Турнир по CS:GO
Вслушайтесь в то, что скандируют люди на трибунах.
Русский мир победил)
0 просмотренных постов скрыто
Gazeta Wyborcza (Польша): «Москва долго была слишком доброй и мягкой»
Автор репортажа из Москвы описывает впечатления от тренинга для молодых политиков из Европы, во время которого те встречались с официальными лицами и экспертами, пытаясь понять, как выглядит реальность с российской точки зрения. Столкновения западного идеализма и российской реальной политики европейцы увидели во время совместной стратегической игры, в которой они должны были урегулировать воображаемый конфликт.
ак называемый Запад в течение многих столетий разрастался благодаря колонизации. Россия не захватила и не поработила ни единой страны. Если мы взглянем на предыдущие века, когда она расширяла свою территорию, мы увидим, что она всегда была, скорее, тем, кто дает, чем тем, кто берет», — объяснял председатель комитета Совета Федерации по международным делам Константин Косачев. 20 представителей ЕС (в особенности его восточной части) демонстрировали возмущение, но Косачев не обращал на них внимания: он говорил по-русски и обращался к телекамерам, стремясь убедить не нас, а своих соотечественников.
«Запад, — рассказывал он, — под прикрытием экспорта демократии на самом деле продвигает свои интересы, а одновременно навязывает силой свои ценности и либеральный порядок. США и Европа хотят обладать монополией на правду, но если мы соскоблим внешнюю позолоту, мы увидим „реальную политику": сильные повелевают слабыми, богатые властвуют над бедными, умные — над глупыми. Запад возмущается по поводу якобы имевшего место нарушения территориальной целостности Украины, а сам нарушал территориальную целостность в Косово. США осуждают Россию за то, что та якобы вмешивалась в их выборы, хотя сами без зазрения совести меняют руководство разных стран по всему миру. Резюмируя, можно сказать, что Запад действует лицемерно. Есть ко мне вопросы?»
А здесь застрелили Немцова
Дорога из Шереметьево в Замоскворечье, район в центре Москвы, около полуночи занимает примерно час, днем следует добавить еще один: московские пробки вошли в легенду, и в этой легенде нет ни малейшего преувеличения.
Таксист — худой седоголовый человек лет 50-ти говорил только по-русски. Уровень моего владения русским колеблется от нулевого до слабого, так что разговор не клеился. Водителя это не смущало, и он демонстрировал мне достопримечательности, мимо которых мы проезжали: «Вот стадион Динамо, там купола храма Христа Спасителя, здесь рождественская иллюминация, красиво, правда?».
Иллюминация действительно производила сильное впечатление: она выглядела так, будто проект разрабатывал любимый архитектор Саддама Хусейна, только с еще большим размахом. «Красиво», — согласилась я. «Вот Кремль, — продолжал таксист. — А на этом месте застрелили Немцова. Вы первый раз в Москве?» — спросил он после минутного молчания. «Второй», — ответила я.
Четыре года назад я делала интервью с Дмитрием Глуховским — автором цикла постапокалиптических романов, действие которых разворачивается в московском метро. В этот раз я приехала на трехдневное мероприятие под названием «Российские реалии для новых европейских лидеров». Со стороны России организатором выступал глава влиятельного Совета по внешней и оборонной политике Федор Лукьянов, а со стороны Европы — известный болгарский политолог Иван Крастев и его Центр либеральных стратегий.
Среди «новых европейских лидеров» оказались журналисты, молодые политики и аналитики из Германии, Франции, Италии, Словакии, Австрии и Польши, а платил за все Фонд имени Роберта Боша (Robert Bosch).
Россия защищает права меньшинств
«Будучи гражданкой государства, часть которого в течение 123 лет находилась под российской оккупацией, и которое позже в течение 45 лет окружал „братской заботой" СССР, я позволю себе не согласиться с тезисом, что Россия никогда не захватывала других стран», — заметила я. Косачев вежливо улыбнулся. Журналисты уже свернули свои камеры, так что мы перешли на английский. «Я бы хотела спросить о другом. Вы говорили, что существуют три вещи, которые объединяют всех: каждая страна хочет благосостояния, безопасности и уважения. Как это соотносится с отношениями между Россией и Украиной?».
