Этот замок наш! Проваливайте, позорники! — внизу шумела свора недружелюбных пацанов с девятого дома, значительно превосходивших числом и уверенных в своей непобедимости. Самый мелкий из них даже пригрозил, — Или готовьте рыла. Будем бить!

Но Толян и Димон, забираясь в шалаш на дубе, отлично понимали свои роли.

— Дохрена их там? — Толян, коренастый и вечно сердитый парнишка, полулежал на грубо сколоченном полу, покуривая дедовскую папиросу.

— Человек семь... — монотонно отозвался Димон, долговязый и спокойный, как удав. А затем крикнул в окошко, — Залезай по одному!

В своре возникло копошение. Собирали экстренный совет. Дело происходило в августе 2000-го. Ребятам в шалаше было по 13, а тем нижним, возможно, и меньше. Эти две непримиримые стороны так никогда и не подружатся. Не узнают возраст или интересы друг друга. Хоть летом 2000-го всё и было понарошку. Всё же неприязнь к определённым людям прививается с детства.

Шалаш на дереве, сколоченный предками ещё в незапамятные времена, некогда являлся оплотом трёх дворов. Но это раньше. Когда пионеры, Тимур и три мушкетёра. Тогда и детвора была дружнее. Теперь же эти дворы превратились в три враждующих лагеря: 9, 9к1 и 9к2. Шалаш с годами темнел, расшатывался и требовал ремонта. Но никто не хотел делать работу за другой двор. Все воевали.

— Ждём… — прошептал Толян и передал прикуренную папиросу другу, который тоже улёгся на полу, чтобы не словить шальной камень в кудлатую голову. Теперь они затягивались поочерёдно, ожидая атаки.

Сколько себя помнил, Толян каждое лето сражался за эти стены. В них хранилась его частица. Здесь произошло всё самое важное из жизни тринадцатилетнего пацана: впервые покурил, поцеловался и по-настоящему подрался, до крови.

В окно ожидаемо прилетели несколько булдыганов. Один рикошетом выбил папиросу из рук Димона:

— Этим трусам с девятого вечно везёт по мелочам… — говоря, он обдал друга всегдашним желчным запахом изо рта, но сегодня от него пахло чем-то ещё.

— Чем от тебя несёт, братан? Это вроде…

— Кота завёл, — сразу обрубил Димон, — Нассал в кроссовки. Стирал уже дважды, но толку…

— Тихо… вон они. Поджигай!

Из-за пазухи Толян достал две газетные шашки, пропитанные селитрой, чтобы создать дымовую завесу. Этой военной хитростью с ним поделился дед, пока они вместе строгали рогатки вечерами в деревне.

Димон неспешно вынул новую папиросу из пачки, ловко зажёг спичку о потёртый рукав джинсовки и, прикуривая, сделал глубокую затяжку до зайчиков в глазах.

— Давай! Уже карабкаются! — у Толяна немного сдали нервы, когда он увидел двух мордоворотов, медлительно переступающих с дощечки на дощечку. Это были братья Наумовы: Боря и Костян. В любой драке они шли первыми, прошибая массивными лбами любую пехоту. Ступеньки, прибитые к телу морщинистого дуба пятнадцатисантиметровыми гвоздями, жалобно стонали под тяжестью этих ребят.

В ушах Толяна застучала кровь. В вытянутой руке он держал шашку и наблюдал всё, как в каком-то замедленном фильме. Вот Димон поднёс тлеющий уголёк к шашке. Оттуда выпростался фонтан искр. Огоньки отразились в пацанских глазах. Внизу методично взвывают ступеньки.

— Хорошо, что затолкали туда Корсар 4, — веснушчато ухмыльнулся Димон, но увидел, что друг не реагирует, — Бросай, взорвётся! — и, не дожидаясь, ударил по шашке. Искрящийся свиток неуклюже провертелся в воздухе и шлёпнулся на пол шалаша. Тут же бахнул взрыв, удивив всех вокруг.

Толян оторопело глянул на свою спасённую руку и сквозь пальцы заметил, как сломалась ступенька под одним из Наумовых. Тот на секунду повис на руках, но не удержался и брякнулся на траву с высоты второго этажа. Кажется, подвернул ногу. Видно было, как он разинул рот, крича от боли. Беззвучно. Уши заволокло звоном петарды. Вокруг летали газетные хлопья.

Наконец, внизу появились старшие пацаны, сидевшие в засаде. Стали раскидывать врага направо и налево. Они ещё не видели, как второй Наумов суетливо сползал с дерева. Его лобастое лицо блестело слезами. Он забыл про шалаш, про драку и теперь думал только о покалеченном брате.

