Телеграм — Мемуары ценителей научных мемов

Двадцатый век стал ключевым для развития фантастики, а вот двадцать первый новизной пока не балует. Единственное исключение — движение New Weird, «новых странных». Их произведения — гибрид фэнтези, научной фантастики и хоррора с налетом магического реализма. И флагманом этого направления заслуженно считается британский писатель с совершенно не английским именем Чайна Мьевиль.

Он обожает Лондон, ненавидит Толкина и чередует эпатажный стимпанк для взрослых с очаровательными подростковыми сказками. Рассказываем обо всех его удивительных книгах и немного — о его жизни. К примеру, почему его так странно зовут?

Почему Чайна?

Чайна Том Мьевиль родился 6 сентября 1972 года в Норвиче, небольшом городке в сотне миль от Лондона. Кстати, здесь же появился на свет и другой знаменитый английский фантаст, Филип Пулман. Мать, Клаудия Лайтфут, уроженка Нью-Йорка, занималась переводами, подрабатывая учительницей в школе. Про отца Мьевиля, неудачливого художника, известно крайне мало: он ушел из семьи вскоре после рождения сына — тот с ним виделся буквально пару раз за всю жизнь.

Тем не менее именно отец подарил своему отпрыску оригинальное имя — «Чайна» по-английски значит «Китай». Папаша листал словарь в поисках красивого экзотического слова, и фаворитом долго было имя Баньян (в честь огромного индийского дерева), но затем Мьевилю-старшему приглянулся Китай. Причём дело не только в интересе к этой стране. Сыграло свою роль то, что отец Мьевиля был из кокни. На их жаргоне «чайна» значит «дружбан, дружище», так что имя будущего писателя — это фактически шарада.

Норвич, первый город в жизни Мьевиля (фото John Fielding, CC BY 2.0)

После развода Клаудия, Чайна и его старшая сестра Джемайма переехали в лондонский пригород Виллсден, где и прошли детские годы Мьевиля. Неспроста именно там начинается действие его дебютного романа «Крысиный король». Жили Мьевили бедно, но дружно и весело — Чайна вспоминает о детских годах с ностальгией.

Несмотря на бедность, у меня было прекрасное детство. Мы часто ходили всей семьей в музеи и художественные галереи, и за телевизором просиживали часами. Я, правда, был вечно встревоженным гиком, но у меня было много друзей и интересов, в основном связанных с ролевыми играми, чтением, рисованием и немного писательством. А потом и с политикой.
Чайна Мьевиль

Когда мальчику исполнилось шестнадцать, он оказался в довольно престижной школе-интернате Окхем в городке Ратленд, неподалеку от Лестера. Эти два года вдали от семьи Мьевиль вспоминает с содроганием: Окхем он возненавидел всей душой. И вообще Чайна — лондонец до мозга костей. Не случайно он посвятил так много книг любимому городу, который старается покидать как можно реже. Впрочем, в молодости Мьевилю пришлось постранствовать — так, сразу после окончания школы он подрабатывал учителем английского в Египте, где провел чуть больше года.

Убежденный марксист

Самым заметным вкладом Мьевиля в пропаганду «левизны» стало историческое исследование «Октябрь», вышедшее в 2017 году к вековому юбилею русской революции. В нашей стране эта книга издавалась уже дважды.

Вернувшись домой, Мьевиль поступил в Клэр-колледж Кембриджского университета. Поначалу он изучал английскую литературу, но переключился на социальную антропологию и в 1994 году получил степень бакалавра. Затем Чайна занимался журналистикой и работал над диссертацией по международному праву в Лондонской школе экономики. Его докторскую заметили, и Мьевилю досталась стипендия фонда Фрэнка Нокса, благодаря которой он провел год на стажировке за океаном, в Гарварде.

Еще в Кембридже Чайна увлекся марксистскими идеями, причём постепенно его взгляды сместились в сторону троцкизма («подлинного ленинизма», как называют его сами троцкисты), который пользовался популярностью у западных леваков. Мьевиль участвовал в антиядерном движении, выступал против расизма, пропагандировал феминизм. Он опубликовал несколько статей и пытался заняться политикой — в 2001 году баллотировался в парламент от социалистов. Но не преуспел, набрав в лондонском округе Кенсингтон-Корт лишь 1,2% голосов. Что поделать, ультралевые в Англии не пользуются популярностью.

Ныне в никаких организованных движениях Мьевиль не состоит. Из Социалистической рабочей партии он вышел в 2013 году, повздорив с руководством: оно отказалось осудить одного из своих функционеров, замешанного в грязной истории с сексуальными домогательствами.

После этого Мьевиль подумывал создать собственную троцкистскую партию — «Левое единство». Он собрал группу единомышленников, среди которых было несколько известных личностей вроде детского писателя Майкла Розена и кинорежиссера Кена Лоуча. Однако дальше публичного манифеста дело не пошло. Взгляды Мьевиля не изменились, но выражает он их теперь лишь через творчество.

У истоков «странных фантазий»

Фантастику Мьевиль любил с детства, причем его пристрастия отличались разнообразием. Особое место среди его увлечений занимали британские телесериалы, в первую очередь «Доктор Кто», «Семёрка Блэйка» и «Битва планет». Нравились ему и ролевые игры, особенно Dungeons & Dragons, — в детстве Мьевиль готов был играть чуть ли не сутками.

Я не играл уже много лет и совершенно не собираюсь начинать снова, но все еще время от времени покупаю и читаю руководства. Они на меня сильно повлияли — в том числе своей страстью к каталогизации. Если вы играете в D&D, вы быстро выучите богов и чудовищ из всех мифологий. Я до сих пор коллекционирую фантастические бестиарии, и одним из главных мотивов сочинять фэнтези для меня было создание монстров, половина из которых, я уверен, никогда не сможет вписаться ни в одну книгу.Чайна Мьевиль

Мьевиль обожает создавать странных существ. Вот типичные обитатели Нью-Кробюзона: кактусы, гаруды и хепри (рисунки из ролевого модуля Bas-Lag Gazetteer)

Но особое внимание Мьевиль уделял, конечно же, фантастической литературе — буквально во всех ее проявлениях. Поначалу Чайна фанател от детской космооперы — его кумирами были Дуглас Хилл и Николас Фиск. Затем наступил черед Майкла де Ларрабейти. Его известную (но не у нас) трилогию о Борриблах, странном племени с лондонских окраин, эдаком гибриде фейри и лепреконов, Мьевиль называет главным источником вдохновения для своего городского фэнтези.

Став постарше, будущий писатель переключился на взрослую фантастику. Больше всего его привлекали книги с упором на мрачный гротеск — среди своих кумиров Мьевиль числит Майкла Муркока, Томаса Диша, Д. Г. Балларда, Брайана Олдисса, Тима Пауэрса и М. Джона Харрисона. По словам писателя, больше всего на рождение Нью-Кробюзонской серии повлияли «Малайсийский гобелен» Олдисса, «Врата Анубиса» Пауэрса и особенно «Вирикониум» Харрисона.

«Вирикониум» блестяще передает ту чуждость, непривычность вымышленного мира, к которой я постоянно стремлюсь… И, хотя я бы не стал сравнивать себя с Харрисоном в том, что касается качества текста, иногда мне кажется, что мои книги — нечто среднее между «Вирикониумом» и D&D. Чайна Мьевиль

Заглавное чудище в «Кракене» — прозрачнейшая отсылка к Лавкрафту

Еще Мьевилю очень нравился хоррор. В первую очередь, конечно, Говард Лавкрафт, а также классические истории о призраках вроде рассказов Генри Джеймса и Роберта Эйкмана. Особенно Мьевиля привлекала эстетика ранней литературы ужасов — среди авторов, чьи книги повлияли на его стилистику, он называет Артура Мейкена, Роберта Чамберса, Уильяма Хоупа Ходжсона и Кларка Эштона Смита.

Наконец, еще один источник вдохновения для будущего короля «новых странных» — творчество сюрреалистов.

Я вырос с любовью к сюрреалистам, которая никогда не угасала: в частности, к работам Макса Эрнста, Ива Танги, Ханса Беллмера и Поля Дельво, а также тех, кто был близок к сюрреалистам, — Эдварда Бурра, Джеймса Энсора и Фриды Кало.
Чайна Мьевиль

«Про мои книги написали, что они будто написаны в мире, где место «Властелина колец» занял «Горменгаст». Это было самое приятное, что я про себя читал», говорит Мьевиль

К сюрреализму Мьевиль относит и литературную трилогию Мервина Пика «Горменгаст» — еще один источник вдохновения для книг о Нью-Кробюзоне. А вот кого Мьевиль презирает всей душой, так это Толкина и его последователей, определяя их творчество как «утешительное фэнтези, которое вызывает рвотный рефлекс».

Не то чтобы вы не должны чувствовать себя комфортно или не должно быть всяких хэппи-эндов, но для меня мысль, что задача книги — утешать, по существу означает, что её цель — не бросать вызов, не ниспровергать, не подвергать сомнению. Я думаю, что лучшее фэнтези говорит о неприятии утешения, и вершина фэнтези — это сюрреализм, жанр, которым я зачитывался, как одержимый, и горячим поклонником которого являюсь. Я почитаю себя продуктом «развлекательного крыла» сюрреалистов — то есть использую эстетику фантастики для того, чтобы сделать нечто обратное утешению.
Чайна Мьевиль

Мьевиль называет свои произведения — гибрид хоррора, фэнтези и НФ — непохожими ни на что «странными фантазиями». И так уж вышло, что именно его книги стали знаменем направления New Weird («новых странных»), которое зародилось еще в 1980-х, но окончательно сформировалось в начале 2000-х. Вообще-то формальным основателем New Weird считается М. Джон Харрисон, да и сам термин придумал именно он. Но впервые Харрисон употребил его применительно к тексту Мьевиля, в предисловии к его повести «Амальгама», вышедшей в 2002 году.

В движение New Weird входят авторы, которые пишут фантастику на стыке разных жанров, прибегая к особой постмодернистской эстетике и манерному стилю с обилием гротескных деталей. Кроме Мьевиля и Харрисона, к ведущим представителям «новых странных» критики причисляют К. Дж. Бишопа, Стива Кокейна, Пола Ди Филиппо, Джастина Робсона, Стеф Свейнстон и Джеффа Вандермеера.

Певец странного Лондона

Дебютный роман Мьевиля «Крысиный король» (1998) — городское фэнтези с сильным привкусом ужасов. Это история простого лондонского парнишки Сола Гарамонда, которого несправедливо обвиняют в убийстве, а затем втягивают в конфликт сверхъестественных существ. Впрочем, Сол и сам оказывается не вполне человеком.

По форме перед нами классический «роман взросления», где герою нужно пройти множество испытаний, чтобы познать себя. По определению же Мьевиля, его роман — «фантазия в стиле драм-н-бэйс». Этот жанр электронной музыки играет важную роль в сюжете.

Это музыка, построенная на воровстве, она составлена из сотен обрывков украденных мелодий. И в «Крысином короле» я использовал тот же прием: нахватал кучу других текстов и наложил их друг на друга, так что книга получилась созвучной музыке. Я пытался подражать ее ритму, ведь драм-н-бэйс — музыка, рожденная культурой рабочего класса и лондонской бедноты. Чайна Мьевиль

В романе есть и откровенно политические аллюзии — например, замаскированные ссылки на работы Ленина. А «восстание» лондонских крыс опирается на лозунги Великой французской революции.

«Крысиный король» сразу же привлек внимание и номинировался на несколько престижных наград — премию Брэма Стокера, премию Международной Гильдии Ужаса и «Локус», но ни одной так и не получил. В общем-то, заслуженно: роман во многом сыроват, а его герои не слишком выразительны. И даже потрясающие экскурсии в «тайный» Лондон уж очень напоминают «Задверье» Геймана. Это был лишь набросок того Мьевиля, которого мы знаем сейчас.

Тем не менее дебютная книга Чайны Мьевиля стала его первым обращением к «городской» фантастике, одним из основных персонажей которой служит сам мегаполис, где живет множество разнообразных существ. И, конечно, одним из стержней «городского» творчества Мьевиля стал его любимый Лондон. Фантаст буквально упивается «другой стороной» английской столицы — перед читателем разворачиваются потрясающе яркие описания Лондона.

Мне очень нравится быть лондонским писателем. Лондон занимает центральное место во всем, что я пишу. Ведь это один из тех городов, которые особенно сильно преломляются в литературе. Лондон оказывает на меня мощное влияние — как реальный, так и вымышленный, во всех его формах.
Чайна Мьевиль

Типичные обитатели Нонлондона: Йорик Клетка, бакдзя (мусорные баки-ниндзя), окна-пауки, ползучие автобусы…

Неудивительно, что Лондон стал «героем» еще нескольких романов Мьевиля. Один из них — «Нон Лон Дон» (2007), подростковое фэнтези, сюжетом немного напоминающее старую советскую сказку «Королевство кривых зеркал». Впрочем, героини книги, две лондонские школьницы Занна и Диба, не просто попадают в «зеркальное» отражение своего родного города. В «не-Лондоне» обитает множество невероятных существ, аналогов которым в нашем мире найти сложновато. Больше всего мир романа напоминает знаменитый битловский мультфильм «Желтая подводная лодка» с его буйством сюрреалистических фантазий.

Сюжет тоже не подкачал. В тот самый момент, когда кажется, что книга встала на рельсы «пророчество — избранный — тёмный властелин», Чайна выворачивает всё наизнанку, смеётся над этим штампом и превращает сказку в высказывание об экологии. Да и всяческих смысловых и идейных аллюзий тут предостаточно. Разве что герои оставляют желать лучшего — впрочем, не слишком убедительные персонажи, пожалуй, основной недостаток Мьевиля как писателя.

И всё же роман заслуженно стал бестселлером и получил премию журнала «Локус» как лучшая подростковая книга. Мьевиль, который после книг о Нью-Кробюзоне (о них читайте ниже) имел репутацию «автора для продвинутых эстетов», убедительно доказал, что способен сочинять и коммерческую фантастику для юношества — причем отличную.

В еще одном «лондонском» романе, «Кракен» (2010), Мьевиль отчасти повторил схему «Крысиного короля», прибавив к ней детективный сюжет. Работник музея Билли Харроу, правда, постарше Сола Гарамонда, да и сверхспособностей у него нет. Чтобы остановить сбрендивших культистов и черных магов, мечтающих о конце света, парню придется побегать и напрячь мозги. К счастью, злодеи из вредности мешают друг другу, а у героя находятся союзники, к тому же ему просто феерически везет…

В «Кракене» Мьевиль закрыл тему «странного Лондона», сделав родной город по-настоящему магическим, насквозь пропитанным волшебством. В какой-то степени книга — своеобразный вызов Джоан Роулинг с ее контрастом обычной и магической Англии (к слову, поттериану Мьевиль и за литературу не считает).

Персонажи «Кракена», художник Vladimir Verano. Чего стоит, например, живая и разумная татуировка

В романе есть и очевидный оммаж творчеству Лавкрафта, и множество отсылок, явных и скрытых, к фигурам и явлениям современной британской культуры, от Нила Геймана до Питера Акройда. Иногда кажется, что разнообразных идей в романе даже слишком много: книга напоминает пестрый калейдоскоп, за блеском которого теряется общий смысл. Впрочем, читать «Кракен» все равно безумно интересно, и очередной «Локус» за лучшее фэнтези выглядит заслуженным.

Великий и ужасный Нью-Кробюзон

Вокзал потерянных снов, худ. Thomas Chamberlain

В марте 2000 года издательство Macmillan выпустило второй роман Мьевиля — «Вокзал потерянных снов». Книга произвела эффект ядерного взрыва: критики визжали от восторга, известные писатели осыпали коллегу бурными похвалами, а массовая публика скупала один экземпляр за другим, благодаря чему роман стал международным бестселлером, — и это при том, что «Вокзал» не назовешь развлекательным чтивом. И роман, и открытый им цикл, который называют «Нью-Кробюзон» или «Бас-Лаг», стали визитной карточкой Мьевиля: благодаря им писатель вошел в число современных классиков фантастики. Так что же это за история?

