Кровь непокорённых

Натаниэль родился на Терре, когда Объёдинительные Войны подходили к концу. Как и большинство рекрутов Четырнадцатого легиона, он происходил из древнего воинского рода Старой Альбии. Этот регион долго и упорно сопротивлялся Императору, так что Повелитель Человечества, признав мужество и стойкость альбийцев, предложил им союз и достойное место в зарождающемся Империуме.

Лидеры воинственных кланов сразу поняли, что альтернатива у них одна – противостояние до полного истребления, в финале которого – падение альбийской цивилизации и исчезновение их уникальной культуры. Фактически Император не покорил Альбию, хотя и мог это сделать, правда, лишь ценой невероятных потерь среди Громовых Легионов. Поэтому союз был выгоден обеим сторонам и альбийцы легко интегрировались в Империум, отдав ему лучших своих сыновей.

К сожалению, мы ничего не знаем о том периоде жизни Гарро, когда он служил в Сумеречных Рейдерах. К моменту открытия Барбаруса Натаниэль был сержантом штурмового подразделения, он имел внушительный боевой опыт и считался отличным воином. Впрочем, тогда о нём мало кто знал, но пройдёт совсем немного времени и имя Гарро будет упоминаться в одном ряду с такими именами как Улисс Теметер, который вскоре после интеграции примарха со своим легионом стал ротным капитаном. Не стремясь к славе и должностям, Натаниэль, тем не менее, не отставал от своего друга и боевого брата.

По воле Жнеца

Помимо Теметера у Гарро было много друзей в легионе. О нём говорили как о прямолинейном и честном человеке, доблестном бойце и умелом командире. Отделение Натаниэля шло за своим сержантом без тени сомнений. Старшие офицеры тоже уважали Гарро. Он долгое время сражался подле Веллиана Терсуса, одного из старших офицеров Четырнадцатого легиона, который после прихода примарха сохранил свой старый титул «Боевой капитан».

Веллиан Терсус наравне с Антавусом Барразином, Первым капитаном, командовал Сумеречными Рейдерами задолго до того, как пришёл Мортарион и переименовал легион в Гвардию Смерти, почтив память своих братьев, сражавшихся с ним за освобождение Барбаруса от гнёта нурглитских некромантов. Оба капитана легко нашли общий язык с примархом, он подкупал их тем, что ценил лишь дисциплину и результативность, ему было плевать на титулы и пафосные речи.

Кроме того, все они являлись генетическими потомками Бледного Короля и не могли не испытывать к нему привязанности. Вместе с тем, Барразин, Терсус, Гарро, Теметер и остальные терранцы никогда не скрывали того, что они идут за Императором ради Терры, а не за Мортарионом ради его Гвардии Смерти. Какое-то время это устраивало Жнеца, который лишь исполнял клятву, обманом полученную его отцом. Кроме того, примарх был отличным стратегом, его воины видели это, они уважали его за воинские умения, чистые мотивы и категоричные взгляды.

По той же причине Боевой капитан Веллиан Терсус уважал своего сержанта Натаниэля Гарро и держал его подле себя. Во время кампании на Галаспаре, когда Мортарион впервые заметил Натаниэля, Гарро тоже бился рядом с Терсусом. Они прошли весь Протаркос от места посадки «Четвёртого всадника» до управляющей башни Верховных Контроллёров. Когда тираны Галаспара обрушили башню, скрыв её под десятками метров железобетона, Веллиан и Мортарион одновременно пришли к единственно верному решению.

Небольшой отряд Гвардейцев Смерти должен был взобраться по шпилю башни и проникнуть в неё через крышу. Главная опасность заключалась в том, что отвесные стены башни свободно простреливались со всех сторон. Терсус лично возглавил отделение отчаянных бойцов, в которое включил и Натаниэля Гарро, как одного из наиболее умелых и опытных воинов.

В итоге из отделения выжили лишь трое. А потом погиб Терсус – его накрыло огнём зенитных орудий и капитан исчез в пламени взрыва. Натаниэль не представлял себе Седьмую роту под руководством кого-то ещё, кроме Валлиана Терсуса, однако времени на скорбь не осталось.

Ради Терсуса и Мортариона я исполню свой долг.

С этими мыслями Гарро вместе со вторым выжившим, Деросом, добрался до крыши шпиля и взорвал её мельта-зарядом. Затем воины установили ещё один заряд, уничтожив вторую защитную плиту. Они спустились по вентиляционной шахте прямо на головы Верховных Контроллёров.

Жнец Людской пришёл за Галаспаром и за вами. Вы предстанете пред ним и Смерть рассудит вас,

процедил Натаниэль и расстрелял Верховных Контроллёров из болтера. По приказу Мортариона так же поступили и со всеми остальными контролёрами. Весь верхний эшелон Режима был уничтожен, после чего на миры Галаспара пришли имперские итераторы и чиновники. Освобождённая цивилизация беспрекословно приняла Согласие.

Боевой капитан

На Галаспаре, после гибели Валлиана Терсуса, Натаниэль Гарро некоторое время исполнял обязанности капитана Седьмой роты. Как я уже отметил, со времён Сумеречных Рейдеров эта должность называлась «Боевой капитан», потому что именно так командиров высшего эшелона именовали кланы Старой Альбии периода Объединительных Войн. Это была старая традиция, одна из немногих, что продолжали жить в терранском ядре легиона.

Чтобы избежать путаницы в дальнейшем, сразу поясню: относительно должности / звания Натаниэля Гарро недавно введён реткон. Дело в том, что в новелле «Мортарион: Бледный Король» Дэвида Аннандейла нет сведений о том, что оборот «Боевой капитан» восходит к традициям Сумеречных Рейдеров. Однако Терсуса всё же иногда называют именно так, наряду с его официальным званием – капитан Седьмой великой роты. При этом у Антавуса Барразина нет особых титулов, он просто капитан Первой роты или Первый капитан.

К концу событий, описываемых в книге Аннандейла, как я уже упомянул, Гарро временно исполняет обязанности Терсуса, то есть – Боевого капитана. Дальше, к периоду событий «Полёта Эйзенштейна» Джеймса Сваллоу, он уже полноправный командир Седьмой великой роты. Однако в этом романе, который вышел в 2007 году, сказано, что Боевой капитан – это не должность, а титул, который Натаниэлю Гарро даровал лично Император ещё в период Объединительных Войн. Этот реткон хорошо известен и достаточно важен, чтобы остановиться на нём чуть подробнее.

Как мы вскоре увидим, для сюжета «Полёта Эйзенштейна» критически значим тот факт, что в прошлом Император особым образом отметил Натаниэля Гарро. Это подчёркивает связь между Боевым капитаном и Повелителем Человечества, на которую Натаниэлю укажет Киилер. Также эта деталь объясняет, почему Гарро относительно легко поверил Эуфартии и в конечном итоге принял «Лектицио Дивинитатус». Таким образом, Джеймс Сваллоу не зря упомянул, при каких обстоятельствах капитан получил свой уникальный титул.

Почему об этом забыл Аннадейл в сольнике Мортариона – вопрос интересный, но ответ на него, вероятнее всего, банален. С момента выхода «Эйзенштейна» до написания «Бледного Короля» прошло 15 лет. А Дэвид Аннандейл хотя и способен порой на невероятные финты (чего только стоит его Сангвиний в «Гибельном шторме»), всё же, на мой взгляд, не является тем писателем, который до мелочей разбирается в лоре вселенной, о которой пишет. Полагаю, он просто упустил этот нюанс, не посоветовался со Сваллоу, а потом и редакторы сработали с недостаточным вниманием к деталям.

Поэтому, как мне кажется, мы вправе объединить оба сюжета, тем более, что дальше нас ждёт арка Гарро из «Полёта Эйзенштейна». Пусть «Боевой капитан» будет традиционным для Сумеречных Рейдеров наименованием капитана Седьмой роты. Пусть Натаниэль получит это звание после Галаспара с подачи Мортариона, как признание его опыта и заслуг. И в то же время пусть он будет на особом счету у Императора, одарившего воина вниманием ещё в далёком прошлом (возможно – предвидя его судьбу).

Верное сердце

На предыдущих стримах про Гвардию Смерти я подробно рассказывал о том, что Четырнадцатый регулярно сражался плечом к плечу с другими легионами (даже с Пятнадцатым, который Сыновья Мортариона закономерно недолюбливали). Поэтому нет ничего удивительного в том, что у Натаниэля Гарро было много боевых братьев и даже друзей среди кузенов.

Он неоднократно бился в одном строю с Лунными Волками. Например, во время кампании на Крипте Гарро и Локен целую неделю обороняли свой бункер от нескончаемых орочьих волн, тогда два воина хорошо узнали друг друга и прониклись взаимным уважением. Также Натаниэль был знаком с офицерами легионерами из Детей Императора, в этом легионе у него даже имелся побратим – Саул Тарвиц. Они вместе сражались на Преаксоре и тогда Натаниэль Гарро увидел, что среди Сыновей Феникса оказывается есть те, кто предан в первую очередь Терре и Императору, а потом уже своему примарху и его идеалам абсолютного совершенства.

Во время Преаксорской кампании Гарро спас жизнь Тарвицу, но тот не остался в долгу и тоже уберёг боевого брата от гибели. После этого воины нанесли друг другу на налокотники символ Имперской Аквилы и стали побратимами. Натаниэль доверял Тарвицу даже больше, чем самому себе и вскоре это сыграет свою роль, фактически определив течение Ереси Хоруса.

Воин духа

Натаниэль Гарро отличался не только от барбарусцев, но и от других терранцев вроде Улисса Теметера, своего старого друга, капитана Четвёртой роты, с которым он был знаком ещё со времён Объединительных Войн. Гарро с гордостью носил свой традиционный титул, кроме того – он был одним из немногих воинов в легионе, кто по-прежнему поддерживал ещё одну традицию Старой Альбии – наличие оруженосца-денщика из числа смертных. Помощника Натаниэля звали Калеб Арин.

Барбарусцы не любили Боевого капитана, однако он пользовался расположением Мортариона, а его авторитет среди терранцев был непререкаем. Кроме того, в глубине души даже Игнаций Грульгор, откровенно ненавидевший Гарро, признавал, что Натаниэль – великолепный воин и отличный командир. Поэтому никто не смел бросить вызов Седьмому капитану. Хотя тот же Грульгор регулярно пытался устроить с Гарро словесную перепалку, раз за разом терпя поражение. Другие, вроде Тифона, проявляли больше дипломатичности и не высказывались в открытую, хотя Натаниэль, разумеется, видел их насквозь.

Интересно отметить, что Гарро всегда демонстрировал нетипичную для Астартес… эзотеричность. Например, он владел двуручным клинком Вольнолюбец (или Либертас), который был выкован во времена, предшествовавшие Долгой Ночи. К сожалению, мы не знаем, при каких обстоятельствах Натаниэль получил это уникальное оружие. Боевой капитан никому не говорил о том, что ощущает некую связь со своим клинком.

Перспектива идти в бой без Вольнолюбца вызывала тревогу, спрятанную в самой глубине сознания.

Гарро был не просто воином чести и преданным солдатом Императора. Он действительно отличался от других легионеров, особенно по меркам Гвардии Смерти, где, тем не менее, заслужил уважение примарха и боевых братьев.

На предыдущих стримах про Четырнадцатый легион я рассказывал о кампании против йоргаллов, которая для Сыновей Мортариона предваряла трагические события в системе Исстван. Во время генерального сражения Четвёртая рота Улисса Теметера отвлекала корабли прикрытия, пока основная группировка имперских сил штурмовала колониальное судно ксеносов. Первая рота Тифона вместе с примархом возглавила штурм, Вторая рота во главе с Игнацием Грульгором должна была прорваться к Управляющему центру, а Седьмой роте Натаниэля Гарро надлежало найти инкубаторы и зачистить их.

Примечательно, что к боевой группе Натаниэля был приставлен отряд Сестёр Безмолвия во главе с Рыцарем Забвения Амедерой Кенделл. Это было сделано потому, что молодые йоргаллы проявляли высокий психический потенциал и могли представлять серьёзную опасность для легиона, упразднившего Библиариум.

Кроме того, перед группой Кенделл была поставлена ещё одна, скрытая цель. Дело в том, что имперцам долго не удавалось перехватить колониальный корабль йоргаллов, но внезапно некий псайкер или даже целая группа псайкеров помогла Астартес напасть на след ксеносов и вычислить их местоположение. Так вот, Сёстры Безмолвия должны были отыскать этих псайкеров.

Мы – Гвардия Смерти. Нам ни к чему думать об искусстве. Мы ремесленники войны – и ничего больше, прямолинейные и жестокие. Мы не ищем славы и почестей, важно только выполнить свой долг.

С таким настроем Гарро вёл в бой своих воинов. Внутри колониального корабля он сразу после высадки вновь обратил на себя внимание Мортариона, когда легко просчитал тактический манёвр противника. В дальнейшем, когда боевые группы разделились, Седьмая рота быстро добралась до инкубаторов, где воинов ждало настоящее испытание – стражи. Эти огромные механоиды превосходили других йоргаллов силой и огневой мощью, они вполне составляли конкуренцию Астартес и Сёстрам Безмолвия вместе взятым.

Во время схватки с одним из ксеносских киборгов Натаниэль Гарро едва не погиб, но его спасла… вера. Боевой капитан, разумеется, не отдавал себе отчёта, не понимал, что совершил, но с этого момента его дальнейший путь был предрешён. На самом деле, он был предрешён уже давно, но мы, как свидетели этой истории, тогда впервые увидели истинную силу Натаниэля:

Лёгкие в его груди лишились остатков воздуха, а сердце бешено заколотилось. Гарро стал погружаться во тьму. В последний момент перед мысленным взором воина предстала призрачная фигура. Казалось, что это его примарх и он манит капитана в забвение.

В ту же секунду Гарро с отчаянием собрал последние силы. «Именем Терры, – говорил он себе, – ради моего мира и Империума Человечества, я не погибну!»

Мощный поток энергии возник в его теле. Гарро заглянул в себя и обнаружил источник веры, дававший возможность бороться со смертельными объятиями ксеноса. Гвардеец Смерти нарисовал себе образ могущественной Терры, Императора, поддерживающего её своей дланью, и по занемевшим мускулам разлилось тепло.

Он испустил бессловесный вопль ярости и последние капли энергии направил в Вольнолюбца. Энергетический клинок вонзился в стальное щупальце йоргалла и рассёк его, пройдя сквозь искусственные нервы и механические цепи. Киборг замер, потом пошатнулся, а Гарро, рассыпая обломки керамической брони, продолжал разрушать свою клетку. Горящие лёгкие рывком заполнились спасительным воздухом. Капитан, подняв сияющий меч, снова устремился вперёд, несмотря на все усилия механоида отшвырнуть его.

От Натаниэля не ускользнули эмоции, тронувшие ротовые части йоргалла, когда Вольнолюбец коснулся верха стеклянной колбы. В отличие от ксеноса, капитан не был склонен к излишней жестокости. Он не стал медлить и всем своим весом налёг на меч, разбил капсулу и погружал лезвие в плоть врага, пока оно вместе с фонтаном багровой крови не вышло из спины.