* *

— Нахрена вы туда петарду сунули, урки?! — на шее у Беса вздыбились две вихлястые вены. Плохой знак. И урками он называл только в крайних случаях. Для него это было худшим прозвищем на свете. И среди прочих ребят из дома 9к2 это мнение тоже укоренилось. Быть урком считалось самым обидным. Потому что Бес — он слыл авторитетом. Ему было 16:

— Я, мать вашу, вам вместо отца. Вы чё, не втыкаете, что меня посадят?! — чуть, что случалось летом 2000-го, и Бес незамедлительно заявлял, что его посадят. Он так породнился с этой мыслью, что даже дома твердил об этом нашкодившей собаке: "Ты диван подрала, гадина, а я, считай, на шухере стоял! На год больше дадут! Пойдёт Лёша Безденежных по этапу…"

Да. Такая необычная фамилия у него была. Лёша её стыдился, ненавидел и угрожал учителям расправой, когда те вызывали его к доске. Бес. И никак иначе.

— Чё, молчите?! А жирдяй, похоже, ногу сломал! Нахрена петарда, спрашиваю?! Ниловна сто пудов уже ментов вызвала! Меня посадят, урк…

— Это он придумал! — выпалил Толян, ткнув пальцем в друга, и тут же покраснел. Ему так не хотелось снова быть уркой.

— Да. Я придумал и принёс петарду. Корсар 4. С Нового Года берёг для такого случая, — Димон сказал всё это разом, не юля. Будто знал, что так вот и будет. Что лучший друг его сдаст. От этого Толяну стало ещё стыднее и обидней. Он вдруг понял, что на этом всё: «Не верил в меня — ну и не надо!» И решил дожать:

— Ещё он выбил горящую шашку у меня! Чуть весь замок не грохнул!

Что-то в этих словах задело душу обычно спокойного Димона. Он кудлато дёрнул головой и засветил Толяну прямо в нос. Почему-то со лба. Оба упали в песок. Ребятня заголосила. Бес, выждав минуту, стал разнимать бойцов:

— Стоямба, пацанчики! Дайте отцу разобраться, — он наклонился, чтобы хватануть Димона за ворот джинсовки. Дёрнул вверх и вдруг комично исказил лицо, — Ах ты ж, котячий демон! Ну и вонища! Ты моешься вообще?! А ну, понюхайте его, братва…

Бес не любил кошек. Бросался в них камнями и вечно подначивал народ, чтобы гоняли усатых: привязывали банки к хвосту, швыряли в лужи мохнатые тела и прочее. И вроде бы все в компании 9к2 тоже разлюбили кошек. Видимо, кроме Димона. Он стоял поникший, весь в песке, глядел на свои худые ноги. В Толяне заиграла жалость:

— Да у него просто...

— Заткнись ты, говоруша! — яростно выплюнуло веснушчатое лицо. Толян сердито всмотрелся в него и решил, что больше никогда не будет разговаривать с этим человеком:

— Котячий демон… — угрюмо пробубнил он и двинулся домой.

Неизвестно о чём говорилось потом, но в компании бойцов второго корпуса Димон больше не появлялся. В остальном, всё осталось прежним. Они курили, лузгали семечки и воевали со слабым первым корпусом за шалаш. Без одного Наумова девятый дом совсем ослаб и не участвовал в осадах.

Долговязую фигуру Димона всё ещё часто видели, потому что все жили в одном доме. Но он превратился в изгоя по прозвищу Котячий демон или просто Котяк. Обходя пацанов стороной, он едва ли слышал обидные обзывательства, которые часто бросали в спину. Ему было до фонаря.

Он нашёл себе какое-то дело на стороне, и летом 2000-го его часто видели с охапкой инструментов, досок или гвоздей. Будто он заделался отшельником и строил себе хижину где-то на окраине.

В тринадцать лет такое независимое поведение казалось проявлением слабости, и Толян, присоединившись к общему настрою, тоже поливал грязью бывшего лучшего друга.

Всё переменилось осенью.

* *

— Толя, у тебя свободно? — это спросила Рита Писарева.

В сентябре учительница по истории предложила всем сменить места. И та девочка, о которой Толян втайне мечтал с 5 класса, сама предложила разделить с ней парту, но...

— Нет, прости. Здесь уже сидит… кое-кто…

Кое-кто. На лучшее Толяна не хватило. Весь раскрасневшийся, он уткнулся в учебник и ждал, когда рыжеволосый облик исчезнет из поля бокового зрения. Она ушла и подсела к молчаливому Димону. Разумеется.

"Котяк — м***к!" — эту сердитую надпись Толян отмывал с парты уже на перемене. Историчка заставила.

С тех пор их часто видели вместе: Писареву с Котяком. Это сильно беспокоило Толяна и вызывало подлые мысли. Ему хотелось подкараулить парочку в темноте с ножом или цепью. Или напасть на бывшего друга у всех на глазах. Или... обворовать его квартиру.

