Бесланская трагедия: потери, потери, потери…
Ровно три недели прошло с бесланской трагедии. За эти три недели написано было много. Журналисты, точно заправские стратеги, разбирали по косточкам промахи и ошибки спецслужб, рассуждали, как следовало организовать штурм.
И только о самом главном – о тех, кто погиб, спасая чужие жизни, – я не нашел в печати ни строчки.
У бойцов спецназа незавидная доля. Слава приходит к ним лишь вместе со смертью, хотя еще при жизни каждый из них достоин памятника.
Страшная бухгалтерия войны: шестнадцать потерь за девять месяцев. Десять из них – в Беслане.
Какими они были – спецназовцы, закрывшие своими телами беззащитных детей?
О четырех из них – тех, кто посмертно стал Героем России, – наш рассказ.
Андрей Туркин. Черкес. У этого человека был особый, от бога, талант. Он умел моментально сходиться с людьми. Едва познакомится — и уже не разольешь водой. Где бы ни оказался он, куда бы ни бросала его судьба, разом появлялись вокруг товарищи, друзья, земляки. Да как не появиться — если родился он на Урале, вырос в Краснодарском крае, а служил в Забайкалье и Средней Азии. Вся география страны — в одной короткой судьбе.
Андрей Туркин по прозвищу Черкес. На всех фотографиях он неизменно улыбается. Даже там, где старается быть серьезен, все равно прячется в уголках губ улыбка.
Он пришел в «Вымпел» в 97-м, сразу после армии. Срочную служил в погранвойсках, успел повоевать на таджикско-афганской границе. Не ты ищешь спецназ. Спецназ ищет тебя. Вернулся в родную станицу, а навстречу – закадычный, школьный еще дружок. Он-то и рассказал Андрею, как приезжали к ним в Псковскую дивизию ВДВ «покупатели» из «Вымпела», какие заманчивые перспективы рисовали перед дембелями. В Москву они приехали вместе и зачислены были почти в один день: в апреле 97-го.
Тогдашний его командир – Герой России Сергей Шаврин признается, что Туркин понравился ему с первого же дня. Во-первых, коммуникабельный. Во-вторых, хозяйственный, что на войне особо ценно (если надо что-то достать – Андрей расшибется, но совершит невозможное). В-третьих, безотказный.
«Я знал, – вспоминает Шаврин, – если он спрашивает «как дела?», это не пустая, обычная формальность. Ему было до всего дело, и чужие проблемы воспринимал он как свои».
Краткая выписка из послужного листка: в 2000-м награжден медалями Суворова и «За спасение погибавших», в 2002-м — медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» 2-й степени с мечами. Тот, кто был на войне, знает цену этим истинно солдатским наградам. И не случайно, когда один из «вымпелов» подорвался на минном поле — именно Туркин пошел за ним, хотя знал, что «лепестки» рассыпаны повсюду — кассетная мина страшная и коварная штука…
…3 сентября группа, в которую входил Туркин, ворвалась в здание через спортзал. Не хочется опускаться до банальностей, но это был истинный ад. Пол ходил ходуном под ногами, и, лишь присмотревшись, поняли они, что бегут по трупам.
Туркина и его напарника – Александра Б. – отсекли от общей группы сразу. Не боевики, нет: сами заложники. Обезумевшие люди метались, не разбирая ничего, и людская эта окровавленная масса бурным потоком оттеснила ребят в сторону.
Уже горел зал, клубы дыма закрывали обзор. Но они успели увидеть, как выскочил из-за угла террорист, как, дав короткую очередь, спрятался назад.
Оба они – и Андрей, и Александр – были уже ранены. Пуля угодила Туркину под бронежилет, только боли он почему-то не чувствовал. И когда бандит выскочил снова и замахнулся гранатой, времени на раздумья у Туркина не оставалось. Он бросился навстречу врагу, намертво обхватил и рухнул на него сверху. В грохоте пальбы никто – в том числе и спасенные от верной смерти заложники – не услышал взрыва гранаты…
Дома у Героя России лейтенанта Туркина остались трехлетний сын и жена… Нет, не так. Их осталось не двое, а трое, потому что жена Андрея — казачка из его же станицы — находится сейчас на четвертом месяце беременности. Туркину никогда уже не узнать, кто у него родится. Как не узнать это и бывшему десантнику, майору «Вымпела» Андрею Велько, тоже оставившему вдовой беременную жену…
Их уже нет. А продолжение их крепнет, растет в материнском лоне, сучит уже ножками, просясь на волю. И немало времени пройдет, прежде чем эти не рожденные пока дети узнают, что отцы их погибли, спасая от смерти других, совершенно чужих детей. Впрочем, разве дети бывают чужими?
Дмитрий Разумовский, Майор. Этой пожелтевшей газетной публикации десять лет. Ровно десять, но читается она, точно написана сейчас, про нас сегодняшних…
Открытое письмо начальника заставы Московского погранотряда появилось в октябре 94-го на страницах одной из центральных газет: редакция отдала под него целый «подвал».
«Пишу вам с болью в сердце, потому что 19 августа погибли мои боевые товарищи. Еще пишу потому, что устал биться головой о стены» – так начиналось письмо.
