
Режиссер Марк Захаров часто становился свидетелем того, как Ширвиндт доводил хохочущих над его шутками людей до полуобморочного состояния – он мог импровизировать долго и всегда с неизменным эффектом: люди смеялись до слез. Захаров говорит, что случайно брошенные фразы Ширвиндта можно потом рассказывать, как анекдоты. Сами они тоже часто становились героями таких анекдотов, которые, впрочем, не всем казались смешными.

Когда их друг Андрей Миронов женился на Екатерине Градовой, Захаров и Ширвиндт подбросили в чемоданы молодоженов, отправляющихся в свадебное путешествие в Ленинград, кирпичи и портрет Ленина, и с нескрываемой радостью следили за тем, как Миронов с большим трудом втаскивает чемоданы в купе. Миронов шутку оценил, а вот его жена была не в восторге.
Когда Андрей Миронов женился на Ларисе Голубкиной, друзья опять преподнесли ему оригинальный свадебный подарок. Марк Захаров вспоминает: «Я как раз вычитал у одного классика, что американские ковбои всегда долго готовились к шуткам в брачную ночь любимого друга. Мы специально не готовились, но довольно большой компанией отправились ночью на автомобиле в сторону дачи, где уединились Андрей с Ларисой.

Сначала мы осторожно изображали ночные привидения, с воем ходящие вокруг дома с погашенными окнами. Когда пришло физическое утомление без всяких видимых изменений на даче, Ширвиндт проявил огромную, незабываемую на всю оставшуюся мою жизнь изобретательность. Он неслышно влез через окно в спальню и укусил Ларису Ивановну за пятку. Ларисе Ивановне это почему-то страшно не понравилось. Почему – для меня загадка...».
Во время съемок у Э. Рязанова в фильме «Ирония судьбы, или С легким паром!» актеры устроили настоящий дебош: «банную сцену» снимали ночью в холодном коридоре «Мосфильма», и чтобы согреться, Александр Ширвиндт, Андрей Мягков, Георгий Бурков и Александр Белявский принесли с собой по бутылке водки и подменили ими реквизиторские бутылки с водой. А пиво в кадре было настоящее. После первого же дубля актеры почувствовали небывалый подъем и вдохновение. После третьего дубля их чересчур правдоподобное опьянение стало заметно всей творческой группе, Рязанов пришел в ярость и остановил съемку. На следующий день актеры играли ту же сцену в трезвом состоянии. Но в фильм в результате вошли кадры, снятые в первую ночь.

Подобным же образом актеры грелись на съемках фильма «Трое в лодке, не считая собаки»: приходилось часами сидеть в лодке в купальных костюмах, фильм снимали ближе к осени, Ширвиндт, Державин и Миронов постоянно мерзли.
В воде за лодкой актеров страховали водолазы, поставлявшие им согревающие напитки. Водку переливали в медный чайник и попивали из носика, убеждая режиссера Наума Бирмана в том, что греются кипяченой водой.
За эту самую невозмутимость Андрей Миронов назвал друга «Железной маской». Чтобы наконец вызвать у него удивление, друзья решили разыграть Ширвиндта. Марк Захаров и Андрей Миронов проводили его на вокзал – он уезжал на съемки в Харьков, а потом взяли билеты на самолет и прибыли туда раньше него. Но на лице Ширвиндта по-прежнему не было никаких эмоций. Он только проронил: «Хорошо!». А позже признался Захарову: :Когда утром услышал ваши голоса, все-таки подумал про себя страшное: пить надо меньше...:
Из воспоминаний друзей.
Из интернета.

При советской власти в Одессе жил один потомственный ювелир – Хаим Осипович Ермолицкий. Когда он решил эмигрировать, КГБ установило за ним круглосуточную слежку.

Комитетчики не сомневались, что он попытается вывезти свои бриллианты. Увидев, что он купил на толкучке две пары обуви на толстой подошве, они поняли, что он хочет спрятать драгоценности в них. И они оказались правы. Дома Хаим задернул занавески на окнах, взял дрель, просверлил в подошвах отверстия и всыпал в них камни. А дырки аккуратно заклеил.

Потом надел туфли и походил по комнате.

Бриллианты издавали такой страшный скрип, что от ужаса старик вспотел.

Но поскольку никаких других планов их вывоза у него не было, он махнул рукой и сказал: «Будь что будет!».

Бриллиантов у него, в принципе, было не очень много, поэтому хватило одной пары обуви. А вторую он подарил своему племяннику Мише.

В назначенный день Хаим отправился на морской вокзал. Пароход на Хайфу отходил оттуда. Миша поехал провожать его. В машине Хаим страшно разнервничался.

– Миша, знаешь что? – сказал он племяннику. – Мне – 80 лет. Зачем мне эти сокровища? Я хочу поцеловать Святую землю и спокойно умереть. А тебе они еще пригодятся.

