15 марта был заложен заложен Форт Росс. Первые поселения появились 205 лет назад, но и сейчас в бывшем военном укреплении проживает немало русских. А сам Форт — одна их самых популярных достопримечательностей штата.
Еще лейтенантом Иван Федорович Крузенштерн мечтал о кругосветном походе, и обрел славу выдающегося мореплавателя до того как стал адмиралом. Неизвестный художник. Портрет И.Ф. Крузенштерна. Эрмитаж
История Российско-американской компании (РАК) – закономерно славная в своем начале и абсурдно бесславная в конце – известна в России плохо. Мало известны также роль РАК и значение Русской Америки в организации русских кругосветных экспедиций, начиная с первой и самой знаменитой из них – экспедиции Ивана Федоровича Крузенштерна и Юрия Федоровича Лисянского. А между тем с 1803 по 1840 год компания при содействии правительства организовала 25 только крупных морских экспедиций, 13 из которых были кругосветными.
В год бесславного юбилея – 150-летия со дня продажи Русской Америки Соединенным Штатам – не мешает вспомнить и о славных делах наших предков, связанных с хотя и давним, но мощным российским геополитическим проектом.
КАК ВСЕ ЗАМЫШЛЯЛОСЬ
Начать, впрочем, следует не с РАК, а с несостоявшейся экспедиции Григория Ивановича Муловского. Сегодня заслуженно известно имя первого русского кругосветчика Ивана Федоровича Крузенштерна, но он в истории российского мореплавания оказался своего рода «запасным» – идейным преемником и духовным наследником Григория Ивановича Муловского. Лишь стечение обстоятельств не позволило Муловскому носить славное звание первопроходца. Еще в 1781 году, будучи лейтенантом и генеральс-адъютантом вице-президента Адмиралтейств-коллегии графа Ивана Григорьевича Чернышева, Муловский был назначен Чернышевым командиром корабля, снаряженного на счет графа в кругосветное путешествие – первое русское. Но тот корабль так вокруг света и не отправился...
Тем не менее замысел и мечта прочно обосновались на борту водимого Муловским корабля «Мстислав». На «Мстиславе» служил будущий соратник Крузенштерна украинец Лисянский. На «Мстиславе» служил и воевал сам Крузенштерн, от Муловского узнавший о сорвавшихся планах обойти наконец и русским вокруг «шарика». Да и не просто так обойти, а в интересах Русской Америки.
Да и в каких интересах!
Выдающимся первым русским кругосветчиком – и по праву – должен был стать капитан Муловский. Ему ведь предстояло совершить дело, по своему потенциалу огромное. И 22 декабря 1786 года Екатерина издала важнейший в геополитическом потенциале указ об отправке кораблей из Балтийского моря в Тихий океан. 2 января 1787 года вышло конкретное предписание снарядить эскадру капитана 1 ранга Муловского из четырех судов – двух фрегатов и двух вооруженных шлюпов, предназначенную для первой русской кругосветной экспедиции.
В апреле 1787 года были готовы подробные и конкретные инструкции Адмиралтейств-коллегии «флота капитану 1 ранга Григорью Муловскому, начальствующему над ескадрою, назначенную через Индийское море в Восточный океан, для плавания между Камчаткою, Япониею и западными американскими берегами».
Сама преамбула говорила о том, что Екатерина предполагала учредить постоянное военно-морское патрулирование в водах, омывающих земли, принимаемые в российское владение. Муловскому предстояло утверждать и охранять принадлежность к России ее новооткрытых тихоокеанских владений, включая Курильские острова.
Предписывалось «обойти плаванием и описать все малые и большие Курильские острова от Японии до Камчатской Лопатки, положить их наивернее на карту и от Матмая (остров Хоккайдо. – С.Б.) до той Лопатки все причислить формально ко владению Российскаго государства…».
Григорий Иванович был выбран командовать кругосветной экспедицией за образованность, разносторонность знаний, владение четырьмя языками и за морской опыт, делавший его одним из лучших русских моряков. И ему ставилась, как видим, грандиозная задача закрепить права России на земли, открытые русскими в Тихом океане. А проект экспедиции Муловского основывался на проекте основателя Русской Америки купца Григория Шелихова, причем тихоокеанские намерения России донельзя встревожили и Лондон, и Мадрид. В том числе и поэтому Лондон спровоцировал на новую войну с Россией Турцию (с 1787 по 1791 год), а затем – и Швецию (с 1788 по 1790 год). Сумасбродный шведский король Густав III вознамерился вернуть утраченные при Петре земли и даже овладеть Петербургом.
Вместо кругосветного похода Муловскому пришлось собираться в поход военный. Указом императрицы от 28 октября 1787 года экспедиция была отменена. Муловский на «Мстиславе» начал боевую кампанию, участвовал в 1788 году в сражении у Гогланда, а 17 июля 1789 года в сражении у острова Эланд, у южных берегов Швеции, погиб в чине капитан-бригадира. Капитан Крузенштерн, когда добрался в ходе первого состоявшегося русского кругосветного путешествия до тех мест, куда стремился Муловский, не забыл о своем погибшем командире и назвал его именем мыс на Южном Сахалине, открытый в 1805 году.
А ТАК СОВЕРШИЛОСЬ
Состоявшаяся же первая русская кругосветка была связана уже прямо с нуждами РАК. Собственно, РАК финансировала большинство кругосветных экспедиций того времени, включая экспедиции Лазарева, Коцебу, Головнина, Литке... Даже антарктическая экспедиция Беллинсгаузена и Лазарева, имевшая чисто научный характер, биографиями своих главных действующих лиц связана с историей РАК.
А что мы знаем о трех кругосветных походах Леонтия Андреяновича Гагемейстера, чье имя прочно вошло в историю РАК? Или о походах командира судна РАК, трижды кругосветчика Степана Хромченко? Кругосветные экспедиции, поощряемые РАК, хотя и именовались в документах того времени вояжами, были далеко не прогулочными вояжами, а мы о многих из них даже и не слыхали.