Энергичный, хулиганский, изобретательный Чайна Мьевиль продолжает свой проект по возрождению фэнтези. Нью-Кробюзон обладает архитектоникой живого существа. Это место восторгов и споров, опасностей и перемен, бурлящий город, наполненный мечтами.
М. Джон Харрисон, автор «Вирикониума»

Фантасмагорический шедевр, гротеск которого не сравнится ни с одним другим произведением современной художественной литературы. Его сюрреалистические образы напоминают работы Иеронима Босха, и только писатель высочайшего класса может связать столь лихорадочный поток экзотики в сюжет такой же тугой и убедительный, как в этом романе.
Брайан Стэблфорд, автор «Империи страха»

Перед нами — огромный город Нью-Кробюзон, где сосуществуют технологии с уклоном в стимпанк и своеобразная магия. Здесь нашло приют множество совершенно невообразимых существ. Нью-Кробюзон — могущественное государство наподобие Рима или Венеции, почти безраздельно доминирующее на континенте Бас-Лаг.

Мост большого калибра, художник etwoo (Иржи Горачек)

Сюжет «Вокзала потерянных снов» сложно сформулировать в нескольких предложениях. Нет, сквозная интрига тут есть: жителям города угрожают инфернальные «мотыльки», которые питаются снами, буквально высасывая разум тех, кто эти сны видит. Довольно шаблонная история для фэнтези — герои против чудовищ. Но в том-то и дело, что интрига в романе не главное. Куда важнее изощренно-изысканный стиль и совершенно невероятные, фантасмагорические персонажи. И главный из них — сам Нью-Кробюзон, за кулисами которого можно разглядеть любимейший город Мьевиля.

Нью-Кробюзон явно напоминает трахнутый хаосом викторианский Лондон. И дело не только в географии и экономике — дело в том, как на реальный город наслаиваются посвященные ему тексты. Возьмите типичные идеи и образы, связанные с Лондоном, добавьте немного магии, сюрреализма, кислотности — вот вам и Нью-Кробюзон.
Чайна Мьевиль

Конечно, в книге нашлось место множеству актуальных тем, волнующих писателя, — от классовой борьбы до прав женщин. А еще роман временами откровенно эпатажен, отчего брезгливым натурам его читать противопоказано. Впрочем, коммерческому успеху книги это не помешало. Не остался в стороне и фэндом: роман стал лауреатом Британской премии фэнтези, премии Артура Кларка и премии Августа Дерлета, а вдобавок получил несколько зарубежных наград.

В мир Нью-Кробюзона — точнее, Бас-Лага — Чайна Мьевиль возвращался еще дважды. Герои романа «Шрам» (2002) — уроженцы Нью-Кробюзона, но основное место действия — плавучий пиратский город Армада. В третьем томе условного цикла, «Железном Совете» (2004), мы отправляемся в путешествие по просторам Бас-Лага. А магический стимпанк здесь сочетается с вестерном и «романом странствий» в духе Жюля Верна. «Железный Совет» удостоился «Локуса» и Британской премии фэнтези, а также наград из Польши и Германии.

Нью-Кробюзонская трилогия в разных формах затрагивает множество актуальных проблем — от империализма и социального неравенства до терроризма и расовой нетерпимости. Мьевиль себе не изменяет: наверное, даже если он напишет свою версию «Трех поросят», там найдется место классовой борьбе.

В чем же секрет успеха этой трилогии? Возможно, в том, что Мьевиль смело бросил вызов сложившимся жанровым традициям, комбинируя элементы авантюрного и городского фэнтези, научной фантастики, готики, хоррора, детектива и даже любовного романа. Отказываясь следовать устоявшимся тенденциям, Мьевиль объединяет и перепрофилирует жанры, пытаясь нащупать совершенно новый путь к сердцу и разуму читателя. И весьма удачно — не зря «Нью-Кробюзон» стал знаменем «новых странных». Хотя самого писателя это уже не интересует…

Природа New Weird изменилась, это движение стало маркетинговой категорией, поэтому мне больше не интересно о нем говорить. Нет, я не собираюсь скулить в духе «мы придумали крутую штуку, а потом пришли люди с деньгами и все испортили». Абсолютно все жанровые категории — работа маркетологов, которым нужно делать деньги, и я не буду ныть по этому поводу. У любого явления есть очень короткий период развития, а затем оно превращается в маркетинговую категорию, окаменелость самого себя. Но все в порядке, так и должно быть.
Чайна Мьевиль

Города, которых нет

Как уже было сказано, большинство книг Мьевиля — городская фантастика, хотя форматы писатель выбирает разные. Вот «Город и город» (2009), пожалуй, самый обласканный критиками роман писателя; недавно он был экранизирован в виде сериала. Здесь главное — именно место действия, даже запутанный детективный сюжет отходит по сравнению с ним на второй план.

Представьте город на окраине Европы, внутри которого целых два города: дышащий на ладан Бещель и нацеленный в будущее Уль-Кома. Город-в-городе напоминает зеркальный лабиринт: в одном физическом пространстве обитают люди, которых с детства учат «не замечать» ни друг друга, ни любые материальные проявления инаковости. Причем речь не о параллельном мире… Вся эта книга — аллюзия на классовые, расовые, этнические, религиозные проблемы. Ведь такие «разделенные» города существуют и в реальности — например, Белфаст или Иерусалим.

Разделённый город в сериале «Город и город»

Не случайно этот неторопливый и вдумчивый роман, написанный в подчеркнуто реалистичной, спокойной манере, так не похожей на обычный «сюрный» стиль Мьевиля, был номинирован на два десятка международных и национальных премий. И почти половину из них выиграл, включая премию Британской ассоциации научной фантастики, премию Артура Кларка, «Локус», «Хьюго» и Всемирную премию фэнтези.

В романе «Посольский город» (2011) Мьевиль вторгается на территорию чистой НФ. На сей раз он сыграл на поле Урсулы Ле Гуин, Сэмюэля Дилэни и Джека Вэнса, сочинив лингвистическую НФ о земном форпосте на далекой планете Ариэка. Её аборигены общаются на таком сложном языке, что освоить его могут лишь несколько генетически изменённых людей-послов.

Роман написан в рамках научной теории о том, что языковая структура определяет мировосприятие. Естественно, столкновение принципиально разных лингвистических схем чревато серьезными конфликтами — от мировоззренческих до вполне материальных. Впрочем, даже в этой книге Мьевиль отдал дань своей любимой теме. Перед нами очередной город-в-городе — земное поселение, защищенное воздушным куполом, которое расположено посреди столицы аборигенов и мирно (до поры!) сосуществует с ней. Но Мьевиль не был бы собой, если бы не показал, куда могут привести самые благие намерения… Так что очередного «Локуса» писатель удостоился не зря.

Такие вот автоматоны встречаются в Новом Париже

Наконец, самый необычный роман Мьевиля «Последние дни Нового Парижа» (2016) — специфическая альтернативная история о французской столице, где обрели плоть буйные плоды человеческой фантазии. Во время Второй мировой там взорвалась загадочная С-бомба, из-за чего в жизнь горожан ворвались «манифы» — причудливые существа и предметы из творений сюрреалистов.

Мьевиль здесь оторвался по полной: остросюжетные приключения героев и боевые сцены на фоне сюрреалистических руин выглядят совершенно безумно и одновременно захватывающе. Книга — настоящий гимн сюрреализму от человека, который им заворожен и изо всех сил пытается вызвать те же эмоции у своих читателей. И, надо отметить, у Мьевиля это получается.

Как видим, почти все романы Мьевиля — это городская фантастика в разных ее проявлениях. Если не считать пару книг про Бас-Лаг, остается только один роман на другую тему — юношеское фэнтези «Рельсы» (2012), необычный ремейк классического «Моби Дика». Это роман-путешествие о погоне за сокровищами, заставляющий вспомнить не только произведение Германа Мелвилла, но и книги таких титанов романтических странствий, как Стивенсон и Конрад.

Пираты, загадочная карта, затерянные острова, экзотические земли, схватки с чудовищами из глубин — Мьевиль насытил свою книгу всем, что нужно для классической морской авантюры. Вот только никакого моря, океана или самого завалящего водоема здесь нет — перед нами бескрайняя суша, «рельсоморье», которое бороздят самые невероятные поезда. Кроме экзотического сеттинга, у романа немало других достоинств. Впрочем, чувствуется, что книга предназначена для подростков — при всем буйстве авторской фантазии на «Рельсы» можно наклеить ярлычок «Мьевиль-лайт».

Сборник рассказов писателя

Кроме романов, у Мьевиля есть и произведения малой формы, по жанру близкие к хоррору или магическому реализму. Но и его рассказы часто тяготеют к городской, особенно лондонской, теме — и, как всегда у Мьевиля, город в них не просто место действия, а полноценный персонаж.

* * *

Мьевиль — один из самых изобретательных авторов современной фантастики. Он пишет сложные, богатые на детали книги, которые выходят за рамки литературных тенденций и традиций. И, что особенно отличает Мьевиля от множества других авторов, — потенциал фантастики он использует для полноценного взаимодействия с социальной и политической реальностью. Будем надеяться, что этот интересный человек со странным именем порадует нас еще не одной своей историей.

Источник: fanfanews.livejournal.com

Ему оставалось лишь одно — бежать. В космосе хватало места для тех, кто не прижился на Земле.
Роберт Шекли, «Проблема туземцев»

Великих фантастов много, но если попробовать навскидку назвать самых-самых, то одним из первых придет на ум имя Роберта Шекли. Когда мы успели подружиться с ним? Сложно припомнить. Кажется, он был с нами всегда. Его искрящийся заводной юмор, знакомый еще по потертым советским книжкам, его фантазия и жизнелюбие так зажигали нас, что за всем этим мы часто не замечали лица самого автора и его улыбку…

Впрочем, эту улыбку нельзя назвать радостной. Скорее, напротив. В одном из рассказов Шекли мы попадаем на планету, целиком заваленную серым веществом под названием тангриз. Производят его древние машины, отключить которые можно лишь с помощью некоего Лаксианского ключа. Но в том-то и беда, что никто этого ключа отродясь не видел. А ведь стоит его найти — и планету ждет новая жизнь.

Эту метафору можно применить к жизни и творчеству самого Шекли. Размышляя над земными проблемами, он пытался найти свой Лаксианский ключ. Не получилось: то ли ключа не существует, то ли найти его невозможно. В этом заключается основной парадокс мироощущения Шекли. Поэтому так мало веселого в его улыбке.

Ключ есть, но его нет. Удивительно, не правда ли?

Бремя человека

Роберт Шекли (1928–2005) родился в Нью-Йорке. С детства «заболел» фантастикой, мечтал стать писателем. Окончив школу, Роберт пытается найти свое место в жизни и в итоге попадает в армию, где редактирует полковую газету и играет на гитаре в военном ансамбле. После завершения службы Шекли получает техническое и искусствоведческое образование, что расширяет его кругозор и позволяет всерьез задуматься о писательской карьере. С 1952 он начинает активно публиковаться в популярном журнале Galaxy. Так начинается его литературная слава.

Особую популярность Шекли обрел в нашей стране. Он оказался одним из немногих американских авторов, кого в советское время активно переводили и издавали. Связано это с тем, что, будучи гражданином США, Шекли органически не мог переварить окружающую его американскую действительность. Его произведения — в первую очередь реакция на современность и на ее тенденции. Творчество Шекли очень рефлексивно. Это не отстраненные фантазии Азимова и не разложенные по полочкам политические доктрины Гаррисона — это именно размышления. Шекли не склонен делать выводы, обычно он отдает их на откуп читателю, причем читателю думающему. Произведения автора, как и его личность, очень неординарны. Никогда не знаешь, какой сюрприз он для тебя приготовил. Писатель обожает неожиданные сюжетные ходы, розыгрыши и головоломки — когда даже очень умный читатель от удивления уронит очки и захлопает глазами.

В творческой папке Шекли немало повестей и романов, но, по признанию самого писателя, наибольшее удовольствие получал он от работы над рассказами. Именно многочисленные рассказы принесли Шекли всемирную славу, поставив его имя в ряд величайших мастеров малой формы. Пожалуй, не найдется на свете читателя, которого оставили бы равнодушным эти маленькие шедевры Шекли. Темы, волнующие писателя, актуальны по сей день. Он подает их в своей фирменной манере — непринужденной и легкой, сдабривая великолепной порцией юмора. Рассказы эти можно было бы назвать юмористической фантастикой, но юмор их подобен щекотке: на поверку оказывается, что то, над чем мы так весело хохочем, вовсе не смешно, а иногда так просто страшно. Можно было бы назвать это сатирой, но не заметно, чтобы писатель кого-либо разоблачал или высмеивал. Это не юмор и не сатира — это Шекли, ни на кого не похожий и ни с кем не сравнимый.

Герои большинства произведений Шекли — люди, так или иначе недовольные своей ролью в этом мире. То ли у них не хватает личных качеств, чтобы понять и принять окружающую действительность, то ли сама действительность оказывается к ним жестока. Будущее в его рассказах обычно имеет своим истоком современную западную цивилизацию, основные принципы существования которой доведены до гротескного абсолюта. Земля — невыносимый шум и суета больших городов, которые задыхаются от переизбытка жителей-трутней, убивающих время в погоне за низкопробными развлечениями. Все продается и все покупается. У вас комплекс неполноценности? Вы жаждете подвигов? Не беда! Заплатите — и вы «здесь и сейчас» почувствуете вкус лихих приключений («Похмелье»)! Вам нужна настоящая любовь? В наше время нет ничего невозможного! Платите и наслаждайтесь! («Паломничество на Землю», «Рыцарь в серой фланели»)

Нет, мир, в котором даже самые сокровенные чувства можно выразить в денежном эквиваленте, — этот мир не для Шекли. Поэтому-то его герои бегут с Земли, бегут без оглядки и сожаления. В этом плане особенно показателен рассказ «Наконец-то один», где писателю удается создать запоминающийся и сильный образ человека, ищущего спасения и от людей, и от цивилизации, — и находящего приют на маленьком, затерянном в космосе астероиде. Шекли любит посылать своих героев на астероиды, он показывает, что даже там человек может быть счастлив, если жизнь его одухотворена каким-нибудь смыслом («На берегу спокойных вод», «Бремя человека»).

Космос — место действия множества произведений писателя. Как его герои оказываются в космосе? По-разному: одни по собственной воле, другие по принуждению или влекомые силой обстоятельств. Большинство рассказов, действие которых происходит вдали от Земли, начинаются похоже: на какую-нибудь планету, как гром среди ясного неба, сваливается космический корабль, после чего отважные путешественники вступают во взаимоотношения с местным населением, как правило, туземным. Впрочем, стандартная завязка служит для Шекли лишь поводом к самым неожиданным поворотам сюжета. Порой он сам не прочь весело посмеяться над стереотипностью мышления, как, например, это происходит в необычайно остроумных рассказах «Проблема туземцев» и «Вымогатель». Часто иные миры не поддаются земной логике, обычаи далеких планет оказываются настолько непостижимо-абсурдными, что не всегда понимаешь, то ли писатель из чистого озорства умело играет на читательских нервах, то ли за всем этим стоят какие-то реальные ассоциации («Чудовища», «Жертва из космоса»). У Шекли бывает и так, и эдак. И даже если не всегда догадываешься, о чем идет речь, — все равно получаешь огромное удовольствие и от бьющей ключом писательской фантазии, и от неподражаемого юмора — неотъемлемой части практически любого произведения Шекли.

Шекли по природе своей романтик, и большинство его героев тоже романтики. В железном и рациональном мире будущего они пытаются найти что-то светлое и особенное, правда, обычно выходит либо недоразумение, либо разочарование. Ценности и убеждения человека далеко не всегда выдерживают проверку космосом. Казалось бы, сильная любовь неожиданно оборачивается собственной пародией («Язык любви»), а мечта об идеальном обществе — женоненавистничеством («Билет на планету Транай»). Шекли не верит в утопии, но верит в идеальную любовь, поискам которой посвящено так много его фантастических историй.

