ремонт гуся
я хочу рассказать тебе, друг мой, историю. произошла она очень-очень давно. в те далёкие времена, когда ты, уважаемый исполнитель, ещё даже не помышлял о славной карьере ремонтника. то были чудесные и вольготные времена. ты был юн, уверен в себе и полон надежд. ты любил хорошую музыку, камни и пивко. твёрдой походкой шёл ты к успеху. была у тебя и любящая женщина. такая ламповая, что любая лампа по сравнению с нею ничто. вспомни её руки. словно два оживших карася из чистого золота. и те рисунки на теле. так и не смог ты тогда постичь всю их глубину и тонкую структуру переплетений причудливых линий, что начинались прямо от ушей и заканчивались меж стенок пупка. но мы отошли от темы. гусь. мой гусь был что надо. служил мне верой и правдой. так было с первых минут нашего знакомства и ровно до того чудовищного инцидента, что вынудил меня броситься сломя голову на поиски мастера. неустанно бродил я по просторам интернета. и вдруг, увидев твоё измождённое лицо, твой тяжёлый взгляд направленный в никуда, твою потёртую, видавшую виды кепку, снизашло на меня озарение. это же тот самый паренёк. ну да, он самый. тот юный художник, что рисовал лапу, играл с тампонами и изобрёл гидросигареты. я хотел было поздороваться как настоящий джентельмен, однако, не смог сдержать слёз и эмоций меня переполнявших. я заорал так, как никогда не орал. забился в конвульсиях словно младенец, в загаженном исподнем. крик мой пронёсся стремглав сквозь бескрайние ряды новостроек рабочих окраин. и тут, вдруг, откуда ни возьмись взметнулись в воздух жгучие искры осознания. ведь я и сам ничего в жизни не добился. я сам одной ногой ремонтник, а второй уже в могиле. я и сам алкоголик. сам наркоман. сам ничтожество, каких поискать. и тишина. пьянящая. вязкая. плотная и упругая, как силиконовая грудь моей жены. у неё только одна грудь, да. вторую подарю ей на новый год. ведь без гуся, что нёс золотые яйца, я порядком поиздержался. так вот, гусь. милый мой гусь. в тот злополучный вечер, в тот проклятый бесчеловечный ужасный вечер я был дома. жена моя, по обыкновению своему, прибывала в аморфно-депрессивном состоянии. пьяна. снова пьяна. последняя бутылка шерри, привезённая дрожайшим моим кузеном из мест весьма экзотических, пустая валялась у прикроватного столика. благоверная же, моя любимая, свет жизни моей жёнушка возлежала головою на куче обветшалого тряпья. пышное и мягкое туловище её, безвольно распластавшись, расплющившись под невыносимой тяжестью её презренного бытия, разбросано было на полу. тогда, окинув беглым взглядом данный антураж, пришёл я в уныние, мой друг. сначала в уныние, после в бешенство, далее принял я, кажется, ситуацию. выразив при этом глубокую надежду на то, что инцидент сей не задержится надолго в моей измученной бытовыми тяжбами голове. однако, прошло уже 24 часа, а картина та стоит у меня перед глазами сию минуту. я спешно вышел из спальни. уверенным шагом пересёк я коридор, убранный между прочим в славном постсоветском стиле. ворвался в кухню и стремительно опустился в смятении на шаткий табурет, что служил прежде подспорьем бесчисленным ягодицам дам и кавалеров всех мастей. гусь мой, славный мой товарищ, был мёртв уже много лет. благородная птица. забыл сказать, между прочим, чинить ведь нужно отнюдь не гуся, чинить нужно моё вдребезги разбитое сердце