Да и успех «официальной» Амурской экспедиции Невельского 1850-х годов во многом стал возможным благодаря субсидиям и помощи РАК, как и успех других экспедиций в Приамурье, на Сахалин, Курилы, на Аляску…
Для компании обеспечение устойчивой морской связи Европейской России и Русской Америки было вопросом прочности ее перспектив. И 29 июля 1802 года Главное правление РАК подало «Всепресветлейшему, державнейшему Великому государю императору и самодержцу всероссийскому» Александру I «всеподданнейшее донесение». Там, в частности, отмечалось:
«Давно уже, всемилостивейший государь, столь ощутительны от направления из Бальтика в Америку судов выгоды, что не могли они никогда иметь ни малейшего возражения... Высокое покровительство Вашего императорского величества сближает, наконец, преобразование российской торговли, в бессмертном уме Петра Великого предначертанное…»
Компания сообщала о богатстве американских владений зверем, о планах расширения промыслов, однако жаловалась на недостаток кадров, в том числе «искусных флотских офицеров», и рассчитывала на государственную поддержку. В этой же записке РАК извещала царя о своем намерении «приступить к отправлению ныне в Америку транспортов своих от Санкт-Петербургского порта». А это уже была заявка на первое русское кругосветное путешествие.
Со своей стороны, у флотских офицеров Ивана Крузенштерна (1770–1846) и Юрия Лисянского (1773–1839) тоже имелись готовые планы, записки, аргументы... Капитан-лейтенант «Круценштерн» упоминался и в донесении РАК царю. Итак, стена сомнений пробивалась с двух сторон. Именно члены правления РАК камергер Николай Резанов и купец Михаил Булдаков сыграли реально решающую роль в инициировании в 1803 году плавания Крузенштерна.
Булдаков принял на счет РАК половину расходов – на содержание «Невы» Лисянского, но содержание «Надежды» Крузенштерна взял на себя сам Александр I. Последнее было, говоря языком современным, знаковым актом. Впрочем, у того факта, что «Надежда» вместе с офицерами и экипажем была взята «на казну», имелось и то объяснение, что на борту шлюпа находилась русская дипломатическая миссия в Японию во главе с Николаем Резановым.
Иван Федорович Крузенштерн был младшим питомцем екатерининской эпохи, отличился в Гогландском, Эландском, Ревельском и Выборгском сражениях Русско-шведской войны 1788–1790 годов. В числе лучших молодых моряков был послан Екатериной на стажировку в английский флот, воевал и там, крейсировал у атлантических берегов Северной Америки, бывал на Барбадосе и Бермудах и поплавал по морям и океанам немало. Стать командором в первом кругосветном российском плавании ему было на роду написано... Боевую службу Крузенштерн начал в 1788 году на корабле «Мстислав» под командой капитана Муловского.
Беседы с Муловским дали Крузенштерну первый импульс. Вторым оказалось знакомство с внуком Витуса Беринга – лейтенантом Яковом Берингом, тоже отправленным на «английскую» стажировку. Третьим стали беседы с «лифляндцем» Торклером в Калькутте. Финн хорошо знал северо-западный берег Америки и считал, что России очень выгодно доставлять товары туда и оттуда отправлять меха – в Китай, Кантон.
Вернулся Крузенштерн на родину в 1799 году на корабле Ост-Индской компании, обогнув мыс Доброй Надежды. И сразу представил морскому начальству проект кругосветного плавания, одной их целей которого указывал «снабжение наших американских колоний всем необходимым». Весьма подробно написавший об Иване Федоровиче в своей «Истории великих путешествий» Жюль Верн остроумно, хотя и не совсем верно в части единоличного приоритета Крузенштерна, замечает: «Лучшими идеями всегда бывают самые простые, но они приходят в голову в последнюю очередь. Крузенштерн первый доказал настоятельную необходимость установить прямую связь между Алеутскими островами – местом промысла мехов – и Кантоном – самым важным рынком сбыта».
Вообще-то записка Крузенштерна касалась многого – в ней даже крепостное право критиковалось, но основной была идея кругосветного плавания. Однако флот тогда еще не вышел из кризиса, к тому же дело тормозилось руководством морского ведомства. Проект 30-летнего лейтенанта у адмиралов своей чисто морской частью сочувствие вызывал, но было боязно... Вздыхали, что оно бы и неплохо, и офицеров найти можно, да вот русские матросы к дальнему плаванию совершенно-де не способны. «Лучше бы нанять англичан», – советовал престарелый адмирал Ханыков.
Сдвинуло дело с мертвой точки появление в России Российско- американской компании. Решающее значение имел и именной указ императора Александра I от апреля 1802 года, по которому «позволено было морским офицерам, кто пожелает, не выходя из флотской службы, вступить в Российско-американскую компанию». Этот умный и своевременный указ открывал широкие перспективы и перед Крузенштерном, и перед Лисянским, и перед десятками других деятельных русских военных моряков. К тому же с сентября 1802 года вновь учрежденное Морское министерство возглавил Николай Семенович Мордвинов – фигура в русской истории смелая и крупная.
Судя по всему, окончательный проект плавания перед представлением его царю был обговорен между Булдаковым, Резановым, графом Румянцевым, адмиралом Мордвиновым, Лисянским и Крузенштерном. Со стороны ведомств идею поддерживали министерства иностранных дел и коммерции, Военно-морской флот и Академия наук.
Шлюп «Надежда» был одним из двух первых кораблей, добравшихся до Русской Америки. Рисунок XIX века
По поручению РАК капитан-лейтенант Лисянский съездил в Лондон и закупил там шлюп «Леандр», переименованный в «Надежду», и шлюп «Темза», названный «Невой». Затем он привел их в Кронштадт. Лишь в середине дальнего плавания выяснилось, что шлюпы были не новой постройки, как уверили Лисянского английские купцы, а с большой трухлявостью, особенно в мачтах. Теперь остается лишь гадать, в чем была причина обмана – в стремлении британцев зашибить лишнюю деньгу или в их намерении сорвать первое кругосветное русское плавание, да еще и с заходом в Русскую Америку.
Опять возник вопрос о командах... «Мне советовали, – писал впоследствии Крузенштерн, – принять несколько иностранных матросов, но я, зная преимущественные свойства российских, коих даже и английским предпочитаю, совету сему следовать не согласился». Свидетельство это важнейшее! Уж кто-кто, а Крузенштерн знал качество кадров английского флота прекрасно – слава богу, сколько походил по волнам на английских судах, и экспертом стал отменным. Тем не менее, собираясь в тяжелое плавание, он предпочел свои кадры – русские.
Увы, снова начинались прения и «трения»... Петербург же был предстоящим небывалым походом взволнован. Николай Михайлович Карамзин в июне 1803 года писал: «Англоманы и галломаны, что желают называться космополитами, думают, что русские должны торговать на месте. Петр думал иначе – он был русским и в душе патриотом. Мы стоим на земле, и на земле русской... Нам нужно и развитие флота и промышленности, предприимчивость и дерзание».
Это было прямой полемикой с англоманом графом Воронцовым, который гадил России не хуже самой «англичанки», был против кругосветки и заявлял: «По многим причинам физическим и локальным России быть нельзя в числе первенствующих морских держав. Да в том ни надобности, ни пользы не предвидится».