Размышляя, Толян вдруг понял, что даже не знает, в какой квартире живёт Димон. Тот всегда говорил, что у них бедная семья, и дома делать нечего. Внезапно это показалось Толяну ужасно подозрительным, ведь они были знакомы с 5 класса: «Нужно проследить за ним».

Этим вечером компания второго корпуса праздновала на скамейке очередную победу над неприятелем. Все громко ржали, ели чипсы с газировкой. Вдруг наверху закричала женщина. Что-то невнятное и страшное. На её голос тут же подскочил Бес и, оглядывая балконы, безошибочно заявил:

— Сейчас, если не заткнётся, то Ниловна быренько ментов вызовет. Это ж мать этого урки! Гляди, народ!

Все поняли, что он имел в виду Димона, и подорвались смотреть, но увидели только, как чья-то мохнатая рука утягивает женщину вглубь квартиры.

Мать-психопатка только ещё больше настроила народ против Димона. В том числе и Толяна. На следующий день он решил проследить, чем занимается бывший друг, сын психопатки.

Это было несложно. После уроков идти на расстоянии 10-15 шагов за парнем из соседнего подъезда. Затем выждать несколько секунд и зайти вслед за ним в дом. Бежать наверх чуть медленнее лифта до 6 этажа. Всё.

Дверь бывшего друга действительно оказалась небогатой и слегка обшарпанной. А спустя пару минут случилось вообще странное. Из этой же двери вышел Бес. Толян стоял на этаж ниже и, глядя сквозь лестничную решётку, подумал, что обознался. Решил проверить и сбежал вслед за лифтом. Всё точно. Ныряющую походку Беса сложно было спутать.

Этот факт отразился работой мысли на сердитом лице. Парнишка сел на скамейку во дворе и попытался понять, что всё это значит. Через полчаса на улицу вышел Димон с пакетом инструментов. Оба сделали вид, что не замечают друг друга. Затем слежка продолжилась.

Путь оказался не близким и утомил Толяна высматриванием неуклюжего долговязого тела. Устали глаза, хотелось есть и вообще... домой. Наконец, Димон свернул в старые гаражи, стоящие особняком далеко от всех жилых домов.

Это место детвора посещала редко и даже нарекла проклятыми гаражами. Сюда отвозили свои автомобили одни только старики. Запирали их ржавыми замками, чтобы потом подолгу идти, покуривая, домой. Беседовать о похоронах, клизмах и прочей старческой дребедени. Самым уродливым среди них дети считали сторожа, деда Антипа. Он курил больше всех. Возможно, что его никто и не видел без папиросы в зубах за всю жизнь.

Ещё Антип всегда носил ружьё, заряженное солью. Ребята всех трёх дворов страшились этого мрачного старика. А второй корпус ещё и ненавидел за то, что дед подкармливал котов. При том, что он держал овчарку, которая, кажется, тоже с котами дружила.

— Старый псих... — цедил сквозь зубы Бес, завидев деда, — таких надо закрывать, чтобы не коптили небо! Пойдём отсюда. Здесь воняет ссаками...

Засев за кустом, Толян видел, как его бывший друг поздоровался с дедом Антипом и ушёл вглубь проклятых гаражей. Сердитое лицо застыло в сомнении, не зная, как воспринять такое поведение. С одной стороны Котяк вроде бы предавал устои второго корпуса, общаясь с врагом. Но с другой... никто раньше не смел и приблизиться к деду Антипу, а не то, что говорить.

В общем, Толян запутался и впервые в жизни столкнулся с тем, что не всё в мире так однозначно. Вдобавок ему вспомнился облик женщины на балконе, которую утаскивают вглубь квартиры. В голову полезли совсем страшные мысли об убийстве и укрывании трупа в гаражах…

— Эй ты, лодырь! — размышляя, парень позабыл о реальной опасности. К нему стремительно приближался безумный дед с ружьём, — Я тебя помню, сын собачий! Котят моих мучил со своими дружками. П-шёл вон! Не то пузо солью прошибу!

Необузданный страх толкнул Толяна прочь из этих мест. Ноги неслись, не зная устали. И у первых домов он чуть не столкнулся с Ритой, идущей к гаражам.

— Толя, привет! — настороженно поздоровалась она, — А что ты тут делаешь? Ты что-то видел?! Теперь расскажешь своим друзьям-подонкам?!

Хрупкая и потрясающая всё мальчишечье нутро, она стала наступать на него, раздавливая градом бесконечных вопросов...

— Нет! Я... я гулял... то есть ходил... кое-куда... Н-ни кому! — прогавкал он и побежал дальше, хоть в горле уже клокотала липкая слюна с привкусом железа. Рита что-то раздражённо крикнула ему вслед, и это обожгло больнее выстрела солью. Хлестнуло по лопаткам и заставило нестись ещё быстрее.