Сначала Косачев подчеркнул, что «под российским правлением не исчез ни один национальный язык», а россияне «делились своими национальными ценностями, но не стремились заменить ими местные культуры». Потом началась длинная лекция о том, что после распада СССР, конечно, появились национальные государства, однако, по своему этническому составу они оказались неоднородными. В каждом из них от стран Балтии до Грузии и Украины осталось русское меньшинство, и Россия заботится лишь о том, чтобы соблюдались его права. Киев «решил спровоцировать конфликт» и начал создавать русскоязычным проблемы, а это «очень чувствительная тема» для Кремля. «Проигнорировать ее — означало бы для любого президента совершить политическое самоубийство. Россия просто вступилась за своих. Кто говорит иначе, ошибается или лжет», — подытожил Косачев.
Россия не нападает, она только защищается
В книге «Путь к несвободе» Тимоти Снайдер (Timothy Snyder) пишет об идеологии (он называет ее «политикой вечности»), которая лежит в основе российского подхода к пониманию мира. В его рамках одухотворенная Россия всегда выступает жертвой козней материалистического Запада. Она не нападает сама, а лишь защищается. «Она никому не причиняет вреда, вред причинить могут только ей, поэтому любая ответственность с нее снимается». Снайдер отмечает, что Москва использует избирательный подход к истории: она выбирает из нее моменты имперских триумфов, которые используются в качестве обоснования современных претензий на сферу влияния в Восточной Европе и Средней Азии, или «удары в спину», позволяющие объяснить, почему Россия враждебно относится к своему окружению.
Вячеслав Никонов — депутат, телезвезда, а одновременно внук Вячеслава Молотова (один из глав польского МИД назвал его однажды «внуком пакта Молотова — Риббентропа») предложил «новым европейским лидерам» менее деликатную трактовку российской стратегии. Выглядел он при этом очень довольным.
«Вы знаете, когда Киев впервые подвергся вторжению? Ровно тысячу лет назад. На него напал польский король. В тот момент началась эта игра, а когда она закончится, я не знаю, наверное, еще через тысячу лет. Мы хотим добрососедских отношений с Украиной, но вы всеми силами стараетесь нам помешать. Особенно отличилась в этом плане Америка. Именно из-за американцев Украина лишилась Крыма и практически утратила Донбасс», — рассказывал Никонов.
«Россия не имела к этому никакого отношения? Она не аннексировала Крым, не отправляла „зеленых человечков" в Восточную Украину?». «Мы не имели ничего общего с путчем 2014 года и свержением законного президента. Что касается Крыма, то Европа проигнорировала волю народа: больше 90% крымчан проголосовали за присоединение к России. Так же было с Абхазией, Осетией, Чечней. Крым — автономная республика, согласно Уставу ООН он имел право на самоопределение», — парировал Никонов.
Россия заинтересована в существовании сильной Европы
Россияне во многом правы, говоря, что Запад (в первую очередь США) лицемерит, занимаясь так называемым экспортом свободы и демократии. Во время холодной войны многие страны Южной Америки, а позже Иран испытали на себе отрицательные последствия этого процесса. Однако указывать на лицемерие других опасно, ведь если вы не благочестивее жены Цезаря, вы выставляете себя еще большим лицемером. Кроме того, в жалобах на Запад слышится обида: они, прикрываясь громкими лозунгами, занимаются своей «реальной политикой», а цепляетесь вы к нам, мы что, хуже?
Мотив высокомерия Запада появлялся в разговорах с российскими политиками регулярно. «Вместо того чтобы относиться к России с уважением, которого заслуживает империя, США и ЕС обращались с ней как с второразрядным игроком, принимали решения через ее голову. В результате, — убеждали россияне, — вы утратили шанс наладить плодотворное сотрудничество. Россия заинтересована в существовании сильной Европы, такой, которая будет знать, что отвечает ее интересам, с которой можно поддерживать стабильные и прагматичные контакты».