Гвардейцы Смерти и Сёстры Безмолвия зачистили инкубатор. Но прежде один из молодых йоргаллов коснулся разума Боевого капитана, сказав ему:

Гвардеец Смерти. Такой уверенный в своей правоте, и так боишься узреть трещину в этой вере. Конец близок. Мы видим завтрашний день. И ты тоже увидишь. Всё, чему ты поклоняешься, рассеется. Всё…

Похоже, йоргалльские псайкеры предсказали Ересь Хоруса. Но Гарро, конечно, не поверил мерзкому ксеносу. На самом деле, он его даже не понял и, следуя приказу своего примарха, не оставил в инкубаторах ничего живого.

После битвы Натаниэль рассуждает на любопытную тему, опять же – совершенно нетипичную для Астартес. Дело в том, что приказ, полученный от Императора перед началом кампании, был предельно прост – уничтожить чужих. Мортарион ни на йоту не отступил от него, хотя Механикум умоляли его дать им пару дней на изучение колониального корабля. И всё же Сёстры Безмолвия забрали с собой одного из молодых йоргаллов-псайкеров. Фактически их действия противоречили воле примарха, но они имели свои приказы – полученные от Сигиллита. Эта дилемма поставила Гарро в тупик, ведь он никогда не сталкивался с ситуацией, в которой кто-то из примархов поступал вразрез с велениям Повелителя Человечества или Регента Терры.

Кстати, о Сёстрах Безмолвия. Амендера Кенделл была впечатлена боевым мастерством Натаниэля и тем, что он смог сопротивляться психическому воздействию йоргалла. Рыцарь сказала, что обязательно упомянет о Боевом капитане, когда будет разговаривать с Сигиллитом. Также она отметила Натаниэля перед его примархом и после битвы Мортарион провёл вместе с Гарро старый ритуал Гвардии Смерти – Жнец и его чемпион выпили по чаше с ядом, полученным из атмосферы покорённого мира (в данном случае – колониального корабля йоргаллов). Причём ритуальное возлияние сопровождалось старым боевым кличем воинов Барбаруса:

Смерти вопреки.

После ритуала Мортарион наедине пообщался с Натаниэлем. Предметом разговора стали воинские ложи, которых Гарро и большинство воинов Седьмой роты избегали. То, как капитан относился к ложам, лучше всего показал его денщик Калеб, который в разговоре с Мериком Войеном сказал:

Секретность – враг истины. А Император и его воины стоят за правду!

Интересно отметить, что Калеб Арин в прошлом был рекрутом Четырнадцатого легиона. Во время семидневных испытаний, которые неофиты проходят перед имплантацией первых органов, Калеб сумел пройти «чёрные равнины» и «тоннель ядов», но сломался в «колючем саду». Практически все рекруты, которые останавливались на этом испытании, просто истекали кровью, но Арин смог выжить, хоть и провалил тест.

Обычно в таких случаях из несостоявшихся воинов делали сервиторов или просто убивали, используя их тела для производства питательной пасты. Но Гарро предложил Калебу должность денщика и тот согласился, хотя в последующие годы он продолжал считать себя неудачником. Нередко Грульгор подтрунивал над Арином, напоминая ему, что большинство неофитов, провалившихся на испытаниях, но оставшихся в живых, предпочитали смерть. Игнаций говорил, что Калеб просто струсил и некоторое время денщик тоже так считал.

Мерик Войен однажды напомнил денщику, почему на самом деле Калеб согласился на предложение Гарро. Потому что служить этому человеку было великой честью. Кроме того, так Арин продолжал приносить пользу легиону. Вера в боевого капитана со временем укрепилась, обрела глубину и превратилась в веру иного рода. Случайно получив копию «Лектицио Дивинитатус», Арин нашёл в этой книге откровение для себя и всего Человечества. Он поверил в Императора, живого бога.

Рубикон Гарро

Разумеется, всё это звенья одной цепочки – Арин не случайно провалился на испытаниях, не случайно выжил и не случайно стал денщиком Гарро. Он ещё сыграет свою роль, но пока вернёмся к Натаниэлю.

После того, как Мортарион не смог привлечь боевого капитана в воинскую ложу, он решил зайти с другой стороны. Для Жнеца было важно, чтобы во время мятежа Седьмой капитан принял сторону восставших. Ведь, как я уже сказал, Гарро уважали в легионе и многие пошли бы за ним, если бы он присоединился к примарху. Однако было ясно, что преданность Натаниэля принадлежит в куда большей степени Императору, чем генетическому отцу.

К тому моменту флот Гвардии Смерти уже получил сообщение о предательстве Варда Праала, регента системы Исстван. Для всех, кроме Мортариона и Тифона, сообщение было получено случайно. И сначала Жнец рассказал об этом именно Натаниэлю Гарро, чтобы подчеркнуть особый статус боевого капитана и выказать своё расположение. Мортарион взял его с собой на встречу с Хорусом, надеясь, что аура Воителя повлияет на воина. Кроме того, Гарро знал Гарвеля Локена и многих Лунных Волков, а в Шестнадцатом большая часть легионеров состояла в ложах.

А ещё Мортариону было известно, что на встрече будут Дети Императора, включая Саула Тарвица, с которым у Натаниэля установлены давние и крепкие узы. Бледный Король вряд ли знал все подробности взаимоотношений между этими воинами, но справедливо рассудил, что в такой обстановке Гарро скорее сделает выбор в пользу тех, кто решил присоединиться к Воителю. Однако ничто не могло пошатнуть веру Боевого капитана, тем более что Тарвиц не состоял в ложах, а Локен ходил на собрания лишь потому, что являлся членом Морниваля. То есть для Натаниэля ничего не изменилось.

А потом он узнал, что его старый друг и старший апотекарий Седьмой роты Мерик Войен тоже состоит в ложе. Я подробно рассказывал об этом на предыдущем стриме. Если кратко, Гарро сказал Мерику, что он потерял доверие других легионеров Седьмой, но всё равно остаётся их боевым братом. Капитан предложил апотекарию выбор – покинуть роту или же остаться в ней. Но если Войен решит остаться, он должен поклясться, что сразу покинет ложу, если кто-то в ней будет настраивать его против Императора. Мерик без промедления согласился и дал клятву.

В тот момент флот Гвардии Смерти уже направлялся в систему Исстван и примарх поставил перед Гарро новую задачу. Седьмая рота вместе с несколькими отделениями Сынов Хоруса и Детей Императора должна была принять участие в штурме пограничной планеты Исстван Экстремис. Натаниэль разъяснил своим воинам, что от них требуется, а потом уединился. В этот момент воспоминания овладели боевым капитаном и он, безотчётно попросив у Императора знак, внезапно получил его:

Память – любопытная вещь. Порой отрывочные воспоминания далёкого прошлого были отчетливее, чем картины сражений, произошедших всего несколько месяцев назад и оставивших след лишь в специальных ячейках памяти, вживлённых в головной мозг.

Гарро помнил себя альбийским мальчишкой, застывшим перед воинским мемориалом, который относится к десятому тысячелетию. Огромная арка из белого камня возвышалась над скульптурами воинов, выполненными из тёмного металла, отполированными временем, но затем покрытыми защитным слоем из синтетических алмазов.

И ещё он помнил ночь на Барбарусе, когда с вершины одного из высочайших пиков наблюдал за небом. На один короткий миг тучи разошлись, и глаза Натаниэля, как и сейчас, под куполом обсерватории, отыскали в беспросветной тьме одинокий огонёк.

Как и тогда, воин смотрел теперь на далёкую звезду и спрашивал себя, не его ли это дом. Мог ли Император в своей непостижимой власти обратить на него мельчайшую долю своих возвышенных мыслей? Или это было тщеславием со стороны Гарро – надеяться на даже мимолётное внимание Повелителя Человечества?

В следующее мгновение у Натаниэля перехватило дыхание – звезда, за которой он наблюдал, ярко вспыхнула и исчезла, пропав навсегда. Погасший огонь канул в бездну, оставив в душе Натаниэля тёмную пелену.

Во время битвы на Исстван Экстремис Гарро и его люди впервые столкнулись с псайкерами, известными как Певцы Войны. Психо-звуковой удар Певца вывернул ногу Седьмого капитана и разбил его шлем. Однако вскоре Эйдолон убил псайкера его же оружием (к тому моменту Байл уже модифицировал Лорда-командора, вживив ему уникальные органы, полученные в результате запретных экспериментов, проводимых Пауком над лаэранцами). Интересно, что именно Фабий спас Натаниэля, так как Мерик Войен был слишком далеко от боевого капитана.

Но хотя Паук стабилизировал состояние Гарро, тот всё ещё находился между жизнью и смертью. В апотекарионе на капитана обрушился поток видений, вот их апофеоз:

В этом царстве мёртвого сна, где всё казалось далёким, но одновременно более отчётливым, случались мгновения, когда Натаниэль Гарро испытывал что-то вроде давления. На самой границе сознания он замечал отблески сияния, доносившиеся за мириады световых лет, смутные признаки интеллекта, несоизмеримо превосходящего его собственный.

Холодная логика говорила, что он просто принимает желаемое за действительное, что это всего лишь отклики грубой животной составляющей его мозга. Но Гарро никак не мог отделаться от ощущения, от надежды, что на него воздействует чья-то воля. Если уж он не умер, то возможно, он спасён. Эта мысль казалась несерьёзной и даже опасной.

– Его рука касается каждого из нас, и все мы поклоняемся Ему.

Кто произнёс эти слова? Сам Гарро или кто-то другой? Они звучали таинственно и ново и доносились откуда-то издалека.

– Он ведёт нас. Учит нас, как стать сильнее, чем мы есть, – продолжал бесцветный голос. – Но главное – Император нас защищает.

Во вздымающихся и опадающих мрачных волнах мелькали какие-то тени, смутно знакомые цепочки символов, увиденных на стенах крепости Истваан Экстремис. Но чаще и отчётливее всего повторялась тройная икона, возникавшая повсюду, куда бы он ни обратил свой мысленный взгляд: триада черепов, пирамида из оскаленных лиц, три чёрных диска, три кровоточащие раны и разные другие варианты, но всё время в одном и том же порядке.

– Император защитит, – сказала женщина, и Гарро ощутил на своей щеке её руку, солёный привкус пролившихся слёз на её губах.

Слова пришли откуда-то издалека, они тянули за собой, вытаскивали из тумана надвигающихся штормов.

Натаниэль начал подниматься, всё быстрее и быстрее, окружавшее тепло сменилось прохладой, боль сконцентрировалась в животе и ноге. Там была… женщина, с короткой стрижкой, в накидке и…

Пробуждение было мучительным.

– Око Терры! – выдохнул Калеб. – Он жив! Капитан жив!

Денщик молился у тела капитана, который боролся за свою жизнь. Но Гарро услышал слова молитвы, произнесённые Калебом, из уст Эуфратии Киилер, Первой Святой, женщины, которая совсем скоро заложит основы Имперского Культа. Однако на тот момент Натаниэль никогда не встречался с ней.

Так или иначе, пока боевой капитан находился в апотекарионе, объединённый флот приблизился к Исствану III, где располагался дворец Варда Праала, и Воитель лично отобрал людей для Первой волны. Основной контингент Гвардии Смерти представляла рота Улисса Теметера, к которой должны были присоединиться воины Гарро. Но аугметическая нога боевого капитана пока не позволяла ему участвовать в полномасштабных битвах, поэтому Седьмую перевели в ограниченный резерв.

По словам Тифона, перевести Гарро в резерв распорядился сам Мортарион. Это интересно тем, что Жнец передал Хорусу исчерпывающие данные о проведённой в легионе проверке и Луперкаль закономерно намеревался включить Седьмую роту в Первую волну, которая должна была погибнуть под вирусной бомбардировкой. Вероятно, Бледный Король увидел в ранении Натаниэля своего рода знак и решил дать капитану ещё один шанс. Согласно его распоряжению, переведённая в резерв Седьмая должна была отправиться на фрегат «Эйзенштейн», на борт которого планировалось доставить бомбы с «Пожирателем Жизни». Таким образом Натаниэль должен был лично отдать приказ и присоединиться к бомбардировке, доказав свою преданность Мортариону.

Но Тифон несколько скорректировал планы генетического отца, отправив на «Эйзенштейн» Игнация Грульгора с отделением верных ему воинов. Если бы Гарро отказался начать бомбардировку, Грульгор должен был убить боевого капитана. Собственно, именно Грульгор тайно привёз бомбы с «Пожирателем Жизни» на «Эйзенштейн». Необходимость бомбить собственных братьев должна была стать для Гарро неожиданностью и, как надеялся, Игнаций, Натаниэль принял бы именно то решение, которое привело бы к его неминуемой гибели. Всё так и произошло, но прежде случилось другое, куда более важное событие.

На серии стримов про Детей Императора я подробно рассказывал о том, как Саул Тарвиц, узнав о грядущей бомбардировке, попытался предупредить своих братьев. Он угнал «Грозовой орёл», который направил к поверхности Исствана III через сектор, контролируемый «Эйзенштейном». Тарвиц успел связаться с Гарро и передать ему страшную весть. Одновременно Натаниэль получил приказ от Эйдолона уничтожить угнанный «Громовой ястреб». В тот момент Лорд-командор Детей Императора руководил объединёнными флотскими соединениями и Гарро обязан был выполнить его приказ, как своего непосредственного командира на поле боя.

Но капитан отказался поверить в то, что его побратим – предатель. Сложно представить весь масштаб и глубину той битвы, которая развернулся тогда в душе Натаниэля. В конце концов, он лично взял управление орудийными системами и выстрелил по «Грозовому орлу» Тарвица. Немногие поняли, что на самом деле произошло. В действительности, Гарро выстрелил не в десантно-штурмовой корабль, а в один из преследовавших его истребителей класса «Ворон». Истребители были уничтожены, а «Грозовой орёл» исчез с радаров, скрытый термическим всплеском от взрыва.

Примерно в то же время Калеб Арин узнал о том, что люди Грульгора привезли на «Эйзенштейн» бомбы для вирусного удара по планете. Денщик отвёл боевого капитана в грузовой отсек, где в тот момент находился и Мерик Войен – именно апотекарий послал Арина за Гарро. Натаниэль потребовал от Грульгора объяснений, но вместо ответа Игнаций спровоцировал боевого капитана и завязалась схватка. Грульгор не сомневался в победе, так как у него было больше воинов. Но он не учёл одного. Он не учёл, что Император защищает.

Пока Натаниэль сражался с бывшими братьями, на Калеба бросились грузчики, прибывшие с Грульгором. Арин сумел отбиться и увидел, как Игнаций целится в Гарро. Боевой капитан был занят схваткой и не мог защититься. Со словами «Бог мой, направь мою руку!» Калеб выстрелил из маломощного лазерного пистолета и попал в болтер Игнация за миг до выстрела. Болт прошёл на волосок от головы Гарро. Игнаций среагировал мгновенно, метнув в Калеба боевой нож.

Болт, выпущенный Грульгором, повредил одну из колб с «Пожирателем Жизни». Войен и Гарро успели выскочить из отсека, прежде чем умирающий Калеб Арин опустил противовзрывной щит, изолировав помещение. Вирус должен был в считанные мгновение уничтожить внутри всё живое, а потом и себя самого.

Перед вами великая цель! Такова воля Бога-Императора! Его рука коснулась вас! Император защитит!

Таковы были последние слова Калеба перед смертью.

