Баба Нюра в засаде
Долговязая соседка не унималась, развивая бурную огородную деятельность, поэтому вот уже неделю баба Нюра сидела в засаде, в которую сама себя и засадила. Не то что бы ей это нравилось, но приходилось, потому что она была профессиональным бдуном, или бдуньей, это кому как нравится. Бдила она из-за забора на улицу с утра до вечера и за всеми подряд, почти не прерываясь на просмотр телевизора. Конечно, деревенская улица – это вам не богемный бомонд и персонажи здесь не Джигурды с Волочковыми, но зато натурпродукт, в житейском, так сказать, естестве.
Взять, к примеру, Аську. Сидит цельными днями дома, на работу не ходит, на огороде не пашет, токма и действий у неё – по телефону трёкать, на крылечке курить да местных котов подкармливать. Обложилась по периметру участка пластиковыми тарелками с кормом – не дом, а минное поле – ни дать ни взять, старая дева! Так ведь и мужик у неё есть и дочка. Но те хоть на работу да в школу ходют, а Аська нет. Ленивица, тьфу! Небось, она бабы Нюриного Барсика извела своими кормами. Как есть отравила! Баба Нюра ей так и сказала, мол, убийца ты проклятая, Аська, выдай хоть тело убиенного тобою кота. А та только пальцем у виска покрутила – видать, гайки подтянула – окурок в жестянку бросила и в дом ушла. Чистая ведьма!
А вот у Лёльки сын дурачок. Как есть, дурачок! С детства был дурачком, дурачком и помрёт. Не свой смертью, ясен перец, с такими-то товарищами. Баба Нюра помнит времена, когда договязая соседкина дочь была маленькой и сидела вся в ветрянке на карантине. Гулять выпускали зелёного леопарда не дальше собственного двора, а чтоб не скучно было, вручили страдалице ножницы и неисчислимый урожай породистого чеснока. Как уж туда просочился сопливый Данька, и откуда он взял котёнка, не известно. Только через десять минут долговязая взвизгнула и заревела, а ещё через полсекунды, Данька выскочил за калитку и скрылся в неизвестном направлении. Швырнул, дурачок, котёнка в деваху, а у той руки чесноком заняты. Котёнок с перепугу когти-то и выпустил, притормозил, значит, об её бриллиантово-зелёную личину. Данька поначалу заржал, а когда увидел наливающиеся кровью царапины, перепугался, паршивец, и удрал. Только Лёлька его не наказала, его вообще не наказывали, а потому вырос он полный сюрпризов и внезапностей: то машину батину по синьке разобьёт, то деньги прогуляет, то детей на стороне наделает, а главное, тоже не работает. А куда его возьмут с незаконченной ПТУшкой? Всё это баба Нюра знала, но орать на повзрослевшего и раскабаневшего Даньку побаивалась. Всё же какой никакой мужик. А мужик, даже слабый, – это сила! А силу баба Нюра очень уважала, пусть и дурную, поэтому к соседям мужского пола обращалась вежливо.
Баба Нюра вздохнула, вспоминая былое. Были же засады так засады! Никаких Санта-Барбаров не надо! Тут тебе и розы в навозе, и богатые нифига не плачут, и рабыни Изауры на каждой фазенде. И женились, и разводились, и детей рожали – всё на виду. А теперь отгородились заборами да стенами, а посреди улицы лужа – ни дать ни взять крепостной ров! Не засада – тоска смертная.
Кто-й та? Баба Нюра метнулась на всполох нежно-розового. А-а-а, Верка невестку да внука выгуливает вдоль рва. Нос задрала, будто наследного принца в коляске везёт, а Полинка-то при ей, чиста светска львица! Грива белая ниже ягодного места и платье шёлково короткое, ляхи как раз для местной комарильи на прокорм! Ишь, вышагивают. Раут у них или рандеву – не поймёшь, в общем, ритуал вечернего моциона. Сейчас до дома дошкандыбачат, Верка с внуком дальше пойдут гулять, а Полинка сядет на вкопанную в землю покрышку, блонды свои блестючие по плечам размечет и с томным взором станет мужа с работы поджидать. И псина, ей под стать, тоже мелкая и блондинка, со двора выкатилась и к хозяйке на руки. Не собака, а срамота!
Вот прежде были собаки! Кобели цепные! Хозяйство сторожили – к дому можно было подойти, только предъявив имена-пароли-явки и обратившись к другу человека по имени и отчеству. Баба Нюра уважала псов даже больше, чем мужиков! А вот у энтих, долговязых, что напротив, собак отродясь не было. Потому никакого бабы Нюриного уважения они не снискали. Она даже в ночи экспроприационные рейды устраивала на соседский чеснок. А куды им столько? Против упырей что ль?! Сами виноваты, ибо неча без собаки жить.