Ошибка Москвы заключалась максимум в том, что «она слишком мягко и вежливо артикулировала свои интересы в сфере безопасности». «Россия относится к миру настолько же дружелюбно, насколько мир к ней. Америка заинтересована лишь в глобальном доминировании, нас она подавить не может, и это ее расстраивает. Единственное, что нам остается сделать, чтобы осчастливить Запад, — исчезнуть», — подчеркивает Никонов.
Маша Гессен, написавшая биографию Путина и книгу «Будущее — это история», в которой изображается жизнь России с перестройки до 2016 года, называет такой подход политикой обиды. На ее взгляд, не имеет значения, какой (более или менее жесткий) подход изберет Запад: российское чувство обиды, за которым скрывается комплекс неполноценности, будет лишь усиливаться.
Вопрос в том, не вредит ли Россия сама себе, обижаясь, что ее никто не любит и не уважает. Казалось бы, настоящая держава должна быть выше критики разных мелких стран, ведь они ничего не могут ей сделать. Какой смысл принимать близко к сердцу то, что говорит, например, Польша? «Все так, но как раз Польша достаточно велика, чтобы нанести оскорбление. А вот я, будучи болгарином, могу говорить что угодно: никто не станет обижаться на Болгарию, это было бы нелепо».
Важные государства игнорировать опасно
На почетном месте в списке обид России находится расширение НАТО. «Попробуйте взглянуть на ситуацию с российской перспективы. Не придавать значения тому, что соседняя страна присоединяется к военному союзу, который мы считаем угрозой, было бы безответственно. Москва смирилась с интеграцией стран Балтии и Восточной Европы, но, на наш взгляд, это политика свершившихся фактов, поэтому мы предостерегли НАТО: вы находитесь на нашей территории, не пересекайте красную линию, иначе мы ответим. Стремление Грузии и Украины присоединиться к Североатлантическому альянсу было явной военной провокацией. России пришлось ответить, ведь речь шла о нашей национальной безопасности», — объясняет политолог Алексей Чеснаков.
Никонов облекает эту идею в более краткую форму: «Важные государства игнорировать опасно, ведь это может обернуться неприятными последствиями». Никонов руководит фондом «Русский мир», который продвигает одноименную концепцию, исходящую из идеи, что национальность — это прежде всего язык и культура (разумеется, русские). С 2017 года понятие «русский мир», как пишет в своей книге «Утраченное царство» историк Сергей Плохий, стало неотъемлемой частью внешнеполитической стратегии Кремля. По мнению Путина, которое он высказал в своем выступлении 2006 года, «русский мир может и должен объединить всех, кому дорого русское слово и русская культура, где бы они ни жили — в России или за ее пределами». С этой целью создавался Евразийский союз — военно-политический блок под руководством Москвы. Украине полагалась роль главного украшения русского мира, но неблагодарные украинцы отказались от сотрудничеств. При этом им помогал Запад.
Оранжевую революцию 2004 года Путин счел американской провокацией. Осенью 2013 года пророссийский президент Янукович отказался подписывать соглашение об ассоциации с ЕС («эта инициатива была огромной ошибкой Европы», — указывает Косачев), а в Киеве начались выступления украинцев, предпочитавших Европейский союз Евразийскому: Кремль назвал протесты очередным вмешательством Запада. Когда «евромайдан» сверг Януковича, Москва отреагировала: она начала дестабилизировать ситуацию в Донбассе и аннексировала Крым, то есть провела референдум, результаты которого напоминали о советской эпохе: в Севастополе за присоединение к России проголосовало чуть ли не 123% избирателей.