Этот маленький человек пожертвовал собой ради нас и всего корабля,

ошеломлённо сказал Мерик Войен, но у них с Гарро не было времени на рассуждения о великой жертве денщика. Вскоре Натаниэль перехватил приказ, предназначенный для Грульгора. В приказе, поступившем от Тифона, говорилось, что как только Игнаций получит сигнал, он должен присоединиться к бомбардировке планеты. При этом Грульгор имеет право убить любого, кто попытается воспрепятствовать ему.

Гарро понимал, что «Эйзенштейн» не может ввязаться в открытый бой с предателями – это смертный приговор без надежды нанести врагу хоть какой-то урон. Поэтому боевой капитан...

Ограничение по знакам. Продолжение здесь или здесь.

Кстати говоря, Сигиллит, изначально сомневавшийся в идее Библиариума, к моменту Никеи лично убедился в том, что позволять людям свободно использовать псайкану – это гибельный путь. Даже если речь идёт о хороших людях с благими целями (за подробностями отсылаю к рассказу «Пролог к Никее» Дэвида Аннандейла).

Мортарион всегда относился к Магнусу с подозрением, и не только он – Коракс и Дорн регулярно приходили к отцу с вопросами о том, что Тысяче Сынов слишком многое позволяется. При этом генетические потомки Жнеца даже воевали вместе с сыновьями Магнуса, однако не разговаривали с ними. На одном из предыдущих стримов по Гвардии Смерти я упоминал Колгренскую кампанию, когда Четырнадцатый и Пятнадцатый сражались плечом к плечу. Тогда Гвардейцы Смерти общались с Тысячью Сынов только через сервиторов и официальные рапорты, никогда – напрямую.

О причинах такого отношения мы тоже уже говорили – веками находясь под гнётом колдунов, барбарусцы с молоком матери впитали ненависть к колдовству. И Жнец, взращенный верховным некромантом Барбаруса, всецело разделял взгляды своих воинов.

Он неоднократно высказывался относительно того, что Тысячи Сынов нужно запретить практиковать псайкану и вообще – распустить Библиариум. Но его голос не мог пересилить голоса Магнуса, Сангвиния и Хана, которые поддерживали псайканические практики в легионах. Но потом Русс стал свидетелем Перерождения Плоти, а его шпион – Охтхере Плетущий Вюрд – лично убедился в том, что одной псайканой изыскания Магнуса не ограничиваются.

Я подробно разбирал Никейский Собор на отдельном стриме, поэтому сейчас сосредоточимся на действиях Мортариона, который тогда выступил главным обвинителем. Бледный Король никогда не скрывал своего отношения к этому вопросу и общался с Алым Королём довольно грубо, но Магнус будто не замечал презрительного отношения брата, мягко пытаясь объяснить ему, что исследования Тысячи Сынов нужны Империуму.

На самой Никее перед началом процесса они с Мортарионом встретились, и Жнецу всё-таки удалось вывести Циклопа из себя. Оказалось, что Леман Русс всё рассказал Мортариону – и о Перерождении Плоти и о том, что узнал Охтхере. Жнец сравнил Магнуса со своим приёмным отцом, Некаре, и в этом эпизоде Алый Король наглядно демонстрирует, сколь сильно он ослеплён гордыней. Например, когда Мортарион замечает, что есть силы, которые Магнус не может постичь, тот отвечает, что таких сил не существует.

– Сила есть сила, и она не может быть хорошей или плохой. Она просто есть. – Магнус показал на пистолет, висевший на боку Мортариона.

– Разве это дурное оружие? – спросил он. – А твоя боевая коса? Это просто оружие, не больше и не меньше. Лишь использующий его человек может заставить оружие сотворить зло. В твоих руках Лампион творит добро. В руках плохого человека он станет совсем другим.

– Дай человеку оружие, и он наверняка захочет пострелять, – заметил Мортарион.

К такому же выводу пришёл и Малкадор, прежде чем инициировать Никейский Собор. Безусловно, это он стоял за теми событиями. Это он подсказал Руссу, что хорошо бы отправить Рунического жреца к Тысяче Сынов, чтобы втереться к ним в доверие и выведать запретные тайны. Но сегодня не об этом.

Первым с обвинением выступил Охтхере, после него – Мортарион. Примарх произнёс довольно эмоциональную речь и с большинством его тезисов сложно спорить. Жнец упомянул о мирах, погрязших в колдовстве, и вспомнил Долгую Ночь, во время которой творились ужасные зверства. И творились они, как утверждают дошедшие до нас обрывочные архивы, именно псайкерами. Я не буду приводить все тезисы Мортариона, лишь процитирую небольшой эпизод, в котором Бледный Король с невероятной точностью описывает ситуацию Магнуса:

Я не обвиняю брата в подобном варварстве, но зло берёт своё начало не в чудовищных действиях. Если бы это было так, ни один разумный человек не поддался бы его чарам. Нет, оно вырастает постепенно – проступок здесь, уступка там, и сердце человека чернеет, начинает гнить. Можно творить зло с благими намерениями, можно верить, что мелкие злоупотребления ничего не значат по сравнению с грядущими великими достижениями. Но на самом деле важен каждый шаг и каждый поступок.

Невозможно перечислить все победы, одержанные Легионом Тысячи Сынов, но невозможно и повторить все слухи об их колдовстве. Мне в прошлом доводилось сражаться рядом с воинами Магнуса, и я прекрасно знаю, на что они способны, а потому могу подтвердить правдивость слов Охтхере Плетущего Вюрд. Это колдовство.

Разумеется, Магнус не остался в долгу. Он даже назвал Мортариона лжецом, вот только мы хорошо знаем, что Бледный Король не лгал. Лгал Алый Король. Он действительно практиковал колдовство и уже давно не делал разницы между эзотерикой и псайканой. Знал ли об этом Император? Кажется, не мог не знать. Тогда зачем он провёл Никейский Собор? Для вида? Чтобы соблюсти ритуал и официально озвучить уже принятое решение?

Эти события описаны в «Тысяче Сынов» Макнилла и лично мне в ходе основной сюжетной арки не показалось, что вердикт Повелителя Человечества был вынесен ещё до «суда над колдуном». Хотя за Магнуса вступились многие знаковые персонажи, вроде Таргутая Есугея из Белых Шрамов, с обвинением, которое озвучили Охтхере и Мортарион, сложно было спорить. Ведь они оперировали фактами. Кроме того, как я уже упомянул, Малкадор сам к тому моменту пришёл к выводу о том, что псайкану нужно запрещать.

Это было жёсткое, бескомпромиссное решение, особенно по отношению к Тысяче Сынов. Но проект «Паутина» близился к завершению. Оставались считанные годы до того, как даже навигаторы и астропаты перестали бы являться жизненной необходимостью для Империума. На Никее Магнус много говорил о будущем, но если бы будущее Императора наступило, смог бы Алый Король отказаться от своих изысканий? А его сыновья? Мортарион не сомневался – нет, не смогут.

Я на многих стримах упоминал свою теорию о том, что Ересь Хоруса и последующие события уже происходили, причём множество раз. Вселенная Вархаммера циклична и эту версию окончательно подтверждает вступление к роману «Конец и Смерть, Том 1» Дэна Абнетта, где Самус буквально озвучивает данный тезис. Однако некоторые персонажи, по всей видимости, сохраняют память о предыдущих витках. Среди них, несомненно, Император. Это объясняет в первую очередь многие из его спорных решений.

Например, множество вопросов вызывает ситуация с Ангроном на Нуцерии. Но если предположить, что Император уже неоднократно пытался спасти Красного Ангела, однако любой вариант развития событий неизменно приводил к его падению, то всё встаёт на свои места. Думаю, так же могло быть и с Магнусом – в каждом цикле он принимал сторону предателей, чтобы отец не делал. Из этого предположения родилась теория о том, что Никейский Собор преследовал единственную цель – приняв сторону Мортариона, Император хотел сохранить лояльность Гвардии Смерти.

Полагаю, если бы это удалось, Ересь Хоруса разворачивалась бы принципиально иначе, ведь Четырнадцатый легион вместе с Третьим, Двенадцатым и Шестнадцатым составлял ядро армады Луперкаля, которая погрузила галактику в кровавый ад. Проблема этой версии заключается в том, что, как кажется, перед Повелителем Человечества лежала масса других способов завоевать расположение Жнеца. Для начала – нужно было не обманывать его на Барбарусе, а потом – прислушаться к нему, попытаться его понять. С другой стороны, если всё это Император уже пробовал, финт с Никейским Собором ничем не хуже любого другого способа.

Так или иначе, я не мог не упомянуть об этом событии потому, что роль Мортариона, которую он сыграл во время Собора, трудно переоценить. Линия обвинения в равной степени строилась на позиции Охтхере и примарха Гвардии Смерти. И не будь там Жнеца, весьма вероятно, что результат мог быть иным. К чему бы это привело в дальнейшем, мы можем только предполагать.

А вот к чему привела ненависть Мортариона по отношению к колдунам, мы очень хорошо знаем. Её результатом стало Сожжение Просперо, переход Тысячи Сынов на сторону предателей и гибель значительной части Космических Волков. Таким образом, без Никейского Эдикта восстание Луперкаля не могло увенчаться успехом. И Жнец этому поспособствовал, хотя на тот момент ещё даже не планировал нарушать клятвы, данные отцу на Барбарусе. Он ненавидел Императора, но не собирался его предавать.

Ложные клятвы

На самом деле, ответ на вопрос касательно верности Мортариона сложнее, чем может показаться. Как минимум потому, что мы не знаем – где, когда и как Луперкаль завербовал Жнеца. На предыдущих стримах я говорил, что они были близки. Строго говоря, из всех братьев только с Хорусом у Бледного Короля выстроились устойчивые отношения. Он видел Луперкаля насквозь, но заблуждался, полагая, что Воитель, который лжёт всем вокруг, не лжёт ему. Братские узы затуманили взор Жнеца, тогда как Хорус сразу распознал этот изъян в душе своего брата.

Кроме того, к началу Ереси усилиями Тифона в Четырнадцатом давно процветали воинские ложи. Причём Мортарион о них не знал, Калас хорошо делал свою работу на службе у Дедушки. Он имел постоянные контакты с Эребом, так что был в курсе грядущего. Но, как я отметил в самом начале, Первый капитан не имел ни малейшего представления, как подступиться к генетическому отцу и завербовать его. Хорус же не сомневался в себе, однако заставить Мортарион преступить данные Императору клятвы оказалось куда сложнее, чем думал Луперкаль.

С Фулгримом у него проблем не было – Слаанеш сделал своё дело. Психологическая травма, которую отец нанёс Ангрону, вкупе с Гвоздями Мясника избавили Воителя от необходимости долго и упорно обрабатывать Пожирателей Миров. С Кёрзом тоже было просто – его безумие плюс теневая реформа Гендора Скрайвока закрыли вопрос о верности Трону. Лоргара вербовать не пришлось, он сам был вербовщиком, а его люди хорошо потрудились на Олимпии и подтолкнули Пертурабо к соответствующим решениям. С Альфой Хорусу тоже не пришлось иметь дело – спасибо Кабалу.

А вот Мортарион, с ним действительно было непросто. Его легион не искал себе иной судьбы, однако большинство воинов пошло бы (и в итоге пошло) за генетическим отцом по причине абсолютной преданности. Но сам Жнец был упорен, он сопротивлялся Луперкалю, однако тот в итоге всё же нашёл нужные доводы. На самом деле, ему не пришлось ничего изобретать – Хорус просто озвучил мысли самого Мортариона о том, что их отец – не более, чем очередной тиран, и у них есть шанс «положить начало новой эре справедливости и свободы, точно так же, как смерть всегда идёт следом за жизнью».

Обращаю ваше внимание, что Гвардейцы Смерти тогда и не помышляли о колдовстве, как и сам Мортарион не собирался использовать силы, которые недавно открыл для себя Луперкаль. Он пошёл за братом из идейных соображений. Потому что ненавидел отца. Потому что уважал Хоруса. Потому что действительно хотел вместе с ним построить лучший мир, достойное будущее для человечества. И это будущее могло быть построено только на крови, как любое другое.

Событиям в системе Исстван для Гвардии Смерти предшествовала кампания против йоргаллов, о которой я подробно рассказывал на одном из предыдущих стримов. Тогда Четырнадцатый в последний раз шёл в бой со своим традиционным боевым кличем «За Мортариона и Терру!» (кстати говоря, на Барбарусе ритуальная фраза Гвардии Смерти звучала иначе – тогда они говорили «Смерти вопреки!»). Мортарион лично вёл в бой своих воинов и особенно привечал Гарро, на которого обратил внимание ещё во время Покорения Галаспара, много лет назад.

Жнец чувствовал, что у Натаниэля особая судьба и, встав под знамя Луперкаля (тогда ещё тайно), Бледный Король хотел, что его Седьмой капитан находился рядом. Отличившись в боях на колониальном корабле йоргаллов, Гарро, тем не менее, не оправдал надежд генетического отца. Подробнее об этом мы поговорим на отдельном стриме, который будет всецело посвящён Натаниэлю. Сейчас отмечу лишь, что Мортарион исподволь проверял легионера и тот выказал абсолютную преданность Императору.

Из-за ранения Гарро не вошёл в состав первой волны, высаженной на Исстван III. В эту волну включили воинов из Третьего, Двенадцатого, Четырнадцатого и Шестнадцатого, которые потенциально отказались бы присоединиться к Воителю. Именно поэтому в терранских архивах ту кампанию чаще всего называют Чисткой, хотя в действительности самой чистке предшествовала целая череда сражений. Ведь формальным поводом для сбора столь значительных сил в системе Исстван послужило восстание, поднятое Вардом Праалом, имперским Регентом в секторе.

Любопытно отметить, что о предательстве на Исстване первой узнала Гвардия Смерти. Это произошло случайно. Грузовое судно «Сияющая долина», перевозившее боеприпасы для Шестой роты Четырнадцатого легиона, базировавшейся на Арктуране, поймало сигнал бедствия, вслед за чем последовала череда необъяснимых нарушений в работе поля Геллера. Судно было вынуждено выйти в реальное пространство недалеко от системы Исстван, тогда команда получила обрывочное сообщение, отправленное исстванцами более двух лет назад.

Затем, по неподтверждённой причине «Сияющая долина» погибла, но успела передать послание на «Терминус Эст». Такова была официальная версия, которую Мортарион озвучил Натаниэлю Гарро и остальным воинам. Конечно, никаких случайностей не было. Дезинформацию Жнец получил от Хоруса с приказом распространить её в легионе и включить в официальные рапорты. После этого данные были официально переданы Луперкалю, который призвал себе в помощь Мортариона и ещё двух других братьев – Ангрона и Фулгрима.

Легенда о стойкости

Вскоре армада Воителя вошла в систему и без труда достигла Исствана III, где располагался Дворец Регента, ставший штабом сепаратистов. Этому предшествовало скоротечное, но ожесточённое столкновение с восставшими на окраинной планете Исстван Экстремис, которое показало, что Пересогласие системы не пройдёт легко. Использование сепаратистами боевых псайкеров, известных как Певцы Войны, стало отменным топливом для яростного пламени, что горело в сердцах Гвардейцев Смерти. Так что Четырнадцатый шёл в бой с воодушевлением.