Интервью с Робертом Шекли (2003 год)

В 2003 году семидесятипятилетний писатель стал почетным гостем екатеринбургского фестиваля фантастики «Аэлита», впервые таким образом оказавшись на азиатской части территории нашей страны. За три дня фестиваля «живой легенде» фантастики не раз представился случай продемонстрировать в беседах с журналистами свое знаменитое остроумие и редкостное — несмотря на почтенный возраст — жизнелюбие.

Мистер Шекли, из вашей биографии известно, что когда-то вы были гитаристом в военном ансамбле. Продолжаете ли вы музицировать до сих пор? Не предпочли бы вы карьере писателя карьеру, скажем, гитариста группы «Битлз»?

Я действительно когда-то подумывал о том, чтобы сделать карьеру гитариста. Однако мне показалось, что я гораздо лучше пишу фантастические истории, нежели играю на гитаре. Так что я решил пока подождать с этим делом.

Считается, что писатели-фантасты идут на шаг впереди исследователей и футурологов. Каким вы видите будущее человечества? Будет ли техносфера дружественна к человеку или враждебна?

В фантастической литературе на равных существует две точки зрения на этот вопрос. Согласно одной из них, человек будет и дальше благополучно существовать в окружении машин, согласно другой — напротив, техносфера при первой же возможности задушит все живое на Земле. Я считаю, что возможен и третий вариант: машины будут безразличны к человеку, они просто не заметят нас и не станут делать ничего ни хорошего, ни плохого. Мысль о том, что у протоплазмы может быть своя точка зрения, просто не придет им в голову.

Насколько серьезно в Соединенных Штатах относятся к пропаганде фантастической литературы?

Насколько я знаю, практически каждую неделю в каком-то из городов США проводится очередной конвент. Кроме того, ежегодно проходит две больших конференции — одна посвященная проблемам НФ, а другая — таким жанрам, как фэнтези и «хоррор». Многие литературные колледжи Соединенных Штатов имеют факультеты, которые занимаются подготовкой писателей-фантастов. Кроме того, существует национальная федеральная программа по поддержке курсов, на которых готовят исключительно писателей-фантастов. Многое еще не сделано, но работа в этом направлении идет достаточно давно. США не только заинтересованы в развитии собственной фантастики, но и готовы помочь авторам из других стран, в том числе из России, Китая и Индии. Проблема состоит в том, что фантастика, которая пользуется наибольшей популярностью, несет в себе меньше интеллектуальной нагрузки. Фантастика перестала быть научной, она стала скорее развлекательным жанром. Успех «Гарри Поттера» — характерный тому пример. Ощущается недостаток новых идей, а научные достижения, которые были использованы в фантастике 60-х и 70-х годов, уже стали реальностью. Думаю, американцы могли бы многому научиться у русских, потому что у вас существует другой взгляд на научную фантастику. Как в России, так и в Соединенных Штатах существует проблема с официальной правительственной поддержкой научной фантастики. Полагаю, нашим странам полезно было бы обменяться опытом друг с другом в этом плане.

Вызывает ли ваше присутствие на фестивалях фантастики в США такой же ажиотаж, как в России?

Существуют конвенты, на которых уже признанным авторам научной фантастики уделяется больше внимания. Но книги, которые печатались 20-30 лет назад, у нас переиздают нечасто. Америка — это страна, которая подчиняется культу всего нового, поэтому старые вещи часто забываются…

Роберт, насколько хорошо вы знакомы с нашей фантастикой, есть ли на ваш взгляд произведения, достойные знаменитой премии «Хьюго»?

К сожалению, я не очень хорошо знаком с русской научной фантастикой. Я читал нескольких авторов, и мне хотелось бы прочесть еще больше, но времени не хватает и на собственное творчество.

Мистер Шекли, есть ли у вас кумиры в искусстве, в литературе?

О, у меня много кумиров. Например, все те ученые, благодаря которым был сформулирован принцип неопределенности, оказавший огромное влияние на научную фантастику, а также на все отрасли науки — в том числе на психологию.

Как вы представляете себе ближайшее будущее?

Предсказать будущее невозможно. Может быть, гигантский астероид врежется в нашу планету и сотрет человечество с лица Земли… Есть такие вещи, которые невозможно предвидеть — так же, как в начале века невозможно было предвидеть эффект глобального потепления, способный принести непоправимый ущерб всему миру.

Как вы воспринимаете свою популярность в России?

В 1993 году я впервые приехал в Россию, в Санкт-Петербург, и тогда воочию увидел, что мои произведения в вашей стране действительно знают и ценят. До этого я был в курсе, что мои вещи издаются в СССР, но не знал, насколько они интересны читателям. Меня привлекает открытость и одухотворенность русских людей. Ну, а по приему, который обеспечили организаторы «Аэлиты» и по тому, сколько народа пришло на автограф-сессию, я чувствую, что любители фантастики Екатеринбурга приняли меня в свои ряды как равного. Екатеринбург вообще очень живой, подвижный и интересный для меня город.

Мистер Шекли, вы известны как автор блестящих научно-фантастических, юмористических и футурологических рассказов. Какой рассказ возникнет после посещения Екатеринбурга — научно-фантастический, юмористический или футурологический?

Тот, который первым придет в голову. Но для начала я хотел бы закончить историю, которую начал несколько недель назад. Воспоминания о России войдут в одну из глав этого произведения.

Авантюристы поневоле

Большой популярностью у читателей пользуется цикл из семи рассказов, посвященных работе Межпланетной очистительной службы «Асс», весь персонал которой состоит из двух бизнесменов-авантюристов — Арнольда и Грегора. Характеры героев нарисованы очень живо, хотя, в принципе, они ничем не отличаются от нас с вами: у них типичные человеческие недостатки и типичное стремление заработать побольше денег. В этом-то и заключается основная привлекательность цикла: реальные, знакомые в повседневной жизни типажи, их дела и заботы — в великолепном фантастико-космическом антураже. Служба «Асс» возложила на себя (разумеется, не безвозмездно) тяжелую и святую миссию по адаптации капризных планет к проживанию на них человека. Развлекая читателя приключениями героев, кормя его отборными шутками, Шекли мимоходом решает еще несколько задач: он то пытается напугать нас, взывая к запрятанным в подсознание детским страхам («Призрак V»), то предлагает задуматься о насущных общечеловеческих проблемах — милитаризме («Мятеж шлюпки») или ошибках техногенного развития цивилизации («Лаксианский ключ»). Впрочем, все эти проблемы подаются писателем тонко и ненавязчиво. Но есть исключение, причем гениальное и нехарактерное для Шекли, когда вывод и суть произведения дерзко и смело выносятся в его название, — рассказ «Долой паразитов!».

Игра со смертью — ведущий лейтмотив многих произведений Шекли. Мир будущего жесток, и чтобы добиться в нем чего-либо стоящего, нужно поставить на кон самое дорогое, что у тебя есть, — жизнь. Создается целая система правил, чтобы убивать и быть убитым, и смерть человека превращается в великолепное театрализованное шоу, призванное развлекать и одновременно снижать социальную напряженность («Гонки», «Премия за риск», «Бесконечный вестерн»). Впрочем, жизнь — это тоже игра. Чтобы играть по ее правилам, не нужно подписывать контракт: и по собственному желанию человек будет подвергать себя сотне опасностей, в смутной надежде найти золотоносную жилу и обрести счастье («Особый старательский»).

Двадцатый век поднял цивилизацию на новую ступень развития: впервые человек испугался собственного могущества. Он понял, что может создавать оружие, от которого содрогнется планета. Разумеется, Шекли не мог оставаться в стороне от подобной темы. Именно ему суждено было создать пронзительные до дрожи рассказы-символы, направленные против человеческой алчности и милитаризма («Абсолютное оружие», «Пушка, которая не бабахает»), именно ему принадлежат крылатые слова, которые в рассказе «Попробуй докажи» последний оставшийся на Земле человек высекает молотком на стене пещеры — предупреждение всем грядущим завоевателям:

«Я восстал из планетной грязи, нагой и беззащитный. Я стал изготовлять орудия труда. Я строил и разрушал, творил и уничтожал. Я создал нечто сильнее себя, и оно меня уничтожило. Мое имя Человек, и это мое последнее творение».

Впрочем, не гнушался Шекли и чисто развлекательного жанра с фэнтези-уклоном. Особенно хочется выделить произведения писателя о демонах и тому подобной потусторонней силе («Демоны», «Предел желаний»), а также его сотрудничество с Роджером Желязны («Принеси мне голову прекрасного принца»).

Десятая жертва

По улицам города бежит человек. За ним следом — вооруженный до зубов убийца. Прохожие, улыбаясь, оборачиваются им вслед. Одни подбадривают жертву, другие — преследователя. Кто-то делает ставки. Надрывается голос телевизионного комментатора: «Дамы и господа! Игра приближается к развязке! Смотрите, он его догоняет!.. ».

Да, именно такие развлечения могут ждать нас в недалеком будущем, если верить прогнозам Роберта Шекли. К теме «кровавых игрищ» писатель возвращался снова и снова. Так рассказ «Седьмая жертва» перерос в роман «Десятая жертва». В том же ключе писатель создал еще несколько остросюжетных произведений: «Первая жертва», «Охотник-жертва»... Тема охоты на человека не нова в современной фантастике, но, пожалуй, именно у Шекли она обрела наиболее совершенное воплощение. Недаром мотивы его произведений неоднократно использовались Голливудом.

Почерк мастера

Творческая оригинальность Шекли еще заметнее проявляется в его крупных произведениях — повестях и романах. Здесь он развивает свои любимые темы и приемы, порой доводя их до немыслимых крайностей. Практически в каждом романе чувствуется одержимость автора психологией и философией. Все это выливается на страницах его книг неудержимым потоком сюрреалистического абсурда. Мир снов и подсознания — вот стихия сюрреализма. Логика снов абсурдна и непредсказуема, как и действие многих произведений Шекли, чтение которых потребует от читателя мужества и выдержки, ибо писатель будет играть с ним в игру — странную, но безумно захватывающую. Пытаясь найти логику, можно еще сильнее запутаться в лабиринте писательской фантазии, почувствовать себя еще более неуютно, чем кэрролловская Алиса на чаепитии у Болванщика.

Шекли любит жонглировать человеческим разумом и телами, нередко в его произведениях раздаются невесть кому принадлежащие голоса — и тут же начинают блистать цицероновским красноречием. Запутанные, часто лишенные смысла диалоги — один из излюбленных приемов писателя. Герои по десять раз переспрашивают одно и то же, соревнуясь друг с другом в искусстве логики или в ее отсутствии. Лучший пример — роман «Координаты чудес» и особенно его «продолжение» «Возвращение в координаты чудес».

― Ой-ой! ― вымолвил он наконец.
― Простите, не понял,― переспросил Посланец.
― Я сказал «ой-ой».
― О! А мне послышалось «ой».
― Нет, я сказал «ой-ой».
― Теперь понятно.
«Координаты чудес»

Романы Шекли тем лучше, чем больше в них действия. Впрочем, автор и сам понимал, что крупная форма — не его стихия. Яркий пример тому — роман «Цивилизация статуса», где яркая, динамичная завязка оборачивается неожиданной и парадоксальной концовкой — оригинальной, но вызывающей искреннее недоумение. Впрочем, для многих это будет делом вкуса. Многие романы Шекли можно смело рекомендовать ценителям хорошей остросюжетной фантастики. Написаны они живо, доходчиво и с великолепным чувством юмора. Это и его цикл про охотников и жертв, начатый романом «Десятая жертва», и отличная вариация на тему психологии «Четыре стихии», а также незаменимый справочник путешествий в чужих телах — романы «Корпорация «Бессмертие» и «Обмен разумов». ..

* * *

Роберт Шекли — бесспорный классик. Жаль, что на его родине, в США, он сейчас далеко не так популярен, как раньше. Развлекательная фантастика все сильнее вытесняет с прилавков образцы жанра, призванные давать читателю богатую пищу для собственных размышлений о будущем и настоящем. Тем приятнее, что в нашей стране творчество великого писателя и большого гуманиста Роберта Шекли по-прежнему привлекает самое пристальное внимание.

Яна Боцман, Роберт Шекли и Николай Пегасов читают «Мир фантастики»

Источник: fanfanews.livejournal.com

«При чтении моей фантастики читатель должен включить воображение. Стать подлинным соавтором моих книг».
А. Э. Ван Вогт

Альфред Элтон Ван Вогт для американской фантастики личность знаковая — шутка ли, один из столпов «Золотого века»! А вот в России его фигура как-то теряется за могучими спинами Хайнлайна, Саймака, Азимова. И это притом, что у семьи Ван Вогта русские корни... А ещё он стоял у истоков нескольких классических тем научной фантастики — к примеру, историй о противостоянии человечества и мутантов. Задолго до Людей Икс появились придуманные Ван Вогтом сланы... За одно это писатель достоин места в жанровом «Зале славы», хотя и не сланами едиными жив Ван Вогт!

КОРАБЛЬ БЕЗ ЯКОРЯ

Семью будущего писателя можно назвать потомственными иммигрантами — учитывая их религиозную принадлежность. Были они меннонитами — последователями голландского анабаптиста Менно Симонса, которых преследовали и кальвинистские, и лютеранские протестанты. После очередной волны гонений меннониты хлынули в Россию, где жили довольно неплохо: все протестанты были для русского православия на одно лицо, поэтому персональных религиозных притеснений беглецы не испытывали. Но был один пунктик в их убеждениях, который раздражал светские власти: меннониты отказывались служить в армии. Учитывая их исключительное трудолюбие, чиновники долго закрывали глаза на пацифизм переселенцев. Однако в 1874 году все иноземные колонисты в России вне зависимости от религиозных убеждений были признаны подлежащими воинской повинности, потому среди меннонитов случился раскол. Некоторые (побогаче) остались, другие эмигрировали, в основном — в Северную Америку.

Ван Вогт, американский фантаст №1 «ревущих сороковых»

Среди поселившихся в Канаде «вечных скитальцев» был и дед писателя, Йохан Бур, уроженец одной из русских общин меннонитов. Уже за океаном он познакомился с единоверкой Агнетой Фризен, тоже русской, — результатом их союза было аж десять детишек. Старшая дочь «русских» Буров, тоже Агнета, вышла замуж за канадца, отпрыска голландских меннонитов Генри Ван Вогта. И третьим из их шести детей стал Альфред Элтон Ван Вогт, родившийся 26 апреля 1912 года на дедовской ферме Эдинбург, что в окрестностях городка Гретна (провинция Манитоба).

Конечно, «нашенские» корни Ван Вогта — вещь эфемерная. К примеру, родным языком для мальчика и житейским для его семьи был отнюдь не русский, а нижненемецкий диалект, который активно использовали некоторые голландцы. На английском же Альфред заговорил только с четырёх лет, когда семья Ван Вогтов оставила Гретну.

Переезжали они частенько — Генри Ван Вогту долго не удавалось найти постоянную работу. Альфред вспоминал о детстве с содроганием.

Я был похож на сорвавшийся с якоря корабль, который попал в жестокий шторм посреди бесконечной тьмы.

На несколько лет семейный «ковчег» бросил якорь в меннонитской общине посёлка Невилл (провинция Саскачеван). Жилось Ван Вогтам непросто. Отец дотемна трудился в семейной лавке, которой на паях владел с тремя родичами, но шестеро детей — не шутка... Потому юному Альфреду пришлось подрабатывать чуть ли не с десятилетнего возраста — подсобником на молотилке, помощником комбайнёра и даже ковбоем (то есть он пас коров, а не шлялся по салунам с револьвером на бедре). Правда, когда мальчик вступил в подростковый возраст, финансовое положение семьи укрепилось. Заочно получив диплом юриста, Генри Ван Вогт оставил Невилл и перебрался в городок Морден (Манитоба), а затем в Виннипег. Там ему удалось устроиться на довольно хлебную должность торгового агента Голландско-Американских морских линий.

Виннипег поразил и напугал Альфреда. Он вырос в провинциальной глуши — а здесь обитало 250 тысяч человек! Приспособиться было тяжело, к тому же у мальчика не ладилось с учёбой. Дело в том, что ум у парня был острый, но своеобразный. Ван Вогт хорошо анализировал информацию, но абсолютно не запоминал факты — все эти числа, даты, имена. Потому по основным предметам — алгебре, геометрии, латинской грамматике, истории — мальчик постоянно терпел фиаско... Да ещё аккурат в тот год, когда Альфред закончил школу, его отец потерял работу — в общем, о колледже пришлось забыть.