Вышло, к счастью, не по каверзам Воронцова... 27 июня (7 августа) 1803 года «Надежда» и «Нева» начали выбирать якоря, и вскоре главный командир Кронштадтского порта – как раз по иронии судьбы адмирал Ханыков – письменно докладывал товарищу морского министра вице-адмиралу Чичагову: «Милостивый государь Павел Васильевич! Суда Российско-американской компании «Надежда» и «Нева» сего числа в 10 часов снялись с якоря и отправились с Кронштадтского рейда в море благополучно...»
В ноябре шлюпы экспедиции впервые в истории русского флота пересекли экватор, а 19 февраля (русского стиля) 1804 года обогнули мыс Горн. Матросы в командах судов были только русские.
В июне 1804 года шлюпы экспедиции подошли к Сандвичевым (Гавайским) островам. «Надежда» сразу же пошла дальше – к Камчатке, а «Нева» от нее отделилась, чтобы впервые показать русский флаг на Сандвичах и познакомиться с ними. Потом она ушла к Кадьяку и пробыла в Русской Америке год. Дойдя до главной цели, Лисянский много занимался исследованиями, съемкой берегов. Только на кожаной алеутской байдаре он лично прошел 400 верст.
ВОЙНА ЮРИЯ ЛИСЯНСКОГО
Пришлось Юрию Федоровичу Лисянскому в Русской Америке и повоевать… Индейцы-тлинкиты (русские называли их «колоши») начали против наших поселений войну. Одной из причин для очередного недовольства индейцев стала «огненная вода» пирата-янки Барбера, переодетые матросы которого стояли за русско-колошской «войной». К тому времени британские и американские бизнесмены ввели в практику борьбы с РАК снабжение индейцев оружием и подстрекательство тлинкитов к нападению на русские поселения и промысловые партии. Добравшийся с Камчатки до Русской Америки Резанов доносил директорам РАК, что тлинкиты «вооружены от бостонцев лучшими ружьями, пистолетами и имеют фалконеты» (фальконетом называлась пушка небольшого калибра, стрелявшая свинцовыми снарядами).
Если проследить судьбу конкретно Барбера, то его можно расценивать как простого маргинала, чуждого любому законопослушному социуму – хоть российскому, хоть британскому, хоть американскому. Однако Барбер стал известен в Русской Америке с 1796 года захватами индейцев для продажи в рабство, то есть он не просто пиратствовал, а периодически бывал в США. Обосновавшись после 1805 года на островах Королевы Шарлотты южнее архипелага, Александра Барбер создал там нечто вроде форпоста с несколькими крепостями, защищаемыми гарнизонами из индейцев.
Барбер нападал не только на русских, но и на англичан, на испанцев, однако никогда не нападал на американские суда. Так были ли действия Барбера просто разбоем или все же они были продуманной акцией, направляемой с атлантического побережья Северной Америки, где укрепляющиеся элитарные политики США имели виды на тихоокеанское побережье? Документов о связи Барбера с высшей властью США нет, но таковая связь вполне усматривается логически, и считать Барбера просто «волком-одиночкой» не приходится.
Легендарный правитель российских колоний Александр Баранов был справедлив, но суров. Главное же, Баранов и вообще русские не платили ни за меха, ни за приязнь и дружество, спиртным. А у янки – и у пиратов вроде Барбера, и у торговцев-«бостонцев» – основными меновыми товарами были виски, оружие и боеприпасы, причем все скверного качества. Так убивались сразу три зайца: во-первых, задешево приобретались ценные меха; во-вторых, тлинкиты, спиваясь, оказывались привязанными к янки алкогольной зависимостью, и, наконец, в-третьих (это последнее по счету, но не по важности), пристрастившихся к виски и вооруженных огнестрельным оружием индейцев было проще и легче подбивать на вооруженные столкновения с русскими промышленными партиями и на нападения на русские поселения.
В мае–июне 1802 года тлинкитами была атакована Якутатская партия Ивана Кускова – будущего учредителя калифорнийской колонии Форт-Росс, а также почти поголовно вырезана Ситкинская партия партовщика РАК Ивана Урбанова. Были захвачены и сожжены русское поселение Михайловское на острове Ситка и Михайловская крепость (крепость Св. Архистратига Михаила), где погибло 20 русских промышленников, 130 алеутов, эскимосы, служившие в РАК – всего 250 человек. Тлинкиты разграбили и склад РАК.
А 13 июля 1804 года в гавань Св. Павла на острове Кадьяк вошла «Нева» Лисянского. Там Лисянского ожидало письмо Баранова с просьбой о помощи. Сам Баранов еще по весне выступил со 120 русскими промышленниками и 800 алеутами на 4 кораблях и 300 байдарах к Ситке – «сворачивать» возникшую негативную ситуацию.
В сентябре силы Баранова и «Нева» соединились у Ситкинского залива, и начались непродолжительные военные действия. Вскоре все завершилось взятием индейской крепости – выстроенной скорее всего под влиянием янки, и очередным замирением с тлинкитами. В брошенной крепости осталось около сотни русских ядер, две небольшие пушки, несколько сломанных ружей, до полусотни трупов, и еще одно, о чем сошедший на берег Лисянский позднее написал так: «Я увидел самое варварское зрелище, которое могло бы даже и жесточайшее сердце привести в содрогание. Полагая, что по голосу младенцев и собак мы можем отыскать их в лесу, ситкинцы предали их всех смерти».
По окончании боев вместо разоренного Михайловского Барановым был основан Ново-Архангельск с крепостью о шести пушках. Он и стал столицей Русской Америки. Сразу же начались и строительные, и оборонные работы. Пока что приходилось жить, будучи постоянно готовым к отпору враждебным «колошам». Резанов, после прибытия в российские колонии, сообщал в Петербург: «Всюду в проливах выстроили крепости… пушки наши всегда заряжены, везде не только часовые с заряженными ружьями, но и в комнатах у каждого из нас оружие составляет лучшую мебель».
ПРИКЛЮЧЕНИЯ В КАНТОНЕ
Лишь во второй половине лета 1805 года Лисянский ушел из Ново-Архангельска курсом на южно-китайский порт Кантон (Гуаньчжоу). С 1757 года это был единственный китайский порт, открытый для иностранной торговли, а экспедиция имела, кроме прочего, и задание установить морскую торговлю с Китаем в дополнение к традиционной сухопутной, которую Россия вела с китайцами через пограничную восточносибирскую Кяхту в Забайкалье.