«Все имеет свои пределы. Наши западные партнеры перешли черту, вели себя грубо, безответственно и непрофессионально. Насколько нужно потерять политическое чутье и чувство меры, чтобы не предвидеть всех последствий своих действий. Россия оказалась на рубеже, от которого не могла уже отступить», — удивлялся Путин в марте 2014 года.
Слабый может пасть жертвой сильного
С российской точки зрения суверенным государством нельзя назвать не только Украину. «Суверенных государств мало. Грузия и Украина к ним не относятся, ведь ими управляют из Вашингтона», — констатирует Никонов. «А Германия?» — интересуется Франциска, представляющая партию немецких «Зеленых». «Тоже нет».
Обычно суверенитетом называют способность государства самостоятельно управлять своим функционированием, не подвергаясь воздействию каких-либо внутренних или внешних факторов. Для россиян основной атрибут суверенитета — это сила: сильные государства суверенны, а слабые могут пасть их жертвой.
«Суверенитет с точки зрения России — это не право, а способность защищаться. Им обладают государства, располагающие ядерным оружием и вышедшие на определенный уровень экономической самодостаточности, а также (с недавнего времени) способные создать национальный интернет. Перефразируя Оруэлла, все страны равны, но некоторым из них также повезло быть суверенными», — говорит Крастев.
Это всего лишь игра
Столкновение западного идеализма (или лицемерия) с российской политикой возвращения достоинства (или «реальной политикой») мы смогли наблюдать на третий день в ходе стратегической игры. Гостей из Европы и представителей хозяев разделили на группы, представляющие НАТО, ЕС, ООН и Россию, и предложили им урегулировать воображаемый кризис.
Согласно сценарию, парламент Басарабии (поразительно напоминающей Молдавию) внезапно решил заключить союз с соседним государством, с которым она была исторически связана. Проблема заключалась в том, что первая страна была бывшей советской республикой, а вторая — членом НАТО, в регионе сталкивались интересы более и менее крупных игроков, а одновременно просыпались националистические настроения. Инициатива Басарабии запустила такую цепочку опасных событий, что мир оказался на грани третьей мировой войны. В итоге, однако, всем сторонам удалось достичь компромисса и избежать ядерного апокалипсиса.
Игра продемонстрировала, насколько отличаются методы, которые используют разные стороны. «Моя группа, ООН, была смешанной, европейско-российской, с психологической точки зрения это оказалось очень интересным. Мы хотели незамедлительно созвать заседание Совета Безопасности, а если это не поможет, вмешаться в ситуацию. Европейцы, в свою очередь, говорили: „Спокойно, мы как-нибудь договоримся, существует международное право, институты, нормы"», — рассказывает Евгения, выступавшая координатором от России. «Это, видимо, были западные европейцы. Мы, представители Восточной Европы, начали бы искать дыру в системе», — добавляет венгерский депутат Петер.
Я спросила у Крастева, как появилась идея отправить «новых европейских лидеров» в Москву. «Во-первых, на Западе дискуссии о России редко посвящены ей на самом деле, — объяснил он. — Когда у нас все хорошо, мы говорим, что она стоит на грани краха, а когда у нас возникают проблемы, начинаем считать ее всемогущей. Сейчас мы видим в ней великолепно отлаженный механизм, который позволяет россиянам постоянно побеждать. Я думаю, что реальность выглядит иначе. Кроме того, после крымских событий мы начали приглашать только тех россиян, которые нам нравятся, а Москва — только тех представителей Запада, которые разделяют ее взгляд на мир. Я решил, что на этот раз мы сами выберем тех, кто отправится в Россию, а российская сторона на свое усмотрение организует нам встречи. Также меня интересовало, как меняется российская политика со сменой поколений. Карл Шмитт (Carl Schmitt) говорил, что победитель становится нелюбознательным. Я считаю утрату любознательности очень опасной, но это может произойти с каждым, кто занимается политикой».
Показать полностью
На тему русского мата в англоязычном интернете
Раз уж пошла такая пьянка и благозвучные для нас Хуеслы больше не будут рассекать ровные дороги Калифорнии есть идея для русификации всего мира, чего уж там.