Потому, в отличие от большинства грандов классической американской фантастики, образование Ван Вогт получил сомнительное, но при этом ухитрился стать довольно знающим человеком. Подобно герою романа Джека Лондона «Мартин Иден», Альфред очень много и быстро читал — по две книги в день! Особенно научную литературу — по самым разным темам и вопросам. Зная недостатки своего восприятия информации, Альфред стремился проникнуть в самую суть прочитанного, осмыслить его, постичь. И это ему блестяще удавалось!

В ПОИСКАХ ГАВАНИ

Сразу после окончания средней школы Аль пошёл работать. Физический труд его не прельщал, к тому же у Ван Вогта были проблемы со здоровьем. Когда ему было всего два года, он упал со второго этажа и трое суток пролежал в коме. Были и другие несчастные случаи, из-за которых ухудшилось зрение. Потому, несмотря на нехватку образования, Альфред работал головой, а не руками, — преимущественно в области рекламы: писал заметки в газеты и журналы, сочинял слоганы и листовки.

Мечта о писательской карьере зародилась у Альфреда ещё в детстве — когда с ним происходили разные неприятности, Аль запирался в своей комнате и сутками напролёт читал, читал, читал. И грезил: вот бы самому стать знаменитым писателем! Среди любимого «чтива для души» на первом месте стояла НФ, которой Ван Вогт увлёкся ещё в Мордене, — школьный приятель дал ему почитать английский журнал для мальчиков Chum («Ломтик»), где публиковались фантастические рассказы. Уже в Виннипеге Альфред регулярно покупал Amazing Stories («Удивительные истории») — знаменитое детище Хьюго Гернсбека, журнал, оказавший огромное влияние на развитие фантастического жанра.

Чтение научной фантастики бросало меня назад и вперёд во времени и пространстве. Всего за несколько секунд я мог испытать практически всё, что человек способен помыслить или сделать.

Самым любимым фантастическим автором для Ван Вогта стал Абрахам Меррит, восхищался он и «Доком» Смитом. Однако вскоре с Альфредом произошла радикальная перемена. Резкая смена жизненных приоритетов, от безоглядного пристрастия до полного отрицания, была одной из ярких черт его характера. В 1930-м Ван Вогт бросил читать фантастику — вообще — и не притрагивался к некогда любимому жанру целых восемь лет. Он переключился на исторические романы, вестерны, детективы, английскую и французскую классику. Но упор делал на самообразование, читая научные труды по истории, философии, психологии, социологии. А книгой, которая наиболее повлияла на мировоззрение Ван Вогта, стал сборник лекций британского учёного Альфреда Норта Уайтхеда «Наука и современный мир». Именно критические высказывания Уайтхеда в адрес «научного материализма» и собственные идеи британца, близкие к метафизике, легли в основу всего будущего фантастического творчества Ван Вогта.

В 1931 году Альфред получил временную работу в государственном комитете, который занимался переписью населения. Почти год Аль провёл в Оттаве, где исполнял обязанности клерка, портя зрение при составлении статистических таблиц. Однако Ван Вогта работа увлекла: она давала возможность за мелкими деталями жизни увидеть общую картину развития страны. Именно тогда в воображении Ван Вогта родился образ гигантской «информационной машины», которая способна держать в памяти квадрильоны фактов, имён, дат и ключевых слов. Не зря Ван Вогт стал одним из первых фантастов, подробно описавших работу компьютера... Будучи в Оттаве, Альфред также получил возможность дополнить образование — он заочно учился в местном Литературном институте Палмера.

Вернувшись в Виннипег, Ван Вогт решил попытать счастья в журнале True Story («Житейские истории»), который объявил литературный конкурс с денежным призом. За девять дней Альфред написал рассказ «Жизнь на улицах» — реалистическую историю девушки, ставшей жертвой Великой депрессии. Премии рассказ не получил, но в журнале его опубликовали и гонорар (110 долларов) заплатили. С 1932 года рассказы Ван Вогта регулярно печатались в местных журналах — это были простые истории, как правило, мелодраматичного свойства. Один рассказ даже получил огромную по тем временам премию в тысячу долларов! Ван Вогт также сочинял сценарии для радиопостановок, подвизался и как независимый репортёр. А летом 1938-го его осенило: почему не попробовать себя в некогда любимой научной фантастике?

Случилось это вдруг. За восемь лет он не прочёл ни единой «фантастической» строчки, а потом случайно увидел свежий номер журнал Astounding Science Fiction («Поразительная научная фантастика»), пролистал пару страниц, наткнулся на повесть «Кто ты?» какого-то Дона Стюарта и... пропал! Купив журнал, Альфред бросился домой, жадно дочитал историю до конца и понял: вот оно! Именно такую литературу он мечтает сочинять...

Повесть «Кто ты?» написал Джон Кэмпбелл, использовав псевдоним «Дон А. Стюарт». В дальнейшем эта культовая повесть публиковалась под названием «Нечто», став основой знаменитого киноужастика, снятого Джоном Карпентером.

ПОПУТНОГО ВЕТРА!

C присущей ему дотошностью Ван Вогт составил примерный план рассказа, изложив его в письме к Джону Кэмпбеллу, редактору Astounding. Тому идея понравилась, и Альфред вскоре отослал в Нью-Йорк свой первый НФ-рассказ «Усыпальница зверя». Кэмпбелл был поражён. Рассказ он, правда, отправил автору на доработку — литературно текст был сыроват. Но его идейная, смысловая составляющая находилась на исключительной высоте — особенно для новичка! К тому же чуть ли не впервые на памяти маститого редактора основным героем был не человек, а «чудовище», на необычной психологии которого Ван Вогт сделал особый акцент. Переработанную «Усыпальницу» напечатали чуть позже, потому дебютной фантастикой Ван Вогта стал второй написанный им фантастический рассказ «Чёрный разрушитель» — ещё одна история контакта с чуждым человеку разумом.

Эдна Мэйн Халл, верный спутник и друг

Уже в дебютных рассказах Ван Вогта проявились некоторые характерные черты его творчества, снискавшие писателю славу и породившие легионы подражателей. Как правило, события в фантастических произведениях передавались тогда через восприятие героев-людей. Ван Вогт смело экспериментировал, используя в качестве «рассказчиков» чуждых человеку существ. Читая Ван Вогта, можно было идентифицировать себя с инопланетянами или мутантами. Сейчас подобный приём встречается на каждом шагу, но для рубежа 1940-х это было новаторством. А ещё Ван Вогт смешивал в одном тексте множество разнообразных фантастических идей и смелых допущений, которых большинству авторов тех лет хватило бы на десятки произведений...

Кэмпбелл готов был печатать всё, что Альфред напишет, и успех сподвиг Ван Вогта на серьёзное изменение в личной жизни — 9 мая 1939 года он женился на Эдне Мэйн Халл, с которой познакомился в писательском клубе Виннипега. Эдна была внештатным газетным репортёром и сочинителем коротеньких миниатюр для религиозных журналов. Она много помогала мужу — не только перепечатывала его рукописи на машинке, но и редактировала тексты. Да и сама сочиняла фантастику, причём несколько рассказов супруги написали совместно. В общем, Альфред был почти счастлив, если бы не одно «но» — брак неодобрительно встретила его семья. Во-первых, Эдна была на семь лет старше мужа, а во-вторых, она не принадлежала к меннонитам. Для Альфреда это особого значения не имело, но старомодные родители негодовали. В такой непростой обстановке у Ван Вогта созрел замысел его первого романа «Слан», который планировался как рассказ от лица супермена, мутанта с гораздо более совершенным, нежели у обычного человека, разумом. Вопреки ожиданиям Альфреда, Кэмпбелл принял идею в штыки.

Я отметил, что никак невозможно писать книгу с точки зрения сверхчеловека — если вы сами не сверхчеловек.
Джон Кэмпбелл

Экранизаций у Ван Вогта пока немного: получасовая короткометражка A Can of Paint (2004) и эпизоды в четырёх телесериалах-антологиях

Тогда Ван Вогт придумал хитрый ход, который помог обойти эту «сверх»-проблему: героем «Слана» стал юный невежественный изгой, представитель гонимого меньшинства, который долго воспринимает свои невероятные способности как уродство. Такую идею Кэмпбелл принял, после чего Альфред довольно быстро написал роман, публиковавшийся в Astounding с сентября по декабрь 1940-го (в дальнейшем текст трижды переписывался и дополнялся для книжных изданий). Конечно, сейчас «Слан» кажется наивным и архаичным, но тогда он произвёл фурор. Ван Вогта даже назвали первой суперзвездой «Золотого века» — ведь увлечение «Сланом» приняло характер помешательства. Как иначе назвать появление клуба с вывеской «Хижина сланов» или неологизмов, где обыгрывалось слово «слан» применительно к людям, перешедшим на новую ступень развития? Ранее ни одно фантастическое произведение не вызывало такого общественного резонанса! Ведь до времён «толкинутых» было ещё несколько десятилетий...

Казалось, надо ковать железо, пока горячо, но более года Ван Вогт почти не давал о себе знать — вышла только пара рассказов. Дело в том, что Канада, как британский доминион, втянулась в войну, и хотя из-за плохого зрения Ван Вогт на армейскую службу не попал, зато его привлекли к работе клерком в Департамент национальной обороны. Пришлось переехать в Оттаву и с головой зарыться в бумаги. Платили мало, и Ван Вогт попытался уволиться — ему это удалось за месяц до запрета покидать госслужбу, пока не кончится война. А летом 1941-го Ван Вогт получил судьбоносное письмо от Кэмпбелла, в котором тот предлагал Альфреду стать профессиональным писателем, установив твёрдую ставку на его сочинения. Недолго думая, Ван Вогт согласился — 300 долларов ежемесячно казались ему манной небесной!

ШКВАЛЫ, РИФЫ И МЕЛИ

К литературному труду Ван Вогт подходил обстоятельно — долго собирал материал, всё очень тщательно обдумывал, составлял подробный план... Теперь же приходилось перестраиваться: деньги платили не за красивые глаза, 25 тысяч слов в месяц вынь да положь! И опять Альфреду удалась резкая смена курса. Он удивительно быстро приспособился к новым условиям, усовершенствовал свой системный подход и стал выдавать вереницу качественных текстов. Ещё одной переменой стала смена жительства и гражданства. Отношения с родичами оставались натянутыми, все профессиональные интересы Альфреда были связаны со Штатами, потому летом 1944 года он переехал в Калифорнию, и они с Эдной поселились в Голливуде. А вскоре Ван Вогт получил американский паспорт.

Период до конца 1950-х — самый продуктивный в творчестве Ван Вогта: вышли его лучшие романы «Мир Нуль-А», «Путешествие «Космической гончей», «Волшебник Линна», «Оружейные лавки империи Ишер», «Миссия к звёздам», «Империя атома», «Война против Руллов». Немудрено, что в 1947-м читатели признали Ван Вогта «фантастом США №1».

Однако где-то на рубеже 1960-х на первые роли вышли другие авторы. При всём уважении к Ван Вогту, его идеям, приёмам, экспериментам и разносторонней тематике произведений, литературное мастерство мэтра «Золотого века» оставляло желать лучшего. Читатели фантастики сильно изменились, повзрослели — во многом благодаря самому Ван Вогту. И в результате его стиль, динамичный, мощный, но лишённый литературного изящества, стал казаться любителям НФ старомодным. К тому же метафизическое мировоззрение Ван Вогта, его жажда обретения «высшего идеала» подталкивали писателя к поиску экзотических знаний и нетрадиционных наук, далёких от господствующего материализма. А познав нечто новое для себя, Ван Вогт стремился посвятить читателей в обретённые им знания, из-за чего насыщал свои поздние тексты многословными философскими рассуждениями. Романы Ван Вогта становилось попросту скучно читать...

Самым сильным увлечением Ван Вогта была дианетика Л. Рона Хаббарда — в 1950-х Альфред даже возглавлял Калифорнийское отделение этой организации. Увлечение продолжалось 15 лет и едва не разорило Ван Вогта.

Однако стойких фанатов у Ван Вогта имелось вдоволь. Потому его новые книги, хоть и не привлекали более столь пристального внимания, всё же продолжали выходить. Правда, основные доходы приходились на многочисленные переиздания его классики и зарубежные переводы. Более того, в некоторых европейских странах, особенно во Франции и Италии, старомодный стиль Ван Вогта пришёлся читателям особенно по душе. Несколько его поздних романов впервые увидели свет именно там, в переводе, и лишь затем появились на английском языке.

Хорошо, когда есть опора: Альфред и Лидия

В 1975-м от рака умерла Эдна. Большую поддержку Ван Вогту оказала его давний друг, переводчица Лидия Бережинская — уроженка Вены с русско-польскими корнями. Позже они поженились, а когда в начале 1990-х у Ван Вогта проявились признаки болезни Альцгеймера, помощь Лидии стала для писателя бесценной. Она вела его корреспонденцию, совместно со своим сыном от первого брака Грегори помогала супругу в работе над романом «Охотник на сланов», который завершил уже Кевин Дж. Андерсон.

В 1995-м Ван Вогту было присвоено самое почётное звание в американской фантастике — Грандмастер (в рамках премии «Небьюла»). А 26 января 2000 года Альфред Элтон Ван Вогт скончался от пневмонии....

* * *

Иные современные читатели искренне недоумевают: почему Альфред Ван Вогт, автор архаичной, «заштампованной» фантастики, считается легендой мировой НФ? Дело в том, что ряд идей, сюжетных ходов и схем, которые ныне от частого использования превратились в клише, придумал именно он. К примеру, его рассказ «Этюд в алых тонах» послужил источником вдохновения для создателей фильма «Чужой» и множества сходных историй из серии «ужас в космосе». А противостояние людей и мутантов в «Слане»? Гениальный калека из «Империи атома»? Семантические эксперименты в «Мире Нуль-А» или многочисленные произведения с проникновением в психологию инопланетян? В общем, неспроста появление «Чёрного разрушителя» в июльском номере журнала Astounding за 1939 год служит отправной точкой «Золотого века» американской фантастики! И не только американской — ведь Ван Вогт стоит у истоков доброй половины фантастических тем, которые исправно кормят уже несколько поколений авторов и тормошат воображение читателей. Так что всё закономерно: Ван Вогт был одним из главных архитекторов современного фантастического здания, и его место в пантеоне жанра абсолютно заслуженно!

Произведения Альфреда Ван Вогта

Указаны первые книжные издания (многие романы первоначально печатались в журналах).

ЦИКЛЫ

ИШЕР

«Оружейники империи Ишер» (The Weapon Makers, 1946)

«Оружейные лавки империи Ишер» (The Weapon Shops of Isher, 1951)

ВОЛШЕБНИК-МУТАНТ

«Империя атома» (Empire of the Atom, 1957)

«Волшебник Линна» (The Wizard of Linn, 1962)

НУЛЬ-А

«Мир Нуль-А» (The World of A, 1948)

«Пешки Ноль-А» (The Players of A, 1956)

Null A3 («Нуль А3», 1984)

СЛАН

«Слан» (Slan, 1946)

«Охотник на сланов» (Slan Hunter, 2007), соавтор Кевин Андерсон

ОТДЕЛЬНЫЕ РОМАНЫ

«Библия Пта» (The Book of Ptath, 1943)

«Вечный дом» (The House that Stood Still, 1950)

«Путешествие «Космической гончей» (The Voyage of the Space Beagle, 1950)

«Миссия к звёздам» (Mission to the Stars, 1952)

«Творец Вселенной» (Universe Maker, 1953)

«Планеты на продажу» (Planets for Sale, 1954), соавтор Эдна Халл

«Клетка разума» (The Mind Cage, 1957)

«Война против руллов» (The War Against the Rull, 1959)

«Зверь» (The Beast, 1963)

«Межзвёздный скиталец» (Rogue Ship, 1965)

«Крылатый человек» (The Winged Man, 1966), соавтор Эдна Халл

«Шелки» (The Silkie, 1969)

«Дети будущего» (Children of Tomorrow, 1970)

«Поиск будущего» (Quest for the Future, 1970)

«Бесконечная битва» (The Battle of Forever, 1971)

«Тьма над Диамондианой» (The Darkness on Diamondia, 1972)

«Блеск грядущего» (Future Glitter, 1973)

«Человек с тысячью имён» (The Man with a Thousand Names, 1974)

«Тайна галактик» (The Secret of Galactics, 1974)

«Суперразум» (Supermind, 1977)

«Колосс-анархист» (The Anarchistic Colossus, 1977)

«Пробуждение» (Renaissance, 1979)

«Космическое столкновение» (Cosmic Encounter, 1980)

«Глаз компьютера» (Computer Eye, 1983)

«Победить Кибер» (To Conquer Kiber, 1985)

Источник: fanfanews.livejournal.com

Я не хочу, чтобы мое творчество подгоняли под рамки одного конкретного жанра.
Роджер Желязны

В первой половине 1990-х на российские просторы хлынул поток переводной фантастики. И особой популярностью пользовалась доселе почти незнакомое нам фэнтези. Среди появившихся книг особое впечатление на отечественных неофитов произвел цикл «Хроники Амбера», разительно непохожий на уже известные в нашей стране истории Толкина и Говарда. Да и имя автора ласкало слух своей необычностью — Роджер Желязны. Веяло чем-то родным, славянским...