Так Толян прибежал домой и долго шарахался по квартире, как дикий зверь в неволе. Тяжело дыша и временами порыкивая на стены и бабушку. В нём рождалась уверенность, что долгое время он шёл не тем путём, раз уж любовь всей его жизни выбрала другого. И теперь хотелось поменять жизнь.

Этим вечером он решил не идти гулять. А на следующий день в школе был угрюмее обычного и ни с кем не говорил, как и Димон, сидящий с… Ритой. Сегодня Толян то и дело ловил её взгляды.

Сразу после уроков он опять пришёл к подъезду бывшего друга. Здесь от крыльца по асфальту были разбросаны еловые ветки. Знак, что кого-то хоронили утром, пока они учились. Мать-психопатку? Но Димон был на уроках.

Толян задумчиво прохаживался по крыльцу, разглядывая ритуальные ветки, когда вышел его бывший друг со всегдашним пакетом инструментов. Парни посмотрели друг на друга, и долговязый сын психопатки уже хотел двинуться дальше, но всё-таки спросил:

— Хрен ли ты здесь ошиваешься второй день? Опять за мной попрёшься?!

— Это твою мать сегодня похоронили? — неожиданно ляпнул Толян дрожащим голосом, — Кто её убил?!

— Что за?.. Ты обкурился что ли? С чего ты взял? Моя мама на работе.

— Я её никогда не видел!

— И что?

— Ну… мы друзья…

— Вряд ли, — раздражённо оборвал Димон и сделал движение, будто уходит.

— Стой! А кого же тогда хоронили?

Долговязый парень нетерпеливо вздохнул:

— Мою соседку. Мать Алексея Безденежных. Ещё вопросы?

— Что? Кто… твоя со… погоди-ка, у вас же… Не пойму… а что за?.. нет, стоп, — Толян чувствовал себя полным идиотом и не знал за какую мысль хвататься. Они напирали скопом, вываливались через глотку.

Димон вновь перебил его, заговорив торопливо и яростно, веснушчато подёргивая носом:

— Я живу в коммуналке. Слышал о таком? Коммунальная квартира. А Лёха Бес был моим соседом. Он не хотел, чтобы кто-то знал об этом. Грозил, что если проговорюсь, то подохну, как и кот мой, которого он выкинул в окно. Взял и вышвырнул, как поганую тряпку! А мать его не верила, что сын так может. Оказалось, что и не такое может. Слушай… — он остановился, потирая раскрасневшийся лоб, — у тебя ещё остались дедовские папиросы?

Пачка давно уже валялась в портфеле. Толян курил редко и больше для солидности. Он покопался среди учебников и вытащил две слегка помятые папиросы. Они взволнованно закурили, не заботясь о том, что застукают родители или Ниловна снова всё расскажет Толиной бабушке.

— Слушай… — задумчиво произнёс Толян, силясь не закашляться от густого дыма, — а почему ты сказал, что Бес… был твоим соседом? Что случилось-то?!

— А… да, был… — кудлато кивнул парень и… закашлялся. Толян тоже не выдержал. Оба хрипло рассмеялись. Димон продолжил, — его теперь точно посадят. Не зря он боялся всё лето.

— Серьёзно? — невпопад уточнил Толян, будто и не слышал об убийстве.

— Стопудово… — долговязый парень отбросил папиросу, шагнул с крыльца и взмахом руки позвал за собой друга. На ходу он продолжал, — у него родители часто ругались. А позавчера вечером вообще в хлам. Самого Беса не было. Моя мама как раз приехала с работы, ужин готовила. Я уроки делал. Вдруг, к нам в комнату ввалились эти двое и стали собачиться. Он её даже ударил пару раз о стену у меня на глазах. Потом она выскочила на балкон и заорала, как безумная. Я даже не понял что, но это было охренеть, как стрёмно, Толян!

— Так это была его мать?! Мы как раз сидели внизу…

— Да, — коротко кивнул Димон, — но муженёк её быстренько вернул обратно. Тут влетела моя мать и стала обхаживать его шваброй. А я… я только и успел, что встать со стула и дважды попросить их выйти из комнаты. Второй раз чуть грубее. Ну и в итоге вызвали милицию. Моя мама вызвала.

— Да ну?

— Ага, мать Беса всегда боялась этого. Муж грозился убить. Но так и не убил, а вот сынок смог…

— Бес?

— Да, он единственный ребёнок. Пришёл домой как раз, когда менты уходили. Они ему ещё доброй ночи пожелали. А он этой ночью матушку резанул по горлу. Никто даже и не чухнулся. Всё тихо сделал. Отец узнал только вчера под вечер. Приехал с работы пораньше. Хотел мириться, а там собака воет. У них же две комнаты из трёх. Его в отдельную жена сослала. Так она могла хоть запираться от мужа-тирана. А нож получила от сынка.

Долговязый рассказчик шёл неспешно, с каждым словом говорил всё медленнее и тише. А сердитого коренастого паренька всего трясло и распирало от таких… таких…

— Что за хрень? Зачем он это сделал, Димон?