В Кантон же направлялась из камчатской Петропавловской гавани и «Надежда» Крузенштерна. Между прочим, на Камчатке Крузенштерн оставил часть корабельных орудий, необходимых для отражения налетов американских банд уже и на Камчатку. Русская активность в Тихом океане нравилась янки все менее, и они начинали вести себя все более нагло. Оставил Крузенштерн камчатским жителям и запас соли на несколько лет, в чем они терпели нужду.
В ноябре 1805 года оба судна пришли в Кантон... «Надежда» добиралась от Камчатки до Кантона 40 дней, а «Нева» от Ново-Архангельска (Ситки) – намного дольше. Выйдя 21 июня русского стиля из Ситки, она, по донесению главного комиссионера русской кругосветной экспедиции, приказчика РАК Федора Ивановича Шемелина, пришла на Кантонский рейд только 22 ноября. О причинах задержки Шемелин 21 декабря 1805 (2 января 1806) года сообщал Главному правлению РАК из Кантона, что «Нева» могла бы быть в Кантоне и раньше прихода туда американских судов, но «страсть начальника корабля (то есть Лисянского. – С.Б.) к открытию новых земель и островов привела в забвение выгоды компании...».
«Нева», имея на борту 4004 шкуры морских бобров, действительно в Кантон запоздала, и до нее туда пришли три американских корабля. Капитан Адамс привез 5800 бобров, капитан Трекет – 2800, а капитан Старжел – 5202, причем последний успел все распродать по 18 пиастров за шкуру. «Надежда» привезла с Камчатки 414 бобров и 10 000 котиков.
При этом уже в первый приход русских в Кантон можно было понять, во-первых, что русские имеют перед янки приличную фору по времени – если будут поворотливы. Во-вторых, было видно, что янки пользуются богатствами северных вод Тихого океана даже больше, чем сами хозяева этих вод – русские. Вряд ли такое положение дел можно было считать нормальным. Но и выправить его усилиями РАК не было возможно – свои исключительные права должна была заявить держава... Предполагаемое, однако, не учрежденное Екатериной из-за войн патрулирование русской зоны Тихого океана становилось одной из важнейших государственных задач в Тихоокеанском регионе уже для России Александра I. То, что задумывала еще бабка, должен был сделать внук.
Занятная ситуация выявлялась и в приморском Южном Китае... Кантон вырос на одном из рукавов дельты реки Чжуцзян (Жемчужная река). Передовым его пунктом был порт-пригород Вампу (Хуанпу), отстоявший от Кантона на 15 итальянских миль мористее. У Кантона сливаются воедино и три крупнейшие реки Южного Китая – Сицзян (Западная река), Бэйцзян (Северная река) и Дунцзян (Восточная река). Реки эти впадают в узкий 70-километровый Кантонский залив Южно-Китайского моря, на западном берегу которого – у выхода в открытое море – с 1557 года образовалась португальская колония Макао. Португальцы арендовали эту территорию у Китая под свою торговую факторию.
Имея же в виду наших первых кругосветчиков, надо сказать, что в Кантоне им пришлось пережить весьма неприятные дни. Перед Крузенштерном, пришедшим к Кантонскому заливу в районе Макао на «Надежде» первым, сразу встал вопрос – как поступать дальше? Идти прямо в Кантон или Вампу? Коммерческий груз невелик, и всю возможную прибыль съедят пошлины и «подарки» китайским мандаринам. Стоять в Макао, дожидаясь «Невы»? На рейде Макао купеческое судно имело право стоять по китайским законам только сутки, а потом надо было или проходить в Вампу, или идти куда угодно. И Крузенштерн объявил китайским властям в Макао свой корабль военным.
Через полмесяца пришел Лисянский, и он-то направился сразу в Вампу, однако «Надежда» проследовать туда уже не могла – проход военным судам был строжайше и под «великим штрафом» запрещен.
Начались торги, но, расторговавшись в начале января 1806 года, уйти сразу же наши корабли не смогли – их задержал кантонский наместник. Он доносил в Пекин, что в Макао прибыл купеческий русский корабль с купцами Лу-Чынь-Дун (Крузенштерн) и Ни-Цзань-ши (Лисянский) и ведет незаконный-де торг с китайскими купцами.
Китайцы считали законной торговлю с русскими только в Кяхте – в соответствии с Кяхтинским трактатом от 21 октября 1727 года. И Китайский трибунал (китайское «министерство иностранных дел») 16 (28) января 1806 года запросил русский Правительствующий сенат – прибыли ли Лу-Чынь-Дун и Ни-Цзань-ши в Кантон с ведома сената, или это была их инициатива. Тем временем погрузка купленных китайских товаров была приостановлена, к кораблям приставили стражу. Дело грозило затянуться надолго... Началась переписка двух русских капитанов с кантонскими властями. Кончилось все тем, что 9 февраля 1806 года суда были освобождены и вскоре вышли в море.
К РОДНЫМ БЕРЕГАМ
Небыстро шли тогда известия, и 22 июня (4 июля) 1806 года первенствующий директор РАК Булдаков и директора Деларов и Шелехов (брат Григория Шелихова-Шелехова) всеподданнейше доносили императору Александру всего лишь о получении рапорта Крузенштерна и Шемелина от декабря 1805 года, где сообщалось о прибытии кораблей РАК в Кантон и распродаже товара на сумму в 176 605 1/4 пиастров... «Надежда» и «Нева» были в это время уже на подходе к Кронштадту, но – порознь. В середине апреля 1806 года у мыса Доброй Надежды корабли в тумане потеряли друг друга из виду и дальше шли самостоятельно.
Вообще-то местом рандеву был назначен остров Св. Елены, но, придя туда раньше, Крузенштерн узнал о начале войны России с Францией и не рискнул идти без части пушек, оставленных для защиты Камчатки, через Ла-Манш, где мог наскочить на французские патрули. Он обогнул Английские острова с севера и немного задержался. «Нева» же пошла прямо и 22 июля (2 августа) 1806 года бросила якорь на Кронштадтском рейде.
Через две недели рядом встала и «Надежда» Крузенштерна.
Эпопея Крузенштерна, Лисянского и их товарищей открыла славную эпоху постоянных плаваний русских моряков в северо-западной части Тихого океана.
Показательна в этом отношении история с открытием острова Нунивак в 1821 году. Когда суда «северной экспедиции» офицеров РАК Степана Хромченко и Адольфа Этолина после работ в Бристольском заливе разошлись, Хромченко (первым) и Этолин – независимо друг от друга – оба открыли Нунивак, о существовании которого знали из описания экспедиции Петра Корсаковского (Корсановского), служащего РАК. (Корсаковский зимой 1817/18 годов на собаках переправился на остров Кадьяк, оттуда – на озеро Илиамна и вниз по реке Квичак вышел к заливу Бристоль, а в 1819 году вместе с мореходом-алеутом Устюговым обследовал северный берег залива, залив Кускоквим и восточное побережье Берингова моря до устья Юкона).