В Реддите скажем опубликовать клип арабских деток о своей прекрасной стране.С комментариями про длинный шмель и кибитку.
Это как минимум всколыхнет асашай, возможно клип переживет вторую молодость да и словарный запас американцев неплохо пополнится эвфемизмами.
Путин: либерализация выдачи российского гражданства
Процесс выдачи российского гражданства соотечественникам необходимо упростить, в том числе для решения демографических проблем. Об этом заявил президент России Владимир Путин в ходе прямой линии.
Об упрощении этой процедуры президента попросили беженцы из Донбасса, живущие в Батайске, Ростовская область. Они заявили, что хотели бы быть полезными и работать, но не могут из-за бюрократических проволочек с получением документов.
«Мне даже неловко слушать о том, что до сих пор существует проблема с трудоустройством. Мы уже неоднократно обращались к этому вопросу. И я уже давал поручения миграционной службе обратить на это внимание, сделать соответствующее предложения и отрегулировать эти вопросы в действующем законе», — сказал президент, обращаясь к главе МВД Владимиру Колокольцеву.
Он также подчеркнул, что соответствующие законопроекты уже вносились на рассмотрение, но так и не были реализованы.
Президент добавил, что упрощение процедуры выдачи российского гражданства поможет решить разные проблемы в России, в первую очередь демографическую, которая негативно влияет на экономику. Путин пояснил, что из-за спада рождаемости в 1990-х годах число женщин детородного возраста в стране сокращается, и к 2032 году сокращение достигнет 25 процентов.
По мнению главы государства, возвращенные из-за рубежа соотечественники и все, «кто считает себя кровно связанными с русским миром», помогли бы исправить ситуацию. «Мы вообще должны пойти по пути либерализации всего, что связано с сферой приобретения российского гражданства», — заключил он и потребовал принять кардинальные меры.
Показать полностью
Не пожать плоды, не взрастив их
Пожалуй, одна из самых хороших статей Кураева за последнее время.
Концепция «Русского мира» была изначально прекрасной. Она имела аналоги – такие как, например, Институт Гёте, представительство которого Германия открывала в разных странах мира для того, чтобы напоминать о лучших образцах своей национальной культуры. Той культуры, которая для всех и которая вне политики.
К сожалению, наши горе-стратеги решили пожать плоды этой идеи, толком еще даже не взрастив их, подобно китайцам из анекдота, которые выкапывали только что посаженную картошку, потому что «кушать очень хоцца». Инициаторы поспешили с «фиксацией политической прибыли». В результате сегодняшний «Русский мир», увы, воспринимается многими его адресатами как пошлый инструмент сиюминутной и далеко не всегда продуманной политики кремлевских башен. Пошлый – потому что профанирует действительно высокие слова и имена. Посему люди – в том числе даже соотечественники, живущие в других странах – зачастую отшатываются, отказываются от того, чтобы в этом участвовать. В известном смысле теперь этот актив стал «токсичным» не только для государства, но и для православной церкви.
Русский мир – это еще и общая вера, и она могла бы способствовать смягчению, гуманизации ситуации на Украине. Но только если бы сама Русская православная церковь, патриарх Кирилл старательно следили за тем, чтобы держаться вне политики. Этого, однако, не происходит. Напротив, церковные ордена демонстративно, публично присваиваются, например, людям, которые являются наиболее активными проводниками пропагандистской линии России, и происходит это в момент наивысшего накала противостояния. Как после такого отрицать, что политическая нейтральность РПЦ и ее предстоятеля – не более чем маска, которая при этом еще и не очень аккуратно носится?
Справедливости ради надо признать, что гипотетический уход той же Украинской православной церкви из того, что можно назвать московским политическим контекстом, немедленно приведет ее в другую ловушку: она вляпается в контекст чисто украинский. Сама необходимость доказывать каждый день, что «мы свои, буржуинские», толкает именно к этому: демонстративная забота о ветеранах АТО, снабжение подразделений гуманитарной помощью, отпевание их как героев, декларации «за единую Украину» и прочее. То есть это все, конечно, неизбежные в тамошнем контексте вещи, но они означают, что сохранять политический нейтралитет не удастся.