— В тюрьму боялся попасть. Решил, что это его мать ментов вызвала. Я думаю, он на клее сидит, кстати. Об этом вся школа говорит. Поэтому так и получилось…

Да. У Лёши Безденежных на почве его страхов появилось что-то вроде паранойи. А токсикомания, казавшаяся юношеским баловством — усиливала эффект. Встретив дома милиционеров, он едва не расплакался и в ответ на их пожелания доброй ночи только дёргано хихикнул и закрыл дверь. Из комнаты буркнула собака. Побитая мать услужливо предложила сынку поужинать. Бес по привычке согласился, но есть, мягко говоря, не хотелось.

Всё же он уселся на кухне и стал давиться будничным ужином. Вдобавок ещё отец периодически залетал и расспрашивал сына, о чём тот беседовал с матерью и ментами:

— Ты им говорил что-нибудь? Я слышал, как вы поздоровались!

— Ещё бы! Сказал, что ты маму метелишь каждый вечер бухой в стельку! Обещали ещё навестить.

— Врёшь, стервец! Я тебе сейчас задницу начешу! — отец свирепел, но тронуть сына не смел. Он знал, что пацан растёт ещё хлеще его: «Хорошо, если в тюрьму не загремит». Пожалуй, что и мать ждала от Беса чего-нибудь такого. Интересно, что оба родителя просто ждали. Смотрели на мальчишку, как романтики любят наблюдать за морем. Его приливами и отливами.

А в Лёше и впрямь бушевали стихии. Он не знал, куда их деть и как от них спрятаться. Спрашивать родителей он давно бросил. Эти двое не могли решить даже собственных проблем. А мать… она проблемы только создавала. Парень ел и прокручивал воспоминания в памяти. Всё припомнилось ему в этот вечер. Это было похоже на откровение. Обиды детского сада. Трудное поступление в школу. Позорные уроки физкультуры. Родительские ссоры с драками…

Лёша наблюдал за тем, как вилка впивается в сосиску и несётся ему в рот. Затем расшибает макаронину пополам и снова спешит в рот. Всё происходило само по себе. Автономно.

Наконец, 16-летний Бес прикончил ужин. Швырнул тарелку в раковину. Достал из стола нож и, не заходя в душ, улёгся спать. Оружие он положил под подушку.

— Какой-то бред… — не мог поверить Толян.

— Ага… но я сам слышал, как он скулил за стеной: рассказывал ментам о своих мыслях, переживаниях. Вчера приехали те же самые, что ему доброй ночи желали. Ладно, Толян… — они стояли у дома Риты Писаревой. Толяну протянули узловатую ладонь для прощания.

— Дим… а что вы там в гаражах всё мастерите?

— Домик для кошек. Хотел их от Беса прятать, а теперь…

— А теперь нет Беса, — усмехнулся Толян и сам понял, что не к месту.

— Да мало ли этих бесов…

Пожав руки, они разошлись. Димон пошёл заниматься своим делом: защищать кошек.

А Толя отправился искать своё. Отчего-то ему запомнилась последняя фраза друга: «Мало ли этих бесов». И правда. Повсюду столько плохих и неуравновешенных людей. Подлость и ложь. Драки и войны. Толяну хотелось исправить хоть что-то.

Он пошёл к шалашу на дереве. Залез туда и прикинул, что можно сделать с прогнившими досками, расшатавшимися ржавыми гвоздями, косой крышей. Затем ловко слез и двинул домой за инструментами.

Неожиданно по дороге ему встретились братья Наумовы. Один из них хромал и дико сопел при каждом шаге. Видно было, что каждое движение причиняет тяжеловесу боль. Толян даже прибавил шагу, чтобы поменьше наблюдать эту картину.

Дома ждала бабушка с супом, но парень отказался. Он сделал сердитое лицо и полез на антресоль за инструментами. Найдя то, что нужно, сразу ушёл. И… вот он старый дуб и замок, за который было столько битв. И… топор с фомкой в руках сердитого коренастого паренька, который решил навсегда прекратить войну трёх дворов. Уничтожить то, что заставляло всех сходить с ума.

Он в две секунды залез наверх и принялся ожесточённо наносить удары по трухлявым доскам. Вот оторвалась первая, самая прогнившая и… вдруг через щель он увидел, что внизу толпится детвора с разных домов и вместе с ними безоружный дед Антип. Откуда они взялись все разом, было сложно понять. Толяна окликнул знакомый голос:

— Толь, мы тебе пришли помочь, — Димон веснушчато засмеялся, влезая внутрь шалаша. При нём был пакет с инструментами. Следом забиралась Рита:

— Всё правильно, Толь, трухлявые доски надо поменять. Ребята как раз притащили новенькие на смену.

