С утра мимо дома проходила Антонина Петровна и постучалась в окно. На её стук выглянул Сергей и разговаривал с ней через форточку. Домоправительница велела ему и остальным парням принести на обмен постельное белье, а также добавила, чтобы сифилитики и отбросы общества стирали белье сами.

Первый раз за сезон открыли клуб - привезли индийский кинофильм «Танцор диско», хотя все его видели по нескольку раз, захотели посмотреть снова. На площадке возле клуба народу было много, для такой деревни это всегда праздник приравненный к Каннскому кинофестивалю. Из соседней деревни даже татары приехали на мотоциклах, они индийскую музыку не меньше своей обожают.
Перед этим наша девушка красилась так долго, что думали опоздаем. Процесс, когда женщина раскладывает инструменты и все такое, для придания себе особого облика, никогда не поддается описанию мужской рукой. Серега показывал мне взглядом, мол, поторопи ее, сам он сказать не решался. Дня три назад произошла какая-то стычка между Марьей и Серегой, уже  не помню из-за чего, но словесная баталия закончилась полным Серегиным поражением. В конце концов, он махнул рукой и больше с ней не связывался. На каждый красноречивый взгляд Сереги в мою сторону, я поднимал глаза в потолок, и торопить ее тоже побаивался.

Когда мы подошли к клубу, Марья увидела тех парней, что были во время того злополучного вечера и, встала как вкопанная.
- Я туда не пойду.
- А кто там? - спросил Серега.
- Они там все, - показала Марья взглядом. У дверей клуба стояли все пятеро и еще какой-то парень, его я раньше не видел.
Они тоже нас заметили и стали смотреть в нашу сторону, взгляды их до сих пор помню. Их лица не выражали ничего! Ни ненависти, ни ехидства, ни злобы. Просто вообще ничего!
- Сережа пойдемте назад, я не хочу туда, буду сидеть как на иголках, - захныкала Марья.
- Нет, - твердо сказал Сергей, - мы никогда не повернемся к ним спиной (он другое сказал, но приводить не буду). Стой и ничего не бойся.
Я посмотрел на Серегу и очень удивился, он смотрел на них с такой ненавистью, как будто все это приключилось с ним. Эх, Серега, это я да Марья должны их ненавидеть, а ты так за нас переживаешь…
Максим с Андреем давно уже сидели в зале, наступило время и нам сделать выбор.
- Идем! - буквально приказал наш медведь.
Гриша, вечный паяц, заулыбался, глядя в нашу сторону, что-то сказал своим соратникам, и они пошли занимать свои места. Кино мы посмотрели с большим удовольствием. Когда на экране восточная красавица запела песню «Джимми», то некоторые в зале даже подпевали. Марью посадили между мной и Серегой, при этом каждый взял её руку в свою. Прав Серега - не надо никого бояться, никто к нам не подходил, и домой мы возвращались спокойно.
Меня долго мучил один вопрос, который раньше не решался задать, а тут взял и спросил Марью:
- Марь, а когда они пришли в тот день, мне кажется, что до этого уже не раз к вам заходили?
-  Они появились на второй день как я приехала. Первый раз вроде еще прилично вели, шутили, смеялись. Потом в следующие дни стали вести себя все наглее и наглее. Лариса много раз пыталась их выпроводить, а они развалятся на наших койках и не сдвинешь до самой ночи. Гриша всё меня хватал руками, пытался посадить к себе на колени, всё обниматься лез. Знаешь, вспоминая это, становится невозможно противно. В тот злополучный вечер они завалились поддатые, Гришка взял меня за руку и потащил, я испугалась, начала плакать и вырываться. Лариса в меня вцепилась… и тут появился ты… - на последних словах Марья улыбнулась и слегка толкнула меня плечом.
Больше вспоминать про это ей не хотелось, да и мне тоже. Женька и остальные двое вышли из зала раньше и их спины маячили далеко вдали..
- Сереж, а у тебя дочку как зовут? - спросила Марья, чтобы хоть как-то сменить тему.
- Настенька, а я так сына хотел. Плохо когда бабы только девочек рожают. Не дай бог следующая тоже девка родится!
- Ну, Серега, - вставил я, - сам виноват, она-то причем? Ты наивный и темнота деревенская, раз так думаешь. На уроки ходить надо было, а не по лесам бегать.
- Ну-ка, ну-ка, это почему я виноват?
Тут я задумался, как ему объяснить генетику на таком уровне, чтобы он хоть немного что-то мог понять.
- Серег, ты хоть знаешь, что такое сперматозоид?
Марья слегка ущипнула меня за локоть и уже ожидала веселое представление.
- Знаю, и не надо меня совсем тупым-то считать.
Я представил в мозгу хромосомный аппарат, но никак не мог сообразить и описать нужными словами назначение хромосом X и Y, в конце концов, подобрал сравнение несколько неудачное.
- Как бы тебе объяснить попроще, Серёг?  Женские сперматозоиды имеют четыре ножки, а мужские – три...
После этих слов Марья потеряла способность к передвижению.
- Ой, не могу…  четыре ножки!
Затем Серега выдал перл, который я не могу забыть до сих пор.
- Все ясно, - при этом почему-то очень сердито посмотрел на Марью, - Эти сучки на четырех, а мы как хромые кобели на трех! Везде нас обскачут!
После этого я тоже не мог идти…

Серега, глядя на нас, стал злиться.
- Хватит вам ржать, ты мне, Вова, скажи - выход есть какой-нибудь?
- Серега, я как-то давно читал книгу «Биология пола», там прибор был… - ответил ему, когда уже отсмеялся.
Взяв в руку палочку, встал под фонарь и начал на дороге рисовать конструкцию этого прибора.
- Вот провода, сюда плюс… сюда минус… потенциалы у нас разные с ними, потому и притягиваемся к другу, соображаешь? И вот из одной трубки выходят - женские, из другой - мужские.
- И как я им буду пользоваться?
- Как? Искусственным путем, с помощью шприца… главное плюс с минусом не перепутать…
- Сам шприцом пользуйся, - обиделся он, - я, думал, ты что-нибудь дельное предложишь.
- Ну, тогда не знаю… иди к своим шаманам заговариваться,- вздохнул я и пошел поднимать с травы валяющуюся от смеха Марью.

