Темнота опустилась на улицы города. Суровая будня полицейского заканчивалась, и я, преисполненный желания окунуть свои мудя в теплую ванну съемной квартиры, ехал в автобусе домой.
Внезапно мне позвонила моя девушка, которая поинтересовалась, где я. Данное поведение показалось мне странным - ей было прекрасно известно, когда я возыращаюсь.
Тревожное чувство во мне заиграло еще сильнее, когда я вышел и увидел, что она ждет меня на остановке.
Она рассказала мне столь же бредовую, сколь и смешную историю, дескать, она зашла в маленькую комнату и пыталачь включить свет, как вдруг ВНЕЗАПНО раздался злобный нечеловеческий рык. Нашим животным рык принадлежать не мог, ибл они представляли собой двух маленьких милых морских свинок, беспречтанно заваливающих пол клетки говном.
По пути домой в лучших традициях киношных скептиков я убеждал пассию, что ей показалось, или это трубы шумели, или сосед громко бзданул. Дама отрицательно мотала головой, уверяя, что ей не поуазалось и в темной комнате кто-то был.
Естественно, при тщательном обследовании никакой полтергейс или вервольф обнаружены не были, ровно как и следы их присутствия. Правда, по ночам (мы спали в другой комнате) жопка немного поигрывала, но неизвестная сущность не пыталась нанести повторный удар.
Шли дни, недели, месяцы. Таинственный случай подзабылся, наступили холода, а дама была замечена в изменах, в связи с чем была с позором и оскорблениями изгнана на мороз со всеми своими ноутбуками и резиновыми членами.
Само собой, следующая неделя была тяжкой - я жалел себя и ревел, как побитая шлюха.
Из-за ранее упомянутых мною холодов из закромов шкафа-купе мной был изъят китайский тепловентилятор, в простонародии "дуйчик". Такой, как на фото.

Дуйчиком этом я пользовался много лет, и никаких нареканий он ни разу не вызывал.
Поставил я его на стол у стены напротив кровати.
В ту ночь я, как и в предыдущие, не мог уснуть и обдумывал различные кары, которые был бы не против воплотить в жизнь и свалить на голову подлой изменщице. Было тепло, и вентилятор я не включал.
Слюна вожделения свисала с моих губ, как вдруг раздался щелчок - и дуйчик включился.
Сказать, что я ПРОСТО ОХУЕЛ - это сильно приуменьшить. Я обосрался так, что звук рвущейся жопы был слышен по всему дому. Я вспомнил случай с рычанием, вспомнил все фильмы ужасов, что смотрел.
Я попытался заговорить с сущностью, но она мне не ответила, иных признаков присутствия более не проявляло.
Через пару недель я съехал, уверенный, что столкнулся с паранормальным явлениемм.
Тут бы и закончил я свою историю, если бы ни одно "но" - как я случайно узнал через пару месяцев, в ебаном дуйчике присутствовала функция автовключения, которую я случайно и активировал.

Домовые

Мама опять была на работе.

Маленькая Ира решила, что уж сегодня она точно будет храброй, сегодня она сможет стать отважной и не побежит, как всегда на балкон от своих страхов. Она включила свет во всех комнатах, она сделала бутерброд с маслом и вареньем, включила телевизор погромче, и уселась в зале на диване напротив телевизора. Вроде пока удавалось не бояться. Тут ведь главное что: не смотреть в сторону прихожки, где хотя и горит яркий свет двух лампочек плафонных, но все же…

И она таки взглянула в сторону, и увидела мгновенно исчезнувшую тень, будто показалось, а может и не показалось – черная собака черной кляксой отпечаталась в ее сознании, в кратком миге воспоминания. Она все же дожевала кусок бутерброда, проглотила, уставилась в телевизор. Как жаль, что телевизор стоит вот так, в сторонке от входа, и толком не увидишь, что там в прихожке творится, и в то же время полностью никак не отвернешься. Вот и кажутся все эти тени на самом краешке взгляда, и становится от этого еще страшнее, еще холоднее внутри, особенно когда вот так вот – когда одна, когда мама на работе, а за окном уже темно, почти ночь, хотя почему почти? Для нее, для маленькой Иры – это уже ночь, она уже должна, как хорошая девочка, включить ночник, лечь в кроватку и пытаться заснуть, как она и делала на старой квартире, до переезда. Но тут… тут так не получалось. Все ей казались какие то силуэты, какие-то шорохи, какой-то сквозняк, и потому, оставаться дома одной, а тем более одной ложиться спать – она не могла.

По телевизору шло «Ну погоди», Ирина улыбалась, но вот рассмеяться никак не могла – ползли мурашки по спине, да и улыбалась она вымученно, потому как надо было вроде как улыбаться – так проще побеждать свои страхи и всяких там Бук да Бабаек.