ТЩАТЕЛЬНО ПОДГОТОВЛЕННЫЙ СТАРТ

Американцы — нация иммигрантов из самых различных уголков нашей планеты. Причем люди, приехавшие в Штаты, в большинстве своем быстро смешиваются с представителями других народов. И когда поляк Юзеф Франк Желязны познакомился в Чикаго с симпатичной американо-ирландкой Джозефиной Флорой Суит, он не слишком долго тянул с обзаведением семьей. Плодом польско-ирландского союза стал стопроцентный американец Роджер Джозеф Кристофер Желязны, который родился 13 мая 1937 года в маленьком городке Эвклид, расположенном неподалеку от Кливленда — промышленного центра штата Огайо.

Мать Роджера как истая ирландка обожала мифологию и с раннего детства буквально закармливала своего единственного отпрыска разнообразными сказками и легендами. Роджер очень рано научился читать, и, будучи еще совсем пацаненком, предавался буйным фантазиям на тему прочитанных книг и их героев.

Мне было лет шесть. Читая рассказы, я думал, что поступил бы с героями по-другому. Однажды меня осенило: «О, я же могу это сделать».
Роджер Желязны

Эвклид — одноэтажная Америка.

Сначала юное дарование строчило свои сказочные истории на всем, что попадало под руку, пока отец на одиннадцатый день рождения не подарил чаду пишущую машинку. Роджер переключился на НФ-рассказы, ибо примерно в это же время увлекся фантастикой. Причем мальчик оказался удивительно осмотрителен и дотошен для своих лет. Решив, что не обладает достаточным багажом знаний для профессионального занятия творчеством, Роджер основательно засел за теорию, изучая литературные приемы. Такой подход принес свои плоды — уже во время учебы мальчик стал редактором школьной газеты и членом местного писательского клуба. Однако честолюбивому тинэйджеру вовсе не хотелось быть одним из многих литературных ремесленников — он грезил о славе и деньгах. Поэтому, после первой неудачи (Роджер отослал рассказ, написанный в подражание «Марсианским хроникам» Брэдбери, самому Джону Кэмпбеллу, но ответа не последовало), подросток решил несколько лет подождать. Так сказать, поднабраться жизненного опыта и знаний, а уж потом штурмовать литературные вершины.

«Альма матер» Желязны в Кливленде...

Желязны часто публиковал стихи и прозу в школьных журналах, дважды (в 1957 и 1959 годах) становился лауреатом Finley Foster Poetry Prize. В 1955-м, после колледжа, Роджер поступил на отделение психологии Кливлендского Западного университета, однако довольно быстро перешел на факультет английской словесности, где и обрел степень бакалавра. Под конец 1960-го он полгода прослужил в Национальной гвардии — в основном в Техасе. Уехав в Нью-Йорк, Роджер вновь взялся за учебу, получив в 1962 году степень магистра Колумбийского университета, где защитил диссертацию по английской драме периода Елизаветы I и Якова I. И повсюду Желязны накапливал тот самый жизненный опыт, без наличия которого считал занятие литературой бессмысленной затеей: занимался фехтованием, восточными единоборствами и дзеном, сочинял стихи, играл в шахматы, изучал хинди и японский. И очень много писал...

... и Нью-Йорке.

Пару раз Роджеру удалось продать свои рассказы в разные фантастические журналы — впервые в Amazing Stories в 1962 году («Игра страстей», гонорар — 20 долларов). Но творчество не могло его прокормить, поэтому Желязны начал работать в федеральном управлении социального обеспечения — сначала Кливленда, затем Балтимора, одновременно занимаясь сочинением фантастики.

Я пообещал себе, что поначалу не буду замахиваться на что-то грандиозное. Мне слишком многому нужно было научиться. Первые несколько лет я собирался посвятить созданию небольших произведений. Во-первых, их легче писать, а во-вторых, на них можно поучиться многим литературным штучкам.
Роджер Желязны

В 1964 Желязны пережил двойное потрясение: сначала скоропостижно скончался отец, а затем Роджер чуть не погиб, попав в серьезную аварию. Но благодаря катастрофе Роджер познакомился с Шэрон Стиберл, на которой вскоре женился. Правда, этот брак удачным не назовешь — не прошло и двух лет, как они расстались. Буквально через пару месяцев после развода, уже в Балтиморе, Роджер встретил Джудит Эллен Кэллахан — дело очень быстро закончилось свадьбой. Пожалуй, к писательству Желязны подходил куда более осмотрительно, нежели к выбору спутниц жизни.

Государственным служащим Желязны пробыл еще три года, с 1 мая 1969-го целиком посвятив себя литературе. К тому времени он уже считался виднейшим представителем американской НФ. Причем вторжение в фантастику Желязны спланировал, как военный стратег, и везде достигал успеха. Уже в 1964 году рассказ «Роза для Экклезиаста» был номинирован на «Хьюго». А в 1966 Желязны получил сразу две «Небьюлы» за повести и «Хьюго» за роман «Этот бессмертный». Немалый резонанс обрели романы «Творец снов», «Остров мертвых», «Князь Света». Так, буквально за несколько лет Желязны превратился в символ американской «новой волны».

ЦИКЛЫ РОДЖЕРА ЖЕЛЯЗНЫ

Хроники Амбера

«Девять принцев Амбера» (Nine Princes in Amber, 1970)

«Ружья Авалона» (The Guns of Avalon, 1972)

Приключения любящих родственничков.

«Знак Единорога» (Sign of the Unicorn, 1975)

«Рука Оберона» (The Hand of Oberon, 1976)

«Владения Хаоса» (The Courts of Chaos, 1978)

«Карты судьбы» (Trumps of Doom, 1985)

«Кровь Амбера» (Blood of Amber, 1986)

«Знак Хаоса» (Sign of Chaos, 1987)

«Рыцарь Теней» (Knight of Shadows, 1989)

«Принц Хаоса» (Prince of Chaos, 1991)

А также 5 рассказов и путеводитель по миру.

Хроники Дилвиша

«Дилвиш Проклятый» (Dilvish, the Damned, 1982)

«Очарованная земля» (The Changing land, 1981)

Фрэнк Сандау

«Остров мёртвых» (Isle of the Death, 1969)

«Умереть в Италбаре» (To Die in Italbar, 1973)

Мир волшебства

«Подменённый» (Changeling, 1980)

«Одержимый магией» (MadWand, 1981)

Рыжий демон (совместно с Робертом Шекли)

«Принесите мне голову прекрасного принца» (Bring Me the Head of Prince Charming, 1991)

«Коль в роли Фауста тебе не преуспеть» (If at Faust You don't Successed, 1993)

«Театр одного демона» (A Farce to Be Reckoned With, 1995)

НОВЫЕ ГОРИЗОНТЫ

Чтобы прокормиться за счет литературной деятельности, надо было писать побольше романов — желательно, сочинить какой-нибудь хорошо продаваемый цикл. Однако когда Желязны начал работать над романом «Девять принцев Амбера», то вовсе не рассчитывал открыть им серию — задумывалась максимум дилогия.

Я думал, что получится одна книга, ну максимум еще один сиквел чуть позже. Я и представить себе не мог, что идея так разрастется.
Роджер Желязны

Роман вышел в 1970, через два года Желязны выпустил второй амберский том «Ружья Авалона». История о буйной семейке «янтарных» аристократов так полюбилась читателям, что Желязны был буквально вынужден продолжить ее. Правда, в те годы сам Роджер не стремился к поточному творчеству, предпочитая варьировать жанры, направления и идеи.

Герои «Амбера»: Корвин...

1970-е — время бурного расцвета его писательской карьеры, когда год за годом в печати появлялись яркие, по большей части нестандартные произведения. За повесть «Возвращение палача» (1976) Желязны достается дубль самых престижных фантастических премий «Хьюго» и «Hебьюла», а Американская библиотечная ассоциация называет «Двери в песке» лучшей книгой года для подростков. В 1977 появилась первая экранизация — фильм «Долина проклятий» (впрочем, не слишком удачный). И под занавес этого бурного десятилетия вышла заключительная книга амберских хроник.

...и Мерлин.

Нежданно-негаданно именно амберская серия превратилась в визитную карточку Роджера Желязны — а ведь он этого как раз и не планировал! В Америке в виде покетов «Хроники Амбера» переиздавались ежегодно, вербуя под свои знамена все больше новых поклонников. Цикл породил множество клубов, ролевых игр, появились любительские журналы и серии фанфиков, причем не только в Штатах.

Ухватив удачу за хвост, Желязны вовсе не собирался упускать шанс. Он основал небольшую корпорацию Amber и принялся строчить вторую пенталогию «Хроник» — на этот раз вполне осознанно сочиняя именно серию. Ее главным героем стал принц Мерлин, сын Корвина, протагониста первого пятикнижия. «Хроники Мерлина» значительно уступают предшествующим амберским романам. Однако мастерство Желязны никуда не делось — его энергично написанные книги раскупались влет. Тем более что «Амбер» уже обрел культовый статус — в этом случае коммерческий успех становится непреложным фактором.

Вся эпопея о Янтарном королевстве — в одном томе.

Впрочем, упрекать Желязны в коммерциализации творчества язык не повернется. В конце концов, ему надо было кормить семью, ибо 1970-е оказались успешными не только в области творчества — Роджер трижды становился отцом. С 1975 года семья Желязны переехала в Санта-Фе (штат Нью-Мексико), ибо писателю захотелось заиметь дом в горах.

Единственное, чего мне здесь не хватает -— это воды. Я пришел к выводу, что для счастья вам необходимы либо горы, либо вода. А горы в Санта-Фе имеются, и очень красивые.
Роджер Желязны

ОТДЕЛЬНЫЕ РОМАНЫ РОДЖЕРА ЖЕЛЯЗНЫ

«Этот бессмертный» (This Immortal, 1965)

«Творец снов» (The Dream Master, 1966)

«Князь света» (Lord of Light, 1967)

«Долина проклятий» (Damnation Alley, 1969)

«Создания света и тьмы» (Creatures of Light and Darkness, 1969)

«Джек-из-тени» (Jack of Shadows, 1971)

«Сегодня мы выбираем лица» (Today We Choose Faces, 1973)

«Двери в песке» (Doorways in the Sand, 1976)

«Мост праха» (Bridge of Ashes, 1976)

«Господь гнева» (Deus Irae, 1976), совм с Ф.Диком

«Дорожные знаки» (Roadmarks, 1979)

«Витки» (Coils, 1980), совм. с Ф. Саберхагеном

«Глаз Кота» (Eye of Cat, 1982)

«Чёрный трон» (The Black Throne, 1990), совм. с Ф.Саберхагеном

«Маска Локи» (The Mask of Loki, 1990), совм. с Т.Т. Томасом

«Вспышка» (Flare, 1992), совм. с Т.Т. Томасом

«Ночь в тоскливом октябре» (A Night in the Lonesome October, 1993)

«Дикие земли» (Wilderness, 1994), совм. с Дж. Хаусманом

«Хрономастер» (Chronomaster, 1996), совм. с Д. Линдсколд

«Доннерджек» (Donnerjack, 1997), совм. с Д. Линдсколд

«Психолавка» (Psychoshop, 1998), совм. с А. Бестером

«Лорд Демон» (Lord Demon, 1999), совм. с Д. Линдсколд

ПОСЛЕДНИЕ РУБЕЖИ

«Хроники Амбера» отменно продавались по всему миру — так Желязны обрел финансовую независимость. Поэтому во второй половине 1980-х он существенно умерил свой творческий пыл. Да и многие старые поклонники к нему несколько охладели — так часто бывает в отношении коммерчески успешных авторов. Впрочем, несколько произведений малой формы были отмечены престижными премиями — повесть «Двадцать четыре вида на Фудзи кисти Хокусая» (1986) и рассказ «Вечная мерзлота» (1987) получили «Хьюго».

Желязны вновь взялся за поэзию, выпустив несколько сборников. Совместно с художником Грэем Морроу он издал иллюстрированную книгу — Желязны придумывал, а Морроу воплощал его фантазии. В 1990-х Роджер обнаружил в себе еще один талант — художественного чтеца. Его моноспектакли — как по собственным книгам, так и по произведениям других авторов, — неизменно пользовались успехом у слушателей.

Несколько раз Желязны брался за совместные романы. Еще в 1976 вышел «Господь гнева», написанный вместе с Филиппом Диком. Потом были «Витки» (1982) и «Черный Трон» (1990), сочиненные на пару со старым другом Фредом Саберхагеном. В двух романах с Томасом Т. Томасом и «демонической» трилогии с Робертом Шекли Желязны лишь предлагал сюжеты и идеи, которые на бумаге воплощали его соавторы. Что до сольного творчества, то лучшая книга его позднего периода — это, пожалуй, постмодернистская ироничная фантазия «Ночь в тоскливом октябре» (1993), которую Желязны писал, уже будучи больным.

Джейн и Роджер: счастливы вместе (1994 год).

По ряду причин Роджеру в это время было особо не до творчества. Под конец 1980-х он свел знакомство с начинающей писательницей Джейн Линдскольд, которая была ярой фанаткой его книг.

Обычно я не отвечаю на письма фанатов, но она была исключением. Завязалась переписка. Через некоторое время мы подружились. Джейн преподавала в колледже в Вирджинии и собиралась написать мою биографию.
Роджер Желязны

Впервые воочию они встретились в 1989-м, в Нью-Йорке. Через 4 года именитый писатель развелся с женой и ушел к Джейн Линдскольд. Похоже, с ней он был счастлив. Но продолжалось это недолго.

У Желязны был рак желудка, он давно знал о своей болезни, подвергался химиотерапии, благодаря которой, казалось, болезнь понемногу отступала. Однако 13 июня 1995 года у него случился острый приступ почечной недостаточности. Последовала срочная госпитализация, но ничего не помогло. Через день, 14 июня, в больнице Сент-Винсент города Санта-Фе, в возрасте 58 лет Роджер Желязны скончался. До последней минуты рядом с ним были верная Джейн, младший сын Трент и несколько друзей из местного клуба любителей фантастики. После кремации прах писателя был развеян над горами, которые он так любил.

ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКИЫ

- Роджера Желязны у нас часто именуют далеким потомком уроженцев Восточной Европы. На самом деле по мужской линии Желязны является американцем лишь в первом поколении (с натяжкой — во втором). Его отец Юзеф родился в Рыпине, небольшом городке польского Поморья, расположенном в 169 километрах от Варшавы. Когда Юзек был еще ребенком, семья в поисках лучшей жизни отправилась за океан.

- Еще с самиздатовских времен в России существует традиция озвучивать фамилию писателя как Желязны. С одной стороны, это неправильно — если пользоваться англизированной версией, точнее будет все же Зелазни. С другой стороны, фамилия его отца по-польски пишется как Żelazny. Так что отечественные переводчики недалеки от истины.