Мне Марья рассказывала потом, как Серега спрашивал у неё: «Всё думаю: Вовка про прибор врёт или нет?». Она ему ответила: «Скорей всего нет».
Заснуть Марья в эту ночь долго не могла.
- Представьте себе - как Серега ходит с этим прибором, с проводами, трубками и предлагает всем: вам мальчика или девочку? – без конца прыская в подушку.

А фильмов, к сожалению, больше не привозили.

Продолжение следует.

К вечеру стало зябко и мы все отогревали руки о кружки с горячим чаем. Дядя Ваня тут вдруг кое-что вспомнил:
- Слышь, здоровяк, а ты что, правда, нашей бабке Зине помог корову спасти?
Бурят гордо поднял голову и ответил:
- Да, было дело. Прибежала вечером, кричит: «Сережа, помоги, корова упала и подыхает». Я прибежал к ней, давай корову отпаивать – что-то там сожрала не то. Я пока с ней возился, Вовка на свою голову приключения искал.
- Ну, ты даешь, все уши про тебя мне прожужжала. Ты прямо настоящий деревенский мужик.
Я тут же влез в разговор, как же друга не похвалить:
- Он не то, что деревенский мужик - он настоящий охотник. Промысловик. Суперохотник, можно сказать.
Сереге стало неудобно за мою лесть, даже смутился.
- Ну, если настоящий охотник, да еще такой человек хороший, получай в подарок поросеночка, - хитро заулыбался тракторист.
Чувствуя какой-то подвох, Серега смотрел непонимающим взглядом. То есть не понимал, где тут свинья зарыта, так сказать.
- Да вон свинья бегает с поросятами. Поймаешь одного - берите себе, а то совхозные харчи скоро совсем вам желудки испортят. Но и смотри: чтобы никто не заметил и бесшумно!
Да… Сереге только дай команду поохотится. Хотя мне тоже интересно посмотреть, как медведи охотятся. Он вытащил из-под сиденья трактора здоровенный гаечный ключ, напрягся и сразу превратился из косолапого в настоящую рысь. Потихоньку, вытягивая шею, как бы скрадывая, подкрался к ничего не подозревающим поросятам. Наконец, выждав нужный момент, запульнул в одного из подсвинков этот ключ. Оглушенный пятачок подскочил вверх и упал без чувств, Сергей как рысь набросился на него, вытащил охотничий нож и… я тут отвернулся.
- Вот это да! Точно профессионал! - обалдели трактористы.
Охотник утащил добычу в кусты и стал махать мне рукой: давай, мол, ко мне.
- Принеси тряпку чистую, у дяди Вани есть. Сейчас разделывать буду.
Тряпку я принес. Серега достал свой нож и приказал мне:
- Не отворачивайся, а смотри.
Пришлось смотреть – от начала до конца. Наверно бурят воспитывал во мне боевой дух. И скорей всего не зря. На следующий год в другом совхозе я повторил то же самое, начиная от охоты до приведения поросенка в соответствующее кулинарное состояние.

В прекрасном настроение и с загадочными лицами мы зашли на ток за Марьей. Она, сидела на лавке возле весовой и кормила булкой здоровенного деревенского пса.
- Зря ты его булками кормишь, Марья, - заулыбался Серега, придерживая разделанного поросенка под курткой.
- Почему?
- Унты из него плохие потом получатся.
- Живодер ты, Серега, не любишь ты животных.
Умный пес согласился с Серегой и булку есть перестал. Он внимательно принюхался к Сереге, но говорить не умел и, видать, догадался, что тот там прячет под курткой.
- В столовую, Марь, не пойдем, я сегодня сюрприз приготовлю.
- Какой?
- Узнаешь потом.
Странно, но пес тоже захотел узнать, что там за сюрприз и, не отставая, побежал за нами.
- У меня тоже дома собачка осталась, кобелек. Тофиком зовут. Он беспородный, зато знаете какой умный. Я его так люблю и скучаю по нему, наверно, больше чем по мужу, - расхвастывалась Марья.
- У меня тоже была собака - «водолаз», мы с ним однажды вместе чуть не утонули, - стал вспоминать я.
- Это как вы умудрились? - засмеялся Женька.
- Мы с ним на реку пошли в конце апреля, друзья со мной были. Лед уже как неделю сошел, река только разлилась, и вода выше кустов была. Я стал кидать палки в воду, он вытаскивал их. Рядом отдыхали школьники с учительницей. Она мне без конца говорила: «Ну зачем? Вода холодная, а вы издеваетесь над своей собакой». Кончилось тем, что пес зацепился хвостом за куст и греб лапами, а отцепиться не мог. Прошло минут десять, он уже устал и осталось только ждать, когда река поглотит его.
- Бессовестный ты, Вова! - стала возмущаться хозяйка Тофика.
- Подожди… в конце концов, мой друг Колька говорит: «Добаловался? Плыви теперь за ним!». Пришлось плыть, хотя в секцию моржей я не ходил, но времени на раздумье уже не было. Я разделся до плавок и через несколько секунд добрался до него. Отцепил от куста и только собрался вернуться к берегу, как вдруг резко свело судорогой ногу…
- Ой… - испугалась Марья
- Я подумал: ерунда, на одной ноге доплыву. Но через секунду вторая нога тоже отключилась. Собака уже гребла к берегу, а я испугался и как заору: «Индус! Ко мне!». Он развернулся, и я схватил его за ошейник – так он меня и потащил к берегу. Потом друзья и даже та училка скинули обувь, засучив брюки, подбежали ко мне, вытащили из ледяной воды. Она, добрая женщина, растирала мне ноги и ругала: «Чувствовала, что добром ваш идиотизм не кончится!».
- Правильно она сказала! - заключила Марья.
- Подумаешь, - презрительно сказал Серега, - я зимой под лед проваливался в одежде, и меня тоже вытаскивали. Вся одежда намокла, а унты мои сверху мокрые были, а вовнутрь вода не попала. Кстати, «унты» бегут за нами и не отстают.
Действительно, пес бежал рядом и с твердым намерением попасть на ужин.
- Слушай, Марь, давай я из него тебе шапку сошью. Теплая будет, да и шкура у него красивая.
- Перестань, живодер!
- Вов! А ты будешь собачью шапку носить? - предложил мне Серега.
- Нет, я не ношу собачьи шапки.
- Вы, городские, избалованные: это буду, это не буду. А ты, Жень?
- Мне без разницы, могу и собачью.
Через год я встретил Женьку на улице зимой, он был в собачьей шапке. Кто производитель этой шапки я спрашивать не стал… да и носил он ее потом лет десять точно.
Пса на ужин не пустили, мало ли что у Сергея на уме…
А поросенка Серега приготовил, он все время у нас готовил сам, а мы с Женькой всегда чистили картошку. Этому занятию пытались научить Максима и Андрея, но у нас ничего не вышло. Не забуду, как Марья долго не могла понять, что же все-таки она ест. Вкус свинины, бегающей на свободном выгуле и питающейся чистым сибирским воздухом, отличается от импортной свинины, купленной на талоны, как небо от земли.