В теории конструктивный диалог между различными конфессиями на Украине возможен, вопрос лишь в том, кто и когда поставит себе такую цель. Возьмем, например, свежий скандал зимы 2017–2018 гг. в Запорожье, где священник отказался отпевать мальчика, крещенного в Киевском патриархате. В поддержку такого решения местного священника выступил и его митрополит, и даже Москва. И в таком малозначительном эпизоде просматриваются тенденции, которые будут определять особенности межцерковных отношений на Украине на годы и десятилетия вперед.
С точки зрения канонов, крещение, совершаемое даже в расколах, признается нашей церковью – об этом говорит правило Василия Великого, действующее еще с IV века. Поэтому ни католиков, ни униатов православие не перекрещивает. Даже мирянин может крестить. Крещение, совершенное человеком, лишенным сана – это все равно крещение. Другое дело, что у каждого епископа есть право икономии (домоустроительства) – временной приостановки действия канона для данного случая, если он считает, что это пастырски необходимо. И когда принцип акривии (строгого следования канону) говорит, что крещение человека надо признавать, икономия позволяет толковать канон в сторону как его смягчения, так и ужесточения. Украинские епископы считают, что их пастырский долг состоит в том, чтобы напоминать людям о постоянно ведущейся войне, дабы не расхолаживать их, требует максимально жестко говорить о границах «канонической церкви» и не признавать «неканоническое» крещение.
Но никакого официального документа, требующего такой жесткости, нет ни у Украинской церкви (Московского патриархата), ни у Русской церкви. Ни Синодального или Соборного постановления, ни даже циркуляра какого-нибудь, утверждающего, что крещение филаретовцев мы не признаем. Получается, что здесь зона личной ответственности каждого представителя церкви и священника – возможность выбора. Реальная полемика вокруг этого события показала, что в клире самой Украинской церкви нет консенсуса по этому вопросу.
Получается, что УПЦ сознательно выбирает язык войны, максимальной демонизации оппонентов, углубления пропасти между религиозными группами. Приносит ли это им какие-то тактические плюсы, сказать трудно, но со временем, очевидно, это обернется только минусами. Ведь рано или поздно придется объединяться. Мы никуда не денемся с общей планеты и будем жить вместе на одних и тех же улицах. Надо уже в разгар конфликта начинать думать о том, как потом демонтировать воздвигнутые баррикады. А не усугублять проблему строительством новых.
Один из самых популярных способов этого самого строительства – традиционные взаимные упреки в нарушении тех или иных канонов. Еще сам Филарет на Московском соборе 1992 г. (когда его, собственно, выгоняли с Киевской кафедры) громогласно вопрошал: «Ну и что, что у меня в доме есть женщина, а у вас в домах, что ли, нет? А у кого из вас нет дома женщины, у тех есть мужчины». Церковь, которая претендует на то, чтобы быть каноничной, по-настоящему никогда такой не является – ни Московская патриархия, ни любая другая. Все мы так или иначе нарушаем каноны тысячелетней давности – не одни, так другие.
И по мере того как это становится все более и более очевидным, – по мере роста уровня богословско-исторического сознания людей – все труднее рассказывать популярные в 1980-е гг. сказки о том, что святые апостолы постановили нам все каноны, и мы с той поры ничего не меняем и так и живем. С распространением богословской литературы, культуры становится понятно, что за все двадцать веков существования церкви не было ни одного десятилетия, когда она строго соответствовала бы своим собственным канонам. И в этих условиях упрек в том, что тот или иной человек или группа людей нарушила какой-то канон, мгновенно парируется встречным упреком от мало-мальски эрудированного человека: простите, но вы сами нарушаете следующие каноны. Перебрасывание канонами, даже если кажется сиюминутно выигрышным, в перспективе таковым не будет. Есть в этом что-то от фарисейства: демонстрация собственной непогрешимости и несовершенства оппонента, анализ не доктрины, не учения, а промахов или поступков конкретных людей.