После этого он поменялся с Мишей обувью.

На вокзале Хаима сразу же направили к таможенникам, которые уже были предупреждены.

Они вежливо попросили его разуться и разобрали его новые туфли на составные части.

Они были так уверены, что отправят этого афериста не в Израиль, а в полностью противоположную сторону, что даже расстроились.

Тогда они позвонили куда надо и говорят: в туфлях ничего нет, что делать? Им отвечают: потрошите чемодан, пиджак, штаны, если есть кепка, потрошите кепку. Они так и сделали – ничего! Снова звонят куда надо, те: выворачивайте его наизнанку, невозможно, чтобы не было!

Таможенники, недолго думая, отвезли несчастного в больницу, где ему промыли желудок, заставили выпить литр контрастной жидкости, сделали рентген и снова ничего не нашли.

На этот раз уже те говорят: трудно поверить, но, видимо, мы таки ошиблись, извините за беспокойство. Тогда эти таможенники умыли руки с мылом и разошлись по домам. А на следующую смену заступила новая группа таможенников, в которую входила младший лейтенант Татьяна Николаевна Луговская.

Это была простая советская женщина 55 лет, которая в силу обстоятельств личной и трудовой жизни находилась в довольно-таки депрессивном состоянии духа.

Причин для этого было – хоть отбавляй. Как раз в тот день ее кошка родила шестерых котят, и раздать их не удалось. Ни одного. Раньше брали, а сейчас говорят самим жрать нечего. Тогда она с тяжелым сердцем налила полведра воды и утопила их. А кошка все норовила заглянуть в ведро, чтобы выяснить, что хозяйка делает с ее детенышами. При этом мяукала таким диким голосом, что это мяуканье стояло в ушах у Татьяны Николаевны все время, пока она ехала на службу.

За своим обычным делом Татьяна Николаевна надеялась отвлечься от пережитого, но не тут-то было.

В кабинете ее ждал Ермолицкий. На старике, как говорится, не было лица. А если точнее, то на нем вообще ничего не было, кроме синих ситцевых трусов и частично белой майки.

– Это кто? – спросила она.

– Та застрял тут один, – объяснили ей небрежно.

Татьяна Николаевна подошла к старику, посмотрела его документы и спросила:

– Хаим Осипович, у вас есть, что надеть на себя?

– У меня есть желание умереть и не видеть этого кошмара, – ответил Хаим Осипович.

– Вас кто-то провожает? – спросила таможенница.

– Племянник, – сказал старик и слабо махнул в направлении двери, через которую он вошел в это чистилище.

Тогда Татьяна Николаевна вышла в зал, где толпились провожающие, и спросила – есть ли среди них племянник Хаима Осиповича Ермолицкого.

– Есть! – тут же нашелся тот.

– Молодой человек, – сказала Татьяна Николаевна. – По независящим от меня причинам костюм и обувь, в которых Хаим Осипович собирался ехать на свою историческую родину, пришли в негодность. Но вы не волнуйтесь, сам Хаим Осипович почти в полном прядке. Ему просто надо переодеться перед отъездом.

– Я могу только снять с себя, – предложил племянник.

– А сами пойдете домой в трусах и майке?

– Послушайте, в Одессе пешеход в трусах и майке – нормальное явление, – нашелся племянник. – Может, он с пляжа возвращается, а может, вышел мусор выбросить. Но появиться в таком виде за границей таки неловко. Зарубежная пресса может это неправильно истолковать. Вы меня понимаете?

– Ну, давайте, что там на вас есть, – вздохнула Татьяна Николаевна, и через пять минут Хаим Осипович надел на себя джинсы своего племянника, его футболку «Адидас» с тремя красными полосками на плечах и совершенно новые туфли, где лежали все сбережения его жизни.

– Как вы себя чувствуете? – спросила младший лейтенант Луговская.

– Лучше, – лаконично ответил Хаим Осипович и пошел к трапу.

Автор: Вадим Ярмолинец

И уехал в Центральные Кызыл-Кумы. В марте 1978 года устроился в геолого-поисковую партию и поехал рабочим второго разряда искать золото и серебро. Два месяца мы жили в палатках в пустыне. Вставали в 4 утра и шли в маршруты, снимать показания. А вокруг - каракурты, змеи, скорпионы, фаланги - экзотика. Это был такой кайф! Физически было очень тяжело, но дух романтизма нам помогал. Сразу по возвращении из пустыни я поступил в Щепкинское театральное училище.
В 24 года, будучи уже известным артистом и молодым папашей, я ушел в армию. Полтора года, как и положено человеку, который закончил высшее учебное заведение, я безо всякого блата отслужил в Москве. Но не в театре Советской армии и не в ансамбле Александрова, а в строевой части - военизированной пожарной охране МВД СССР. Моя воинская профессия – пожарный. Так что теперь и пожар могу потушить, если что».
Дмитрий Харатьян