Каждый из легионов под командованием Луперкаля получил собственную задачу при штурме Хорала – столичного улья Исствана III. Гвардии Смерти надлежало захватить фортификации, возведённые к западу от Дворца Регента. Четырнадцатый выступил, едва первые десантные капсулы коснулись земли. Стремительность их атаки ошеломила исстванцев, которые сразу поняли, с кем имеют дело, поэтому бросили в бой всё, что имели.

Но слаженные залпы артиллерии и бронетанковые соединения, рвущиеся в контратаку, не произвели на Гвардейцев Смерти ни малейшего впечатления. Они продолжили наступление, лишь ускоряя темп и не оставляя противнику возможности перегруппироваться. В итоге, артиллерия била в слепую сквозь огненный ад, а тяжёлые имперские танки оказались без поддержки с воздуха.

Спустя считанные минуты терминаторы и отделения огневой поддержки Четырнадцатого легиона вошли в траншеи защитников Хорала и те пожалели, что родились на свет. Гвардейцы Смерти не останавливались ни на секунду, наступая на земле и под землёй, с невероятной скоростью захватывая окопы и углубленные бункеры. Когда их поддержали богомашины Легио Мортис, последние надежды защитников Хорала обратились пеплом. Противостоящую им армию невозможно было остановить.

Я не буду подробно описывать хорд сражения за Хорал, мы поговорим об этом подробнее на другом стриме. Сейчас достаточно сказать, что Гвардия Смерти при поддержке Легио Мортис выполнила все свои задачи на поле боя, справившись быстрее Детей Императора, Пожирателей Миров и даже Сынов Хоруса. Но вскоре титаны замерли, хотя по открытым каналам не было никаких приказов. Связь с флотом внезапно прервалась. А затем капитальные корабли вышли на низкую орбиту и начали бомбардировку планеты.

Воитель приказал использовать бомбы с «Пожирателем Жизни», вирусом класса «Экстерминатус». Этот некрофаг, создавший впоследствии одноимённого демона (который, как я рассказывал на предыдущем стриме, потом сольётся с Тифоном и породит Тифуса), убил всё живое на Исстване III. Вся органика на поверхности планеты в течение считанных секунд прошла путь упадка и разложения, на который в нормальных условиях потребовались бы годы, десятилетия и даже сотни лет.

Тысячи воинов из Гвардии Смерти, Детей Императора, Пожирателей Миров и Сынов Хоруса были преданы. Их верность Трону и долг перед Человечеством перевесили привязанность к генетическим отцам и легионные клятвы. Наказанием за это стала смерть. Так Хорус Луперкаль вычистил своё воинство от «ненадёжных элементов». Но не всё шло так, как он задумал.

Саул Тарвиц из Детей Императора узнал о готовящейся бомбардировке и попытался достичь поверхности Исствана III, чтобы предупредить своих братьев. Его «Громовой ястреб» двигался через зону обстрела «Эйзенштейна», корабля Гвардии Смерти, на который перебазировали Гарро и его людей. Натаниэль получил приказ сбить Тарвица, но Саул успел связаться с ним и рассказать о планах Хоруса.

Гарро и Тарвиц были старыми друзьями, они вместе прошли через горнило множества битв. Поэтому Седьмой капитан доверился другу и произвёл выстрел по его кораблю, но намеренно промахнулся. Одновременно сигнатура от взрыва скрыла «Громовой ястреб» Тарвица от радаров других кораблей.

Как я уже отметил, сам Натаниэль Гарро, получивший ранение во время штурма Исстван Экстремис, не вошёл в первую волну. Кстати, тогда его спас не кто иной, как Фабий Байл, и получается, что действия Паука, который просто исполнял свой долг, положили начало цепи событий, серьёзно осложнившей жизнь предателям.

Ввиду того, что Капитан седьмой роты и преданные ему воины не должны были пережить Чистку, Мортарион приказал Каласу Тифону разобраться с Гарро в частном порядке. У Каласа нашлось для этого идеальное оружие – Игнаций Грульгор, недалёкий, но крайне опасный воин. Грульгор почти ненавидел Гарро за его преданность заветам Сумеречных Рейдеров. Поэтому, когда Игнаций получил этот приказ от Тифона, он с радостью отправился его выполнять.

Однако миссия Грульгора не увенчалась успехом. Гарро с двумя братьями и денщиком Калебом уничтожил отделение Грульгора, лично убив посланника Тифона. После этого он получил полный контроль над «Эйзенштейном» и решил увести корабль прочь, чтобы предупредить Терру о предательстве. Но как только судно покинуло свою позицию на низкой орбите, это заметил Тифон. Первый капитан сразу всё понял и направился в погоню за «Эйзенштейном». Ему удалось повредить корабль Гарро, но тот сумел покинуть систему, нырнув в Имматериум.

Позже Натаниэль всё же достигнет Солнечной системы и сумеет передать страшную весть. За это он получит удар от Преторианца, так как в мировоззрении Дорна не было место варианту развития событий, в котором кто-то из его братьев, и тем более – Хорус Первонайденный, отрекается от Повелителя Человечества и переступает через священные клятвы. Впрочем, это уже не имело значения. Ведь, преодолев чудовищные испытания, о которых мы поговорим на отдельном стриме, Натаниэль сделал главное – он выжил, чтобы рассказать о случившемся.

А теперь вернёмся назад, на Исстван III, за несколько минут до того, как «Пожиратель Жизни» уничтожил всю органику на поверхности мира. Благодаря Тарвицу, который сообщил первой волне о готовящейся бомбардировке, легионеры, штурмовавшие Хорал, получили шанс спастись. И даже в этом аду, когда свершилось то, что считалось невозможным, нашлось место истинному героизму.

Мы ещё поговорим подробнее о героях Четырнадцатого, которых воля Тёмных Богов обрекла на мучительную смерть в пламени предательства. Но здесь и сейчас я не могу не процитировать, как погибли Капитан четвёртой роты Гвардии Смерти Улисс Теметер и его старый друг, почтенный дредноут Хурон-Фал:

Теметер и Хурон-Фал остановились на невысоком гребне перед дверью бункера и продолжили криками подгонять своих братьев. Укол страха пронзил сердце Теметера, однако он опасался не за свою жизнь, а за остальных. Воины мгновенно подчинились его приказу и в боевом порядке бежали от врага по только что отвоёванным траншеям. Сотни легионеров уже были в бункерах и закрывали двери, чтобы переждать губительную бомбардировку, но оставалось ещё немало тех, кто уже не успеет достичь укрытия.

– Уллис! – рявкнул стоявший рядом ветеран. – Прячься, быстро. У нас остались считанные секунды!

– Нет! – ответил Теметер. – Сначала должны укрыться мои люди!

– Идиот! – зарычал Хурон-Фал, наплевав на субординацию. – Я останусь! Ничто не может проникнуть сквозь мою защиту. А ты уходи! – Он подтолкнул Теметера к двери массивной клешнёй манипулятора. – Проклятье, уходи скорее!

Уллис сделал шаг назад, но взгляд его всё ещё оставался прикованным к небу.

– Нет, – повторил он, и в этот момент ослепительные вспышки залили планету мертвенно-белым огнём.

Над их головами произошла детонация снарядов первой волны, и серии воздушных взрывов освободили разрушительную лавину. Колонии вирусов, способные на гипербыструю мутацию и обладающие способностью размножаться с экспоненциальной скоростью, набросились на бактерии естественной среды. Затем пришла вторая волна и над Хоралом взвилась чёрная туча смерти. Эти снаряды, не взрываясь, долетали до поверхности и только тогда выбрасывали колонии вирусов, окутавшие улицы, площади и окопные траншеи.

«Пожиратель Жизни» делал то, ради чего был создан. Едва его молекула соприкасалась с органическим веществом, вирусы устремлялись внутрь и начиналось разложение. Все живые существа в городе, все животные и растения, мельчайшие организмы вплоть до микробов подвергались воздействию вируса. В одно мгновение были стёрты грани между биологическими видами, и жизнь покинула планету. Плоть охватило гниение, кости становились хрупкими и рассыпались за секунды, кровь превращалась в гной. Смерть объединила исстванцев и космодесантников – и те и другие погибали в страшных мучениях.

Люди, бежавшие навстречу Теметеру, умирали на ходу. Воины падали на землю, их тела превращались в красноватую жижу и вытекали зловонными струями через трещины в доспехах. Улисс понимал, что слишком долго медлил, и отдал последний приказ:

– Закрыть все двери! Немедленно закрыть!

Люди в бункере сделали так, как им было приказано, а Теметер уже ощутил на губах привкус крови, и кожу стало покалывать от рвущихся внутрь смертоносных микроорганизмов. Металлическая дверь за его спиной с лязгом захлопнулась, затем раздалось шипение гидравлического замка. Улисс надеялся, что воины успели спастись. Если повезёт, в бункере не окажется вирусов. Он успел сделать ещё пару шагов, но мышцы ног отказывались повиноваться, и Теметер покачнулся. Хурон-Фал подхватил его.

– Я же говорил, что надо прятаться, глупец!

Отчаянным жестом капитан сорвал с головы шлем. Теперь он стал бесполезен, вирусы с легкостью проникали сквозь защитные фильтры и устремлялись в лёгкие. Рука бессильно упала на металлическое плечо дредноута и, скользнув вниз, оставила на поверхности отпечаток тёмной слизи. Только теперь охваченный болью Теметер увидел – на гладкой поверхности керамических доспехов ветерана имелась тонкая трещина. Она не могла повлиять на боевые качества Хурон-Фала, но вирус легко проник внутрь панциря и теперь пожирал остатки плоти воина.

– Ты… солгал.

– Это прерогатива ветеранов, – последовал ответ. – Мы уйдём вместе, ты не против? – спросил Хурон-Фал, поддерживая Теметера и увлекая его подальше от бункера.

Улисс собрал остатки сил, чтобы кивнуть. Он уже ослеп и только ощущал, как жжёт зрительные нервы, как быстро размягчаются мягкие ткани губ и языка.

Двигательные системы Хурон-Фала тоже были на грани распада, но он оттащил Теметера на некоторое расстояние от бункера и остановился.

– Это наша смерть, – прохрипел его речевой аппарат. – Мы сами её выбрали и лишаем тебя твоей победы.

Коротким ментальным импульсом дредноут разорвал цепь управляющего контроля над встроенным генератором и вызвал перегрузку. Через миг на разбитом снарядами плато у стен города вспыхнули две крошечные звёздочки, отметившие ещё две жизни, унесённые смертельным ураганом.

Такими мы должны запомнить Гвардейцев Смерти. Такими, как Улисс Теметер, который даже в шаге от собственной гибели думал о других. Который отказался подчиниться судьбе и вместе с Хурон-Фалом они бросили последний вызов предателям, выбрав смерть в атомном огне.

Луперкаль запоздало понял, что ситуация вышла из-под контроля. Он собирался начать новую – теперь уже обычную – бомбардировку планеты, но Ангрон, нарушив приказ, спустился на поверхность со своими воинами. Принято считать, что Красным Ангелом двигала бесконтрольная ярость, но это неправда.

В действительности, нуцериец этим своим жестом хотел почтить выживших лоялистов. Он с самого начал считал вирусную бомбардировку недостойным решением, а теперь получил возможность истребить отказавшихся от него сыновей собственными цепными топорами.

Это дало верным Трону возможность продержаться ещё некоторое время. Хотя они знали, что всё равно обречены. Ведь предатели превосходил их числом и огневой мощью, они контролировали небо и орбиту, у них были Титаны.

Центром сопротивления стал Дворец Регента, где засела большая часть лоялистов во главе с Саулом Тарвицем из Детей Императора. Но также благодаря усилиям Теметера несколько сотен Гвардейцев Смерти сумели пережить апокалипсис и удерживали плацдарм на западе Хорала. В распоряжении этих доблестных воинов имелись фортификации и арсеналы, но у них не осталось офицеров. А главное – им противостояла объединённая мощь Пожирателей Миров и Гвардии Смерти, которыми руководили примархи.

Ангрон, разобравшись с лояльным капитаном Эрленом и его воинами, двинулся на позиции выживших из Четырнадцатого со стороны Дворца. В это же время на периферии высадился Мортарион и ударил в спину своим сыновьям. Гвардейцы Смерти были к этому готовы и приняли удар так же, как делали это всегда – молча и стойко, без жалости к себе и противнику.

О сопротивлении во Дворце Регента мы хорошо знаем, но не только Тарвиц, Локен и остальные продержались почти два месяц. Гвардейцы Смерти на западе тоже продолжали сражаться всё это время. Пожиратели Миров Ангрона и преданные Мортариону воины раз за разом накатывались на траншеи, где лояльные Сыновья Жнеца бились в полном окружении. И раз за разом волна предателей откатывалась назад, не в силах сокрушить противника.

Главная проблема для выживших заключалась в том, что с ними сражались такие же Гвардейцы Смерти, ведь можно спорить об их моральных качествах, но им нельзя отказать в воинском мастерстве и упорстве. И тут немалую роль сыграли бронетанковые эскадроны Четырнадцатого.

На одном из предыдущих стримов я обращал ваше внимание на то, что именно в этих частях к началу Ереси служило больше всего терранцев. В ходе бойни на Исстване III они попросту отказались стрелять в боевых братьев и развернули свои орудия против предателей, кто-то даже открыл огонь по Мортариону и окружавшему его Савану Смерти.

Финальная битва продлилась пять часов и позже её назовут Покров Скорби. В адской мясорубке, где уже не было ни направлений атаки, ни какой-либо тактики, Кризос Мортург, который переживёт Чистку и позже станет Чёрным Щитом, собрал под своим командованием ударный кулак и атаковал самый центр вражеского строя. Он лично убил Дюрака Раска – маршала артиллерии Гвардии Смерти, которому Мортарион поручил командование наземной операцией. По слухам, один из «Хищников» Мортурга даже успел сделать несколько залпов по Жнецу, прежде чем тот изрубил противника на куски.

Впрочем, героизм лоялистов, вся их стойкость и абсолютное осознание собственной правоты уже ничего не могли изменить. Потому что они бились с себе подобными, а Бледный Король всегда достигал поставленных целей на поле боя. Поэтому, осознав, что в беспорядочной бойне победу он получит только чрезмерно высокой ценой, примарх приказал отступить и перегруппироваться. Вскоре он вернулся, уже с тяжёлой техникой и Титанами Легио Мортис.

Однако лоялисты продолжали драться. Теперь у них осталось лишь одно преимущество – благодаря ранее захваченным арсеналам исстванцев у легионеров не было проблем с боеприпасами. Они стреляли, не переставая, и остановились только тогда, когда стволы болтеров и мельт вышли из строя по причине критического перегрева. Последние выжившие лоялисты спустились на нижние уровни бункеров, обрушив входы. Но предатели, предполагая такой манёвр, захватили с собой штурмовые буры «Аид», последовав за братьями во тьму подземья.

Ограничение по знакам. Продолжение здесь.