Неожиданная мысль смягчила сердитое лицо: «Если разрушить этот замок, то быстро найдётся другой, за который снова станут воевать. А вот если всем вместе попытаться починить этот, то, возможно, получится всех помирить хотя бы на время…»

Внизу суетился дед Антип с досками и рассказывал народу:

— Мне Димка с Риткой сказали, что вы собрались всем миром шалаш чинить . Я сразу отрезал, что без меня не получится. Уж если дед Антип коммунизм строил, то с шалашом-то и подавно справится!

Дед вёл себя иначе, чем всегда. Куда-то пропала его извечная сварливость, и в щербатом рту весело плясала папироса:

— Конечно, коммунизм этот разрушили, но шалаш-то мы попрочнее заделаем! Вы правильно делаете, что договариваетесь, друг другу уступаете. Если б так у нас правители уступали — глядишь и страна бы не прогнила, как этот шалашик… — он то и дело смеялся собственным шуткам и прикуривал новую папиросу.

Нам школьникам летом 2000-го немыслимо было понять его слов. Мы только знали, что вот, президент вроде бы только сменился, а коммунизм развалился вообще давно. Все ребята робко улыбались и молча помогали с ремонтом.

Ещё неделю все три двора дружили и вместе чинили замок. А потом началась дождливая осень. Забираться на дерево стало опасно. Но замок выглядел уже намного лучше. И все разошлись по своим домам, так и не узнав интересы друг друга, и даже возраста.

Больше никогда эти три двора не были так дружны, как в первую неделю, следующую за летом 2000-го.

Я был среди этих ребят. И спустя столько лет всё ещё узнаю их и киваю при встрече. Мы не подружились, зато перестали враждовать. Просто летом 2001-го большинство из нас почувствовали, что повзрослели. И что пора заняться чем-то новым, а замок оставить кому-то ещё. Кто, возможно, сделает его лучше.

Ремонт шалаша объединил нас, и он же заставил каждого идти своим путём. Жаль, что не все видят подобные замки по жизни: должность, неудачные отношения, сиденье в автобусе, место на парковке, монетка для нуждающегося.

Есть замки, которые нужно оставлять, даже если они тяжело достались.

© Лёнька Сгинь

— Красивая у тебя девушка, — три мрачные фигуры стояли около футбольной коробочки, источая дым. Эту фразу выпростала самая подвижная из них. Было видно, как остальные две вздрогнули и смешались при этом. Возможно, что если бы Гена не обернулся, то ничего бы и не случилось.

Если. Бы.

Если бы ей не вздумалось танцевать на дискотеке неизвестно с кем. Если б она не позвонила ему с жалобным голосом. Если бы он всё же проявил волю и не поехал за ней на такси в три часа ночи. Если бы не согласился потом прогуляться за ручку по ночным улочкам. Если б они не срезали путь до её дома через дворы…

М-да... Гена был простым студентом и многому только учился, но давно понял, что это «если бы» никогда не работает.

— Чё ты таращишься, я не понял?!

Гена молча отвернулся и продолжил вести девушку в том же ритме. Тройка фигур сверкнула искрами бычков о землю, отделилась от коробочки и быстро настигла парня с девушкой.

— Слышь?! Чё такой невежливый? — одна из фигур вышла под тусклый свет фонаря и обнажила щербатый рот в заляпанной бородке.

Пришлось остановиться. Гена бросил взгляд по сторонам. Двое других переминались сзади, шаркая носками по асфальту.

— Ребят... — обратился Гена к щербатому, но тот дёрнулся, будто для удара. На уловку студент не попался. Только моргнул глазами и сильнее сжал руку девушки.

— Чё ты менжуешься-то? — хлопнули Гену по плечу. Все трое заржали.

— Вы поболтать хотите или по делу? — парень чуть повысил голос.

— Ого-го, а ты у нас деловой я посмотрю, — говоря это, бородач поправил ворот куртки и отвесил что-то вроде реверанса.

Тройка снова прыснула пьяным смехом.

Затем отсмеявшись, все замолкли на несколько секунд. Гена почувствовал, как дрожит маленькая ладонь, которую он безотчётно сжимал всё сильнее. Ослабил липкую хватку.

Щербатый снова закурил и так приблизился, что его бородёнка щекотнула шею студента:

— Короче, ясен-красен, что проход через наш двор платный. Мы-то в курсе, что ты и твоя тёлочка здесь нормально так время экономите, пока до дома идёте. Вон, Саня сам проверял. Да, Санёк?!

Сзади что-то пробормотали, и вдруг девушка дёрнулась, чтобы крикнуть, но её рот закрыла смуглая ладонь с грязными ногтями.

Гена стоял в ступоре и, глядя на эту картину, размышлял: «Как же эта ладонь может быть настолько темнее её лица?» Этот идиотский вопрос полностью занял сознание парня до тех пор, пока щербатый не окликнул:

— Ну?! Слышал?! Пять минут экономится! За каждую минуту по штуке. Быренько давай! — он сунул руки в карманы джинс и ссутулился.