Однако приоритет Хромченко в открытии Нунивака был оспорен, поскольку за три дня до него на острове был поднят российский военно-морской флаг командиром мореходного бота Александром Павловичем Авиновым (1786–1854) – будущим адмиралом, участником кругосветной экспедиции 1819–1822 годов под начальством Михаила Николаевича Васильева (1770–1847), будущего вице-адмирала. Такая плотность гидрографических работ в районе от Бристольского залива до залива Нортон сама по себе доказывает, насколько активно действовали тогда русские люди в северной зоне Тихого океана.
Лишь бездарная эпоха Александра II и его брата великого князя Константина Николаевича привела к тому, что в 1867 году Россия лишилась заокеанской части своей территории, составлявшей более 10% общей территории Российской империи.
Баянометр ругался на портрет Крузенштерна
19 июля 1799 года в Иркутске образована Российско-Американская компания, через которую Россия начала освоение своей первой и единственной заокеанской территории — Аляски
Многим ныне в это сложно поверить, но территория самого большого штата США — Аляски, некогда принадлежала России. История освоения и утраты Россией единственной в ее истории заморской колонии в массовом создании до сих пор окутана флером легенд, домыслов и слухов. Здесь смешалось в кучу буквально все: и что якобы она была продана в правление чуждой российским интересам немки на престоле Екатерины II или даже не продана вовсе, а сдана американцам в аренду на 100 лет. Чтобы расставить все точки над i, разберемся вначале, как и с чего все начиналось.
А начиналась русская история по освоению американских владений как раз в царствование матушки Екатерины, получившей в истории прозвище Великой. На излете XVIII столетия, 19 июля 1799 года, в сибирском Иркутске указом уже ее сына императора Павла I была создана колониальная торговая Российско-Американская компания (РАК). К этому времени отечественные купцы и промышленники уже основали на аляскинском побережье и близлежащих островах серию русских факторий-поселений, активно участвовали в промысле морского бобра (калана), мех которого на тот период был ценнейшим в мире, и наладили с местными индейцами и эскимосами взаимовыгодную торговлю. С помощью РАК, а вернее, через нее, империя и начала выстраивать управление своими заокеанскими территориями. У истоков компании стали два видных пионера освоения Аляски — российский промышленник Григорий Иванович Шелихов и дипломат и путешественник Николай Петрович Резанов. Первый вместе с другими русскими купцами еще в начале 80-х годов организовал Северо-Восточную компанию, занимавшуюся прибыльным пушным промыслом на Алеутских островах и у побережья Северной Америки. Именно эта торговая компания и трансформировалась к 1799 году в Российско-Американскую компанию, ставшую в российской истории уникальным случаем успешного частно-государственного партнерства по освоению обширных, но малозаселенных аляскинских территорий.
Руководил компанией Шелихова с начала 90-х предприимчивый купец Александр Андреевич Баранов, с образованием РАК он же стал на следующие два десятилетия ее управляющим. Баранов, удивлявший многих бескорыстием, благодаря своей неутомимой энергии и выдающимся управленческим способностям активно содействовал экономическому развитию нового российского северного края — Аляски. Кстати, за всю историю Русской Америки он оказался самым эффективным менеджером в лучшем смысле этого слова, прослужив делу освоения Россией Нового Света почти три десятилетия. В годы его правления прибыльность РАК достигала фантастических 700–1100% в год. Сам же Шелихов не дожил несколько лет до учреждения Российско-Американской компании, зато его зять Резанов сыграл значительную роль в ее становлении. При новом правителе России Павле I, делавшем в государственном управлении многое наперекор нелюбимой и не любившей его матери, Резанов умудрился трансформировать активы Северо-Восточной компании Шелихова в Российско-Американскую. Более того, он открыл филиал в столице империи и даже вовлек в деятельность РАК членов императорской династии Романовых, ставших ее пайщиками.
Русско-Американская компания с момента своего основания и до самой продажи Россией Аляски Северо-Американским Соединенным Штатам в 1867 году была монопольным «подрядчиком» Российской империи в управлении всеми североамериканскими владениями. Успешное экономическое освоение единственной российской заокеанской колонии позволило РАК сформировать уникальный культурно-исторический и духовно-религиозный феномен Русской Америки, отдельные частицы которой сохранились на ее территории и по сей день.
Дмитрий Зелов
Алексей Чириков
Одной из основных целей Великой Северной экспедиции была задача отыскания пути в Северную Америку и островов в северной части Тихого океана.
Для этого к лету 1740 года в Охотске были построены два пакетбота «Святой Пётр» и «Святой Павел», которые, под командованием Витуса Беринга и Алексея Чирикова соответственно, в сентябре 1740 года вышли в море. Проведя зиму в Авачинской бухте, 4 июня 1741 года корабли вышли в плавание к берегам Америки.
20 июня корабли потеряли друг друга в сильном тумане и трое суток пытались встретиться, но безуспешно, после чего отправились в самостоятельные плавания.
15 июля 1741 года пакетбот «Святой Павел» под командованием Чирикова достиг берегов Америки в районе острова Бейкер, входящего в состав архипелага Александра. Начались поиски бухты, пригодной для высадки.
Пакетбот "Святой Павел" у берегов Аляски
Архипелаг Александра
17 июля после совещания с офицерами принято решение небольшим отрядом высадиться на берег. Группу из десяти матросов и солдат возглавил штурман Аврам Дементьев. Перед группой стоит задача найти источник пресной воды, а также выполнить работы, непосредственно относящиеся к целям экспедиции: составить чертёж бухты, найти место для безопасной якорной стоянки, поискать на берегу «нет ли каких отменных камней и земли, в которой можно чаять быть богатой руде».
Члены экспедиционной группы были вооружены, кроме того, им были выданы две ракеты и медная пушка, и на случай невозможности возвращения в тот же день из-за туманов или непогоды — провианта на неделю. Дементьеву была дана подробная инструкция из 11 пунктов, копия которой была приведена в рапорте. Среди пунктов были подробные наставления сигнализации на пакетбот:
"как бог принесет на берег, то для ведома нам пустить ракету, так же как из берегу выдете на море, то пустить же ракету, и на берегу будучи, роскласть большей огонь, ежели увидите, что нам оной можно видеть будет, а особливо ночью, а в день хотя дым можем увидеть".