После сытного ужина всегда хочется курить. Выйдя на крыльцо, я обнаружил, что пес так и сидит возле дома. Такой вот настырный оказался, столько времени ждал. Я постучал в окно и все вышли. Серега отдал псу обглоданные нами кости. Пес брезговать не стал, а мы сидя на лавке, смотрели, как он хрустит этими костями.
- Смотрите, какие у него глаза благодарные, - смотрела на него довольная Марья.
- Знаешь, Марь, я раньше собак любил, а потом почему-то стал их ненавидеть – сам не знаю почему. Хотя как вспомню лет пять назад – на меня овчарка напала – до сих пор мурашки по коже, может из-за этого.
- А почему она на тебя напала? Ни с того ни с чего?
- Не знаю…я шел мимо гаражей, то ли споткнулся, то ли рукой взмахнул… не помню уже, там мальчишка лет тринадцати-четырнадцати выгуливал свою здоровенную восточно-европейскую овчарку. Она, неожиданно развернулась, оскалив зубы, резко кинулась на меня. Я в этот момент натурально оцепенел от ужаса, она сбила с ног и вцепилась зубами выше колена. Мальчик отреагировал мгновенно, сразу в три прыжка подскочил к ней, схватил за ошейник и стал тянуть. Но собака вцепилась мертвой хваткой в ногу и стала мотать головой и тащить меня к себе, и я понял: сейчас она просто вырвет из меня кусок. Я ору пацану: «Не тяни собаку! Держи ей голову, она же сейчас разорвет мне ногу». Пацан растерялся, и мне, лежа на земле, пришлось извернуться и схватить ее за ошейник. Тут и мальчишка обхватил ее за голову двумя руками и держит. Кровь ручьем хлещет, все брюки в крови. Сначала я попытался зажать нос, бил по носу кулаком. Эта кобелина только хрипит и фыркает - толку нет, и всё пытается мотать головой. Мальчик ей без конца кричит в ухо: «Фу, нельзя!», но бесполезно - мертвая хватка…

- Да что толку-то нос зажимать… - начал Серега.

- Мимо мужик проходил, я ему ору: «Помоги нам!», а мужик как увидел эту картину, спрятался за угол гаража. И смотрит оттуда испуганно: «Я боюсь!». А пес еще больше разъярился, из-за того что я бить по носу его стал. Он стал сильнее вырываться и рычит, как бы повизгивая от злости. Я стал бояться, вдруг мальчишка его не удержит. Пацан лежит на нем всем весом, а овчарка сама килограмм семьдесят пять точно, больше чем у меня - удержи такую… Лицо у парнишки все белое, и смотрит на меня с таким ужасом... да я и за пацана боюсь, зная: не дай бог, обезумевшая овчарка его и меня может без лица оставить. «Мужик! - я ему опять кричу. - Кинь мне… вон там кирпич лежит!». Мальчишка уткнулся в шею своей собаки, как заревет: «Не надо его кирпичом бить!».
- Вот сучонок… собака человека рвет, а он… - возмущался Серега.
- Я уже боли не чувствовал, нога полностью онемела. Овчарку сам держу за ошейник, не отпускаю. Смотрю на пацана, как он рыдает, говорю: «Ты не реви, а голову крепче держи, может отцепится, я потерплю минут пять ещё». В конце концов, овчарка от меня отцепилась сама, наверно, уже устала: почти полчаса мертвой хваткой висела…

- Ну а дальше что? - спросил Женька, смотря на меня широко раскрытыми глазами. - Я в книжках читал, что она по идее должна была, перехватывая зубами, до горла добраться.
- Что дальше… когда отцепилась, мальчик ее оттащил. А этот мужик сходил в свой гараж, кое-как замотали ногу бинтами, и на своем «Урале» с коляской отвез меня в больницу. Женя… по поводу того, как ты сказал «перехватывая повыше»…. - я взглянул на Марью, стараясь подобрать соответствующее слово, - там у меня уже жизненно важные для мужчины органы находятся…

- Не умеешь ты, Вова, с собаками воевать. В ухо палец надо было засунуть или…, - Серега уже приготовился давать ликбез по этому поводу. Но Марья, зная Серегу, остановила, стукнув кулаком по плечу.
- В больнице меня долго расспрашивали: что за собака, может, она бешеная. Я им наврал: мол, на реку ходил, там и поранился. А они мне: не ври, мы же видим, что тебя собака покусала; а я знал, скажу правду – начнут уколы ставить в живот. Девчонке знакомой ставили, потом рассказывала: довольно неприятная процедура. Обошлись одним уколом от столбняка, да раны обработали. Самое интересное: мужик ждал меня возле приемного покоя и даже домой потом отвез.
- А мальчик? - удивленно спросила Марья.
- Мальчик? А что я все время говорю «мальчик»? Мне самому тогда только восемнадцать исполнилось. Мальчик домой, наверно, пошел. Не видел я его больше…да и зачем он мне нужен?
- Как?!
- Простил я мальчику: не он же виноват, а собака дурная, и потому не люблю я их сейчас.
- А как ты еще сообразил, что ей надо голову держать…не понимаю… Я, наверно, давно бы в обмороке была, или разрыв сердца...
- У меня была раньше собака, потому знаю, на что они способны. Жить захочешь – сообразишь, за сотую долю секунду сообразишь! Правильно, Серега?
- Конечно, правильно! Мы с братом на охоту ходили на уток, он как-то выстрелил, а стоял у меня за спиной – не знаю как,скорее кожей почувствовал, а может, слишком громкий звук спускаемой пружины услышал. Еле пригнуться успел – порох с его ружья все волосы мне на голове опалил. Он моложе меня, я хотел побить его, но передумал… а как с собаками бороться, Вов, я завтра на работе тебе расскажу.
- Может, хватит на сегодня ужасов? - робко попросила наша девушка. - Приснится что-нибудь теперь.