Тогда Гена понял, что лучшего момента не представится. Он отпустил ладонь девушки и уже сжал кулак, чтобы...

— Ну-ка, сука... — прохрипело над ухом, а ножик щёлкнул у самого горла студента.

Гена попытался двинуться, но кончик лезвия кольнул кадык. Тогда парень разжал ладонь и сунул в нагрудный карман куртки. Там за подкладкой у него всегда лежало две трижды свёрнутые пятёрки. Рука стала елозить в попытке отделить одну бумажку от другой, но тут вмешался щербатый, рванув Гену за рукав. Рыжие купюры спланировали на асфальт.

— О! Вот это я понимаю, — похвалил бородач, нагибаясь, — мужской подход. Тут и на урегулирование всех проволочек хватает. Всё, свободны!

Парня с девушкой отпустили. Фигуры вновь соединились с темнотой.

До дома шли молча. Когда подошли — начало светать. В окне над её подъездом уже сидел какой-то древний дед и дымил папиросой.

— Так и будешь всю жизнь откупаться?! — вдруг бросила она перед самым подъездом. Гена увидел, как вздрогнули её губы и нервно заползали по лицу.

— Что ты говоришь такое, малыш? — он сделал движение, чтобы обнять её.

— Не трогай! — она сорвалась на визг.

— Молодёжь, не ссорьтесь там! — прилетело из-за козырька дедовское напутствие, — Живите дружно.

Она бросила на Гену презрительный взгляд и молча исчезла в подъезде.

Студент сунул руки в карманы, ссутулился и побрёл домой, глядя под ноги. Потом, спустя два квартала вспомнил, что также сутулился и мерзкий бородач. Выпрямился и вдруг заметил кошелёк посреди дороги. Подобрал и заглянул внутрь. Там лежало чуть меньше 15 тысяч рублей. Гена огляделся. Рядом стояла молчаливая пятиэтажка. Во дворе не было никого.

Поначалу парень обрадовался такому неожиданному подарку судьбы, но потом, дойдя до дома, посмотрел на всё иначе.

* * *

— Нет, знаете что... позовите администратора. Мне не очень-то понравилось, как вы меня обслужили, — произнеся это, сухая бабулька сморщила решительный рот.

— Извините, но у нас нет никакого администратора. Мы работаем посменно по одному человеку, — Настя говорила сухо и учтиво, сидя в кофейном ларьке. К скандальной бабушке она давно привыкла. Та приносила по 100 рублей каждую неделю, брала маленький латте и всегда капризничала.

— Тогда позвоните вашему главному. Я хочу, чтобы он знал, что за разгильдяйки у него работают.

— Вот книга жалоб. Это будет ваша... не знаю. Стотысячная жалоба. Дать ручку?

— Будьте любезны, юная леди...

Пока старушка сочиняла очередные вирши, Настя написала работодателю эсэмэску: "Сегодня 15. Отпусти домой. Голова болит. Заберу выручку в счёт сентября?"

— Вот ваши ручка и книжка. Надеюсь, это послужит вам уроком, — высказавшись, бабушка отчего-то медлила с уходом.

— Да, всего доброго! — уважительно и пустынно поторопила Настя.

— О потерянном не плачь, внучка. Всё возвратится... — внезапно лицо бабульки подобрело, но появился новый клиент и старческие губы снова сжались. Она ушла.

Пока Настя готовила кофе, прилетела ёмкая эсэмэска от работодателя: "Ок."

Настя взяла деньги из кассы, закрыла ларёк и поехала. До дома было 5 километров на велосипеде. Девушка преодолевала их за 20-30 минут. В зависимости от погоды, светофоров и настроения.

И, возможно, если бы Настя не отпросилась с работы на час пораньше. Если бы не ехала так быстро. Если бы светофоры не загорались ей в руку. Если бы её задержала хоть какая-то нелепая мелочь вроде зазевавшегося голубя на дороге...

Тогда жизнь осталась бы такой же спокойной и тягостной, как весь последний год.

Если. Бы. Никогда не работает.

Настин парень никак не мог найти работу. Уже год. Бог весть, кем он пытался стать, но карьера упорно не давалась. Приходилось чем-то занимать время: гитара, стихи, сигареты. Всё это Насте, в целом, нравилось. А безденежье... временная трудность.

Поэтому, пристегнув велосипед на первом этаже, девушка радостно взбежала на пятый. Надеялась сделать сюрприз...

Настя встретила её в дверях собственной квартиры. Каких-нибудь пять минут и не было бы никакой измены в Настиной голове. Всё осталось бы по-прежнему.

— Настю-ю-юш, — брови гитариста скрылись за поэтической шевелюрой, губы превратились в нечто, похожее на пупок, — сейчас я всё объясню, малыш... До свидания!