Как ни странно, единственный, кто пытается сегодня если не разрушать баррикады, то хотя бы докричаться через них до оппонентов, – это предстоятель неканонической Украинской православной церкви Киевского патриархата Филарет. В отличие от своих критиков со стороны Московской патриархии, он не имеет никаких встречных претензий и декларирует это: я признаю вас церковью, я признаю вашу благодатность и каноничность, не отрицаю ваше право на существование. Даже готов просить у вас прощения на условиях взаимности. Так что с точки зрения пиара, политики – это, несомненно, выигрышная позиция. И, конечно, подобная позиция рано или поздно и будет способствовать демонтажу баррикад. А то, что он неизбежен, показывает пример преодоления столь же политических по своей природе расколов, возникших в советские времена.
И Русская зарубежная церковь с Московской патриархией друг друга анафематствовали, и в Болгарии недавно (уже в 1990-е гг.) имел место раскол по вопросу отношения к календарю. В конечном итоге собрались патриархи и приняли решение: давайте покроем все любовью и всех простим. Раскол в Сербской церкви был еще с социалистических времен, и преодолен он раньше нашего. Наконец, на наших глазах Болгарская каноническая церковь прилагает усилия, чтобы вернуть Македонский церковный раскол в лоно большой православной семьи.
К сожалению, мне неизвестно ни одного серьезного исследования на тему «опыт преодоления церковных расколов в истории церкви». Такой опыт не изыскивается, не осмысливается, не обрабатывается. А ведь это важная и драматическая история, потому что церковь преодолевала трещины в себе чаще не посредством мирного диалога, а с применением политического принуждения. То есть не путем спокойного, миролюбивого, покаянного разговора, а в силу изменения политического контекста – сменялась власть, династия, восходил на престол новый император и «понуждал всех к миру». Внутри же самой церкви потенциал к примирению, похоже, не так уж и велик.
А если без амбиций вдруг осознать себя в политическом вакууме и задуматься об интересах простых священников и прихожан? Что дает православной Украине формальное единство с Москвой, да и самой Москве, в общем-то, тоже? Какие плюсы имеет от этого обычный священник или прихожанин? Московская патриархия ничем приходам УПЦ не помогает. Грузинская церковь автокефальна, но это не мешает принимать на бесплатное обучение в наши семинарии грузинских юношей. Единство с Москвой дает только один плюс: видимость канонического единства со Вселенской православной церковью.
Но единство это (по крайней мере с Московским патриархатом) в достаточной степени фиктивное. Так, решения московских Архиерейских соборов на Украине зачастую просто не исполняются. Сколько раз пробовали наши общие соборы запретить канонизацию местночтимых святых на Украине без согласования с Москвой, но все ограничительные постановления на этот счет, в общем, игнорируются. А на Украине идет своего рода православно-канонизаторское соревнование между разными церквами – Московской и Украинской: кто осенит нимбом большее количество национальных героев.
Были и куда более вопиющие случаи. Так, в свое время митрополит Климент, тогда управляющий делами Московской патриархии, специально тайно летал в Киев по личной просьбе патриарха Алексия II, чтобы уговорить митрополита Киевского не рукополагать его секретаря Александра Драбинко в епископы. Но митрополит Владимир Сабодан проигнорировал просьбу патриарха и все-таки сделал того епископом, а потом и митрополитом. До этого, еще в начале 1990-х, некий студент Московской духовной академии, иподьякон патриарха Алексия, был изгнан из академии и из иподьяконства за домогательства к более юным семинаристам в душевой комнате, причем прямо в патриаршей резиденции Свято-Данилова монастыря. Патриарх Алексий его выгнал, но тот отправился на Украину, и тут же митрополит Владимир сделал его благочинным Киево-Печерской лавры, а потом и епископом, кстати, на Восточной Украине. Иначе как плевком в лицо патриарху Московскому назвать подобный случай нельзя.