Она была права: прошло тридцать лет после этого, но до сих пор, хоть раз в месяц, по ночам во сне, рвут меня собаки, много собак – только крови почему-то нет никогда.

В избе Серега приказал мне снять штаны, и даже Андрею захотелось посмотреть на четыре круглых шрама, оставленных зубами овчарки. Спать легли, вдруг Серега спрашивает, улыбается, наверное, гад в темноте:
- Ты как там сказал при Марье? Жизненно важные для мужчины органы…а если бы без них тебя бы собака оставила?
- Повесился бы… и все.
Марья шлепнула легонько по моей щеке.
- Не болтай! Повесился бы…
- А что? Так оно и было бы…
- Слушайте вы, мужики, вы мне надоели уже с такими разговорами, я уже заметила: вы иногда забываетесь, что с вами рядом женщина есть. Как начнете что-то говорить, уши вянут. Я вчера подкралась к бане, подслушала, как вы там разговариваете между собой, даже покраснела от услышанного.
- А ты не слушай! - засмеялись мы с Серегой.
- Завтра аванс, - неожиданно подал голос Женька. - Мне Тонька сказала: по двадцать рублей выпишут…
Договорить не успел, смехотворность суммы вызвала мощный хохот, и потом каждый начал комментировать, на что это можно потратить.

Получив в совхозной кассе деньги и переодевшись после работы, устроили культпоход в сельпо. Сельский магазин представлял собой избушку, поделенную на две части, которые для простоты мы с Серегой назвали «несъедобная» и «полусъедобная».
Оказалось, что вчера мы смеялись зря: в местном магазинчике потратить деньги практически было невозможно: половину прилавков занимал чай № 36, чай зеленый, печенье с истекшим сроком годности, рыбные консервы, "Завтрак туриста", резаные огурцы в банках -непонятно зачем они в этой деревне. В несъедобной части лежали никому не нужные товары народного потребления, вплоть до одежды, которую даже в деревне никто носить не собирался.
Нам в этот день еще повезло: два раза в неделю завозили в коробках пряники, за ними пришлось постоять – местные брали по пять килограммов, и то в одни руки больше не давали, и брали явно не на еду. Толик ещё при жизни утверждал: из пряников хороший самогон можно гнать. Помимо пряников Марья набрала какой-то хозяйственной ерунды и на мой вопрос: «Зачем эта белиберда нужна?» смерила меня таким взглядом, что больше я этот вопрос женщинам не задаю – надо так надо.

На следующий день Сергей спросил у Марьи:
- Марья! А кто ты по национальности? То что «русская» и не скажешь. Уж больно смуглая ты.
- Сережа, я точно не знаю. Я на папу похожа, а он на деда. У меня дедушка с бабушкой на Украине живут. Но так получилось, что дед и сам не знает своей национальности. И мама думает, что папа у нас - грек.
- Твоя мама неверно думает. Я-то невооруженным взглядом вижу, что ты - еврейка!
- Почему еврейка?
- Мы вчера в сельпо заходили, я видел, как ты сначала кошелек с деньгами вытащила, потом передумала, повисла на Вовке: «Вова, я деньги забыла. Вова, купи мне это, купи мне то», - подражая Марьиным интонациям, передразнил Серега.

Марья сощурила глаза, раздула ноздри на своем южном носу, превратившись в перевозбужденную хищную птицу, и с придыханием выплеснула:
- Ты предатель, Сережа!
- Так если ты еврейка, что на правду обижаться, - захихикал представитель бурятского народа, да и непросто представитель, а наверно - гордость бурятского народа.
В следующее мгновение журнал «Огонек», которых тут водилось великое множество, прошелестев в воздухе и распахнув страницы, скрыл на миг лицо предателя и разжигателя межнациональных конфликтов. Ждать, когда совершится обратный полет возмездия, она не стала и спряталась за меня.
- Серег, - я вступился за Марью, - я знал, что у Марьи есть деньги, просто захотелось сделать для неё что-нибудь приятное. Это же мелочь.
- Вот так, Сережа! Хотел мое честное имя опорочить? - торжествующе из-за моей спины произнесла Марья и отправила адресату еще один межконтинентальный журнал "Наука и жизнь", но мимо.
Так первый и последний межнациональный конфликт закончился перемирием и печатью губной помады на моей щеке.
А жизнь продолжалась, ощущение «ссылки» исчезло и больше не возникало.