— Да, до скорого свидания, — хмыкнула Настя, глядя вслед костлявой брюнетке, — Надо же... вообще на меня не похожа.

Она вошла в квартиру, и, вздохнув с хлопком двери, попросила:

— Давай, собирайся, дружок. А я погуляю пока.

— Ну малы-ы-ыш... это ученица...

Он пытался оправдаться, но в Насте что-то щёлкнуло. Можно даже подумать, что она ждала какого-нибудь дурацкого повода вроде этого.

Через полчаса девушка сидела в баре, водя пальцем по окаёмке бокала. Рассказывала что-то стервятнице-подруге. И сама не верила в свою решительность:

— Ну а что я могла сделать?

— Ты молодец, — кивала подруга, строча кому-то бесчисленные эсэмэски.

А потом Настя уже ничего не помнила. Да это и ни к чему. Расплатившись с таксистом, она неуверенно покинула машину и потеряла кошелёк.

* * *

Этот кошелёк и нашёл Гена. Обычный студент. Днём: работа. Вечером: учёба. По выходным: уже ничего.

Поразмыслив, он вскоре развесил объявления на всех подъездах Настиной пятиэтажки: «Потерявшему портмоне звонить по номеру такому-то». Именно в такой формулировке. Со странным словом «портмоне».

— Алло!

— Да?

— Здравствуйте! Это я потеряла… портмоне.

— А! Вы хозяйка кошелька?

— Да…

— Хмм… здесь есть банковская карточка. Принесите паспорт, чтобы удостовериться. Я живу по адресу такому-то.

Девушка пришла. Показала паспорт. Гена отдал кошелёк и отказался от какой-либо награды. Они коротко поговорили о чём-то бессмысленном, как чужие люди. Насте только запала в душу одна фраза, небрежно брошенная Геной:

— Все под Богом ходим. Один теряет, другой находит.

— Хорошо. Спасибо вам!

И разошлись, так и оставшись чужими.

* * *

Всё это обычная череда совпадений. По сути, встреча Гены и Насти ничего не изменила в их судьбах.

Гена продолжил страдать по своей бывшей, которую давно не любил, а просто нуждался в ней, как в сигаретах.

Настя вопреки логике тоже страдала по своему бывшему. И, хоть это она прекратила отношения, но ломку испытывала даже более сильную.

Пожалуй, что истерзанные неудачной любовью люди и впрямь напоминают наркоманов. Оттого зачастую и не видят тех знаков, что преподносит им судьба.

Но иногда судьба бывает дотошнее старухи, смакующей пенку латте на шершавом языке.

Спустя месяц или полтора, когда обоим следовало вволю настрадаться своим прошлым, Настя случайно набрала номер Гены. В доказательство она так и сказала:

— Ой, простите... я вам случайно позвонила, — но трубку не положила.

— Что ж, — помолчав пару секунд, ответил парень, — тогда и вы меня простите, что случайно ответил.

И было уже не важно, какую глупость они друг другу говорят. Это чувство щёлкнуло так же оглушительно, как нож у горла. Оно следовало за этой парой повсюду, заставив позабыть о времени.

За прошедший месяц Гена тысячу раз повторял себе, что никогда не вернётся в это место, но странная штука, влюблённость...

— Красивая у тебя девушка, — три мрачные фигуры стояли там же, будто изваяния, а футбольная коробочка была их пьедесталом. Косолапо сдвинувшись с места, они направились вслед за парочкой, упорно их не замечавшей.

— Где же ваши манеры, молодые люди? — преградив дорогу влюблённым, щербатый бородач вгляделся в Гену, — о, постоянный клиент!

На этот раз Гена не стал медлить и сразу замахнулся кулаком. Удар получился сильным и точным, угодив по щербатой челюсти. Бородач, не ожидавший такой дерзости, сделал два нетвёрдых шага назад и грохнулся на асфальт.

Гена всё ждал, когда же щёлкнет злополучный ножик над ухом и даже подумал, что его могли порезать, а он не почувствовал из-за какого-нибудь взрыва адреналина. Студент стал прислушиваться к своему телу и вместе с этим обернулся.

Во мраке он разглядел ещё двоих хулиганов. Оба лежали на асфальте, закрыв лица.

Вдруг подул ветер, и Гене защипало глаза.

— Бежим быстрее отсюда! — Настя подхватила его за руку. Об асфальт звякнул пустой баллончик.

Они понеслись прочь сквозь темноту, держась за руки и смеясь, как дети.

С неба посыпал первый снег. Их лица обжигал морозный ветер, а ноги то и дело попадали в ледяные лужи.

Но этим двоим теперь всё было нипочём. Они, наконец, нашли друг друга и вместе решили перевернуть весь этот мрачный мир.

© Лёнька Сгинь