Нам впору говорить не о зависимости Украинской церкви от Москвы, а наоборот. Так, Киевский Синод имеет право смещать любых своих епископов без согласования с Москвой, просто уведомив ее о своих кадровых перестановках. В то же время Московский Синод не правомочен поставить епископа куда-нибудь в Сибирь без подписи киевского митрополита.
Если единство и сохраняется, то потому, что украинские иерархи не видят иного способа избежать канонического тупика. Поэтому, когда Константинополь предложит какой-то вариант легитимации украинской автокефалии, подозреваю, что большинство украинского епископата и духовенства с готовностью такой вариант примут.
Украинская церковь может дать нам очень важный пример – если пойдет путем своего рода «евроинтеграции» раньше нас. Освоит язык, который начал пробиваться у нас в 1990-е гг., но напрочь забытый сейчас – язык разговора с точки зрения меньшинства. Не «мы – русские, мы большинство и поэтому дайте преимущества», а напротив – «мы русские, православные, в глобальной деревне это меньшинство», и как меньшинство призываем соблюдать европейские нормы, гарантирующие меньшинствам их языковой и религиозный статус.
В свое время, когда в Херсоне был архиепископ Ионафан Елецких (один из двух этнически русских архиереев УПЦ МП), на него пытались давить ющенковские власти. И он отбивался от этого давления, подчеркивая, что его приход – единственный на Украине, где есть служба на русском языке. Упрекал власти в нарушении Хартии о языках, в попытках ликвидации общины на том лишь основании, что службы там ведутся на русском – то есть в притеснении меньшинства. И это действовало. Если представители и юристы УПЦ освоят этот язык европейских, страсбургских бюрократов, это им даст гораздо больше, чем обычный набор из тех слов, что они привычно используют.
В целом же (и в контексте перспектив «Русского мира» в том числе) затруднительно прогнозировать то, что будет происходить на Украине. Многое, конечно, зависит не от России, а от самой Украины, это и есть самая большая неизвестность. Нынешний «Русский мир» развивается и расширяется не благодаря своим заслугам, а из-за ошибок и глупостей соседей – как это было, например, в Грузии в 2008 году. Если нечто подобное произойдет в жизни Украины – а украинцы прекрасно умеют сами себя загонять в кризис – «Русский мир» в его нынешнем изводе получит такой повод для экспансии, от которого просто не сможет отказаться.
Универсальная формула – «нашими грехами сильны наши враги». Если украинцы развалят свою державу, то мы, естественно, как соседи этим воспользуемся. Иначе и быть не может. Но есть и российский опыт, который они могли бы воспринять с пользой для себя. Россия отличается от Украины тем, что она честно признает себя федерацией, пробует воспринимать собственную многоукладность как плюс, а не как минус: мы разные – и это хорошо. Украинский политикум этому еще не научился. Если он сможет не декоративно, а всерьез утвердить и гарантировать существование разных «украин» – тогда это будет один сценарий. А если не сможет (условия милитаризации сознания этому не способствуют) – последствия будут абсолютно непредсказуемы.
И одна из причин этой непредсказуемости – то, что все же даже украинский опыт показал, что у русских нет инстинкта самосохранения, самообороны. Это общая наша немощь – Великой России и Малой России, Новороссии, к продуктивной самоорганизации мы не способны. Та же «русская весна» показала, что группы борцов за «Русский мир» весьма ограничены – массы людей за ними не пошли.
Непредсказуема судьба самой Украины, малопредсказуемо самостоятельное политическое действие ее русскоязычных граждан. Одно лишь не вызывает сомнения: бессмысленно реанимировать проект «Русский мир», пока миграционный поток по направлению Россия–Европа движется в одну сторону. «Русский мир» не может быть миром мобилизационной обязаловки. Менять надо не рекламный фасад, а самоощущение гражданина внутри самого нашего здания
Показать полностью