Если же лодка не сможет пристать к берегу, то должна вернуться на корабль, предварительно уведомив об этом выстрелом из пушки. Предполагалось, что лодка вернется тем же днём.
В 15:30 пакетбот, подойдя как можно ближе к берегу, спустил лангбот на воду. По современным вычислениям, это было у побережья острова Якоби в архипелаге Александра. Шлюпка направилась к видимой с корабля бухте, зашла за скалы — и исчезла. Не было никаких сигналов, ни ракет, ни выстрелов из пушки. К вечеру погода испортилась, ветер усилился, и для безопасности пакетбот отошёл дальше в море. Наутро оказалось, что побережье затянуто туманом, затем начался дождь и шквалистый ветер, который относил корабль от бухты. 21 июля ненадолго вышло солнце и берег стал виден, но вскоре вновь началась непогода.
23 июля туман разошёлся и в 16:00:
« близ самой той заливы, в которую вошел лангбот наш, увидели на берегу огонь, о котором чаели, что оной содержут посланныя от нас служители, ибо сколько подле земли ни шли, нигде на берегу огней, строения и при береге судов и протчих признаков к жильу никаких не видали, почему не очень чаели, чтоб были жители на оном месте. И, увидя огонь, для позыву бота, несколько раз перемешкивая, палили ис пушек, точию он к нам не вышел, а время к выходу было весьма способно, и мы ходили близ самого берега. А как от нас выпалят ис пушки, тогда на берегу тово часу огонь прибавят. »
Огонь горел примерно до полуночи, а к утру погас. На офицерском совете решили, что лангбот, очевидно, был повреждён и потому не выходит к кораблю, несмотря на подходящую погоду. Было решено, что необходимо послать вторую шлюпку с корабельным плотником и конопатчиком Гориным с инструментами, отвезти которых добровольцем вызвался боцман Савельев, гребцом также вызвался матрос Фадеев. Савельеву было приказано, чтобы он, прибыв на берег и найдя бот, высадил плотника и конопатчика, а сам, взяв на борт Дементьева и трёх-четырёх из его людей, немедленно возвращался. Система сигнализации была ещё более детальной и подробной:
-если при прибытии на берег обнаружится, что и бот и люди целы, то следовало сообщить об этом разложив два костра, чтобы с пакетбота днём был виден дым, а ночью огонь;
-если бот повреждён, но пригоден для ремонта, то разложить три костра;
-если бот так повреждён, что его невозможно починить следовало разжечь уже четыре костра, следя за тем, чтобы огни были вдалеке друг от друга. При этом следовало на шлюпке же привести Дементьева и столько его людей, сколько было бы возможным вместить без опасности перегруза.
« И понеже тогда стояла весьма тихая погода, то ево тем времянем на берег и отпустили и сами за ним к берегу следовали, и приходили очень блиско, и видели, что боцман на лотке приближился к берегу с полудни в 6-м часу, точию определенных от меня сигналов не чинил и в чаятельное время к нам не возвратился, а погода стояла самая тихая. »
Около острова Якоби
В 9 вечера
« выпалили призывания их из одной пушки, понеже ветр самой малой и ходу судна почти ничего нет и по такой тихой погоде можно им к нам с берегу ехать, и как выпалили из пушки, то видно было на берегу якобы выпалено из ружья, токмо звуку никакого не было слышно, а в ответ показавшегося на берегу огня выпалили от нас из другой пушки в 9 часо, показался на берегу огонь »
На пакетботе зажгли два фонаря и повесили один на флагшток, другой на гафель. На берегу огонь то появлялся, то исчезал, как будто прикрывали его, но о таком сигнале никакой договоренности не было. В час ночи ещё несколько раз выстрелили из пушек, на берегу по-прежнему виден огонь.
В течение 25 июля пакетбот продолжал находиться вблизи бухты, безуспешно ожидая известий о судьбе 15 своих моряков. На корабле больше не оставалось ни одного малого судна, а пристать к незнакомому берегу было невозможно.
Лангбот (каюсь, лучше не нашёл)
"В 1-м часу увидели мы идущия от той губы, куды посланы от нас бот и лотка, две лотки на гребле, одна — малая, другая — побольше, о которых мы надеялись, что наш бот и лотка возвратились. И пошли к ним навстречю. Потом разсмотрели мы, что лотка гребущая — не наша, понеже оная корпусом остра и гребля не роспашная, а гребут веслами просто у бортов, которая к пакетботу так не приближалась, чтоб в лицо человека можно видеть, токмо видели, что сидело в ней четыре человека: один на корме, а протчия гребли, и платья видно было на одном красное, которые, будучи в таком разстоянии, встали на ноги и прокричали дважды: агай, агай и махали руками и тотчас поворотились и погребли к берегу. А я тогда приказал махать белыми платками и кланяться, чтобы они к нашему судну подъехали, что и чинено от многих служителей, токмо, несмотря на то, скоро погребли к берегу, а гнаться за ними было неможно, понеже ветр был тих, а лотка оная гораздо скороходна, а другая большая лотка, далече не подгребши к пакетботу, возвратилась, и вошли обе опять в ту заливу, ис которой выгребли. Тогда мы утвердились, что посланныя от нас служители всеконечно в несчастье, понеже штюрману Дементьеву, как отправлен, уже настали осьмые сутки и было довольно время, способнаго к возврату, и мы к тому месту ходили в самой близости, токмо он не возвратился. А по отправлении боцмана мы от того места не отлучались, а погода была все тихая, и ежели б несчастия какова им не случилось, то б по настоящее время уже к нам возвратились. И можно чаять по тому, понеже американцы к нашему пакетботу не смели подъехать, что с послаными от нас людьми от них на берегу поступлено неприятельски: или их побили, или задержали. Однако ж мы ещё до вечера близ того места ходили, поджидая своих судов, токмо ночью для опасения от берегу поудалились, да и ночью имели на кормовом флакштоке фонарь с огнем, дабы, ежели, паче чаяния, выдут, то чтоб могли к нам и ночью притить."
— Рапорт А. И. Чирикова в Адмиралтейств-коллегию о плавании к берегам Америки
27 июля состоялся военный совет, на котором, ввиду того, что больше на корабле не осталось малых судов, на которых можно высадиться, невозможно пополнить запасы пресной воды, которая уже начала портиться, при этом уже сейчас её не хватало по нормам на обратную дорогу, даже если бы все бочки были в целости и ветер всегда попутным, было принято решение возвращаться в Петропавловск-Камчатский.
Судьба пятнадцати русских моряков осталась неизвестной и на долгие годы привлекла внимание исследователей из самых разных стран.