Побочные продукты Амбера: РПГ...

- У Роджера Желязны было трое детей, все — от Джудит Кэллахан. Два сына — Девин (1971 г.р.) и Джонатан Трент (1976 г.р.), в 1979 родилась дочь Шэнон.

- Некоторые книги Роджер Желязны издавал под псевдонимом Харрисон Денмарк.

- У Роджера Желязны много наград: шесть премий Hugo Award (1966, 1968, 1976, 1982, 1986, 1987) и 8 номинаций, три Nebula Award (1965 — дважды и 1975) и 12 номинаций, по две Locus Poll Award (1984, 1986) и Balrog Award (1980, 1984), а также Apollo Award-1972, австралийская Ditmar Award-1977, японская Seiun Award-1984.

- Сюжетообразующие идеи Амберских хроник — мультиверсум миров-отражений и контролирующая их группа людей, жестко конкурирующих между собой, — позаимствованы Желязны из Тоанского цикла Филиппа Жозе Фармера.

- По книгам Желязны выходило 6 комиксов: самый известный выпускал DC Comics в 1996 году — на основе двух первых романов «Хроник Амбера».

- Энтомолог доктор Мартенс назвал в честь писателя одну из разновидностей пауков — Sclerocypris zelaznyi.

... и фэнзин.

МАЭСТРО САХАРНОЙ ГЛАЗУРИ

В чем секрет успеха Желязны? Его произведения завораживающе красивы и многослойны. Хотя это вовсе не означает, что в книгах невероятно глубинный смысл. Скорее, его имитации. По выражению видного фантаста и критика Брайана Олдисса, Желязны способен приготовить отменную сахарную глазурь, однако торта читатель так и не получит.

Желязны немало работал в соавторстве.

Пожалуй, неспроста самым популярным произведением Желязны стали Хроники Янтарного королевства, в которых принцип «сахарной глазури» реализован наиболее полно. Острый авантюрный сюжет — раз. Яркие характеры героев — два. Многообразная необычная реальность с продуманными законами и правилами — три. Надерганные отовсюду философские, мифологические и эзотерические символы, создающие иллюзию многозначительности текста — четыре. Образный язык, полный реминисценций и игры слов — пять. Ироничная манера изложения — шесть. И итоговое достоинство — редкое умение объединить все слои своего произведения в единое целое. Нечто подобное много позже проделали братья Вачовски в «матричной» трилогии, соединив чумовой экшен, киберпанковский фантик и море многозначительных разговоров в самодостаточный продукт, который можно толковать по-разному. Глубокомысленная философская сага или чисто коммерческий боевик? Каждый решает сам...

Итак, для меня есть истории героев, истории идей и истории образов, Это относится к способу, которым они проникают в мою вселенную. Законченное произведение в самом лучшем случае должно содержать все три элемента. Хотя и двух достаточно.
Роджер Желязны

* * *

Роджеру Желязны удалось удивительно точно нащупать разумный баланс между развлекательностью, познавательностью и поучительностью. Его книги изящны, умны, их интересно читать, временами они заставляют поломать голову... Что еще надо для счастья?

Источник: fanfanews.livejournal.com

Мир нужно изменять, иначе он неконтролируемым образом начнет изменять нас.
Станислав Лем

Он стал классиком общемирового масштаба при жизни. Его книги переведены на 41 язык, а их общий тираж составляет около 30 млн экземпляров. Это научная фантастика, психологические эссе, исследования проблем космонавтики, кибернетики, литературоведения, футурологии; стихотворения, рассказы, повести, романы, сценарии, пьесы, монографии… Член Польской ассоциации писателей и Польского пен-клуба, почетный доктор Вроцлавского политехнического института и германского университета Bielefeld, член PAU (Polska Akademia Umiejetnosci), лауреат многих национальных и зарубежных премий, Кавалер Ордена Белого Орла…

Начало

Будущий писатель появился на свет во Львове 12 сентября 1921 года. В 4 года он уже умел читать и писать, с 1932 был зачислен в мужскую гимназию, а когда в 1936 там проводилось тестирование, юный Станислав набрал 180 баллов — наивысший показатель среди школ по всей южной Польше.

Норберт Винер начал свою автобиографию словами: «Я был вундеркиндом». Пожалуй, про себя я бы мог сказать: «Я был монстром». Возможно, это и преувеличение, но я, будучи еще совсем маленьким, умудрялся затерроризировать абсолютно всех окружающих… Славным малым меня, судя по всему, считали лишь многочисленные тетушки.
Станислав Лем, автобиография

Юность Лема пришлась на период бурных потрясений для Польши. В 1939 он получил аттестат о среднем образовании, а во Львов вошли советские войска. При Советах Лем без особого энтузиазма изучал медицину: в Политехнический институт его не приняли. Когда в 1941 на смену русским пришли немцы, Лем стал работать помощником механика и сварщиком в германской фирме, а после освобождения, в 1944, продолжил обучение на медика. В 1946 Львов перестал принадлежать Польше, и Станислав переехал в Краков. Там Лем получил сертификат о завершении медицинского образования, но отказался сдавать последние экзамены, чтобы избежать карьеры военного врача.

Первое польское издание «Астронавтов» (1951) и его первый перевод на русский (1957)

Свое будущее новоиспеченный медик видит в литературе. В том же 1946 еженедельный журнал Nowy Swiat Przygod печатает роман Лема «Человек с Марса», а пять лет спустя выходит первая НФ-книга автора — «Астронавты». Эти произведения, а также последовавшее за ними «Магелланово облако» пока еще лежат в русле традиционной НФ. Много лет спустя Лем признается: «Я бросил читать science fiction вообще, потому что уже не способен был ее «переваривать», главным образом, из-за полного отсутствия чего-то познавательного в ней».

Романы

В конце пятидесятых — шестидесятых годах Лем пишет романы, которые заставили говорить о нем как об одном из крупнейших фантастов: «Эдем», «Возвращение со звезд», «Солярис», «Непобедимый», «Глас Господа».

Человеку, не прикоснувшемуся к книгам польского классика, сложно рассказать, о чем именно писал Лем — энциклопедически образованный человек, фантаст и философ, прекрасно разбиравшийся в астрономии и биологии, кибернетике и физике. Можно спрятаться за удобным словосочетанием «общечеловеческие ценности и проблемы» — но оно, по сути, не объясняет ничего. Можно начать перечислять — неизбежно и непоправимо упрощая. О людях, их попытках достигнуть взаимопонимания с подобными себе и с совершенно иными существами. Об одиночестве — о том, как уязвим человек наедине с самим собой, и сколь многого он может достичь, опираясь на те силы, что скрыты в нем: интеллект, отвага, порядочность. О необходимости просчитывать последствия своих действий. О важности незашоренного мышления, умения выходить за привычные рамки. О том, что есть счастье, что есть разум, что есть смерть, что есть наука…

Эдем

Шесть человек — Инженер, Физик, Химик, Кибернетик, Доктор и Координатор — не рассчитав траектории полета, падают на практически неисследованную планету Эдем. На планете обнаруживается цивилизация, проявления которой шокируют безымянных землян. Пока космонавты пытаются подогнать увиденное под человеческие мерки, картина происходящего рассыпается, словно карточный домик. Очень не сразу, и во многом благодаря пошедшему на контакт с людьми аборигену вырисовывается страшноватая картина анонимной диктаторской власти, где сопротивление почти невозможно. Чтобы рассказать об этом, инопланетянин пошел на смерть — но вряд ли жертва изменит ситуацию: у людей слишком мало знаний, слишком мало возможностей, да и есть ли право решать за другую цивилизацию?

Пожалуй, это две самых серьезных проблемы, раз за разом встающие перед героями Лема во время контакта с иными цивилизациями. Первое: что мы видим на самом деле, когда кажется, что перед нами очевидное? И второе: что вправе мы делать для других — цивилизаций ли, планет ли?

Впрочем, столкнуться с этими проблемами в полной мере космонавтам-функциям не пришлось — они благополучно запустили двигатели и улетели. А пошедший на контакт инопланетный ученый так и остался — отказавшись отойти от пламени дюз. Ему — не было возврата.

Солярис

Когда люди столкнулись с Солярисом — уникальным явлением во Вселенной, мыслящим океаном — его, естественно, начали изучать. Там наблюдались интереснейшие явления, в том числе и небезопасные, влекущие за собой гибель людей, — но в целом Солярис был признан неагрессивной планетой. Исходит из этого и прибывший на станцию Солярис Кельвин — но при этом сталкивается с неожиданным и пугающим: планета сама идет на контакт, сама изучает прибывших, используя воспоминания людей.

Во время сна Солярис считывает с мозга человека то, что, казалось, давно и прочно забыто — а поутру рядом оказывается кто-то из близких. Уже умерших. «Гости» не помнят, как очутились на станции, что с ними происходило до того — но осознают себя именно теми людьми, которых космонавты не хотели бы помнить. И неожиданно оказывается, что даже в космосе человек не может продвинуться в понимании мира, потому что он не понимает и не знает сам себя. И огромный, загадочный космический океан становится зеркалом, в котором честно и болезненно отражается душа.

Непобедимый

Люди, прилетевшие на малоисследованную планету на космическом корабле с гордым названием «Непобедимый», пытаются разобраться, почему погибла предыдущая экспедиция. Огромный, прекрасно защищенный, с запасами еды, воды и кислорода «Кондор» стоит почти невредимый, но его экипаж — уже либо мумифицированные тела, либо отполированные железистым песком кости.

С первыми исследованиями и первыми жертвами медленно приходит понимание: противником людей стали эволюционировавшие механизмы, странные «мушки»-кристаллики, каждая из которых сама по себе может лишь генерировать слабое поле, — но, собираясь в огромные тучи, они способны противостоять даже самым совершенным созданиям человеческих рук. Но и после того, как прилетевшие на «Непобедимом» остались без самой мощной машины, с них никто не снял ответственности за товарищей. Нужно либо удостовериться в том, что те мертвы, либо, если они все-таки уцелели, попытаться доставить их на борт корабля. И на поиски уходит человек. Один. Лишь с электрической сеточкой-обманкой на голове. Только так — в одиночку, наедине с отвагой, решительностью, холодной головой и везением, конечно — можно пройти по этой планете. И горькой иронией теперь кажется название корабля…

Не только книги

Пожалуй, самой известная экранизация произведений Лема в России — «Солярис» Андрея Тарковского (1972). Однако сотрудничество писателя и режиссера не сложилось. Лем провел шесть недель в Москве в спорах о том, как делать фильм, после чего вконец разругался с Тарковским и уехал. Впрочем, «Солярису» Тарковского повезло больше, чем одноименному фильму Стивена Содерберга, снятому три десятка лет спустя, — его Лем просто не стал смотреть.

Кадр из экранизации «Соляриса» 1972 года (режиссёр Андрей Тарковский)

«Солярис» — отнюдь не единственное экранизированное произведение Лема. В 1960 году появился фильм «Безмолвная звезда» (режиссер Курт Метциг, ГДР/Польша) по роману «Астронавты». Известнейший польский режиссер Анджей Вайда снял в 1968-м «Слоеный пирог» по мотивам лемовского рассказа. В 1979 году Марек Пестрак экранизировал «Дознание пилота Пиркса». Увидели свет «Профессор Зазуль» М. Новицкого, «Больница Преображения» Э. Жебровского…

Дознание пилота Пиркса (1978)

Но экранизацией мало кого удивишь. Немногие авторы фантастических произведений могут похвастаться тем, что по их книгам созданы опера («Кибериада», композитор К. Мейер, 1987) и балет («Солярис», композитор С. Жуков, 1990)!

Сам Лем относился к «трансформациям» своих произведений довольно прохладно. В интервью, данном за полтора года до смерти, он сказал: «Американцы опять что-то хотят сделать по какой-то моей книге. Кажется, «Футурологический конгресс». Но согласия я не дал. Наконец-то обратился к своему жизненному опыту: если можно что-то испортить — так и будет».

Циклы

В это же время пишутся и циклы «Звездные дневники Ийона Тихого», «Сказки роботов», «Кибериада», «Рассказы о пилоте Пирксе».

Рассказы о пилоте Пирксе

В рассказах проходит жизнь Пиркса — от лопоухого курсанта до легендарного командора. На протяжении жизненного пути видно, как именно Пиркс решает задачи, поставленные перед ним космосом и людьми.

Можно выделить несколько самых главных качеств Пиркса, позволяющих ему выжить и достойно ответить на вызов. Он всегда исходит из того, что задачу нужно решить (а не списать в нерешаемые). Он ставит себя на место тех, кто пытался это сделать до него и не преуспел, — и подходит к задаче по-иному, как бы ни были очевидны пути решения. При этом Пиркс знает, что нельзя абсолютно доверять ни собственному восприятию, ни аппаратуре. И, наконец, Пиркс отважен и по-настоящему ответственен.

Но раз за разом приходится Пирксу сталкиваться с тем, что невыносимо, или что идет против его натуры. И он подписывает приговор «на слом» роботу, в котором из-за странного наведения токов записалась предсмертная морзянка тех, кто погиб в корабле девятнадцать лет назад («Терминус»). И — в нарушение всех инструкций, лишая человечество возможности контакта, — не докладывает об инопланетном космическом корабле («Рассказ Пиркса»)… И убивает робота, спасшего ему жизнь («Охота на Сэтавра»)…

Звёздные дневники Ийона Тихого

Приключениям, в которые попадает заглавный герой этого философско-юмористического цикла, несть числа. То из-за прохождения гравитационных вихрей число Ийонов Тихих в отдельно взятом корабле перестало поддаваться подсчету. То он вынужден изображать робота на планете роботов, причем в итоге оказывается, что ни единого настоящего робота вокруг нет. То создает цивилизацию, не выключив ускорителя времени (изобретенного персонажем другого цикла — профессором Тарантогой). То попадает дважды под арест из-за банки шпрот и приговаривается сначала к свободному ваянию, а потом к пожизненной идентификации. То охотится на курдля изнутри, с помощью лука, грибного соуса, метелки и бомбы…

Однако параллельно с этими веселыми авантюрами Ийон Тихий рассказывает и о другом. О том, что не может быть злонамеренной машина или природные объекты — лишь человек. О необходимости помнить, кому обязаны своим существованием ныне живущие. О кошмарах, к которым могут привести религия и миссионерство. О необходимости бережно относиться к тому, что вокруг. О недолговечности любой диктатуры…

Скандал в Америке

В 1973 году Американское общество научных фантастов признало литературные достижения Станислава Лема — и впервые приняло в свои ряды европейца. Однако членом общества Лем пробыл недолго — «из-за критических высказываний по поводу низкого уровня американской научной фантастики» в 1976 году он был исключен. После этого Майкл Муркок и Урсула Ле Гуин в знак протеста потребовали и своей отставки.

…Лем, вероятно, является целым комитетом… созданным Партией за Железным занавесом для захвата монопольной властной позиции для манипуляции общественным мнением посредством критических и педагогических публикаций… Для нашей сферы и ее чаяний было бы печально, если бы большая часть критики и публикаций оказалась под контролем анонимной группы из Кракова.
Филип Дик, письмо в ФБР от 2 сентября 1974

Сегодня считается, что данное письмо было написано в приступе шизофрении. Однако свое дело, видимо, оно все-таки сделало. Интересно, что при этом Лем продолжал с уважением относиться к творчеству Дика, считая его оригинальным и интересным автором: «Science fiction — это макулатура, за некоторым исключением, и Дик — одно из таких исключений».

Эмиграция и возвращение

В 1982 после ввода военного положения в Польше Станислав Лем покинул родину. Прослушал курс лекций в берлинском Wissenschaftskolleg, год спустя переехал в Вену, затем в Италию. За границей Лем написал две свои последние научно-фантастические книги: «Мир на Земле» и «Фиаско». Закончив их, Лем заявил, что уходит из НФ, и с тех пор публиковал в основном футурологические работы и интервью. В 1988 писатель вернулся в Польшу.