Снова что-то промелькнуло, но она даже не вздрогнула – была к этому готова. А потом еще что-то зашуршало, тут она уже еле удержалась от того чтобы взвизгнуть, но все же держалась, сама себя успокаивала, что может это у соседей, может еще что, может…

Скрипнула половица и рядом совсем будто зашипела змея. Ирина не выдержала, завизжала во весь голос и опрометью метнулась к балкону, к своей холодной крепости. Выскочила на улицу, захлопнула за собой балконную дверь, и тут же съежилась от порыва холодного ветра. Поздняя осень, блестит первый снег в желтом свете уличных фонарей, холодно. А она в футболке и в шортах. Глянула через окно балконной двери в зал: мягкий теплый свет, телевизор, на полу бутерброд валяется, конечно же маслом и вареньем вниз – все тихо, все спокойно, вот только не вернется она туда, и будет мерзнуть тут, на балконе, пока не увидит внизу, как мама входит в подъезд.

Страшно.

Приехал двоюродный брат из деревни в гости. Большой, сильный, высокий, розовощекий, и с холода, когда он зашел в квартиру, от него просто дохнуло этаким запахом морозным, новогодним, да еще и снежинки эти, что блестками налипли на его воротник, на шапку его. Ирина радовалась, прыгала вокруг него, лезла с расспросами, а он, то и дело, подхватывал ее на руки, подбрасывал к потолку, щекотал, да расспрашивал, как она в школе учится, что сейчас проходят, просил показать рисунки, да и вообще – веселый-веселый, простой и надежный. Рядом с ним Ирине становилось спокойно и весело.

Он привез два огромных баула с гостинцами: варенья, соленья, целлофановые пакеты с зелеными хрусткими яблоками, копченое сало, которое Ира конечно же не любила, но все же с каким то бурным воодушевлением рассматривающая эти пласты, а брат рассказывал какая вкусная получается картошка, если на этом сале жарить. И так ей картошки той захотелось! Аж слюнки потекли.

А потом они вытащили в зал стол, мама достала новую, хрусткую скатерть, и пили чай с тортиком. Было вкусно и весело, за окном уже темнело, а потом брат глянул в сторону прихожки и… сушка выпала из его рук, звякнула тихонько о край блюдца и покатилась по столу.

- Леша, ты чего? – спросила тихо мама.

- У вас там… что-то, - лицо его было бледным, весь румянец враз сошел и глаза расширенные от испуга.

- Что? – спросила мама, а Ира прямо обмерла. Неужели он тоже видит, неужели он тоже что-то заметил? Может это и правда, может это не она такая трусиха а…

- Тени.

- Какие тени?

- Я такие маленьким видел, когда бабка Марфа к нам переехала. Помнишь ее?

- Конечно. Такую гром бабу не забыть.

- Она же со всем добром приехала, и домового, говорила, на венике принесла.

- Да помню я, Леш, что за глупости говоришь. И про то как вы попа звали тоже помню. В каком веке живешь?

- А вы не замечали сами… - он все же повернулся в их сторону и посмотрел сначала маме в глаза, а потом Ирине.

- Ну что ты… - начала мама, но Ира ее перебила.

- Видела-видела-видела! Я видела! Я только никому не говорила! Я боялась, что меня трусихой назовут. А я видела! И слышала, и холодные они еще, и страшные!

- И я… - тихо призналась мама, - только думала, что мне показалось.

Через два дня приехал батюшка. Большущий, огромный, в черной рясе, и борода у него была огромная – лопатой, вот только не седая, а, почему-то, рыжая, потешная, хоть волосы его были и черны как смоль.

Батюшка шутил, ходил по дому, читал какие-то молитвы и делал пальцами Ире козу, отчего та фыркала и смеялась. А потом он остановился в прихожке, сел на корточки и сказал с доброй улыбкой, толком ни к кому вроде и не обращаясь

- Два хозяина у вас в доме, вот и дерутся. Чего деретесь, бедолаги, все ваше, и пугать своих гостей не надо.

- Каких гостей? – спросила Ира испуганно.

- Вы их гости, а они в доме вашем хозяева. Кормите их, молочко оставляйте, печенья крошки и все у вас будет хорошо. А вы, братцы, не пугайте никого, в мире живите. И вон, смотрите, какая красавица в доме вашем на выданье растет. Вот мужа найдет, и пойдет к нему жить, а один из вас с нею, чтоб ничего плохого у нее в жизни не было. Договорились, а?

Улыбнулся, раскланялся, чмокнул Иру на прощанье в щечку, да и ушел.

И не было в доме с тех пор страхов, и все дела их домашние спорились, а когда Ира замуж вышла и в новый дом ушла, то принесла она туда веник из отчего дома, и может был на том венике хозяин – домовой, и жили они с мужем ее ладно, да славно.