Электрик от Бога (небесная канцелярия, рассказ 4). Часть 3.
Внезапно Рыжий заговорил с Петровичем не как гад, желавший ему скорейшей смерти, а как старый приятель, не видевший своего кореша пару лет.
- Вот скучно ты живешь, Толян, однообразно как-то. Работа, дом… Даже бабу себе скучную завел. Не причуд тебе, не мозго..
- Язык отрежу! – своевременно пресекла попытку нарушения лингвистического режима Кассирша.
- Занялся бы чем интересным… – продолжал Рыжий – вот альпинизмом, например. Ты же ни разу по горам не лазил.
- Он же тебе не горный козел, а электрик от Бога – сквозь смех, вставил замечание Маляр.
- Помолчи, пернатый! – огрызнулся Рыжий и продолжил – Или саперное дело изучи. Интересно ведь! А хочешь на дельтаплане полетать? Я тебе с деньгами помогу, не волнуйся!
- Не юли, Штирлиц! – снова подкалывал Маляр.
Рыжий, оставив попытки обходными путями «вскрыть» неприступного электрика, пошел в лобовую. Он схватил Петровича за грудки и очень правдоподобно взмолился:
- Петрович! Ну будь же ж ты гуманистом, ну убейся хоть раз по-человечески! Я тебе такие похороны отгрохаю – арабский принц от зависти сдохнет! Самого модного попа приглашу. У меня концы есть, если что. Хочешь, в кремлевской стене замурую. Хочешь – в великой китайской. Да черт с ним, даже в стене плача! Будешь своими мощами искрить, пугая упоротых религиозников по обе стороны! Только убейся!
От перспективы убиться Петрович весь затрясся, как осиновый лист на ветру. Жить очень хотелось! Хотелось бы хорошо жить, но можно и так: с пропаленной лысиной и подкопченными тестикулами.
Обстановку разрядила Кассирша.
- Предписание – огласила она лукавым голосом, протягивая Рыжему бумажку.
- Предписание – перекривил ее Рыжий и нехотя взял бумажку. На лице Рыжего мигом отразилось все то, что таила в себе спасительная инструкция.
Но Рыжий не сдавался. Он решил испугом взять неприступную крепость. Размахивая спасительной бумажкой, он стал осыпать многострадальную голову бедного электрика нешуточными угрозами, которое только могли прийти ему на ум. Он сулил Петровичу котел с кипящей смолой, электрический кол, воткнутый в анус, вечные муки и полное забвение… Все, решительно все, чем можно было напугать до смерти, летело прямо в Петровича.
Все присутствовавшие: и Кассирша, и Маляр, и Одуванчик прекрасно понимали, что коварный демон просто блефует. Любой, взявший в руки предписание, обязан его выполнить. Просто обязан – и все. Но Петрович то об этом не знал, принимая летевшее в него за чистую монету! И бедняга начал впадать в ступор от страха.
Каждый..., ан нет, не электрик! Всяк, кому интересна дикая природа, знает о такой удивительной способности диких тварей, как миотоническое оцепенение. Это когда животное моментально застывает перед лицом угрожающей ему опасности. Козы падают замертво, змеи притворяются дохлыми…
Что-то подобное случалось и с Петровичем в минуты дикого страха. Об этом самом обыкновении Толика прекрасно знали все, кто его хорошо знал. И старались избегать этого. Ведь оцепеневший Петрович уже не представлял никакой ценности ни для друзей, ни для общества. Даже трансплантологи вряд ли отважились бы работать с таким материалом.
Об этом обыкновении электрика прекрасно знал и Рыжий. Но в пылу рукопашной атаки Рыжий настолько раздухарился, что даже не заметил, как Петрович устремился в крутое пике. Электрик, прежде хоть как-то контактный, начал стремительно превращаться в памятник некогда живому Петровичу. Сквозь остекленевшие глаза отчетливо виднелась задняя стенка черепной коробки! Взгляд Петрович был столь же бессмысленным, сколь взгляд хомячка за секунду до того, как его раздавит хозяйская задница!
Это был полный провал! Извлечь Петровича из бездонного «ничего» мог только 12-тичасовый молодецкий сон. Ну или удар электротоком. Наверное…
И Рыжему, внезапно осознавшему свою несостоятельность, как педагога-карателя и обличителя грехов, ничего не оставалось сделать, как в сердцах буркнуть «Идиот» и щелкнуть пальцами, испарив ненавистный биоматериал с глаз долой.