Лем в 2005 году

В конце 90-х выходит «Мегабитовая бомба» — сборник эссе об интернете, написанных еще тогда, когда интернет как явление только зарождался. Анализируя наблюдаемое — от искусственного интеллекта до компьютерных игр — Лем скептически расценивал перспективы цивилизации в целом: «Технология открывает новые возможности для злого умысла… Телевидение перенасыщено насилием и делает нас невосприимчивыми. Интернет упрощает нанесение вреда ближнему…».

Станислав Лем скончался 27 марта 2006 года в кардиологической клинике Ягеллонского университета. Писатель похоронен на Сальваторском кладбище в Кракове. Мэр Кракова сообщил, что в городе скоро появится улица Станислава Лема. Такая честь редко выпадает фантастам.

Могила Станислава Лема

* * *

Он не хотел бессмертия и напрямую говорил об этом — но очень бережно относился ко времени. «Я никогда не читал, чтобы убить время. Убить время — все равно, что убить чью-то жену или ребенка. Для меня нет ничего дороже времени».

Источник: fanfanews.livejournal.com

10 лет назад, 15 августа 2012 года, Гарри Гаррисона не стало. Вспомним о его жизни и книгах, которые всё так же хорошо читаются, как и в то время, когда они впервые были напечатаны.

В России американский фантаст Гарри Гаррисон обрёл культовый статус ещё в 1972 году, когда в журнале «Вокруг света» был напечатан перевод его «Неукротимой планеты». Однако на родном Западе карьера Гаррисона складывалась непросто — мешало, как ни странно, именно то, что писатель был слишком разносторонним.

Один русский блогер в день смерти Гаррисона написал такой пост:
Читаю некрологи Г. Гаррисона, составленные любящими руками его поклонников. Схема некролога незамысловата. Первое предложение: умер великий Г. Гаррисон. Второе предложение: человек, написавший много книг, из которых мне нравится две, а семьдесят три — нет, не понравились…

Не будем возмущаться: шутка хороша, а Гаррисон и сам любил смеяться. А главное, в этой шутке есть изрядная доля правды: вряд ли найдётся человек, которому нравились бы все книги Гаррисона. Для того чтобы обрести собственный фэндом, Гаррисон умел слишком много. В чём-то он походил на своего героя, Скользкого Джима ди Гриза. Или на Колобка, который ускользал от всех, кто пытался его присвоить.

Путь Колобка имеет свои плюсы, но это не Дорога Славы. Скорее Дорога Свободы: выбраться из всех ловушек, одолеть все искушения — и посмеяться последним.

Иконоборец вселенной

В английском языке есть глагол «pigeon-hole» — «раскладывать по полочкам», «классифицировать». Так вот, «запиджонхолить» Гаррисона всегда было трудно, с какой стороны ни подойди. Взять хоть национальность. Казалось бы, «американский фантаст» с именем англосаксонистее некуда (Гарри, сын Гарри!).

На деле он Генри Максвелл Демпси, потомок с одной стороны испанских евреев, осевших в Латвии, а позднее переехавших в Санкт-Петербург, с другой — ирландских эмигрантов. Учитывая, что с тридцати лет Гаррисон жил за пределами родной Американщины, по большей части в Европе, справедливо назвать его писателем европейским. А лучше — просто писателем, без привязки к стране и народу.

С библиографией — ровно та же… хочется написать «беда», но это, конечно, как посмотреть. У многих коллег Гаррисона по фантастике есть своя основная тема или характерная черта, объединяющая их творчество. Шекли тяготел к абсурдному юмору. Желязны писал о суперменах, бунтующих против миропорядка. Воннегута прославил «телеграфно-шизофренический» стиль, Брэдбери — поэтичность, у Муркока что ни герой, то инкарнация Вечного Воителя, и так далее. А Гаррисон? Попробуйте-ка сказать, что для его творчества характерно.

В советское время было легче: сборник «Тренировочный полет» (1970) позволил навесить на него ярлык автора юмористической фантастики. Основную часть сборника занимала развесёлая «Фантастическая сага», в которой Голливуд при помощи машины времени снимает фильм о настоящих викингах. Когда перевели «Неукротимую планету», появился повод думать, что Гаррисон специализируется на НФ-боевиках. Дикая планета Пирр, где всё живое по неясной причине враждебно людям, герой с псевдоаристократическим именем Язон дин Альт, обременённый не только мускулами, но и мозгами… Такие боевики в СССР были редкостью, и Гаррисона запомнили.

Тем любопытнее было прочесть в годы перестройки романы о Стальной Крысе, у которых нет почти ничего общего с книгами о Язоне дин Альте (кроме разве что псевдоаристократического имени Джима ди Гриза). А когда дело дошло до «Подвиньтесь! Подвиньтесь!» и «Запада Эдема», стало ясно, что «типичного Гаррисона» попросту нет.

Писательская свобода — прекрасная штука: пиши что хочешь, без оглядки. Массовый читатель, однако, любит, чтобы на автора можно было навесить ярлык. А если ярлыка нет, интерес к писателю ослабевает. Так и случилось. На Западе смерть Гарри Гаррисона не прошла незамеченной, но молодой фэндом на неё почти не отреагировал. А ведь полвека назад, в 1967 году, британский фантаст Брайан Олдисс, крупнейший представитель Новой Волны, в письме Гаррисону писал:

Правда, Гарри, мне кажется, я ненавижу фантастику… Я пытался уйти от этого вывода, но мне будет всё равно, если вся операция пойдёт прахом, за исключением тебя, Блиша, Балларда, Дика — но кого ещё?

Представляете — Гаррисон в одном ряду с Филипом Диком! И это не шутка и не дружеский реверанс: сам Дик называл Гаррисона «иконоборцем вселенной», ниспровергателем дутых авторитетов. Ныне и Дик, и Олдисс, и Баллард считаются на Западе культовыми авторами — в отличие от Гаррисона, хотя его творчество и более разнообразно, и менее элитарно. Парадокс!

Гарри Гаррисон (справа) вместе со старым другом Брайаном Олдиссом (в центре) и фантастом Грегом Биром.

Антигерой американской армии

Отчасти писательская судьба Гаррисона — производная его жизни, которую лёгкой не назовёшь. Не то чтобы она была полна катастроф — бог миловал. Зато с деньгами у семьи Гаррисонов было туго. До середины 1980-х Гаррисон часто сидел в долгах, хотя выдавал по роману в год. Позже писатель в интервью Нилу Гейману говорил:

Я мечтал зарабатывать столько же, сколько лифтёр в издательстве, выпускавшем мои книги. На то, чтобы воплотить эту мечту в жизнь, ушло пятнадцать лет.

В остальном его биография кажется ровной. Но если приглядеться, окажется, что путь Гаррисона — это путь упущенных возможностей. Не то чтобы он упускал их по недомыслию или лености. Временами успеху мешала вечная тяга к перемене мест, иногда — банальная «не судьба». Хороший пример — один из самых недооценённых романов писателя «Билл — герой Галактики».

Гаррисон с младых ногтей увлекался фантастикой и рисованием, долго думал, кем стать, склонялся к художеству. Но в восемнадцать лет его забрали (точнее, забрили) в американскую армию.

Моё поколение оказалось поколением призванных, нам требовалось благополучно закончить не колледж, а войну.

Шёл 1943 год. Гаррисон только косвенно поучаствовал в единственной войне, которую потом называл «справедливой», — Второй мировой. Но шок от армии остался у писателя навсегда. Даже много десятилетий спустя он не уставал повторять: нужно побывать в армии, чтобы понять и возненавидеть военных; армия — это фашистское государство, которое защищает государство демократическое.

Служба в армии «ушибла» Гаррисона настолько, что ненависть к военным порядкам и войне он пронёс через всю жизнь. Даже в составленной Дональдом Уоллхеймом антологии «Люди на Луне» (1969) Гаррисон в предисловии к своему рассказу писал не столько о Луне, сколько о войне во Вьетнаме, которая «опустошила всех нас»:

Картина с изображением Земли, какой она видна с Луны, должна висеть на стене каждого школьного класса и каждого дома в мире. Мы видим много облаков и воды и совсем немного суши. Границ между странами не видно совсем.

За время службы в армии я приобрёл множество ценнейших профессий и навыков. Дослужился до сержанта, был инструктором по стрелковому оружию, крутил баранку на грузовике, присматривал за складом боеприпасов, стал специалистом по управлению турелью. Когда меня определили в наряд конвоировать посаженных на гауптвахту, научился грозно клацать карабином. И приобрёл изрядный опыт во многих столь же полезных делах.
Я покидал армию, полностью к ней приспособившись. Однако выяснилось, что она совершенно не подготовила меня к возвращению в реальную жизнь. Я так и не смог гладко вписаться в ту единственную роль, которую в своё время выучил на гражданке, — роль ребёнка.

Конечно, военнопленному Курту Воннегуту, прошедшему через огненный ад Дрездена, пришлось куда хуже. Как и Джо Холдеману, тяжело раненному на вьетнамской войне. Да и Джозеф Хеллер, пилот летающей крепости В-25, мог поведать об армии куда больше Гаррисона. Каждый из этих писателей, как и Гаррисон, написал смешной и страшный роман, отразивший его армейский опыт. И если смотреть объективно, пронизанный едчайшим антивоенным пафосом «Билл — герой Галактики», в котором простого парнишку космическая армия ломает через колено, ничуть не слабее «Бойни номер пять» Воннегута, «Бесконечной войны» Холдемана или даже «Уловки-22» Хеллера (с которой «Билла» сравнивали в своё время умные критики).

А итог? Книги Воннегута, Холдемана, Хеллера считаются их главными творениями и изучаются в университетах. «Биллу» подобное не светит, хотя это, помимо прочего, ещё и роман-пародия — на плохую фантастику и на милитаристский «Звёздный десант» Роберта Хайнлайна (за это Хайнлайн так обиделся на Гаррисона, что перестал с ним разговаривать). В конечном счёте «Билл» сгодился лишь на то, чтобы дописать к нему шесть сиквелов с разными соавторами, включая Роберта Шекли и Дэвида Бишофа.

Иллюстрация Кита Паркинсона к роману «Билл — герой Галактики»

Литературный проект «Я съела пигмея»

После армии, год побив баклуши, Гаррисон поступил в художественное училище. Там он нашёл себе занятие, совмещавшее рисование и фантастику: стал сочинять, редактировать, рисовать и верстать комиксы. С этого начинали многие знаменитые фантасты, но и тут Гаррисону не повезло. Комиксы были не ахти (во всяком случае, следа в истории не оставили), да и денег постоянно не хватало. Вот почему, дебютировав в 1951 году рассказом «Проникший в скалы» в журнале Worlds Beyond (по иронии судьбы этот номер стал последним), Гаррисон за следующие пять лет опубликовал всего два рассказа.

Всё это время он трудился как вол, чтобы обеспечить себя и свою семью. Работать приходилось не только с комиксами, но и с «исповедальными журналами». Был такой вид изданий в США — confession magazines, рассчитанный на женщин-пролетариев. Там публиковались «откровения» читательниц, которые строились по формуле «согрешила — пострадала — раскаялась». Гаррисон писал в эти журналы статьи типа «Я съела пигмея» и «Я отрезала себе руку».

Доходило до абсурда: будущий Грандмастер подвизался в качестве «тёти Гарриет», которая помогала читателям журнала комиксов разбираться с проблемами. Журнал назвался Runchland Romances — примерно можно перевести как «Скотоводческие любовные истории».

Можете себе представить, что за люди писали о проблемах в этот журнал? «Дорогая тётя Гарриет, я беременна, мне пятнадцать, я никому ничего не сказала…»

И только в середине 1950-х, переехав из Нью-Йорка в Мехико, Гаррисон начал сочинять фантастику, как того требовала душа. В ноябре 1956-го журнал Fantastic Universe напечатал «Безработного робота», который положил начало циклу рассказов, вошедших потом в сборник «Война с роботами». В августе 1957-го Astounding опубликовал повесть «Стальная крыса», где впервые появился Джим ди Гриз.

Следующие три года писатель посвятил работе над НФ-боевиком — и в 1960 году в трёх номерах Astounding был напечатан «Мир смерти». Роман стал своего рода манифестом: Гаррисон считал, что в этом журнале, редактором которого был легендарный Джон Кэмпбелл, публикуются пустые тексты, и хотел доказать, что может сочинить нечто куда более интересное.

Трилогия «Мир смерти», одна из главных работ Гаррисона.

С середины 1950-х Гаррисонам не сиделось на месте: в сумме они побывали в шестидесяти странах, причём «в девяти или десяти» жили подолгу. Мексика, Великобритания, Италия, Дания («Мы приехали туда с частным визитом, да так и остались на семь лет»), Ирландия… Гаррисон гордился, что прилично говорил на девяти языках, а пиво мог заказать на шестнадцати. Одним из его любимых языков был эсперанто; Гаррисон был почётным патроном Всемирной ассоциации эсперантистов и первым фантастом, написавшим на эсперанто рассказ.

Впрочем, в начале шестидесятых он думал не о лингвистике, а о финансах. Позже он вспоминал, как его семья, оказавшись в Италии, голодала: литагент перестал посылать Гаррисону деньги, и у него осталось сто лир, на которые можно было купить литр молока для ребёнка — или марку на конверт, чтобы вновь попросить агента прислать денег. Деньги пошли на марку, потому что молоко отпустили в кредит. Спасение пришло с неожиданной стороны: Гаррисону предложили писать сценарии комиксов о Флэше Гордоне, чем он и занимался десять лет.

По обе стороны литфронта

При этом Гарри Гаррисон был далеко не последним писателем своего поколения. Наоборот, в 1960-е годы он считался одним из самых перспективных фантастов, и всё по той же причине: мог писать (и писал) что угодно. Переломное для западной фантастики десятилетие прошло под знаком борьбы Старой Гвардии и Новой Волны. Командиром Старой Гвардии оставался Джон Кэмпбелл, редактор журнала Astounding, позднее переименованного в Analog. Вожаком Новой Волны был Майкл Муркок, редактор журнала «Новые миры».

Гаррисон умудрился вписаться в оба движения одновременно, чего не удавалось больше никому. С одной стороны, вместе с Робертом Сильвербергом и Фрэнком Гербертом он был одним из главных авторов Analog, с другой, того же «Билла — героя Галактики» впервые напечатали в 1965 году «Новые миры». Положение Гаррисона было уникальным, однако выгод из него он не извлёк.

Идти на баррикады писатель не собирался. Хотя мог бы с лёгкостью. В рассказе «Улицы Ашкелона» (1962) он сделал героем атеиста, который пытается уберечь инопланетян от ретивого христианского миссионера. В те времена религия в НФ была запретной темой, и рассказ долго не печатали. Если бы Гаррисон развил успех, он заработал бы репутацию иконоборца в широких кругах, как это сделали Филип Хосе Фармер (рассказы про отца Кармоди) и тот же Муркок («Се человек»), но увы.

Или ещё: в эссе «Мы сидим на нашей…» (1964) Гаррисон с сарказмом писал, что фантасты привычно подвергают свои тексты самоцензуре, вычищая из них «секс и телесные функции», и не смогут исправиться, даже если захотят. Это замечание так и осталось замечанием — сокрушать табу писатель предоставил коллегам, а сам продолжил писать пуританские произведения. Лишь много позже, в 1977 году, он выпустил книгу «Огромные огненные яйца: история секса в НФ-иллюстрациях».

Гаррисону не раз выпадал шанс порулить литпроцессом. Как известно, Новая Волна началась с того, что редактор Джон Карнелл передал журнал «Новые миры» Муркоку. Второй свой журнал, Science Fantasy, Карнелл препоручил писателю Кирилу Бонфильоли. Тот переименовал издание в SF Impulse, быстро растерял читателей и в конце 1966 года оставил журнал на Балларда, а тот передал его Гаррисону. Но случилось так, что Гаррисон должен был срочно уезжать из Англии; формально оставаясь главой редакции, он переложил свои обязанности на плечи фантаста Кита Робертса. В марте 1967 года SF Impulse скончался.