продолжение следует

Увидев меня, трактористы покачали головой, но ничего не сказали. Бока сильно болели, но я как мог помогал Женьке и Сереге. Вру, конечно, я еще дня три только трос с крючка изредка снимал, да костёр жёг. Подоспело время обеда. Опять на задворках избы-столовой ожидал, когда преподнесут мою порцию отвратительных совхозных харчей. На крыльце, появился Сергей с тарелками. И я тут увидел, как от автобусной остановки к нему направляются те самые женщины. Мне не было слышно, о чем они спрашивали, и он что-то ответив, показал в мою сторону.
Я не знал куда деваться. Почему-то не хотелось, чтобы они подходили ко мне именно сегодня. Лариса, взглянув на меня, поморщилась:
- Больно?
- Немножко. Да ничего пройдёт…
Сергей поставил тарелки на пенёк, но есть при них не хотелось.
- Спасибо вам, - сказала мне Лариса.
- Да не за что.
- Вы же наш заступник.
- Да какой из меня заступник, - смутился я, ещё и слово идиотским показалось.
- Владимир, ну других просто не было. Все-таки вы из-за нас пострадали.
- Я ничего не знал,  я бы вмешался, - мрачно пробурчал Сергей.
- Видите ли, я уезжаю. И мне хотелось бы, чтобы Марья пошла к вам. Сергей говорил - у вас там в домике одно место свободное есть. В общежитии она не останется. Я знаю, Владимир, вы ее не обидите. С Марьей я уже обговорила, но не знаю, как вы на это смотрите?
Посмотрел на Марью, вижу, она за Ларису прячется, от хохотушки и следа не осталось, перепуганный котёнок какой-то.
- Как я могу быть против? Пусть перебирается - отдадим ей маленькую комнату. И никто её у нас не тронет.
- Ну что, Марья, пойдёшь? - с надеждой в голосе спросила Лариса.
Посмотрев на бурята и на меня, Марья кивнула головой.
- Ну, тогда сходите с ней, заберите её вещи. Я теперь хоть спокойна буду и могу ехать домой.
Серега крикнул стоявшим неподалёку ребятам:
- Женя, Максим! Давайте до общаги пройдемся.
Они ушли, я остался с Ларисой наедине. Несмотря, что она на меня смотрела уважительным взглядом, я чувствовал себя как не в своей тарелке.
- А вы что уезжаете? - спросил я, уставившись вниз и не смотря на неё, чтобы хоть как-то продолжить разговор.
-  Да, я уезжаю, а ей еще рано. Она недавно приехала. Я хочу сказать, давайте уж на «ты» перейдём.
- А как вам убежать удалось?
- Ты как крикнул «бегите», мы сначала в комнате заперлись. Потом окно открыли и удрали с другой стороны дома. Постучались к одной бабушке знакомой, она нас пустила. У неё и переночевали... Я расчёт получила, моя колхозно-трудовая повинность закончилась. А почему ты, Владимир, на заднем дворе ешь?
Я ничего не ответил и стал ковыряться в тарелке.
- Ясно, стесняешься своего вида. Мы вчера на работу не ходили. Хотели даже до вас добежать, узнать как ты, но Марья была так напугана и боялась выйти. Мы до этого вас как-то не замечали, я даже и не поняла, кто тогда в коридор выскочил, думала какой-то из местных. Сами не видели, что на дворе происходило, нам другие рассказали.
- С восторгом рассказали? – с иронией осведомился я.
- Да вы что! Я даже представить себе такое не могла, и думаю, если заявление будете писать на них, я подпишусь.
- Я тоже не ходил на работу в то утро, отлёживался и тоже про вас думал. Только заявление я писать не буду.
Лариса вздохнула и задумалась, покачала сокрушённо головой.
- Всё боялась - вот уеду, и вас не найдём. Но хорошо Сергей нас сам отыскал.
Я уже поел, и сидел, ожидая, когда вечно тормозной Андрей закончит свою трапезу в столовой и заберет мои тарелки. Лариса продолжала с жалостью смотреть на меня.
- Надо примочки и компрессы делать.
- Сергей делает, мне и примочки и все на свете.
- Он хороший человек?
- Конечно, порядочный, добрый, только пить совсем не  умеет, - улыбнулся я.
- Ну, умение пить думаю, не такое и важное качество. А чёрная борода просто ужас наводит. Владимир у меня скоро  автобус подойдёт, не обижайте ее, присмотрите за ней, - ещё раз попросила меня и, достав бумажку с телефоном из кармана, попросила, - как вернётесь, позвоните ко мне обязательно.
- Даю вам слово, никто её и пальцем не тронет. А то, что борода пугает, это думаю и к лучшему.
Лариса засмеялась, я улыбнулся. Тут подошёл Андрей равнодушным взглядом посмотрел на женщину, забрал посуду и понес в столовую. Хотелось расспросить её – откуда она, где работает, но постеснялся.
- Ну, вот и ребята наши идут, - сообщила Лариса, высмотрев их издалека.
Сергей поставил сумку на лавку и крикнул:
- Мы всё, готовы.
- Ну, вот и все закончилось, - сказала Лариса, - Вон и автобус мой подъезжает. Владимир, спасибо вам, я надеюсь, что все будет хорошо.
Женщины о чем-то некоторое время беседовали на остановке. Видно было по губам, как Лариса несколько раз повторила: «Ты поняла?», а Марья согласно кивала головой. Затем старый «Пазик» забрал Ларису и обдав нас дымом и пылью, помчался  по просёлочной дороге. Скоро пыль окончательно заволокла его…
Провожая взглядом автобус, на секунду задумался: «Три пересадки, пять часов и в городе. Цивилизация. Она приезжает, заходит в квартиру и её встречает муж … а есть ли муж? Наверное, есть… у такой женщины он должен быть всяко».
Резко повернувшись к Марье, я спросил:
- Слушай, а у неё муж есть?
- Есть… - удивлённо посмотрела на меня девушка, с которой я так хотел познакомиться и теперь она стоит рядом.
Сергей обвёл всех взглядом, расправил плечи, выпятил грудь и сказал:
- Ну что, в дорогу? После обеда на работу.
- Пойдём? Не бойся, тебе у нас понравится, у нас дом как крепость, у нас там и баня своя есть, - позвал я Марью.
Подхватив сумки, тронулись в путь. Обозрев меня еще раз каким-то странным взглядом, Марья осторожно взяла меня под руку. От приятного ощущения женской руки сразу поднялось настроение и захотелось жить. Мы двигались чуть быстрее, а парни, таща сумки, быстро отстали.  С чего начать разговор я даже не знал.
- Ты что так разогнался, я не могу так быстро, давай остановимся, - жалобным почти детским голоском попросила она.
- Хорошо, давай постоим ребят подождём, - сказал, когда уже дошли до моста.
Парни были ещё далеко. Они с трудом волокли баулы, непонятно чем набитые, при этом обливаясь семи потами. Женька уже не мог нести один и тащил за ручки вместе с Максимом.
- Что ты там наложила? Уехать на месяц в совхоз, а вещей как на необитаемый остров приготовила.
- Но я же женщина, мне много чего надо. Вам-то мужикам проще. Комплект трусов и кусок мыла. Ходите по деревне как эти... смотреть на вас тошно.
Я облокотился на перила моста и смотрел, как в прозрачной почти стоячей воде плавают мальки, а сверху без конца бегают водомерки. Краем глаза  заметил, что она  внимательно меня рассматривает.
- Не смотри на меня, - буркнул я. Не хотел, но получилось довольно грубовато.
Хотя толком не видел с высоты моста своё отражение, но мне почему-то казалось, что любому человеку, встретившему меня, захочется добавить ещё.
Она смутилась, отвернулась и стала смотреть в сторону. Серёга с двумя другими архаровцами были все ещё далеко.
- Я понимаю тебя, ты уже жалеешь, что за меня заступился.
- С чего ты взяла?
- Грубишь потому что. Я смотрела и пыталась вспомнить тебя, будто где-то видела.
- Нет, мне просто-напросто неприятно, что рассматриваешь мою битую рожу, а по поводу, что заступился - не жалею ни капли. Меня мама не так воспитывала.
- Да-а? И как она тебя воспитывала?
- Да можно сказать, никак, любила и всё.
- Ты сам только что сказал, что воспитывала.
-  Она мне  внушала - ты должен быть добрым.
- Тогда я не понимаю, причём тут  «добрым»? Ты же противоречишь сам себе.
- Никакого противоречия. Добрый, значит, посочувствует. Когда вы стали кричать, я сидел бы как все? А если б что-то случилось? Я же ведь понял, что в коридоре происходит что-то нехорошее.
- Но другие же сидели.
- Бог им судья, я за себя отвечаю. Хотя я их тоже не понимаю: четыре общаги, если бы собрались, то деревню с землёй сровняли...
- Согласна...
-  И прошу - не называй меня Владимиром, а ещё хуже того - Володей, - добавил я и улыбнулся.
- А как? - лицо Марьи приняло изумлённое выражение.
- Вова! Для своих я всегда - Вова, и всё!
- Мне и никогда в голову не приходило, что имя Владимир может быть неприятно.
- Слишком официально, да и не нравится. А с Володей у меня другие ассоциации... Есть тут один… пионер-герой…
- Хорошо, Вова! - смеётся, вижу, уже меня не боится, да разве можно меня бояться? - А меня Машей тогда не надо называть, тоже не нравится. А «Машенька» вообще бесит, звучит по-деревенски.
Я достал пачку «Тушки», засунув сигарету в разбитые губы, прикурил.
- Курить будешь? – спросил я.
- Я курила, но бросила. Совсем недавно. Я другие курила.
- Какие?
- «Опал». У меня муж такие курит.
- А ты что замужем?
- Да совсем недавно, полгода еще нет.
- Я тоже женился и года нет еще.
- Значит мы молодожёны, - заключила Марья и засмеялась.
Парни остановились на краю моста передохнуть, мы пошли дальше.
- Вова! - обратилось ко мне черноглазое создание.
- Что? – ответил я, искоса бросив на нее взгляд: и что Серёга говорил, будто у неё нос большой?  Красивый нос… привык, наверное, к своим плосконосым буряткам…
- Серёжа - он как будто бы не русский. Татарин?
- Нет, он бурят, правда, наполовину. Родом из Бурятии - недавно приехал. Сергеем Ивановичем можно даже звать.
- Хм, Иванович…  - хмыкнула Марья
- Его настоящее имя Батар.
- Как, как? Батыр?
- Не Батыр, а Батар. А фамилия русская - Ерёмин.
- Нет, я лучше Серёжей буду звать. А тот парень и ещё один из ваших на току у нас работают: немножко странные какие-то, весь день молчат, даже между собой не беседуют, - сказала Марья, имея в виду явно Андрея  с Максимом.
- А эти пацаны к нам «Дом быта» из спецшколы пришли, потому и такие. Задержка психического развития. Я тоже оттуда, между прочим, - это я уже пытался шутить с серьёзным видом.
Марья посмотрела недоверчиво, пытаясь во мне найти то, что по её мнению должно соответствовать выпускнику такой школы.
- С первого взгляда и не подумаешь.
- Ну, слава богу, сомневаешься, а то думал, поверишь, - засмеялся я, хотя я просто побоялся, что идти дальше передумает.
- Ну зачем ты врёшь? Я уже и вправду грешным делом поверила,  - рассмеялась она, дёрнув меня за руку.