…Сегодня таджикские события тех лет как-то уже подзабылись, отошли в прошлое, заслоненные новыми катаклизмами и войнами. Но в начале 90-х редкий месяц обходился без тревожных вестей с афганской границы, где русские солдаты вели бой с афганскими наркокартелями.
На всю страну прогремел тогда подвиг 12-й заставы. Семь часов кряду, под шквальным арт-огнем, 45 пограничников держали круговую оборону против 250 боевиков, среди которых был, кстати, и никому неизвестный еще террорист Хаттаб. Кончались патроны и гранаты. Сгорел единственный БМП. Прямым попаданием была уничтожена казарма. И все равно пограничники не отступали. Они верили, что их не бросят. Но генералы тянули до последнего, и когда подоспела помощь, было уже поздно… Даже сейчас читать это газетное письмо без волнения – невозможно. Каждая строчка, каждый абзац – автором выстраданы, политы кровью и потом. Он писал о трусости и предательстве. О том, как безмятежно наблюдали за расстрелом 12-й заставы наши танки. Как вступают в сговор с боевиками командиры, а честные, неподкупные офицеры безжалостно изгоняются прочь. Как предают – одну за другой – заставы, обрекая людей на верную гибель.
«Кремль запретил мне мстить за погибших друзей, но я не выполняю этот приказ. Мы готовы и в будущем служить вам пушечным мясом, вот только не знаем, ради каких интересов, ради чего гибнут наши друзья?»
На этот вопрос – как и на все остальные, впрочем, – капитану Разумовскому никто, конечно, не ответил. Нет ответа на него и сегодня, потому что и по прошествии десяти лет русские солдаты и офицеры, принесенные в жертву политике, продолжают гибнуть в бесславных войнах. А сразу после публикации Дмитрий Разумовский был уволен. Через десять лет – в сентябре 2004-го — он станет Героем России…
Он мечтал быть пограничником с самого детства, с тех пор как посмотрел сериал «Государственная граница».
Семья Разумовских была самая обычная. Провинциальный Ульяновск. Отец – инженер-строитель. Мама – преподаватель музыки. Ничего героического. А он – грезил о подвигах, о романтике и погонях и искренне жалел, что войн на его век уже не досталось. В его представлении граница осталась единственным местом, где настоящий мужчина может еще проявить себя.
В Московское погранучилище Разумовский поступил со второй попытки. Было это в 86-м. На курсе его любили. Помимо недюжинной физической силы (боксер, чемпион училища) от родителей досталось Разумовскому обостренное чувство справедливости. Если видел неправду или подлость – никогда не мог остаться в стороне. Спорил даже со старшиной. (Качество это останется с ним на всю жизнь – и ой как много шишек и тумаков упадет еще на его голову.)
Их выпуск пришелся на самый, наверное, тяжелый год – 90-й. Уже трещал по швам Союз. Уже горели Карабах и Баку, бурлили Вильнюс и Рига. До развала страны оставались считанные дни.
Его распределили на таджикско-афганскую границу – в Пянджский погранотряд. Этот участок никогда не считался курортом. Но то, что начнется здесь вскоре, какая заварится каша, не мог представить тогда ни один провидец…
Начало таджикских событий он встретил заместителем командира заставы. О том, как воевал Разумовский, лучше всего говорят его награды: орден «За личное мужество», медаль «За отвагу». Будь поуживчивей, поуступчивей, было бы их наверняка еще больше, ибо от пуль Разумовский не прятался. Он лез в самое пекло, со своей десантно-штурмовой маневренной группой выдержал десятки боев. (Бывало – по нескольку столкновений на дню.) Но судьба точно хранила его для будущих испытаний. За четыре годы войны – ни царапины, одна только контузия, полученная на высоте со звучным названием «Доска почета»…
Душманы ненавидели Разумовского с особой яростью. Не в пример другим офицерам, «договориться» с ним не мог никто. (Однажды задержал курьера с чемоданом долларов – и все, до цента, сдал в штаб.) А уж после того как перехватил он 3 тонны героина – взять бы, хватило бы до конца дней, еще и детям осталось бы, – даже объявили награду за капитанскую голову…
Весть о гибели 12-й заставы нашла его в душанбинском госпитале. Начальник заставы Михаил Майборода, погибший в первые же минуты боя, был его лучшим другом, и эта смерть точно разорвала время пополам: «до» и «после». Здесь, в госпитальной палате, Разумовский осознал, что не хочет и не может больше служить.
Он и раньше видел, что творится на границе неладное. Заставы не укреплялись. Набранные по контракту таджики отказывались стрелять в своих братьев-мусульман. Вместо того чтобы давать суровый отпор боевикам, российская власть стыдливо отмалчивалась, в лучшем случае – сбрасывала над границей осветительные бомбы.
Видел, но заставлял себя не думать об этом, успокаиваясь тем, что честно делает свое дело. Но после гибели12-й заставы Разумовский словно прозрел, очнулся от спячки…
На похоронах Майбороды – в Алма-Ате – Дмитрий познакомился со своей будущей женой. Каким именем называть первенца – даже вопросов не вызывало. Конечно, Михаилом: в честь Майбороды…
Командование долго не хотело отпускать Разумовского. Несмотря на строптивый нрав, он считался одним из лучших офицеров: смелый,