А Полинку жалко. Такая красота в крепостных рвах погибает, чистая картина! А муж у неё, тьфу, плюгавенький, хрипатый! Дом – полная чаша, конечно, но вот сараюшку свою к баба Нюриному огороду они зря прилепили! Разум её возмущённый прям вскипел до белого пару. Пришлось супостатов децибелами брать. И ведь взяла. Снесли они сараюшку – уважили старость. Вот что значит правильный подход к людям.
О, врачиха на барбухайке к соседкиному дому прикатила! Никак плохо соседке-то? Да что-то быстро укатила. Небось, соседка придурает. На ней ещё пахать да пахать! За её ж всю жизнь муж всё делал, не то что за бабой Нюрой – у ней три мужика было, и все скоропостижно почили.
Комары, однако, повылазили. Пора бы из засады домой вертаться, там скоро передачи всякие начнутся про личную жизнь звёзд.
Понятно и без слов
Больше комиксов и приколюх в ТГ: https://t.me/docvatson_public/ или ВК: https://vk.com/docvatson_art
Синдром «бабы Нюры»
Баба Нюра не находила себе места. К недавно овдовевшей соседке приехали гости – долговязая дочь и мелкая блондинистая пигалица. Так мало того, что приехали, ещё и машину поставили прямо на её, бабы Нюры, лужайку. Казалось бы, поставили и поставили – место у соседского дома заросло бурьяном, не припаркуешься, а у её дома хоть автопарк ставь. Но в голову лезли навязчивые мысли про многолетнюю стрижку российских сорняков на манер аглицких газонов, про то, что теперь именно к этому месту, у дома быбы Нюры, не подъехать ни скорой, ни газовой службе, ни лихому цыгану-ассенизатору, заведующему всеми выгребными ямами в окрестностях.
«У собственного дома им не ставится!» – неистовствовала баба Нюра, мечась у окошка. И вообще, чего припёрлись? Ведь так славно было – соседка совсем немощная, одинокая да несчастная, не чета ей, верховодящей невестками да зятьями. А теперь что выходит? Не такая уж и несчастная эта соседка, не такая одинокая? Выходит, лужайку она прячет под бурьяном сознательно, чтобы досадить бабе Нюре? Баба Нюра схватилась за горло – её душила жаба.
Наконец долговязая и пигалица вышли из дома и направились к машине. Баба Нюра кобанчиком метнулась на улицу и включила режим «бензопилы», мол, кто на машине ко мне на лужайку заехал, тот на машине и уедет, токма оплёванный с ног до головы.
— Вот, приезжал цыган мне яму откачивать, – самозабвенно врала баба Нюра, потрясая сухоньким кулачком, – а место занято! Так и уехал! Нужно опять вызывать! А вдруг скорая?! А вдруг газовщики?!
Девицы, интеллигенция хренова, лишь недоуменно качали головами и с улыбкой обещали, что так больше не будут.
И ведь не стали. Последующие дни доказали, что баба Нюра своими криками вызвала цунами. Долговязая соседкина дочь развила бурную деятельность по расчистке бурьяна – с утра до ночи полола, резала и триммерром стригла траву, кромсала секатором сухие колючие ветви не в меру разросшейся облепихи, набивала мешки мусором и собственноручно таскала на свалку. Ещё эта лошадь здоровенная перекатывала годами сидевшие в земле камни, явно расчищая площадку для подъезда транспорта. А может, не лошадь, а ведьма! Законы физики бабе Нюре знакомы не были, зато про ведьм она знала всё.
По мере того, как дом соседки хорошел, бабе Нюре становилось всё хуже и хуже. Она немедленно вызвала газовую службу и всех родственников. Чтобы долговязая видела, озадачила стрижкой травы на огородных полях и злосчастной лужайке зятя. Когда тот, вымученно улыбаясь, с видом былинного богатыря‐косаря вышел на просторы с бензиновой газонокосилкой, баба Нюра радостно сообщила соседям, что её газон стричь приехали из самой столицы России Москвы, и изложила подробный план структуры стрижки газонов и борьбы с бурьянами. Соседи отмахивались и испуганно прятались по домам.
Одной огородной работой долговязая не ограничилась. Она вечно что-то таскала из магазина, возила куда-то мать на такси и, вот зараза, постоянно чему-то лыбилась. Баба Нюра продолжала шпионить за вражескими действиями, в глубине души понимая, что ещё немного, и ей придётся вызывать скорую или, на худой конец, цыгана-ассенизатора.