Группа ВК

Телеграм-канал

Дзен-блог

Калас Тифон, чьё имя однажды будут произносить только шёпотом со смесью ужаса и презрения, был обречён ещё до своего прихода в этот проклятый мир. Однажды он станет одним из самых могущественных колдунов галактики и сможет одним только словом поднимать из могил миллиарды мертвецов, единолично покоряя целые звёздные системы. Но это будет потом. Сначала Каласу предстоит долгий и трудный путь, полный крови, страданий и… любви. Любви, которую у него отняли, которую ему запретили. Которую, в конечном итоге, он запретил себе сам. Но главный вопрос в том, был ли у Тифона выбор? Ведь Метка Нургла на его теле появилась в разгар Ереси Хоруса, однако истинная Печать Распада лежала на душе Каласа уже давно…

Конфликт источников и реткон

Впервые мы встречаем Тифона во втором Кодексе Космодесантников Хаоса, а именно – в третьем издании, которое вышло в далёком 2002 году. Однако там практически ничего не говорится о прошлом Каласа, только упоминается, что он родом с Барбаруса. Эти данные подтверждаются в «Белом Гноме» №282 (2003 год), где кроме прочего указано, что до Ереси Тифон был библиарием в должности эпистолярия.

В следующий раз о происхождении Каласа заговорил Гэв Торп в новелле «Лев», которая была написана в 2012 году. Здесь Тифон уже терранец и он сражался ещё в рядах Сумеречных Рейдеров. И он также является библиарием, который активно практиковал псайкану до открытия Барбаруса. Затем, когда Четырнадцатый легион интегрировался со своим примархом и Гвардия Смерти по указу своего владыки вышла из Библиариума, Тифон прекратил освоение псайканических практик.

Наконец, последний и наиболее актуальный источник информации о прошлом Каласа Тифона – роман «Погребённый кинжал» Джеймса Сваллоу, который увидел свет в 2019 году и завершил эпический цикл «Ересь Хоруса». Именно из этого романа мы получаем львиную долю информации о происхождении и становлении Тифона. Здесь он снова барбарусец, то есть не состоял в легионе Сумеречных Рейдеров и не являлся членом Библиариума. Впрочем, психические способности у него действительно имелись. Но обо всём по порядку.

Часть 1 – Руда в металл

Калас Тифон родился в безымянной деревне где-то на Барбарусе. Её название и расположение не имеет никакого значения. Важно то, что эта деревня, как и любая другая деревня на планете, принадлежала одному из Владык, некромантов, заключивших сделку с Нурглом и державших Барбарус в своих окровавленных руках.

Владыки давно перестали быть людьми, хотя внешне многие из них выглядели вполне по-человечески. Они были жестоки и беспринципны, упивались своим могуществом и не ценили жизни обычных людей, которых называли Низшими. Владыки брали, что хотели и когда хотели. Они создавали армии големов, кадавров и лоскутных чудовищ, чтобы держать Низших в повиновении, и периодически воевали друг с другом, дабы развеять скуку.

Крепости Владык располагались в горах, окутанных алхимическими миазмами. Большинство обычных людей уже в предгорьях настигала мучительная смерть, и только самые стойкие могли подняться чуть выше. Впрочем, никто даже не пытался. В этом не было смысла, потому что в сравнении с Низшими Владыки были Богами, коими себя и считали.

На предыдущих стримах про Мортариона я рассказывал о том, как он сбежал от Некаре, своего приёмного отца и Верховного Владыки Барбаруса. Сегодня я опишу этот эпизод подробнее, но не глазами примарха, ведь этот разговор посвящён не ему. Однако прежде, чем мы проанализируем момент встречи Тифона и Мортариона, необходимо сказать пару слов о предшествовавших этому событиях.

Итак, никто не знает и уже никогда не вспомнит, где конкретно родился Тифон, хотя тогда на Барбарусе его имя было хорошо известно. Дело в том, что мать Каласа приглянулась одному из Владык. Некромант овладел бедной женщиной и бросил её израненное тело в поле за деревней. Лишь чудом она выжила. Конечно, после этого односельчане стали относиться к ней с подозрением. И хотя люди понимали, что женщина ни в чём не виновата, никто так и не смог переступить через себя, отринув осознание простой мысли – её тело осквернено злом.

Но женщина не просто выжила. Она забеременела от Владыки и родила мальчика. Мы мало знаем о первых годах жизни Тифона. Нам лишь известно, что в какой-то момент селяне решили, будто осквернённая женщина и её дитя опасны. Мать Каласа схватили и утопили в ближайшей реке, но мальчик сумел вырваться и сбежать. С тех пор он странствовал по Барбарусу, нигде не задерживаясь надолго. Потому что про ублюдочного отпрыска Владыки уже знала вся планета и, разумеется, ему не доверяли. А тот факт, что он избежал расправы односельчан, лишь подливал масла в огонь, ведь тогда не обошлось без колдовства (это действительно так, хотя в детстве Тифон использовал свои силы инстинктивно и совершенно ими не владел).

В какой-то момент Тифона поймали прислужники Некаре. Его и ещё несколько десятков Низших сковали и повезли в горную крепость Владыки, чтобы сделать подопытными в экспериментах некроманта. Тогда Калас уже понимал, что обладает силой, которой большинство смертных лишены. Его некому было учить, поэтому всё, чем Тифон владел в то время, он постиг сам. Этого оказалось достаточно, чтобы сбросить бронированную машину с пленниками в кювет, а затем взорвать стену грузового отсека.

Это был коренастый юноша с лисьим лицом и широко раскрытыми от страха глазами.

Таким Каласа увидел Мортарион, наблюдавший за сценой с крепостной стены. Тифон едва не задохнулся от ядовитого воздуха, но сумел прихватить с собой из грузовика дыхательную маску. Он помог выбраться другим пленникам, а затем выступил против големов, которые бросились за улизнувшей добычей.

Отбившись от чудовищ, Тифон выиграл время себе и остальным. Он повёл людей через земляные валы, составлявшие первую линию обороны крепости. Удивительно, но Калас шёл не прочь от твердыни Некаре, а прямо к ней. Причина заключалась в том, что он увидел Жнеца на стене.

Это был странный момент, шокировавший Мортариона секундной связью между ним и незнакомцем.

Откуда взялась эта внезапная связь? Позже, спустя десятилетия, Тифон так объяснит её:

Общая боль. Общая ненависть. Мы оба выбрались из одного тёмного колодца.

Его слова правдивы лишь отчасти. Ведь на самом деле они так и не выбрались. А страшнее всего то, что ни Тифон, ни Мортарион не понимали этого до самого конца, вплоть до Осады Терры. Я не уверен, когда эта простая истина открылась Каласу, но Жнец совершенно точно познал её в Космопорте Львиных Врат. Впрочем, сейчас для этого ещё слишком рано.

Мортарион увидел странную рябь в воздухе вокруг этого человека. Она была похожа на отражение света от полированного металла, но свечение не могло исходить из ниоткуда. Что-то упало к его ногам, затем мелькнуло в грязи и устремилось к ближайшему чудовищу. Прежде чем лоскутный конструкт успел среагировать, тощие белые миноги вырвались из земли и сомкнулись вокруг голема, разрывая его ноги на части и сваливая вниз. Что бы ни сотворил юноша, он знал, что делает. Парень вытащил из-под куртки сломанный кусок ржавого металла, сжимая его словно кинжал и хрипя что-то с каждым вдохом ядовитого воздуха.

Но этого было недостаточно, чтобы победить целый отряд големов. Вот почему Калас пошёл к Бледному Королю – он рассчитывал на помощь незнакомца. И юноша не ошибся. Как я уже рассказывал на предыдущих стримах, Жнец, ощутив не поддающуюся объяснению связь с Тифоном, перемахнул через стену и врезался в ряды чудовищ.

Когда чаша весов начала склоняться в пользу Низших, Калас нашёл в себе силы и вновь применил псайкану.

Мерцание расплылось в поле зрения, и ещё больше миног выползло из сырой земли, атакуя всё, что шевелится. Обычно змеи не охотились днём, но юноша каким-то образом призывал их к себе. Подобное умение Мортарион видел только у Владыки.

Тогда примарх и его будущий первый капитан впервые сражались бок о бок. Но если для Мортариона големы не представляли реальной опасности, у Тифона дела шли не лучшим образом. У него не осталось психических резервов, а кусок металла, переделанный в импровизированный нож, едва ли мог служить надёжным оружием. Кроме того, Каласу приходилось постоянно поддерживать респиратор одной рукой.

Но Бледный Король спас его и остальных людей, быстро расправившись с оставшимися големами. Глядя на дело рук своих, он инстинктивно почувствовал то, что сможет осознать лишь спустя многие годы:

Внезапно ему показалось, что этот момент всегда был рядом. Ждал своего часа, схождения необходимых условий.

Дальше между Каласом и Мортарионом происходит короткий диалог, который ставит перед нами неожиданные и тревожные вопросы:

– Ты должен бежать,

– обратился он к юноше. – Беги, прямо сейчас.

– Они сказали мне, что ты поможешь, – человек будто не слушал ничего. – Я не поверил, но они были правы. Зачем? Зачем ты сделал это?

– Кто тебе сказал? – Мортарион посмотрел на чёрную кровь, засыхающую на пальцах, и тут же продолжил. – Я сделал это, потому что ты меня попросил.

– Что?

Грубый, невесёлый смешок вырвался словно бы из ниоткуда.

– Ты дал мне выбор, – пояснил Мортарион. – И я выбрал. – Он покачал головой, его жидкие волосы упали на бледное серьёзное лицо. – Раньше никто не делал ничего подобного, – он вдохнул. – А теперь беги! Или проведёшь вечность слугой-трупом Некаре!

Юноша схватил его за руку.

– Идём вместе.

– Нет… – эта мысль не укладывалась в рамках скудного опыта Мортариона, будучи выше его понимания.

– Не существует такого правила, что велит тебе оставаться здесь и сражаться с ними лицом к лицу! – Беглец ткнул пальцем в чудовищные фигуры в тумане. С каждой секундой они становились всё больше и ближе. – К рассвету мы выберемся отсюда. Тебе не нужно здесь умирать, Мортарион.

Калас знал имя Мортариона, потому что на Барбарусе все его знали – цепного пса Некаре. Примарха называли «торговцем смертью с пустыми глазами».

Однако, несмотря на всю свою силу, Жнец не верил, что им удастся сбежать от големов. Поэтому он хотел остаться и пасть в бою с монстрами, чтобы выиграть время для Каласа и остальных. Но Тифон не собирался ни умирать, ни терять нового союзника. Он повредил топливопровод грузовика и когда големы добрались до машины, Мортарион выстрелил в неё, уничтожив весь авангардный отряд.

Таким образом они спасли себя, а заодно – группу пленников, которые выбрались из грузовика и не погибли в первые же секунды лишь благодаря Каласу. Вместе люди спустились с гор, покинув территории, отравленные алхимическими ядами Некаре, и добрались до поселения, которое называлось Ущельем Геллера.

На предыдущем стриме я рассказывал об эмоциях, которые ощутил Мортарион, когда вернул смертных их семьям. Вот только помимо благодарности люди испытывали к нему и другие чувства. Они попросту боялись Жнеца, которого, напомню, весь Барбарус знал как сына Верховного Владыки. А Тифона они откровенно ненавидели, потому что его история тоже была всем хорошо известна.

Тем не менее, в Ущелье Геллера им предоставили кров – полуразрушенную конюшню на краю поселения, дали дров и даже еды – всего лишь жидкая пресная похлёбка, но Мортариону она казалась пищей богов. Бледный Король был намерен остаться и завоевать доверие этих людей, испытывая к ним глубинное родство, которое сам не мог объяснить. Тифон был против, он предложил покинуть Ущелье Геллера. Именно тогда Калас рассказал Жнецу о том, что является полукровкой.

Тифон считал, что в поселении их никогда не примут как равных, и настаивал на том, чтобы как можно скорее убраться отсюда. Едва ли мы можем винить его за нежелание проявить хоть немного гибкости. Калас всю свою жизнь был изгнанником, его презирали только за то, что он появился на свет. После смерти матери Тифон буквально остался один на один с целым миром и просто не смог бы выжить, не воспитав в себе подозрительность, граничащую с паранойей, а также суровость, которая порой приобретала черты полной отчуждённости.

Но Мортарион был другим. Он был примархом, поэтому смотрел на окружающую действительность иначе. Уже тогда Жнец понимал, зачем создан.

«У этих людей просто не было возможности что-то изменить. Предоставленные сами себе, одинокие. Без путеводного огня, без надежды».

Но баланс нарушен и это должно прекратиться. Изуверствам Некаре и других паразитов придёт конец.

«Я сделаю это».

С такими мыслями Мортарион вышел в поле вместе с жителями Ущелья Геллера и начал косить. Тифон нехотя последовал за ним. Каласа искренне развеселило то, как Жнец хотел завоевать сердца местных. Он просто не понимал, как такое возможно, ведь его жизненный опыт подсказывал обратное. Весь этот опыт Калас воплотил в простой формулировке:

Тебе не нужно ничего добиваться, Жнец. Ты можешь просто взять всё, что хочешь. Ни одна живая душа не осмелится бросить тебе вызов.

Обратите внимание – именно Тифон впервые назвал Мортариона Жнецом, даже не представляя в тот момент, насколько пророческим станет это прозвище. Примарх не согласился со словами Каласа, сказав, что готов использовать страх как оружие только против своих врагов.

Сложно сказать, чем бы закончился их разговор и вся эта затея Мортариона, но внезапно неподалёку сломалась телега, гружённая снопами пшеницы. Она придавила маленькую девочку и каждая секунда промедления могла стоить ребёнку жизни. Но телега была слишком тяжёлой, люди не могли просто взять и…

Зато мог Мортарион. Он просто подошёл к телеге и поднял её. Люди застыли в изумлении, пока Тифон окриком не привёл их в чувство. Они вытащили ребёнка, но не могли спасти пшеницу, потому что уже наступала ночь и со стороны гор наползал чёрный туман. В этом тумане рыскали твари, которых Некары выпускал охотиться во тьме. Люди хотели взять пшеницу, кто сколько может, но Тифон остановил их. Психический дар подсказал Каласу, что чудовища уже здесь и нужно спасаться.

Кстати говоря, несмотря на откровенную ненависть по отношению к Некаре и остальным Владыкам, Мортарион не испытывал подобного к Тифону. Его совершенно не волновало, что его новый друг – полукровка. А силы, которые Калас использовал в бою с големами, Жнец называл чудом, хотя и провёл параллель с тем, что делали Владыки.

Думаю, примарх исходил из того, что Тифон был Низшим, то есть – обычным человеком, не некромантом. Он тоже боялся, тоже страдал, тоже истекал кровью. Но при этом думал не только о себе, ведь тогда, на перевале, Калас ввязался в бой, чтобы помочь другим пленникам бежать.

Кроме того, как отметил Мортарион, Калас был первым, кто дал ему выбор. Фактически именно Тифон подвиг Жнеца к тому, чтобы сбежать от Некаре, положив начало цепи событий, которая приведёт к освобождению Барбаруса. Было ли это случайностью? Разумеется, нет. Выше я привёл цитату о том, как Жнец на уровне инстинкта ощутил предсказанность момента. Эта роковая точка в пространстве и времени существовала задолго до рождения Мортариона или Каласа Тифона. Возможно, она существовала всегда, так что эти события просто не могли не свершиться.

Но был ещё один момент, который я намеренно проигнорировал, потому что его проигнорировал и Мортарион. Во время их первого разговора Тифон произнёс фразу:

Они сказали мне, что ты поможешь. Я не поверил, но они были правы.