Поневоле задаёшься вопросом: мог ли Гаррисон, имея свой журнал, стать одним из вождей Новой Волны? Наверняка мог — хотя бы как редактор. Литературное чутьё у него было отменное, именно он купил первый рассказ у легендарного Джеймса Типтри-младшего. Да и смелости Гаррисону хватало: скажем, в 1954 году, будучи редактором малоизвестного НФ-журнала, он принял к публикации повесть Деймона Найта Rule Golden («Золотое правило наоборот»), отвергнутую остальными изданиями по идеологическим причинам: её можно было расценить как выпад против сенатора Маккарти, развернувшего охоту на коммунистических «ведьм».

Спустя несколько лет после истории с SF Impulse Гаррисон отклонил предложение Кэмпбелла, который незадолго до смерти предложил фантасту своё место редактора Analog, оплота Старой Гвардии. Гаррисон не хотел переезжать в Нью-Йорк и считал, что Кэмпбелл незаменим. Между прочим, одна из лучших книг Гаррисона «Спасательная шлюпка», написанная вместе с Гордоном Р. Диксоном, придумана дуэтом фантастов совместно с Кэмпбеллом. Этот мозговой штурм заснял на плёнку их коллега Джеймс Ганн.

Да здравствует междужанровый туннель!

Вот и получилось, что, практикуя дао Колобка, Гарри Гаррисон ушёл и от Новой Волны, и от Старой Гвардии. На что он променял место в литературном пантеоне? На книги. Те, которые хотел написать, и которые не написал бы никто, кроме него. Брайан Олдисс говорил, что Гаррисон — один из немногих авторов, сумевших пронести «былую мощь» фантастики в новую эпоху. Уже в первых его романах, «Неукротимой планете» и «Планете проклятых», ощущалось «естественное и приличествующее отчаяние, наделявшее радостью всё прочее бытие». Скрывалось оно за личиной юмора — как и у Шекли, и у Бестера. Но Гаррисон умел много больше, чем его коллеги, и писал не только смешные вещи. Так что звание первого НФ-сатирика ему не досталось тоже. И всё же, если определять трёх китов, на которых стоит его творчество, юмор будет первым.

По-моему, научная фантастика буквально создана для юмора. И если смешных научно-фантастических книг мало, то оттого лишь, что это очень трудно — писать их хорошо… Я хотел бы, чтобы читатели расслаблялись и получали удовольствие, отвлекались от действительности и улучшали пищеварение и настроение при помощи хихиканья, а то и громкого животного смеха…

В этом он преуспел, сочинив немало весёлых историй. В первую очередь — десять книг о Стальной Крысе, которые принесли Гаррисону вдвое больше денег, чем все остальные романы вместе взятые. Писатель обожал своего Джима ди Гриза, и не без причины. Этот герой хорош тем, что его можно запустить в любой условный лабиринт — хоть в армию («Стальная Крыса идёт в армию»), хоть в политику («Стальную Крысу — в президенты!»), хоть под купол цирка («Стальная Крыса на манеже»). Сам Гаррисон считал лучшей книгу «Ты нужен Стальной Крысе!» — он писал её «словно из подсознания» и при этом хохотал в голос. Немудрено, что план остановиться на трёх, шести или восьми книгах про космического прохвоста рухнули: эпопею о ди Гризе фантаст сочинял почти до самой смерти.

Стальная Крыса, Джим ди Гриз, стал ещё и героем комиксов, публиковавшихся в журнале 2000 A. D. — оттуда же родом Судья Дредд.

На спине того же кита чеканит шаг Билл, герой Галактики, не только несущий антивоенный посыл, но и пародирующий милитаристские космооперы. В 1973 году Гаррисон разобрался с космооперами капитально, написав роман «Звёздные похождения галактических рейнджеров», где вселенной правят тараканы, а два храбреца оказываются в финале гомосексуальной парой. Особняком стоит «Фантастическая сага» с её киношниками, которые, наплевав на «эффект бабочки», отправились в прошлое снимать фильм о викингах. За этим романом проглядывает уже спина второго кита — альтернативной истории.

Говоря «альтернативная история», обычно подразумевают книги вроде «Человека в высоком замке» Дика или «Паваны» Кита Робертса. Гаррисона опять же вспоминают в последнюю очередь, хотя он сочинил, возможно, больше романов в этом жанре, чем любой другой известный фантаст. В числе альтернативок Гаррисона — замечательная трилогия «Эдем» о мире, где динозавры не вымерли, а эволюционировали и создали цивилизацию, не похожую на человеческую. Первую книгу, «Запад Эдема», Гаррисон придумывал несколько лет, консультируясь с «профессорами, которые тайно читают НФ», — биологами, палеонтологами, лингвистами (так же позднее был написан технотриллер «Выбор по Тьюрингу», соавтором которого стал специалист по искусственному интеллекту Марвин Мински).

На пике карьеры Гаррисон позировал для журнала Knave, где появилось его интервью Нилу Гейману

В начале 1980-х Гаррисон уже мог себе такое позволить. То был пик его литературной карьеры: три десятка книг, тиражи которых постоянно допечатывались, «достаточно денег, чтобы прожить три-четыре года, не сочиняя по роману в год». На «Запад Эдема» делали большую ставку и сам автор, и его издатели, выпустившие книгу как будущий бестселлер, с огромным рекламным бюджетом. Увы, надежды не оправдались — в эпоху киберпанка разумные динозавры публику не заинтересовали.

Самой знаменитой альтернативкой Гаррисона остаётся книга «Да здравствует Трансатлантический туннель! Ура!» (1972) — прекрасный роман о мире, где мавры выиграли битву при Лас-Навас-де-Толоса, Испании не было, Колумб не открыл Америку, и в 1973 году миром всё ещё правит Британская империя, над которой не заходит солнце. Главный герой — потомок Джорджа Вашингтона, казнённого за измену. Сюжет вертится вокруг строительства туннеля между континентами, которое британцы предпринимают по совету лорда Кейнса, чтобы во время очередного кризиса подстегнуть экономику.

«Туннель» можно назвать не только альтернативной историей, но и предтечей стимпанка, и социальной фантастикой. Это и есть третий кит Гарри Гаррисона, и о нём стоит поговорить особо.

Америка могла быть светочем мира

В одном интервью фантаст сказал:

Меня удивляет мой успех за пределами США. Я не понимаю, почему меня читают в России и других странах. Мне казалось, что мои намёки на историю и современность США понятны только американцам.

Это чистая правда. Мы, зарубежные читатели, не воспринимаем контекст книг Гаррисона, отчего мимо нас проходит чуть ли не главный их посыл. Возможно, минует он и современных американских читателей, — Гаррисон, как и его коллеги по Новой Волне, высказывался о настоящем завуалированно.

В нашей стране много раз выходили многотомники Гаррисона. Двадцать с лишним томов в серии «Миры Гарри Гаррисона» издательство «Полярис» выпустило ещё в первой половине девяностых. Потом была серия «Стальная крыса», и, наконец, вышел толстый шестнадцатитомник издательства «Эксмо» «Весь Гаррисон».

«Туннель» — отличный тому пример. В 1973 году Запад столкнулся с тяжёлым экономическим кризисом, только выходить из него решил не методами Кейнса, а совсем по-другому. В этом смысле роман Гаррисона — откровенный политикоэкономический трактат в обёртке фантастики. Это, однако, мало кто понял.

Точно так же последняя трилогия Гаррисона, «Звёздно-полосатый флаг» (1998-2002) — ещё одна альтернативная история, в чём-то обратная «Туннелю» (принц Альберт, супруг королевы Виктории, умирает в разгар британско-американского кризиса, британцы атакуют США, и вместо Гражданской войны янки освобождают Канаду и Ирландию, а затем захватывают Великобританию), — это, по сути, комментарий к тому, что происходило в Америке в 1990-е. Гаррисон хотел показать и доказать:

Конституция США — самый точный документ в мире. Мы должны ему следовать… Я смотрю на мою родину с отчаянием. Америка могла бы быть светочем мира…

Самый известный роман Гаррисона в жанре социальной фантастики — мальтузианский кошмар «Подвиньтесь! Подвиньтесь!» (1966) о чудовищно перенаселённом Нью-Йорке 1999 года, где живут 35 миллионов человек и ежедневно вспыхивают голодные бунты (подобный исход предсказывал учёный Томас Мальтус, осознав, что количество продуктов питания растёт в арифметической прогрессии, а население — в геометрической). Эту книгу Гаррисон сочинял шесть лет, со свойственной ему дотошностью изучая исследования о перенаселении и экологии.

Популярности роману добавила экранизация Ричарда Флейшера «Зелёный сойлент» (1973), которой Гаррисон, однако, остался недоволен. Дело в том, что режиссёр решил добавить в сюжет «перчинки»: герои выясняли, что универсальную пищу под названием «сойлент» делают из человеческих трупов. В книге Гаррисона каннибализма не было; слово «сойлент» составлено из английских слов «soya beans» и «lentils», то есть «соевые бобы» и «чечевица».

«Зелёный сойлент», классика голливудской антиутопии. По иронии судьбы, большинство помнит из этого фильма именно ту идею, которой не было в книге.

Отношения с Голливудом у Гаррисона вообще не сложились, хотя права на экранизации «Фантастической саги», «Стальной Крысы» и «Билла» приобретены студиями давным-давно. Может быть, потому, что Гаррисон настаивал на важном пункте контракта: в первый день съёмок ему должны вручить сто тысяч долларов. Так или иначе, современный Голливуд фантаст не любил, пренебрежительно относился к «Звёздным войнам», — хотя его «Неукротимая планета» вложилась в развитие таких «космических вестернов».

Фантастические сказки Гаррисон вообще терпеть не мог, именуя их «школой слезы и тампакса — я имею в виду всяких там драконов и змей грёз» (речь о романе Вонды Макинтайр «Змея грёз»). Трилогию «Молот и крест», действие которой происходит в раннем Средневековье, писатель именовал «исторической фантазией».

Загадочный «Джон Холм», соавтор Гаррисона, — это известный исследователь Толкина Том Шиппи.

Сварливый своевольный брюзга

Любил Гаррисон, как несложно догадаться, «твёрдую» НФ. Он придумал даже «закон Гаррисона», который гласит: ядро фантастики есть научная фантастика, а без ядра не будет и периферии. Среди пишущих НФ Гаррисон в середине 1980-х выделял Грегори Бенфорда, а остальных считал недостаточно умелыми. Про Джереми Пурнелля говорил, что тот хоть и пишет НФ, но писать не умеет, про Ларри Нивена — что тот только думает, что пишет НФ, а сам даже степень бакалавра не сумел получить… Из англичан Гаррисон уважал только Брайана Олдисса и вообще не стеснялся говорить про плохих писателей, что они shits.

Любые литературные группировки его пугали, напоминая об армии; про знаменитый НФ-семинар в Кларионе, выпускниками которого стали многие фантасты, включая Кима Стэнли Робинсона, Брюса Стерлинга и Кори Доктороу, Гаррисон как-то сказал:

Смахивает на армейский лагерь. Если вы не можете без фашистских методов, если вам нравится, когда вас запугивают, — он придётся вам по вкусу.

C редактором SCI FI Magazine Скоттом Эдельманом.

Судьба распорядилась так, что годы популярности Гаррисона пришлись на эпоху, когда западная НФ стремительно становилась товаром массового потребления. Он сетовал:

Слишком много фантастики сейчас печатается. Шесть книг в неделю вместо шести книг в месяц… Слишком легко писать фэнтези — и очень сложно писать научную фантастику. Вот и получается, что мы имеем скучных писателей, которые пишут скучные книги для скучных читателей.

Это сказано про Америку образца 1984 года, но, если вспомнить, сколько фантастических книг (и каких) издаётся в России в последние годы, пессимизм Гаррисона окажется заразителен.

Вот раньше был боевой дух. А сегодня издателям всё равно. И писателям всё равно. Только читателям не всё равно — но им всегда не всё равно…

К 1990 году фантаст вынужден был изменить своё мнение и о читателях:

Невежественные, косноязычные, неумелые писатели продают тексты нетребовательным редакторам, и на всё это совершенно наплевать неумным читательским массам.

Гарри Гаррисон несколько раз посещал Россию.

После смерти Гаррисона его поклонник Нил Гейман написал в своём блоге: «Он был сварливый своевольный брюзга, и общаться с ним было одно удовольствие». И среди современников Гарри Гаррисон был феноменом, а сейчас, когда и Старая Гвардия, и Новая Волна ушли в прошлое и сделались почти неразличимы на фоне фантастического ширпотреба, подобных ему фигур почти не осталось. «Сегодня таких уже не делают».

Мы забыли дао Колобка, мы забыли, что остаться собой можно, только если отказываешься идти на компромиссы, соблюдая верность писательским принципам. Дорога Славы нам милее Дороги Свободы, но коренастый белобородый американец смотрит на нас с осуждением — и, может быть, для кого-то этого окажется достаточно. Гейман пишет: «Если вы любите НФ, вы точно читали одну из книг Гаррисона». Это ли не награда?

Совет Гаррисона начинающим писателям
Забудь про это, парень! Ну а если не забыл, печатай только с одной стороны листа через два интервала.
А если серьёзно: хочешь писать НФ — прочти всю НФ, чтобы знать, что сделали до тебя. Потом прочти мейнстрим, чтобы знать, как нужно писать. 99 процентов всех известных фантастов (Брайан Олдисс — замечательное исключение) пишут даже не дерьмо — хуже дерьма!
Сочинительство — занятие из тех, что требуют долгого и упорного труда. Нужно трудиться так же упорно, как трудится, скажем, нейрохирург. Никто не скажет тебе, как именно надо писать: если пишешь хорошо — пишешь хорошо, если нет — садишься задницей в лужу.

Фантастика Гарри Гаррисона

Мир смерти

«Неукротимая планета» (1960)

«Специалист по этике» (1963)

«Конные варвары» (1968)

Стальная Крыса

«Рождение Стальной Крысы» (1985)

«Стальная Крыса идёт в армию» (1987)

«Стальная Крыса поёт блюз» (1994)

«Стальная Крыса» (1961)

«Месть Стальной Крысы» (1970)

«Стальная Крыса спасает мир» (1972)

«Ты нужен Стальной Крысе» (1978)

«Стальную Крысу — в президенты!» (1982)

«Стальная Крыса отправляется в ад» (1996)

«Стальная Крыса на манеже» (1998)

«Новые приключения Стальной Крысы» (2010)

Брайан Бранд

«Планета проклятых» (1961)

«Планета, с которой не возвращаются» (1981)

Билл — герой галактики

«Билл — герой Галактики» (1965)

«БГГ на планете роботов-рабов» (1989)

«БГГ на планете закупоренных мозгов» (1990), с Робертом Шекли

«БГГ на планете непознанных наслаждений» (1991), с Дэвидом Бишофом

«БГГ на планете зомби-вампиров» (1991), с Джеком Холдеманом II

«БГГ на планете десяти тысяч баров» (1991), с Дэвидом Бишофом

«БГГ: Последнее злополучное приключение» (1992), с Дэвидом Хэррисом

Эдем

«Запад Эдема (1984)

«Зима в Эдеме» (1986)

«Возвращение в Эдем» (1988)

Молот и крест

«Молот и Крест» (1993), с Джоном Хольмом

«Крест и Король» (1994), с Джоном Хольмом

«Король и Император» (1996), с Джоном Хольмом

Звёздно-полосатый флаг

«Кольца анаконды» (1998)

«Враг у порога» (2000)

«В логове льва» (2002)

К звёздам

«Мир Родины» (1980)

«Мир на колёсах» (1981)

«Возвращение к звёздам» (1981)

Отдельные романы

«Чума из космоса» (1965)

«Подвиньтесь! Подвиньтесь!» (1966)

«Фантастическая сага» (1967)

«Пленённая Вселенная» (1969)

«Врач космического корабля» (1969)

«Далет-эффект» (1970)

«Да здравствует Трансатлантический туннель! Ура!» (1972)

«Стоунхендж» (1972)

«Звёздные похождения галактических рейнджеров» (1973)

«Падающая звезда» (1976)

«Спасательный корабль» (1976), с Гордоном Р. Диксоном

«Цель вторжения — Земля» (1982)

«Время для мятежника» (1983)

«Выбор по Тьюрингу» (1992), с Марвином Мински

Источник: fanfanews.livejournal.com