Потом я рассказал ей, как в начале первого класса пропустил месяц занятий по болезни. Я попал  в переполненный класс и меня посадили на самую последнюю парту. Все уроки глупо хлопал глазами и ничего не понимал. Учительница, которой осточертела моя непонятливость, привела меня  за руку к директору и сказала:
- Посмотрите на него, он же полностью дебильный, отправьте его в соответствующую школу.
Родители, страдающие непомерными амбициями в отношении своего чада, никак не могли согласиться с учителем. После долгих споров и переговоров полностью дебильного мальчика, который научился читать ещё в пять лет, перевели в параллельный класс. Где старенькая, но очень добрая учительница за пару месяцев превратила меня в одного из лучших учеников класса.

Отдохнувший Серёга встал, взвалил на плечо сумку и закричал:
- Меня подождите.
Мы остановились. У подошедшего  Серёги с чёрной бороды капали капли пота.
- Я с вами пойду, мне скучно одному.
До дому уже оставалось пять минут ходьбы.
- Марь, - тяжело дыша, промычал сын бурятского нарда. - А ты здесь, где работаешь?
- Я-то?  На току. Либо зерно кидаю, либо на весовой груз принимаю.
- Ясно, на лёгком труде.
- А вы?
- Мы волокуши таскаем.
- А что это такое?
Дальше бурят стал объяснять ей про наш тяжёлый, рабский и подневольный труд, который, по его мнению, должен оплачиваться золотыми слитками.
Наконец мы подошли к домику. Зайдя в нашу развалюху, бурят поставил на пол сумку и рухнул на кровать.
- Уфф … всё.
Марья осмотрелась, не вынимая рук из куртки, прошлась по комнатам.
- Сразу видно, тут одни мужики живут, - сморщив нос, заключила она.
Нам стало смешно – интересно, а что она ожидала увидеть?
- Ну, знаешь, женщин нам здесь не полагается.
Тут дошли и остальная команда – Женька и Максим.
- Спасибо мальчики, - поблагодарила Марья.
Поставив сумку, Женя подобострастно кивнул головой и удрал в туалет. Максим как и Сергей, сразу упал на койку.
- Вы не разлёживайтесь, - говорю им, - нам на работу ещё идти.
Марья, ещё раз оглядев на наше хозяйство, походив по нему, посмотрев на нас чёрными глазами, которые приводили меня в некоторое состояние, при котором слегка меняется пульс, глубокомысленно изрекла:
- В принципе  - неплохо, и дом главное отдельный.
Через пять минут пошли обратно. На работу уже опаздывали, Марья спросила:
- А вы все с одного места работы?
- Да, - ответил за всех Серёга, - Обувщики мы.
- Сапожники… - вставил я.
Она засмеялась, а тот обиделся.
- А что смешного, хочешь унты сошью - ни у кого в городе таких как у тебя не будет. Зимой в пятидесятиградусный мороз сто километров пройдешь и пальчиков не отморозишь.
Марья подхватила Серёгу под руку, он засмущался, но было видно, что ему это нравится. Затем повернула голову ко мне, черные глаза уже искрили весельем.
- Нет, Серёж, унтов мне не надо. Вова, а ты тоже обувщик-сапожник?
- В какой-то мере, да.
- Не поняла?
- Я телерадиоаппаратуру ремонтирую, когда получается хорошо, то мастер, а когда плохо и брак - сапожник.
Серёга бросил на меня презрительный взгляд и фыркнул:
- У меня нет брака, а ты не сапожник - ты просто бракодел.
- А я пока учеником парикмахера числюсь. Но, честно говоря, мне там не нравится, хочу что-нибудь другое, а что и сама пока не знаю, - вздохнула Марья.
Так смеясь и шутя, мы дошли до  зернотока. Максим и Андрей пошли с ней, они тоже там трудились, а мы на свою яму опоздали, больше из-за меня. Шофера нас нещадно материли и волокуши вытаскивали сами. Но Серёга с Женькой быстро впряглись, и кучу машин выгрузили буквально за час. Не знаю как у парней, но валяясь на фуфайке у костра и рассматривая безоблачное небо, настроение у меня было уже другое.