Как вы помните, Жнец насторожился и сразу спросил, кого имеет ввиду Тифон, но тут же примарх сам сменил тему разговора. И больше к этому вопросу они не возвращались. Получается, Калас сбежал не в случайный момент времени. Он всё рассчитал так, чтобы караван с пленниками находился как можно ближе к нижним укреплениям крепости Некаре, где жил Мортарион. Похоже, Тифон понимал, что даже если сбежит, големы поймают его и в лучшем случае убьют. Но кто-то подсказал ему, что если сделать это на глазах у приёмного сына Верховного Владыки, тот поможет и авантюра увенчается успехом.

Любопытно, что больше нигде этот момент не упоминается. Но вскоре мы дойдём до другого эпизода, о котором я говорил на предыдущем стриме. На Галаспаре Калас встретит жреца Нургла, который будет знать о жизненном пути Тифона даже больше, чем он сам. Кажется, что здесь не может быть альтернативных вариантов. На Барбарусе тоже существовал культ Нургла. В том смысле, что он, похоже, существовал и среди Низших. А раз этот культ больше никак себя не проявил и нигде о нём нет ни слова, значит, он был создан с единственной целью – помочь Тифону встретить Мортариона, чтобы дальше всё сложилось, как должно.

Думаю, такому финту позавидовал бы даже Тзинч, который работал с Тысячью Сынов куда прямолинейнее. Хотя, возможно, всё дело в природной стойкости Мортариона, в его упорстве на грани упрямства. Ведь он не Магнус, его не прельстить знаниями и возможностями. Жнец всего достиг сам, ему было плевать на посулы Хаоса, обещавшего лёгкую победу. Он не воспринимал Нургла даже когда тот говорил непосредственно в сознании Жнеца. Вот, зачем нужен был Калас Тифон. Жестокий и хитрый, но всё-таки – такой человечный, с глубокой личной трагедией и проклятым даром, которого он стыдился из-за своего происхождения.

Изгой среди своих, в раннем детстве потерявший единственного дорогого человека, Тифон не мог не импонировать чуткой душе Мортариона, которую тот скрывал ото всех, включая себя самого. Конечно, они были похожи. Но вместе с тем кардинально отличались. Ведь если Жнец не хотел быть один, Каласа это вполне устраивало. Он привык странствовать, не иметь дома, полагаться только на себя. Вперёд его толкала лишь ненависть к Владыкам, которую он в итоге разделил с Мортарионом. Которая связала их. И тут мы должны отдать должное Дедушке – он оказался истинным знатоком человеческой души.

Тифона мне по-настоящему жаль. Ведь он буквально был создан, чтобы стать всего лишь ступенькой, которая в итоге помогла Мортариону вознестись в объятья Нургла. Хотя, если уж подбирать эффектную метафору, наиболее подходящим образом мне видится пешка. Пешка, которую умелый игрок довёл до противоположного конца поля, чтобы вернуть ферзя. Конечно, ферзь вернулся иным. А пешка… просто приняла свой путь.

Тут было бы уместно провести параллель с Эребом, который почти до самого конца действовал по указке Лоргара, не осознавая этого. На самом деле, только Фаэрон раскусил Уризен, а глупец, считавший себя «архитектором ереси», оказался удивительно близорук и откровенно слеп. Полагаю, он до сих пор не понимает, что у него нет и никогда не было собственной воли. В общем, эту параллель можно было бы провести, но я не стану. Потому что Эреб откровенно мерзок, ничтожен. Тогда как Тифон… действительно трагичен.

Так или иначе, тогда, в поле за Ущельем Геллера, Мортарион убил чудовищ, напавших на деревню, и казнил их лидера – Дисалема. Что примечательно – пока жители деревни умирали один за другим, только Жнец и Тифон оказывали монстрам достойное сопротивление. С примархом понятно, но как это удавалось Каласу? Ведь в том эпизоде он не использует псайкану, Мортарион обратил на это внимание – полукровка сражался только ножом. Возможно, он был прирождённым воином, которого скитания и одиночество закалили, превратив в расчётливого и отчаянного хищника. А может, его хранила печать Нургла на душе. Ведь Калас уже сделал первый шаг к своему предназначению.

Часть 2 – Металл в клинок

Мы не знаем, сколько времени прошло с момента битвы в Ущелье Геллера до основания Убежища – первого по-настоящему свободного города на Барбарусе, появление которого на карте планеты ознаменовало собой переломную точку в ходе затяжной войны. После Южной кампании, когда Мортарион разбил сразу несколько Владык, некроманты начали стремительно терять влияние.

К тому моменту Жнец уже возродил некоторые технологии из забытых эпох и наладил снабжение своих войск. Выдающийся военачальник и прозорливый стратег, он уничтожал тиранов одного за другим. У него было всё для победы, требовалось лишь время.

Многие месяцы нескончаемых боёв, в которых Мортарион и Тифон сражались плечом к плечу, сблизили их. Жнец искренне считал Каласа другом и тот отвечал ему взаимностью. Примарх назначил Тифона своим заместителем, так как, во-первых, полностью доверял Каласу, а во-вторых, тот показал себя отличным тактиком. Вот краткая характеристика, которую Мортарион даёт Тифону к моменту основания Убежища:

Тифон больше не был тощим язвительным юношей, рядом с которым он сражался в туманах горного перевала. Калас стал умелым и прозорливым воином, каким ему всегда суждено было быть. За первые годы войны он проявил себя множество раз, и этого было достаточно, чтобы Мортарион дал ему собственный отряд Гвардии Смерти.

Нужно сказать, что остальные по-прежнему относились к Тифону с подозрением. При всём желании люди не могли закрыть глаза на происхождение Каласа, столь сильно они ненавидели кровь Владык. Их можно понять, ведь тысячи лет некроманты истязали население Барбаруса, так что смертные с молоком матери впитали один простой факт – колдуны несут только зло.

Некоторые никогда не братались с Тифоном, несмотря на все его победы и раны, полученные во имя общего дела. И Калас, и Мортарион были чужаками, отличающимися от своих братьев по оружию физической формой и происхождением, но в то время как высокий рост Мортариона и его худощавый вид стали восприниматься как часть его сущности, Тифон никогда не получал признания от своих сородичей. Истина о происхождении Жнеца была известна очень немногим, а остальные говорили о ней на уровне мифов. Тифон, с другой стороны, явно был полукровкой, и, несмотря на все усилия Мортариона, его товарищ всё ещё страдал от этого предубеждения.

Мортарион честно старался сделать так, чтобы его люди смягчились по отношению к Тифону. Ведь всё началось с них двоих и, судя по воспоминаниям Жнеца, Калас сделал для восстания не меньше, чем сам примарх. Что до Тифона, ему было плевать. Он просто хотел освободить планету от ненавистных Владык и готов был на всё ради этого. На всё – вот, в чём заключалась проблема. Вот тот изъян, который использовал Нургл.

Мортарион, как и все барбарусцы, ненавидел колдовство, ещё в детстве вдоволь насмотревшись на жуткие эксперименты Некаре. Тем не менее, как я отметил выше, изначально он не был против того, чтобы Калас использовал свои умения. Как вспоминал сам Жнец, тогда многое произошло и у него просто не было времени рассуждать о том, откуда у Тифона его дар, ведь никто на Барбарусе не владел магией. Никто, кроме Владык. Однако на тот момент примарху было достаточно того, что Калас рядом и сражается за правое дело.

Полагаю, вскоре это изменилось. Потому что с момента битвы в Ущелье Геллера Тифон больше не пользовался своими психическими способностями, по крайней мере, нам об этом не известно. Думаю, причина очевидна – он был вынужден адаптироваться. Калас, как и Мортарион, хорошо понимал, что есть схватки, в которых не выстоять одному. Он не хотел терять союзника и друга, поэтому отказался от тьмы в своей крови. До поры до времени.

Как раз до той самостоятельной кампании, которую он вёл одновременно с Южной кампанией Мортариона. Тогда Тифон немного задержался и прибыл в Убежище позже намеченного срока. Он захватил дирижабль поверженного Владыки и набил его трюм провизией. Вот, что им двигало:

Тифон переживал, что люди страдают от недоедания в эти последние дни войны, держась лишь за надежду, что смерть Некаре всем принесёт облегчение.

Тифон переживал. Переживал за тех, кто убил его мать только потому, что ей не повезло. За тех, кто боялся и ненавидел его самого. Похоже, тогда в душе Каласа ещё теплился свет, которого, учитывая обстоятельства, там не должно было быть. Говорит ли это о силе его духа? О его человечности, его стойкости? Вероятно. Вот только всё это не имело смысла…

Владыку, которого победил Тифон, звали Волкрал. Он был сильным и гордым некромантом, одним из приближённых Некаре. И всё же группировка Тифона истребила его армию и разрушила крепость ненавистного тирана. Калас вернулся в Убежище с триумфом. Когда они с Мортарионом вновь встретились, Жнец был искренне рад видеть своего сподвижника и боевого брата, однако инстинктивно примарх ощутил перемены в Тифоне.

Лёгкость, которую Мортарион почувствовал, снова увидев старого друга, была омрачена едва уловимой аурой сомнения.

Примарх отбросил эту мысль, ведь они с Каласом пролили слишком много крови, чтобы Мортарион мог позволить себе сомневаться в своём заместителе. И он был прав – Тифон никогда не предавал Жнеца, ни тогда, ни впоследствии.

В Убежище Мортарион показал Каласу новейшие разработки – защитные костюмы, которые позволяли смертным забираться высоко в отравленные горы. Это был первый шаг, который ознаменовал очередную веху в истории Гвардии Смерти, ведь теперь все понимали, что рано или поздно Жнец доберётся до Некаре.

Со своей стороны у Каласа тоже было, что предложить своему другу. Дело в том, что когда он добрался до Волкрала, некромант сделал ему предложение, от которого человек в положении Тифона не мог отказаться. Но Тифон отказался. Потому что уважал Мортариона и ценил свои отношения с ним. При этом Калас, как позже признает сам Жнец, всегда умел находить возможность там, где другие её упускали. Он не убил Волкрала, а взял его в плен и привёз к Жнецу.

– Ты всегда говорил мне не растрачивать ресурсы впустую,

– парировал Тифон. – Отбрось на минуту свою ярость и позволь себе подумать, друг мой. Подумать о том, чему мы можем научиться у этого создания. Мы знаем, что их методы работают против нас. Они проверены, в отличие от доспехов из Тиран-Кузниц! Мы можем получить эту мощь, Мортарион! Не только иммунитет к туману, но даже больше, – он придвинулся ближе, его голос упал до настойчивого рычания. – Ты лучше нас всех знаешь, какие силы может призвать Некаре. Гибельное пламя из-под земли. Туманы-убийцы и бури, способные ворваться человеческое сознание. Представь, если бы мы могли обернуть эту мощь против него…

На мгновение Мортарион исполнил просьбу и обдумал слова Каласа. Их соблазн, их невероятные возможности было трудно игнорировать. Но, взглянув внутрь себя, Жнец увидел часть своей души, которая будет предана и убита, если он пойдёт по пути приёмного отца.

Мортарион вздрогнул, когда рядом с ухом зазвучало жужжащее гудение. Он смахнул с себя оцепенение и посмотрел на своего старого друга.

– Я взвесил сказанное тобой, и я не поддамся. Внемли мне, Тифон. Я не буду повторять этот приказ. – Он повернулся к клетке спиной. – Если Волкрал не умрёт от твоей руки, здесь и сейчас, тогда тебя постигнет его участь. И знай, с сегодняшнего дня и на веки вечные, я клянусь, что Гвардия Смерти никогда не пойдёт по этому пути. Никогда!

Переполненный гневом, с сомнением и горечью в душе, Мортарион вихрем пронёсся через грузовой отсек и рывком открыл люк, исчезнув в свете снаружи.

Ненависть Мортариона к колдовству оказалась столь сильна, что он готов был казнить Тифона, если тот не убьёт Владыку. Думаю, это далось бы ему с большим трудом, но Жнец лично исполнил бы приговор (на самом деле, он его действительно исполнил, но позже, и мы ещё до этого дойдём). Что касается Каласа, его мотивы прозрачны, ведь он сам был псайкером, сыном некроманта. Эта сила жила в нём и он инстинктивно тянулся к ней.

Дальше, когда Мортарион ушёл, между Тифоном и Волкралом происходит интересный диалог:

– Только ты и я,

– он протянул руку и стянул кляп, обнажив разбухшие губы Волкрала. – Скажешь что-нибудь напоследок?

– Он не знает, ведь так? – существо изрыгнуло вопрос, отчаянно пытаясь потянуть время. – Поэтому ты заткнул мне рот. Ты боялся, что я расскажу ему!

– Думаю, он начинает подозревать, – Тифон прикинул вероятности. – Твои слова только усложнили бы всё.

Волкрал в последний раз попытался надеть маску привычного ему высокомерного превосходства.

– Я чую это в тебе, полукровка. Густая вонь плоти Низших, поганящая и ослабляющая силу потенциала Владыки!

– Силу? – Тифон взял Волкрала за горло и сдавил его. – Ваш род такой хрупкий, если посмотреть поближе. Лишённые всей этой колдовской мишуры, вы ничтожны. – Его рука скользнула вверх и легла на затылок Волкрала, притянув его к себе, лоб ко лбу. – Я узнаю источник вашей силы. Но, вероятно, не сегодня.

– Да, – Волкрал маниакально улыбнулся. – Это уже в тебе. Восьмеричный путь. Дар Дедушки в твоей крови. Я это чувствую.

Тифон сделал шаг назад, потрясённый грубой уверенностью, прозвучавшей в этих словах.

– Мы не одинаковы.

– Согласен, – сказало оно. – Пока что нет. Не сегодня. Но будущее возвещает о великих вещах, – Волкрал понизил голос до свиста. – Я могу показать тебе.

– Ты можешь… – Тифон прокрутил в голове сны, которые порой посещали его в краткие моменты отдыха.

Сад гнили, умирающий и цветущий, снова и снова. В детстве процессы разложения всегда вдохновляли его, а сейчас, при взгляде в бездонные глаза искажённого существа, этот старый интерес просыпался вновь.

– Всё, что тебе нужно сделать – отпустить меня, – проговорил Волкрал. – Ты хочешь уничтожить Некаре? Я помогу тебе. Отпусти меня – и я дам необходимые знания. Я открою перед тобой все двери, а когда Верховный Владыка умрёт… – существо кивнуло в сторону люка, через который вышел Мортарион, – Жнец будет тебе не нужен. Барбарус и миры вовне могут стать твоими.

Тифон опустил голову.

– Он несовершенен. Но Мортарион – мой друг. Я не убью его.

Волкрал понял, что допустил ошибку, и спешно попытался переиначить свои слова.

– Я не это имел в виду…

– Нет, именно это. – Стальной блеск появился из ниоткуда и нож скользнул из наруча Тифона в его ладонь. Он взмахнул им, рассекая шею Владыки. Смертоносное лезвие обезглавило Волкрала еще до того, как тот успел вздохнуть.

Этот эпизод подтверждает все предположения, озвученные выше. Во-первых, душа Тифона принадлежит Нурглу и все, кто служит Дедушке, это знают. Во-вторых, Калас действительно считал Мортариона другом. Поэтому он исполнил его приказ и убил некроманта, но не отказался от намерения доказать Жнецу, что колдовство может служить им.