Таким вот: безмолвным, бездвижным и бессмысленным Петровича обнаружила скорая, вызванная до полусмерти перепуганной Ивановной. В этот раз врачи решили не торопиться с выпиской, попридержав лихого рысака от очередного забега со смертью, и прописали больничный режим на месяц.
Месяц загорать на больничной койке было занятием очень скучным. И Петрович, как только наладил дела с хозяйством и привычной ходьбой, принялся налаживать отношения с персоналом. С кухней конечно. Еда - в первую очередь!
Нет, с гостинцами от Екатерины Алексеевны было все в порядке. Пропитание поступало регулярно и в объеме, не подвластном даже зверскому аппетиту обычного человека. Но Петрович то был не один. Соседи по палате, соблазняемые чарующими запахами, тоже нуждались в подпитке. И подпитывались они, надо сказать, так усердно, что порой даже Петровичу ничего не оставалось. Толя был парнем не жадным и с радостью раздавал все пироги и плюшки, коими подчевала его ненаглядная. Но вопрос с кухней все ровно стоял на повестке дня. На больничных харчах далеко не уедешь.
Ко всему прочему, коллеги многострадального электрика, прознав о постигшем его ударе, не заставили себя ждать с визитом. А как иначе? Очередной день рожденья! Надо отметить! Если удача и дальше продолжит улыбаться Петровичу своим клыкастым ртом, жизнь электрика рискует стать 365-тью днями беспробудного пьянства.
Благо дело, повариха в той больнице была сдобной булочкой. Она так же вкусно пахла корицей, так же румянилась женской красой и была столь же пухленькой и мягонькой, как свежая выпечка. Петрович быстро наладил с ней контакт. Уж кому-кому, а электрику - так точно на роду написано контакты налаживать. И вопрос с провиантом, равно, как и с горячительным, перед Петровичем уже не стоял, вплоть до самой выписки. Почти…
Как-то, когда выписка уже маячила на горизонте, в душевном разговоре за жареной картошечкой с домашней наливкой, пожаловалась Петровичу повариха на вытяжку в кухне. То работает, зараза, а то не работает. И уж сколько она начальству не говорила – а все без толку. Им не до кухни, видите ли! Как жрать мастерски приготовленные вкусности – так первыми, а как вытяжку наладить – не до кухни. Лицемеры, одним словом!
Петрович, откровенно говоря, не очень-то горел желанием ковыряться в больничном электричестве. Положа руку на сердце, Анатолий Петрович крепко подумывал о смене профессии, сильно побаиваясь своего опасного ремесла, но отказать сдобной булочке никак не мог. Уж больно хороша была ее наливка! Тем паче, что за работу повариха посулила аж две поллитры этого самого нектара.
Запасшись инструментом и отвагой, Петрович ринулся в бой с коварным током, предварительно тяпнув домашней настойки для храбрости.
Вытяжка, как и было ей положено, располагалась прямо над электрической варочной поверхностью. Чтобы подобраться к объекту труда, Петровичу нужно было взгромоздиться на железный стол, вплотную примыкавший к плите. Чтобы в очередной раз не наломать дров, Петрович решил сперва глянуть на неполадку, а уж после принимать решение, стоит ли рисковать. Очередной визит к Рыжему не стоил даже канистры наливки.
Гигиена - прежде всего! А больничная гигиена – так вообще, прежде всякой другой гигиены. Тем более в помещении пищеблока. Петрович напялил бахилы на ноги, почему-то предварительно сняв больничные тапки, и начал восхождение. Обесточить вытяжку отдельно было нельзя, только вместе с кухней и освещением. А ковыряться впотьмах Петровичу совсем не хотелось. Скрипя сердцем, доблестный электрик вскрыл панель, скрывавшую электрическую часть злополучной вытяжки.
Тю, какая ерунда! Всего-то открутился провод. Болт, крепивший контакт питания вытяжки, просто отсутствовал и провод свободно болтался, то замыкая цепь, то прерывая ее. Мелочь!
Каждый электрик знает – смотри, куда ступаешь! Много чего может оказаться под ногами. В особенности, когда ты чем-то очень важным и очень опасным занят. А электричество может быть очень опасным. Уж это в полной мере осознал Петрович, не единожды испытав побои электротоком на своей шкуре.
Петрович взял раздобытую поварихой крепежную деталь, подходящую по размеру, и уже готов был закончить плевый ремонт. Но судьба-злодейка горазда на выдумки! Со стола до места крепления провода достать было сложно, и Петрович аккуратно перенес голую, облаченную в бахилу стопу, на варочную поверхность.