Вечером, разгрузив последнюю машину, зашли за Марьей, она уже ждала на выходе, разговаривая с весовщицей Ниной.
- Привет, - говорю я, - отработала?
- Я уже давно отработала, я боюсь ходить одна, даже до столовой одна боюсь, - и смотрит на нас с таким видом, от которого её хочется сразу укрыть и спрятать.
- А нас не боишься? – сдвинув брови и сузив глаза, низким и хриплым голосом спросил Сергей.
- Нет, уже нет, - взглянув на нас, засмеялась повеселевшая Марья. – Вова, у меня очки тёмные есть, дать тебе?
- Не хватало мне ещё по деревне в тёмных очках ходить, - морщусь я, представляя себя виде шпиона из старых фильмов.
Завернув за угол столовой, я сел возле пенька и стал ожидать своей паёк. Через пять минут из вышла Марья, держа в руках  тарелку с двумя котлетами и слипшейся лапшой, и как всегда - компот.
- Почему две?
- Это моя, я не хочу.
- С мухами котлеты, поди, опять?
- А что тебе тоже попадались?
- Постоянно, - пробурчал и стал есть. Подняв глаза, я увидел, что она смотрит на меня и чуть улыбается.
- Не смотри, - недовольно сказал я ей, глядя утром на себя в зеркало, мне все казалось, что более живописной морды просто не существует.
- Да ладно тебе…  вон и Серёжа идёт.
Тот присел рядом со мной и толкнул локтем.
- Жри давай быстрей, домой охота.
- Какой ты бессовестный, Серёжа, - заступилась Марья.

На пороге дома мы с Серёгой открыли дверь, и как галантные кавалеры пропустили даму  вперёд, не успев даже зайти за ней, как она тут же закричала:
- Это что такое?!
Мы испугались, посмотрели недоуменно в сторону, куда она показывала:на верёвке, протянутой через комнату, висели Женькины портянки.
- Немедленно это убирайте! Безобразие!
Женька заныл:
- Куда?
- Хоть куда! Не должен этот ужас висеть перед лицом!

Я почувствовал, что с появлением этой принцессы в доме будет все по-другому. Да и все это поняли. Женьке пришлось бегать и соображать, куда девать эти необходимые нам вещи, но так ненавидимые женщинами.
Я взял Марьины сумки и переставил на кровать Толика.
- Это чья кровать? – поинтересовалась Марья.
- Это Толькина, бывшая.
- Да ты с ума сошёл, убери! На кровать покойника? Совсем что ли? – раскричалась она, эмоции у неё действительно бьют через край.
- Ладно, спи на моей, я тогда туда пойду, - не стал вредничать я.
- И ты там не будешь спать, я буду спать здесь с тобой, у стенки, за твоей  спиной.
Рука не  дрогнула, сумки не выронил, просто подумал - наверно ослышался. Сергей посмотрел на меня и  захихикал.
- Что ты хихикаешь, я буду только спать, и ничего больше. Сергей, ну прекрати ржать. Вова поставь, пожалуйста, сумки на свою кровать. И мне нужно переодеться, выйдите на минутку.
- Слышал, что она сказала? - заулыбался Сергей, когда вышли в сени, - не вспугни птичку, Вова.
- Да перестань ты, терпеть не могу такие подколы… но особенно от тебя, - довольно грубо и сердито сказал ему в сенях.
- Почему? - удивлённо и обиженно спросил он.
- Потому… не к лицу они тебе, - озадачив Серегу, я взял сигарету, стукнул его легонько в плечо кулаком и вышел во двор.

Все равно было заметно, что из напуганного воробья Марья превращалась совсем в другую птицу, тоже воробья, но с другим настроением. Когда зашли обратно в комнату увидели – Марья  переоделась в спортивный костюм, по виду явно не с магазина, а с барахолки. В те годы приличную одежду можно было купить только там.
Я ненароком заглянул в её раскрытые  сумки: чего там только не было - и одежда, вешалки, косметика, зеркала, куча посуды - всего не перечислить. Но больше всего поразило, там лежало, то, что мне в совхоз не пришло бы никогда в голову взять. Настоящий электрический утюг!
- Да - а… и как ты это до автобуса донесла?
- Муж довез на машине.