В-третьих, не вполне понятно, что имеет ввиду Волкрал. Чего не знает Мортарион, но о чём он, по словам Тифона, догадывается? Выше я привёл цитату, подтверждающую то, что примарх почувствовал перемены в своём друге. Но какие именно перемены? Думаю, Тифон не практиковал магию, но он искал её источник. Потому что хотел понять, с кем Владыки заключили сделку и как обрели свою силу. Опять же, учитывая его происхождение, вряд ли мы можем винить Каласа за его желания.

Ограничение по знакам. Продолжение здесь.

Ютуб-канал

Группа ВК

Телега с анонсами и чатом

Предыдущий разговор мы закончили на Галаспарской кампании, когда Мортарион принял решение истребить Орден, невзирая на то, что Верховные котроллёры заявили о своей готовности капитулировать. С мотивами Бледного Короля можно спорить. Но мы должны учитывать, что далеко не все Контроллёры тогда сложили оружие. Кроме того, я склонен полагать, что Жрец рассудил верно: тираны, тысячи лет державшие собственную расу в тенетах наркотических грёз, едва ли смогли бы стать частью Империума. Ибо подчиняться – не их удел. Восстание было вопросом времени, и тогда пламя войны унесло бы куда больше жизней…

За Разломом Морфея

Так или иначе, Галаспар был освобождён. Миллиарды людей приняли Имперские Истины и вернулись в лоно Терры. Однако же Император осудил своего верного сына, впрочем – ничего не сказав ему напрямую. Но куда важнее оказалось то, что Тифон сумел в одночасье перестроить командную иерархию легиона. В результате, барбарусцы сменили терранцев на руководящих постах высшего эшелона, а сам Калас вскоре стал советником примарха.

Я подробно говорил об этом на прошлом стриме, упомянув в том числе жреца Нургла, которого Тифон встретил в канализации Протаркоса. Жрец напомнил амбициозному воину, что порча живёт в нём с рождения, ибо он сын одного из Владык, барбарусских некромантов, продавших свои души Дедушке.

Калас сопротивлялся тьме в своём сердце, он отрекался от тёмного прошлого, но никто не в силах изменить свою суть и даже Император в итоге проиграл схватку с судьбой, снова. Поэтому, даже став Гвардейцем Смерти, отличная зная, что человеку несёт колдовство, Тифон всё равно искал пути использовать запретные знания во благо. И только преданность Жнецу отвратила его от прямого изучения магии на Барбарусе.

Впрочем, исподволь Калас продолжал свои изыскания и, судя по всему, практиковал псайкану. Так он и стал сержантом в пылу сражения на Галаспаре, и это сыграет свою роль наравне с молчаливым отцовским порицанием, которое ранило Мортариона куда глубже, чем мог предположить Император.

Но семена взойдут позже. Прежде Гвардия Смерти проведёт немало великолепных кампаний, подтвердив статус одного из самых эффективных и смертоносных легионов. Хотя такие кампании имели место и до Галаспара. Как я уже упоминал в ходе предыдущего разговора, Галаспар стал первой самостоятельной миссией Мортариона, до этого он сражался преимущественно плечом к плечу с Хорусом. Примером может послужить Освобождение Друна, которое имело место в 881.М30.

Обрывочные сведения из периода, предшествовавшего Долгой Ночи, рассказывали о Друне, как об одной из самых значимых терранских колоний за пределами Сегментума Солар. Поэтому путешествие за Разлом Морфея к этому древнему и таинственному миру сулило встречу с могущественным союзником, либо же с врагом, который стал бы достойным вызовом любому легиону Астартес. Так или иначе, кампания должна была привести к триумфу и неудивительно, что ей руководил Хорус, который, как обычно, перестраховался, взяв с собой двух братьев – Мортариона и Хана.

Имперская армада беспрепятственно вошла в систему, высадилась на мире-прим и подошла к воротам столицы. Никто их не встретил, никто не дал ответ на официальные обращения. Кулек Сенн, грозовой пророк Пятого легиона, произнёс смутное пророчество, призывая Хоруса остерегаться. Но Мортарион лишь презрительно фыркнул и убедил брата, что нужно сокрушить врата и дальше действовать по обстоятельствам.

Луперкаль превратил врата столицы в щепу своей булавой и братья вошли в город. Там их встретили толпы людей с пустыми взглядами, облачённых в лохмотья и, судя по запаху, забывших о гигиене многие годы назад. Когда грозовой пророк повторил своё предостережение, Мортарион грубо высмеял его, но в беседу вступил Хан. Джагатай почтительно обратился к Хорусу с просьбой прислушаться к словам Кулека Сенна, однако это уже было неважно. Над городом образовался вихрь зловещей энергии, а людские массы пришли в движение.

С трудом пробившись обратно к воротам и воссоединившись со своими легионами, примархи провели оперативный совет. Собранные разведданные позволили сделать вывод о том, что цивилизация Друна находилась под контролем неких ксеносов, пришедших из-за пределов материальной вселенной. Грозовые пророки сообщили примархам, что ксеносы поработили разумы людей благодаря энергии, которую они черпают через пространственные разрывы. В каждом мегаполисе Друна находилось по одному такому разрыву и нужно было закрыть каждый из них, чтобы освободить планету.

Учитывая, что грозовые пророки Хана оказались самым эффективным оружием в руках Хоруса, Луперкаль сделал Джагатая главнокомандующим имперских сил на время кампании. Разумеется, Мортарион не мог согласиться с этим решением. Он понимал ценность грозовых пророков в бою, но слишком хорошо знал, что псайкерам, как и колдунам, нельзя доверять. Кроме того, Гвардия Смерти имела опыт противостояния врагу, использовавшему магию. Поэтому Бледный Король получил от Луперкаля гарантии полной независимости и Четырнадцатый легион лишь номинально сражался под руководством Боевого Ястреба.

По всей видимости, это было первое столкновение с Поработителями в период Великого крестового похода. Тогда никто ничего не знал о природе этого врага. Тогда мало кто знал об истинной природе варпа. Судя по хроникам, описывающим Освобождение Друна, Поработители держали в психическом плену не только людей этого мира. Элиту их армии составляли демоны самых разнообразных видов и форм, которые едва ли действовали по собственной воле.

Так или иначе, кампания затянулась на шесть месяцев. Объединённая группировка Джагатая и Хоруса действовала сравнительно успешно благодаря гибкой тактике Пятого легиона и грозовым пророкам. Но Гвардия Смерти, сражавшаяся в одиночку, не уступала своим союзникам. Как и обещал, Мортарион смог без помощи псайкеров найти все разломы в своём секторе планеты и закрыть их. Впрочем, до нас не дошли подробности и мы не знаем, как именно Гвардейцам Смерти это удалось.

Всё закончилось там же, где и началось, в столице Друна. Хорус, Хан и Мортарион двигались на острие фронта, прикрываемые грозовыми пророками Пятого. Здесь Жнец был вынужден терпеть присутствие псайкеров, потому что иначе примархи просто не смогли бы подойти к главному разлому. Впрочем, их хватило ненадолго и вскоре наступление остановилось.

Не в силах преодолеть рвущиеся им навстречу психические потоки, примархи замерли перед колоссальной аркой, сотворённой нечеловеческим разумом из людской плоти. А потом из арки появилось существо, которое попросту невозможно было описать. В хрониках упоминается лишь масса подрагивающей плоти и десятки глаз, «светящихся иным разумом».

Хан произнёс древнее чогорийское проклятье и озвучил клятву момента, сказав, что неведомый монстр несомненно падёт от его клинка. Он встал на шаг впереди братьев, Хорус занял позицию слева от него, тогда как Мортарион прикрывал Ястреба справа. Оставшиеся в живых грозовые пророки сформировали защитный круг, из последних сил прикрывая своих лидеров от губительного не-света.

Чудовище атаковало многочисленными щупальцами с бритвенно-острыми кромками, но куда опаснее оказались его психические хлысты, которые в одно мгновение сокрушили разумы десяти грозовых пророков. Воля примархов подверглась испытанию, о котором они не могли даже помыслить.

Хорус устоял, не отдав своё сознание во власть Поработителя, из его глаз и ушей пошла кровь и он едва мог сражаться. Мортарион с холодной яростью рассекал плоть монстра своей косой, он тоже не поддался чуждой воле, но был вынужден опуститься на колено. Луперкаль и Бледный Король сделали главное – они отвлекли на себя всё внимание чудовища. В это время грозовые пророки скрыли Кагана от взора противника, он подобрался к монстру вплотную и интуитивно отыскал на его теле единственную уязвимую точку.

Хан сдержал клятву – зло погибло на острие его клинка, но вслед за этим пространственный разрыв стал закрываться и Джагатая начало затягивать в варп. Его спас Хорус, который схватил брата за руку и вырвал его из имматериального водоворота.

Примархи могли праздновать победу, вот только население Друна не имело возможности порадоваться своему освобождению – с уничтожением Поработителя сотни миллионов человеческих тел тут же лишились того, что удерживало их в этом мире. Друн превратился в мёртвую планету и его истинным освобождением стала милосердная смерть.

В песках Кальдеры

После кампании на Друне Мортарион ещё 57 лет сражался подле Хоруса. Неудивительно, что Жнец сильно привязался к своему брату. Тем не менее, Гвардейцы Смерти не обрели боевых братьев среди Сынов Хоруса. Скажем честно, им было плевать, кто сражается рядом с ними. Воинов интересовало только то, как эффективнее выполнить боевую задачу. Ни больше, ни меньше.

Потом был Галаспар, датируемый 938.М30, но о нём мы уже подробно поговорили. Очевидно, Гвардия Смерти в дальнейшем участвовала во множестве сражений, как сама по себе, так и в союзе с другими легионами. Но у нас почти нет подробностей.

Например, нам известно, что в какой-то момент Гвардия Смерти и Тысяча Сынов вместе провели некую Колгренскую кампанию, в ходе которой воины Четырнадцатого сражались рядом с сыновьями Магнуса, но даже не разговаривали с ними, так что всё взаимодействие между двумя легионами происходило через сервиторов.

В некоторых источниках говорится, что Колгрен датируется периодом до 819.М30, то есть до открытия Барбаруса, когда Четырнадцатый ещё назывался Сумеречными Рейдерами. Если это правда, то презрение Рейдеров к Тысячи Сынов не вполне понятно, ведь мы знаем, что именно Жнец привил своему легиону почти инстинктивную ненависть к псайкерам и колдунам.

Куда больше мы знаем о Покорении Один-Пять-Четыре-Четыре. В некоторых источниках этот мир называется Ибсен, но на имперских астрокартах он отмечен как Кальдера. Эта кампания хорошо известна с позиции Железноруких и Саламандр. Феррус Манус тогда попал в психический лабиринт Ультрана, пытавшегося предупредить его о Ереси Хоруса. А Вулкан столкнулся с тёмными эльдарами, которые в прошлом терроризировали его родной Ноктюрн.

Десятый и Восемнадцатый тогда прошли через суровые испытания, однако в кампании также участвовал ещё один легион – Четырнадцатый, под руководством своего примарха. На этот счёт мы обладаем обрывочными сведениями, которые, тем не менее, позволяют сделать вполне однозначный вывод о том, что у Гвардии Смерти в ходе покорения Ибсена не возникло проблем. Воины Жнеца опережали другие легионы по графику, они легко сломили сопротивление эльдар и уничтожили Врата в Паутину. В каком-то смысле отсутствие подробностей о действиях Гвардии Смерти само по себе является демонстрацией их результативности на поле боя.

В заключении этой части отмечу, что когда Железнорукие на Ибсене столкнулись с некоторыми сложностями, Саламандры дипломатично предложили им помощь. Мортарион же довольно грубо заявил Феррусу, что «если он слишком слаб для этого», тогда Гвардия Смерти закончит работу вместо Железного Десятого. Разумеется, Мануса такое обращение привело в ярость. Ему было трудно координировать свои действия с Бледным Королём, которого он называл «своевольным ублюдком».

Очевидно, натянутые отношения между Горгоном и Жнецом проистекали из того, что братья были похожи куда больше, чем могли бы признать. Оба являлись непреклонными, суровыми, даже жестокими лидерами. Оба требовали от сыновей немыслимого, но и сами соответствовали выставленной ими же запредельной планке. Ни Феррус, ни Мортарион не могли довольствоваться меньшим, они всегда шли до конца, отдавали всё, что имели, ради победы. Даже их изъяны были схожи. Разница в том, что мозг Горгона разрушался под воздействием древней технологии, а сознание Жнеца отравлял Нургл. В обоих случаях страдала душа примарха, а от неё хворь подхватил весь легион.

Параллель между Феррусом и Мортарионом кажется слишком прозрачной, чтобы её игнорировать. И ведь их обоих Луперкаль высоко оценил. Однако если Жнец был его союзником, то Маннуса Хорус называл своим генералом. Тем не менее, оба являлись не более чем орудиями в руках Воителя. Но оказался ли Феррус сильнее Мортариона? Ведь Хаос не нашёл пути к его сердцу. По правде, Хаос Горгоном вообще не интересовался. Вероятно, по той же причине, по которой он не интересовался, например, Руссом или Дорном. Их преданность просто не могла быть подвергнута сомнению.

Что до Мортариона, не он был виноват в своём изъяне. Метка Нургла лежала на душе Жнеца ещё до того, как он выбрался из своей гестационной капсулы на проклятом Барбарусе и предстал перед взором Некаре. Как я уже говорил, ему просто не оставили выбора. Так же, как Магнусу и Фулгриму. Хотя, надо признать, и Алый Король и Фениксиец в итоге добровольно шагнули в объятья тьмы. Но Жнец… Жнец сопротивлялся до конца.

Во время прошлого разговора мы подробно рассмотрели два переломных момента, определивших судьбу Сыновей Мортариона. Первый момент – это обман Императора на Барбарусе, второй – проваленное испытание на Галаспаре. Причём именно на Галаспаре, как вы помните, усилиями Каласа Тифона (а точнее – Нургла) высшее командование Четырнадцатого легиона пережило внезапную, кровавую и кардинальную ротацию. Да и в самом Тифоне всколыхнулось давнее проклятье, обусловленное его происхождением. Каласа фактически тоже решили выбора, но о нём в другой раз. Сейчас мы плавно подошли к третьей вехе, после которой падение Гвардии Смерти стало лишь вопросом времени.

Откровение Темниса

В 939.М30 Гвардии Смерти было поручено привести к Согласию планету Абсиртус. Население мира тысячи лет находилось в подчинении у деспотичных колдунов и только слепец не увидел бы в Абсиртусе Барбарус. Разумеется, Мортарион ринулся исполнять повеление отца, как только получил разведданные, и его можно понять – воспоминания о порицании после Галаспара были ещё свежи (прошёл всего один терранский год). С другой стороны, в ретроспективе всё это напоминает очередную проверку. Иррациональную, жестокую и непредсказуемую. Как все проверки, которые Император устраивал Жнецу.

К тому моменту Бледный Король получил право действовать самостоятельно, он вёл собственные кампании, единолично принимая все стратегические решения. Впрочем, нет, не единолично. Ведь Калас Тифон уже стал Первым капитаном и советником примарха. Что не может не удивлять, весь всего год назад, на Галаспаре, он получил сержанта.