В 1765 году в Петербург из Якутска доставили карту, составленную «учёным чукчей» Николаем Дауркиным по заданию начальника Анадырского острога, полковника Фёдора Плениснера, ранее плававшего вместе с Берингом в чине «живописца из капралов». Другой участник Великой Северной экспедиции, академик Миллер к тому времени обнаружил документы о плавании Семена Дежнёва, и получил сведения от чукчей о том, что за океаном есть селения, в которых живут «бородатые люди в долгом платье». Для проверки подобных слухов Плениснер и отправил Дауркина на побережье Берингова пролива собрать побольше сведений. Результатом его исследований стала карта, на которой на Аляске, значительно севернее места, где высаживались матросы Чирикова, возле реки Хеуврен нарисована бревенчатая крепость с остроконечными башенками, наподобие тех, которые ставились во всех сибирских острогах. На башенке воины с копьями в руках, а ниже к стенам подбираются другие воины — с перьями, торчащими из шапок.
В 1774 году испанский корабль «Сантьяго» среди островов южной части архипелага Александра занимается торговлей с индейцами племени хайда. В одной из туземных лодок испанцы замечают обломок то ли железного штыка, то ли сабли явно не местного происхождения. Памятуя об исчезновении русских моряков, испанцы пытаются выпросить или выменять загадочную железяку, но безуспешно. На вопрос об её происхождении индейцы неопределенно машут руками куда-то на север. По возвращении в Мадрид эта история становится известна, и доходит до Санкт-Петербурга и Лондона, правда в сильно преувеличенных подробностях: будто бы испанцы встретили среди индейцев «цивилизованных людей приятного вида, белокожих и привычных к одежде».
Джеймс Кук
В 1779 году казачий сотник Иван Кобелев, знакомый с Дауркиным, добрался до острова Имаглин, что примерно посередине между Азией и Америкой, где в беседе с местным старшиной-тойоном вновь услышал от того об острожке на берегах реки Хеуврен, в котором живут люди с длинными и густыми бородами, почитающие иконы, на досках нарисованные, грамотные и умеющие писать. Несмотря на все уговоры Кобелева, с детства живо интересовавшегося русскими поселениями в Америке, будучи наслышан о таких, основанных потерпевшими кораблекрушение русскими моряками ещё от своего деда - одного из участников похода Дежнёва, переправить его на американский берег, чукчи отказались, как он писал в рапорте: «уповательно потому, что ясашные чукчи боятся чтоб ево, Кобелева, на американском берегу не убили или б не задержали, и в таком случае страшась взыску…» Однако чукчи согласились передать его письмо «русским людям в Америке»: «Прелюбезные мои до плоти братцы, жительствующие на большой почитаемой американской земле… Естли точно есть, получите сие от меня письмо, то как возможно старатца бытием каждое лето на тот остров Имаглин или с кем переслать письма, а особливо по которой реке жительство имеите, и сама ль та река в море устьем или в какую-нибудь губу впала, то б, на устье оной реки, или губы, на осветлом месте, чтоб видно было с моря, или из губы крест высокий деревянный поставить…» Но ни ответа на письмо, ни креста на видном месте не появилось, осталось неизвестным, дошло ли письмо до адресатов.
Также в своем рапорте, помимо текста отправленного письма, Кобелев сообщает, что повстречал чукчу с побережья Ехипку Опухина, который похвастал, что бывал на американском берегу до пяти раз и тоже слышал о живущих в американских лесах бородачах. По его словам, его приятель, живущий на острове Укипень (ныне остров Кинга), якобы привозил и показывал ему письмо на дощечке, написанное с одной стороны красной краской, с другой чёрными с вырезью словами — и это в эпоху, когда ни индейцы, ни эскимосы письменности не знали. Но взять письмо Ехипка побоялся, опасаясь лишних допросов, запомнив только, что «всего у них довольно, кроме одного железа».
Первым европейцем, увидевшим остров стал Джеймс Кук. В 1778 году он исследовал остров и назвал его в честь лейтенанта Джеймса Кинга, участника экспедиции которфй писал о пропавших.
Здесь было эскимосское поселение. В 1960-х годах жители из-за экономических факторов покинули остров и переехали в Ном
В 1786 году капитан Лаперуз, проплывая на «Буссоли» и «Астролябии» мимо залива, где исчезли русские моряки, записал: «созерцая этот залив, я все время думал, вероятнее всего, шлюпку Беринга и её экипаж погубило яростное море, а не дикие индейцы…». Его собственная экспедиция совсем недавно потеряла двадцать одного моряка чуть севернее в бухте Льтуа, когда две шлюпки, вошедшие в узкий пролив во время прилива, были разбиты о камни.
1788 году в русских поселениях на Алеутских островах побывали два испанских судна. Иркутский генерал-губернатор докладывал в Санкт-Петербург, что глава испанцев дон Мартинес ещё в 1774 году был в плавании в тех краях, где высаживались моряки Чирикова, и «находил вещи, от него тами островитянам оставленные…» В том же году один из агент губернатора сообщил, что в заливе Якутат, примерно на триста вёрст отстоящем от места высадки в 1741 году, среди приплывших торговать индейцев «много было белолицых и русоволосых, почему заключено было, что сии люди — потомки штурмана Дементьева» и его товарищей. Это сообщение вошло в официальный документ «Краткое содержание о приобретении земель Америки 1788 года»
В 1789—1791 годах Николай Дауркин и Иван Кобелев служили переводчиками при экспедиции Биллингса-Сарычева, которой было поручено исследовать и описать Чукотку и прилежащие моря и земли. По заданию Биллингса Коблев почти год в одиночку странствовал по Чукотке, в процессе путешествий до него дошли сведения, собранные агентом Шелихова о белолицых и русоволосых индейцах. Позднее он докладывал начальству, что нашёл человека, которого уговорил отвезти его на байдарке на американскую землю. 11 июня 1791 года он высадился на американском берегу, вероятно где-то на мысе Принца Уэльского, но «не точию в устье реки Хеврен войти, но и в губу попасть не мог за препятствующими великим льдами». Он отправился на остров Укипень (остров Кинга), где собирались для торговли индейцы и эскимосы даже из далеких племен, и тут вновь услышал рассказы о бородатых людях, живущих где-то на Аляске. Однако ни показать дорогу, ни просто отпустить Кобелева туда чукчи отказались, всячески препятствуя прямому общению между русскими и эскимосами да индейцами, так как им было выгоднее, чтобы вся торговля с Америкой шла только через них. Также при переводах они переводили Кобелеву только самые общие вещи, много явно нарочно путали и скрывали. На острове Кобелев встретил и американцев живущих на реке Хеврен:
"На том же острову нашел самих американцев человек до десяти, которые жительство имеют по реке Хеверен, кои переехали ещё до прошедшего лета на байдарках для торгу. Те же американцы со мною обращались дружелюбно и ласково… Они ж, американцы, свое лицо и грудь и мое лицо также и грудь гладят и обнимают, то значится большого и неразрывного их со мною дружества. И на свою землю указывают, и меня за плате тянут, и, видимо к себе зовут в Америку. Когда я по-русски говорю, то они в свой язык перстом указывают да на свою землю… Вскрытно от наших прибывших три краты наодине крестилися рукою и махали на их же землю. И изо всего видится, что есть таковые же люди как я, таков же и разговор...Больше чукчи Кобелеву оставаться на острове не дали, он вынужден был вернуться в Россию, где позднее узнал, что будто ещё прошлым летом «приезжал один американец, с тем чтобы со мною видеца, который разведал обо мне на острове Игеллине, что я прибыл в чукчи и буду годовать, которого, не допустя до меня, в самом Восточном мысу убили»."