Ну вот какой сволочи пришло в голову включить печку на полную?! Бахила, вспыхнув порохом, моментально обнажила голую ногу Петровича чьему-то коварству. Не иначе, как Рыжего проделки! Стопа тут же зашкварчала и крепко припеклась к раскаленной поверхности, как стейк к сковородке. Стейк из собственной ноги в меню Петровича не входил и бедняга-электрик, издав матерный вопль, тут же с силой попытался оторвать прикипевшую и уже подрумянившуюся конечность. Чтобы сделать это решительно быстро, Петрович ухватился рукой за то, что, собственно, под рукой было. Не специально. Инстинктивно. Судьба-злодейка подсунула под руку Петровича…, да, да, да, всю электрическую часть, питавшую вытяжку.
Петрович был просто обречен на свидание с Рыжим!
Перемены в месте свидания удивили даже повидавшего на своем веку Анатолия. Прежде совсем не веселое, местами даже печальное место, преобразилось в сущий балаган! По стенам коридора, ведущего к стойке, были развешаны портреты Петровича в памятные для него электрические моменты. Возле стойки толпилась куча народа. Все веселились и ждали виновника торжества. Одуванчик, как самый длинный, держал на вытянутых руках плакат с надписью: «Петрович, жги!». Какой-то неопрятный дрыщ, видимо коллега Рыжего, лихо сновал в толпе, призывая делать ставки. Сам того не желая, Петрович стал иконой всеобщего веселья. И это как-то приободряло бедолагу.
Впереди всей толпы стоял Рыжий, держа в руках бюст какого-то бородатого мужика. Петрович воодушевлено зашкандыбал к ожидавшей его толпе, по пути распространяя аромат жареного мяса.
Рыжий выступил навстречу Петровичу и тожественно произнес:
- А премия Дарвина в этом году вручается… - и без торжественного оглашения номинанта, с силой всунул бюст бородатого дядьки в Петровича.
Петрович, не особо знакомый с Дарвиным, был польщен и широко разулыбался. А Рыжему было не до улыбок. Нервно заламывая пальцы и пережевывая зубы, Рыжий пустился в очередную профилактическую беседу.
- Как Вы себя чувствуете, расчудесный Вы мой, Анатолий Петрович? – сквозь зубы прошипел Рыжий, памятуя о прошлом визите его обморочного козла и не желая в этот раз спугнуть птицу счастья.
- Спасибо, уже лучше – учтиво ответил улыбающийся Петрович. Петрович уже понял, что сегодня намечался его очередной день рожденья и был готов к поздравлениям и подаркам.
- Вот это-то и печально – посетовал Рыжий – я, откровенно говоря, рассчитывал на иной ответ.
- Не дождетесь! – весело и совсем не подумав, выпалил Петрович. Петрович, образование которого позволяло ему порой быть бестактным и неуместным, совершил ужасную ошибку своей невинной фразой.
Терпение каждого из нас, как железный вольер в зоопарке. Оно надежно сдерживает звериную ярость, беспричинную агрессию и лютую ненависть в своих железных оковах. Увы, крепость терпения тоже не безгранична. Если не проверять его, терпение, на крепость, можно вполне надеяться на благоприятный исход практически любой ситуации. Кроме ситуаций с электротоком, конечно же. А Петрович, как заправский хулиган, своими незапланированными визитами всякий раз расшатывал эту крепость. И сегодня крепости Рыжего пришел конец! Рыжий весь побагровел, затрясся и… разразился монструозной тирадой!
- #&$^&^% &^*$^ *%...
Ничто, ничто на свете теперь не могло сдержать гнева Рыжего, раскаленной лавой выплескавшегося наружу! Лава застывала, превращаясь в удивительные по своей красоте и стройности матерные конструкции. Это была вовсе не ругань пьяного Пяткина возле пивного ларька, не крепкий слог главного инженера, витиевато обыгрывавшего слово «мать»… Это было искусство!
Рыжий строил лингвистические конструкции, потрясающие своей красотой и сложностью! Он быстро возводил этаж за этажом, лихо обгоняя в проворстве китайских рабочих, за ночь возводящих небоскреб! Весь богатейший запас нецензурных драгоценностей, накопленный прогрессивным человечеством за все годы его существования, был в распоряжении Рыжего. И Рыжий не стесняясь, все черпал и черпал вдохновение из бесценного кладезя народного творчества, не повторяясь ни единым элементом! Перед каждым новым сооружением Рыжий, как заправский тенор, надувал грудь колесом, поднимал к небу подбородок и движением руки вперед, словно срывая невидимый клапан, давал волю своему потрясающему мастерству.