Сергей натопил баню, мы все помылись. Марья одна боялась, и потому мне пришлось нести караул у дверей бани, пока она там плескалась и без конца беспокоилась: «Ты здесь? Не ушёл?». А караул по очереди с Серёгой пришлось нести до самого последнего дня ссылки, ей всегда казалось, что когда-нибудь туда войдет чужой непрошеный гость.
Наступило время отхода ко сну. Серёга напомнил мне:
- Вов, ты про компресс не забудь.
Компресс был в кастрюле. Марья спросила, как им пользоваться.
- Траву со дна распределяешь по Вовкиной морде, потом накрываешь полотенцем, смоченным этим отваром и периодически проверяешь, может он там уже давно задохнулся. Если задохнется, сделаешь искусственное дыхание. Через час снимите. Меня такой компресс бабка научила делать, когда мы свои морды после драк отмачивали, - весёлым тоном разъяснял знаток бурятской фитотерапии.
Конечно, что и говорить, когда за тобой ухаживает женщина, ощущения совсем другие.  И всю неделю потом Марья своими маленькими ладошками разглаживала мне полотенце на лице. Не терпелось в этот день хотел посмотреть - в чем она ляжет в кровать. Легла в какой-то дурацкой пижаме, при этом старалась не смотреть на меня.
Ночью не спалось. Тело болело, и наличие второго человека, пусть даже и маленькой женщины, комфорта не добавляло, но согнать меня на Толькину кровать уже не смогли бы никакие силы. Да и, в конце концов, мне хотелось до нее дотронуться, но как только я случайно прикоснулся к ее плечу, сразу вздрогнула. Я поднялся, взял пачку сигарет из тумбочки и открыл дверь. Она тут же вскочила:
- Ты куда?
- Курить, спи давай.
- Я с тобой, - вскочила она с кровати.
На улицу не вышли, сели в сенях на старые табуретки, при этом огромная Серегина куртка почти полностью поглотила ее.
- А ты чего не спишь? - поинтересовался я у неё.
- Мне страшно, мне кажется, они и сюда придут, - глядя взглядом ребёнка, которому рассказали на ночь страшную сказку про волков.
- Сергей сказал, что не придут. Все равно они чувствуют себя победителями, да и, похоже, они сами понимают что переборщили, - тут просто наврал ей, хотя сам я не имел ни малейшего понятия, что они чувствовали или понимали сейчас.
- Сергей - охотник, он и с медведем дрался, и нож у него шаманами заговорённый. Ему эти отморозки нипочём, - продолжал врать, косясь на Марью, переживая, вдруг не поверит.
Я был не в курсе, ходил  Сергей на медведя с ножом или нет, хотя, как и предполагал - сказка подействовала.
- Пошли спать, а то завтра не встанем, - сказала Марья повеселевшим голосом, - а откуда ты Ларису знаешь?
- Ларису? Я её никогда раньше не видел. А что?
- Странно… Она мне сказала, что тебя хорошо знает уже много лет.
- Ну, может быть …

В конце концов, заснули, но проснулся я раньше всех и оттого что, она во сне обняла меня, а носом уткнулась в мою спину, и я, открыв глаза, так и лежал, ожидая пока не поднимется Андрей. Иногда он мне напоминал мальчика-робота из одного детского венгерского фильма. Сколько помню, он всегда вставал самый первый без всякого будильника. Шуршание в сумке, когда он доставал свою зубную щётку и пасту действовало на всех как звонок и вслед за ним вскакивали остальные. Неизвестно по какой причине он не держал туалетные принадлежности в бане, а складывал в сумку.
Времени до подъёма оставалось ещё много. И тут я кое-что понял, вернее почувствовал - нет больше того состояния тревожности, более того - просто полный душевный покой. Непонятный страх, неустроенность, беспокойство куда-то испарились.  Так судьба положила за мою спину женщину, которую я должен защищать от местных волков, только я оказался немного не подготовленный.
Пробудившись утром, наша принцесса первым делом спросила:
- Серёжа, а ты на медведя охотился?
Всё - конец… сейчас начнёт расспрашивать…
- Ходил и не раз, - ответил тот так просто, как будто речь шла о походе в булочную.
Марья расспрашивать не стала, а лицо у неё приняло выражение счастливого ребёнка, которого убедили, что Дед Мороз существует.
- Как спалось? – поинтересовался Серёга, осторожно посмотрев на меня, на что я в ответ ему улыбнулся.
- Нормально, - ответила Марья, - тесновато, но спать можно.
Не успели мы даже встать и одеться, как пришла наша кураторша Антонина Петровна.
- Здравствуйте, молодые люди, - поприветствовала нас с улыбкой, от которой сразу становилось не по себе. Причём, обращалась как всегда ко всем, но не ко мне. Я как человек для неё уже не существовал.
- Здравствуйте, здравствуйте, - загалдели мы.
Услышав среди мужского хора женский голос, её лицо перекосилось, от ужаса, но больше скорее от гнева. Женщины-революционеры, думаю, не ощущают ужасов, они только испытывают ненависть к врагам народа. Мы с Марьей еще лежали на кровати. Антонина Петровна стала часто дышать, лицо покрылось багровыми пятнами. Казалось, она сейчас просто взорвётся. Я понял - приехали...
- Это что такое? Это как понимать? Я для чего вам дом дала - притон устраивать? - завопила так, что казалось её услышат за рекой. - Мало того, что наркоман, ещё и развратник. Правильно, что тебе наши морду набили! Ещё и бабу притащил в постель. А ты проститутка чего разлеглась, глаза твои бесстыжие…

Марья неожиданно перескочила через меня, схватила веник, но тётка предусмотрительно выпрыгнула в сени. Я тоже вскочил, испугавшись, вдруг Антонина своей железной рукой что-нибудь сделает Марье. Петровна, опасаясь, что её поколотят два конченых человека, предпочла ретироваться.
- Пошла вон, дура чокнутая, - крикнула Марья вдогонку, потом повернулась ко мне, и, глядя на меня широко раскрытыми глазами, спросила шёпотом:
- Ты что, правда, наркоман?
- Да нет, - Сергей засмеялся, и ему пришлось рассказывать историю с маком.
- Ты Марья, поосторожней с ней. В прошлый заезд у нас один привёл в общагу местную пьянчужку на ночь. Так она ее за волосы на улицу вытаскивала, - предупредил я.
За окном слышался удаляющийся крик, что-то там про письмо на работу и о городских проститутках. Писем на работу я никогда не боялся, все в коллективе меня хорошо знали и тому, что там было написано, никогда не верили.
После Женьки наступила моя очередь идти умываться. В бане посмотрел на себя в зеркало и вдохнул: бриться из-за ссадин я ещё не мог и мой вид с щетиной и не проходящими синяками делал меня похожим на опустившегося бомжа.
Только собрались выходить из дому, как меня остановила Марья.
- Подожди, сядь на стул, я припудрю тебя хоть маленько.
- Не надо меня припудривать! Буду ходить как этот… как педик...- возмутился я.
- Да я чуть-чуть, не так видно будет, - усадила она меня на стул силой.
Пока она занималась противоестественным для мужчины делом, я смотрел в её глаза, через некоторое время понял, что лучше не надо, а то…