В начале XIX века ситуация с доступностью Америки меняется, всего в сотне вёрст южнее места высадки Дементьева с товарищами основывается русский город Ново-Архангельск, ставший столицей русской Аляски, да и прочая территория начинает быстро осваиваться.
Ныне город носит название Ситка
В 1801 году в Русско-Американскую компанию поступили сведения, что по слухам на острове Принца Уэльского нашли русскую одежду на русском меху. Поиски пропавших продолжаются, пытаются найти хоть какие-то следы пятнадцати русских моряков или загадочные поселения белолицых. Безуспешными расспросами местных жителей занимались побывавшие в этих краях мореплаватели: Лисянский, Головнин, Врангель. Будущий историк русского флота, а пока ещё мичман Василий Берх записал: «Но по всем известиям от диких, места сии обитающих, не слышно, чтоб они когда-либо видели или слыхали про белых людей». Он же перевёл только что вышедшую книгу Александра Маккензи о его путешествиях по Канаде. Там он особо выделил место, где путешественник описывал, что однажды индейцы рассказали, что где-то на западе от них, на Аляске, есть за высокими горами большая река и озеро. На их берегах живут якобы белолицые люди. Индейцы выменивают у них железо, которое тем привозят другие белые люди откуда-то издалека на больших лодках, приплывающих в устье этой реки. Берх так прокомментировал эти сведения: «Можно, кажется, надеяться, что слова их справедливы, ибо по преданиям известно и у нас, что около реки Хеувереня живут русские белые бородатые люди, поклоняющиеся иконам».
В 1808 году приказчик Российско-Американской компании Тимофей Тараканов потерпел кораблекрушение немного южнее тех мест, где пропали моряки. Он со своим небольшим отрядом прошел на север более сотни вёрст, построил избу, прожил в ней всю зиму, сдался в плен индейцам, которые, однако, обходились с ним по-дружески, и в 1810 году вместе со спутниками был выкуплен капитаном американского корабля. Его пример показал, что вполне возможно было в таких условиях выжить и спастись.
В 1819 и 1821 годах вновь предпринимаются попытки поиска, но к этому времени на Аляске находится уже слишком много русских, и никаких определенных сведений более собрать не удалось ни о моряках, ни о таинственных «русских» поселениях. Пожалуй, последним слухом, позволяющим предположить, что он относится к пропавшим морякам, стали сведения о том, что у вождя одного из тлинкитских племен кто-то видел старинный мушкет с раструбом и ложем из красного дерева, а именно такие были на вооружении русской армии во времена экспедиции.
Подводя итог.
Версия, которой придерживался Чириков и многие другие, является их гибель от рук индейцев. Однако же такой точки зрения Чириков стал придерживаться уже по окончании всех событий, которые длились более недели. Когда отправляли на берег ялик, все офицеры корабля считали, что бот повреждён, но команда цела, потому и отправлены были конопатчик и плотник, а не солдаты. Эта версия также вызывает определенные сомнения у исследователей. Весьма сомнительно, чтобы индейцы вообще решились напасть на такую большую группу чужеземцев при первой встрече. Это противоречит всем обычаям индейцев. Так, при высадке моряков со «Святого Петра» местные жители попросту попрятались, дав возможность натуралисту Стеллеру в сопровождении всего одного казака беспрепятственно бродить по лесу, осматривать их жилища, даже забрать разную хозяйственную утварь. Кроме того, высаживавшиеся были хорошо вооружены, у них имелась даже пушка, но на корабле не было слышно никаких выстрелов. А индейцев на острове было довольно мало, если даже к началу XIX века в местном племени их было не более ста человек.
Как самый удивительный факт во всей истории с исчезновением русских моряков, специалисты отмечают то обстоятельство, что моряки исчезли бесследно. Все, что осталось, это смутные слухи о нескольких предметах, возможно принадлежавших морякам, да о встречах с их предполагаемыми потомками.
Однако никаких сведений об их высадке не сохранилось. Американский историк Голдер, автор двухтомного труда, посвященного плаванию Беринга, специально опрашивал индейцев острова Якоби, изучал труды знатоков индейского фольклора Дэвидона и Эммонса, но не обнаружил ни малейшего упоминания, ни предания или легенды об этом случае. В то же время, по рапорту Чирикова, индейцы там точно были и точно знали, что именно случилось: они же вышли в море из этой самой бухты на двух лодках и кричали «Агай! Агай!» (предполагается, что так моряки расслышали слово «агоу» — «иди сюда»). Если учесть, что это была первая встреча с белолицыми чужеземцами, приплывшими на большом корабле, это было большое событие, непременно оставившее бы след в фольклоре. Около десяти часов пробыли на берегу моряки со «Святого Петра», но индейцы этого не забыли, и через полвека рассказали об этом, что позволило уточнить место высадки моряков. Запомнили индейцы и встречу с французами, причем так точно, что рисунки, сделанные сотню лет спустя по их рассказам, довольно точно передавали облик фрегатов Лаперуза. Также известен факт, что о посещении кораблями Фробишера земли Баффина эскимосы сохранили память на протяжении трех веков, причем народная память сохранила такие подробности, что удалось установить судьбу пяти моряков, ранее считавшихся пропавшими без вести. В то же время, о гибели двух лодок с моряками, произошедшей у них на глазах, никаких сведений у индейцев не сохранилось.
Попытки раскрыть тайну загадочного происшествия, о котором американский историк Ф. Голдер, изучавший российские архивы в 1920-е гг., писал, что «…исчезновение чириковских людей останется одной из неразрешимых загадок Севера…», продолжаются и в настоящее время.