Кроме того, Калас вёл себя, как типичный Гвардеец Смерти. В том смысле, что люто ненавидел колдовство и всё с ним связанное. Делали ли он вид или действительно следовал галаспарской клятве – это мы ещё увидим. Для Мортариона же ничего не изменилось со времён Барбаруса – он называл колдовство «великой мукой человечества» и говорил, что «галактика не обретёт истинной свободы, пока последние следы магии не будут уничтожены».

Весьма показателен короткий диалог между Каласом и Мортарионом на борту «Четвёртого Всадника», который в этот самый момент движется через атмосферу Абсиртуса к его столице – Темнису:

– Неужели они думают, что артиллерия замедлит нас? – удивился стоявший рядом Калас Тифон.

– Это жест неповиновения, а не тактики, – ответил Мортарион. – Они задействуют своё основное оружие после нашей высадки.

– Колдовство, – тихо сказал Тифон.

– Их преступление и смертный приговор.

Обратите внимание, здесь Жнец не только демонстрирует своё отношение к колдунам. Он хорошо понимает их мотивы и предсказывает тактику противника. Это в очередной раз доказывает, что Бледный Король являлся умелым военачальником. Как и в случае со своим собственным легионом на момент интеграции, здесь, на Абсиртусе, примарх придерживался простого принципа «работает – не трогай».

На Галаспаре он победил благодаря тому, что его таранный линкор вошёл в атмосферу планеты и приземлился почти в самом центре её столицы. Изучив диспозицию и иерархию вражеской армии, Мортарион решил, что на Абсиртусе эта тактика тоже сработает, и оказался прав. Противокосмическая оборона не смогла нанести значимого урона ни линкору, ни штурмовым кораблям и капсулам, которые приземлились вокруг «Четвёртого всадника».

Важно отметить, что Мортарион сразу и прямо заявил о своём намерении. Он пришёл в этот сектор, чтобы освободить его, а не предать огню. Примарх видел, что колдовством отравлена лишь правящая элита, а значит – только её нужно наказать и очистить смертью. Обычные люди не виноваты в предательстве своих лидеров, их надлежит освободить и предложить им лучший мир. Мир под суровой, но справедливой дланью Терры. По крайней мере, в этом Жнец согласился с отцом – он всецело признал Имперские Истины, в которых не было места колдовству, религии и даже мифологии.

Вероятно, Жнец полагал, что когда Великий крестовый поход закончится, Человечество сможет наконец отказаться от псайкеров. И хотя Император не говорил ему об этом (он не говорил об этом никому из своих сыновей, кроме одного), Бледный Король предположил верно – Повелитель Человечества, который отлично знал потенциальную опасность псайканы, намеревался в будущем полностью прервать контакты людей с варпом. Будь проект «Паутина» реализован, псайкеры были бы просто не нужны, включая астропатов и навигаторов.

Это важная стратегическая цель, и гражданского населения там будет немного.

Так рассудил Жнец, выбрав космопорт в качестве места для посадки «Четвёртого всадника». Любопытно, не правда ли – примарх, который заботится о смертных, получил прозвище Жнец. Изначально его так называли на Барбарусе, но подтекст тогда был совсем другим. Мортариона прозвали Жнецом потому, что он впервые завоевал доверие смертных, когда встал рядом с ними в поле и начал жать местные злаковые.

Но к моменту кампании на Абсиртусе это прозвище не было известно за пределами легиона, и даже ветераны с Барбаруса из уважения перестали так называть примарха, который теперь был не просто их лидером, но генетическим отцом. Мортариона вновь назовут Жнецом много позже и смысл прозвища кардинально изменится. Мы не знаем точно, кто впервые использовал его в новом контексте. Могу предположить, что идея принадлежала кому-то из других примархов, возможно это был Дорн или Коракс, ведь они неоднократно «ябедничали» отцу на Мортариона.

Но сейчас важно то, что примарх, штурмующий Абсиртус, не был жнецом в том смысле, который это слово обретёт позже. Мортарионом, Сыном Смерти – да. Бледным Королём – несомненно, так его прозвали люди освобождённого Галаспара. Но не жнецом. И ведь его Гвардия Смерти носила своё имя вовсе не потому, что воспевала погибель и возводила её в абсолют, не потому что подчёркивала то, что ждёт колдунов и врагов Империума. Во-первых, это была память о барбарусцах, впервые вставших с Мортарионом плечом к плечу против некромантов. Во-вторых, это название было исполнено поистине диалектического символизма – воины Четырнадцатого буквально служили смерти, готовые приять её в любую секунду, и вместе с тем проявлявшие запредельное упорство в борьбе с ней.

Так или иначе, Гвардия Смерти начала штурм Темниса с высадки в космопорту, где пехотные части противника были уничтожены в первые же минуты, а средства противовоздушной обороны подавили без лишних проблем. Когда на стенах Темниса появились колдуны, Четырнадцатый легион знал, что им противопоставить. По приказу Мортариона в авангарде двигался недавно сформированный Саван Смерти – терминаторская элита примарха. Как только катафракты достигли оптимальной дистанции сближения, они открыли миномётный огонь, залив стены города фосфексом.

Колдовской потенциал не имеет значения, когда мир вокруг захлёстывает химическое пламя, способное гореть даже в пустоте и легко пожирающее адамантий. Вскоре маги Абсиртуса тоже об этом узнали, когда их плоть и кости начали испаряться в зелёном огне, от которого нет спасения. Прошли считанные минуты, но прежде, чем Мортарион спустился с десантной рампы «Четвёртого всадника», правители Абсиртуса запросили прекращение огня. На Галаспаре Жнец не позволил врагу капитулировать, истребив Орден до последнего Контроллёра.

И всё же… и всё же… Взгляд отца…

Бледный Король изначально намеревался поступить с Абсиртусом так же – без раздумий и переговоров уничтожить его правителей, погрязших в колдовстве. Но он не мог выбросить из головы тот факт, что Император был разочарован кампанией на Галаспаре. Не результатом, но методами Гвардии Смерти. Жнец по-прежнему ненавидел отца, однако на прошлом стриме, а также в нашем давнем разговоре про Бледного Короля, я неоднократно приводил цитаты, подтверждающие, что больше всего Мортариону не хватало… семьи. Именно поэтому он так привязался к Хорусу. Именно поэтому он так искал одобрения безразличного создателя.

Именно поэтому он хотел, но не решался дать Абсиртусу шанс. А потом слова Королевы Циркаскеи, верховного лидера Абсиртуса, неожиданно укрепили Жнеца в его намерении. Ведь Циркаскея сказала, что правители планеты готовы на любые условия, лишь бы имперцы пощадили людей. Людей.

На Галаспаре было иначе. Когда Орден просил мира, его целью было самосохранение. Но Циркаскея молила о своём народе. Ситуация отличалась. Полностью.

Он инстинктивно желал продолжать битву до последнего врага. Этот режим использовал колдовство. Его необходимо стереть. Но теперь, похоже, власти добровольно пойдут на это.

Перед Мортарионом открылся новый путь. Который он никогда не рассматривал. Вполне подходящий для Робаута. Наверняка для Вулкана. Хотя не для Конрада. И никогда для себя. Но здесь именно такой случай. В сражении не было смысла. Враг молил о капитуляции. Если он продолжит боевые действия, кем станет?

Любопытные размышления. Вдвойне любопытные, учитывая, что ни один другой примарх не рассуждал в подобном ключе. Хотя, надо признать, Кёрза Хэйли тоже раскрыл неплохо, как и Гаймер – Ферруса. Сюжет Сангвиния, описанный Аннандейлом и Дембски-Боуденом, а также история Коракса, от и до принадлежащая перу Торпа, тоже глубоки и трагичны. Но только в двух случаях сверхконфликт персонажа завязан на его заботе о человечестве. И похоже, что параллель между Жнецом и Горгоном, которую я обозначил выше, становится всё очевиднее.

О том, что умирающий Манус хотел стать Воителем лишь для того, чтобы как можно скорее закончить Великий крестовый поход и подарить людям звёзды, я подробно рассказывал на нескольких стримах (больше всего времени этому вопросу уделено в разговоре «Как Феррус встретил Азирнота, снова»). С Мортарионом всё кажется столь же прозрачным – Аннандейл рисует его гуманистом, заботящемся даже о тех осколках человечества, которые пока не примкнули к Империуму. Вот только если Медузиец воплощал архетип Завоевателя (который буквально завоёвывает мирное будущее для своего народа), то в случае с Бледным Королём всё несколько сложнее.

Хотя Жнец был не единственным из примархов, кому жестокая судьба так и не позволила обрести настоящую семью, он переживал это куда острее большинства братьев. Что, вероятно, было связано с двумя застарелыми травмами – предательство Некаре (который лгал ему всё жизнь) и предательство Императора (который нарушил собственный договор на Барбарусе, обманом вынудив Мортариона склониться перед своей властью). Вспомните, как на предыдущем стриме я анализировал «Свет Лампиона» Сваллоу. Там Мортарион всерьёз раздумывал над тем, чтобы пристрелить отца. Но не стал этого делать из-за сыновьей привязанности, которую не понимал и не хотел признавать (не после того, что сделал Император).

На Барбарусе, когда Жнец впервые увидел обычных людей, он был поражён тем, как они относятся друг к другу. Его восхитили отношения внутри семьи, которые были ему непонятны, но к которым он инстинктивно тянулся. Полагаю, именно в тот момент в его душе окончательно сформировалось безотчётное стремление обрести близких. Среди примархов таким мог стать только Хорус. Но Хорус был Первым, Воителем и – Мортарион хорошо это понимал – они никогда не смогли бы стать равными. Об отце и говорить нечего, его Жнец любил и ненавидел в равной степени.

На мой взгляд, это и легло в основу гуманистической натуры Бледного Короля, которая, на первый взгляд, так не вяжется с его образом жизни, навязанным обстоятельствами, каковые в свою очередь сформированными не без участия Нургла и Императора. Строго говоря, эти двое как раз и не оставили Четырнадцатому ни единого шанса (кто постарался больше – вопрос открытый).

Я хочу подвести вас к мысли о том, что Мортарион, не имея возможности обрести семью в кругу примархов, решил обрести её в кругу всего человечества. Стало ли это его ошибкой? В случае с любым другим примархом и при любых других обстоятельствах я бы ответил отрицательно. Но Жнец был проклят во всех возможных смыслах и именно его гуманизм, попытка увидеть в окружающем мире нечто большее, чем грязь, кровь и пепел – это подвело Жнеца, стало его главным и, по сути, единственным изъяном.

Если вы по какой-то причине сомневаетесь в моих словах и вам лень пересматривать мой стрим «Закланный Бог», вот единственная цитата из «Погребённого кинжала» Джеймса Сваллоу, которая всё расставит для вас на свои места. Это момент, когда будущий Бледный Король сбежал от Некаре и впервые спустился с гор. Вместе с Каласом он освободил пленников Владыки и вернул их семьям.

До сих пор он вспоминал события той ночи и размышлял над реакцией людей на неожиданное возвращение своих близких. Многие из них плакали от радости и проявляли друг к другу такую сильную привязанность, что у Мортариона заныло в груди. Он ощутил эхо чувства, которое его юный разум не мог осознать, чувства, которое он никогда не испытывал, но отчаянно хотел испытать.

Вот и причина. Единственная причина, по которой Мортарион пал. Хотя до этого ещё далеко, пусть даже путь уже предрешён. Ведь мы сейчас говорим о кампании на Абсиртусе, которая произошла за 64 года до начала Ереси Хоруса. И тем не менее, именно эта кампания окончательно сломила Жнеца, давшего шанс правителям колдовского мира. Да, он принял капитуляцию Циркаскеи и приказал легиону прекратить огонь.

Интересно отметить, что Тифон был против мирного решения. По всей видимости, на тот момент он либо подавлял своё тёмное начало, либо виртуозно скрывался. Так или иначе, Калас был уверен, что этот мир можно освободить только огнём. Мортарион тоже сомневался и Тифон видел это. Но Первый капитан не стал спорить, а Жнец сказал себе, что «должен поверить» в альтернативный вариант. Хотя уже в самом начале он по мельчайшим деталям должен был понять, что ничего не получится. Он и понимал, просто очень хотел угодить отцу.

В её манерах не было ничего, кроме почтения, но благоговейного страха, который Мортарион привык видеть в других смертных, было совсем немного, как будто способность королевы испытывать трепет была уже отдана чему-то другому.

Внимательно прочитайте эти строки. Бледный Король не может знать, что Циркаскея служит Нурглу, но он это понимает на каком-то глубинном уровне, поэтому легко улавливает внешние проявления.

Он взглянул на тысячи лиц. Они смотрели на королеву с обожанием, а затем, прислушавшись к ней, обратились с надеждой к нему. Никто и никогда не смотрел на примарха так. Он почувствовал неловкость, словно являлся самозванцем. И при этом не был уверен, притворялся ли перед народом Абсиртуса или самим собой.

Ещё одна великолепная цитата, демонстрирующая мотивы Жнеца, которые примарх скрывает даже от себя. Разумеется, он хотел быть таким – освобождать, не проливая крови. Бледный Король мечтал о мире, но жизнь раз за разом учила его тому, что в этой вселенной есть только война. Так что да, всё-таки он претворялся перед собой, но – вынужденно, ведь его истинной натуре здесь просто не было место.

И если в этот момент в вашу голову закралась мысль о том, что Император, возможно, видел это в Мортарионе, знайте – вы не одиноки. Ведь это объясняет, почему Повелитель Человечества держал Жнеца при себе так долго. Почему подвергал его суровым испытаниям раз за разом. Я не оправдываю Повелителя Человечества и всё, что было сказано о нём на прошлом стриме, остаётся в силе. Но это не отрицает факта, который становится очевиден только теперь, – Император хотел, чтобы настоящий Мортарион явился на свет. Другой вопрос заключается в том, что он не подумал о том, а каково будет настоящему Мортариону на этом свете?..

Но пока вернёмся на Абсиртус. Бледный Король дал этому миру шанс и истребление прекратилось. Дальше был большой приём, в ходе которого Циркаскея представила Мортариона и Империум своему народу. Казалось – планета действительно готова принять Согласие и отказаться от своего грязного прошлого.

Но Тифон продолжал сомневаться. Как и Жнец. На приёме, который Мортарион вытерпел с большим трудом, между примархом и его старым другом происходит великолепный разговор, вот его основная часть:

– И вот это мы спасли, – сказал Тифон достаточно тихо, чтобы услышал только примарх.

– Ты бы предпочёл Согласие за более высокую цену?

Тифон пожал плечами.

– А вы считаете, что мы такие? – спросил он.

– Нас должна определять наша цель, а не наоборот, – констатировал Мортарион. Слова отдавали фальшью. Он следовал по пути, который многие из его братьев охотно бы приняли и который бы вызвал одобрение у его отца. Но повелитель Барбаруса не был уверен в том, что эта дорога уготована ему.

– Наша цель – освобождение человечества, – закончил мысль примарх.

По крайней мере, в этом он был уверен.

– Смерть – не единственная форма освобождения.

– Не единственная, – согласился Тифон. – Но что если она единственная, подходящая нам?

Удивительно, как чётко Калас предсказывает будущее легиона. Опять же, Мортарион тоже чувствует это, но всеми силами противиться. Наконец, он принимает решение. Примарх уходит с приёма и в одиночестве бродит по улицам Темниса. Он хочет увидеть всё своими глазами. Хочет убедиться.

Ютуб-канал
Группа ВК
Телеграм с анонсами и чатом