Все, решительно все присутствовавшие, замерли в безмолвном восхищении. Даже Кассирша, до этого ревностно боровшаяся за чистоту речи. Она просто понимала: цунами зонтиком не сдержишь.
И даже Петрович, будучи куда искушенней остальных в непростом ремесле мата, был в восхищении. «Вот это дает! Куда там главному инженеру с нашим преподом по ТБ!», подумал Петрович, за что тут же был послан пешим маршрутом вместе со своими начальниками, наставниками, соратниками и членами их семей.
Увы, даже гений не может творить вечно. Минут через 15 или что-то около того, Рыжий, к разочарованию слушателей, иссяк.
Выступление Рыжего вызвало настоящий фурор! Все присутствовавшие аплодировали, кричали: «Браво», «Бис», свистели, топали ногами и требовали продолжения. Одуванчик самоотверженно хлопал в ладоши, как заводная обезьянка. Маляр кричал: «Бис, маэстро!», вскидывая руки вверх. Петрович неистово свистел, обслюнявив пальцы до локтей. Публика была в восторге!
Рыжий улыбался и кланялся, будучи довольным собой. Как вдохновенный поэт-декламатор, оцелованный красавицей Эвтерпой, Рыжий сиял, подобно солнцу, и, по-видимому, уже готовился принимать букеты и раздавать автографы.
Кассирша, желая восстановить порядок в этом вертепе, подняла руку вверх. Все послушно затихли, повинуясь воле хозяйки заведения.
- Это определенно станет классикой – сдержанно подытожила она выступление Рыжего и, сунув ему в руку предписание, добавила – вот тебе за это грамота.
Рыжий, пребывавший на вершине внезапно обрушившейся на него славы, уже совсем не злился. Он даже не глянул в предписание, прекрасно понимая: НЕ СЕГОДНЯ. Широкий жестом Рыжий щелкнул пальцами, испарив объект своего вдохновения с глаз долой.
Петрович очнулся в кухне от мерзкого ощущения попавшей в глаза воды. Повариха, едва не ставшая свидетельницей одной из самых потрясающих по своей глупости смертей, обильно поливала студеной водой из ведра Петровича и подоспевших медбратьев, колдовавших над бездвижным телом электрика.
Дальше так продолжаться не могло.
Главный инженер, прознав про очередной инцидент, окончательно утвердился в решении уволить доселе бессмертного Толика. По собственному, от греха подальше. И совсем не за тот конфуз, невольно организованный ему Петровичем. Все гораздо проще. Производству нужен был ЖИВОЙ электрик!
Петрович тоже не горел желанием продолжать бессмысленную гонку со смертью и, едва ли не в день выписки, побежал на завод, чтобы положить конец этому безобразию. Теперь он стал еще одним безработным. Правда, ненадолго.
Мастеровой человек, с руками, с опытом, да еще и с остатками головы на плечах всегда и всеми востребован. И Петрович тут же нашел себе рабочее место. По счастливой случайности, хромая от заводоуправления, Петрович нос к носу столкнулся с руководителем технаря, в котором когда-то юный Толик познавал непростое ремесло укрощения электричества. Старенький директор техникума посетовал Толику на то, что нынче толковых преподавателей не сыщешь, а от бестолковых у него просто раскалывается голова. Петрович, не будь дураком, тут же и сообщил про свою готовность занять вакансию. Слово за слово, рюмка к рюмке… Петрович был принят в родной альма-матер.
Кем?
Ну конечно же преподавателем по технике безопасности! Кому же еще, как не Петровичу, вбивать в головы безусых юнцов основы ТБ? Только ему, не единожды раненному в боях с электричеством, носившему ордена в виде шрама на плеши и прочие боевые отличия, показывать которые в приличном обществе не очень прилично! Лучшего кандидата на эту должность просто не найти!
Преподавательская деятельность очень нравилась Анатолию Петровичу. Во-первых, теперь масса людей называла его ни как иначе, как по имени-отчеству. Во-вторых, теперь практически никто не смел так просто отвлекать почтенного педагога от дум об обстоятельном. Ну, и, в-третьих, теперь его и электричество разделяло почтенное расстояние. Жизнь налаживалась.
Личная жизнь Петровича стремительно неслась к свадьбе с Екатериной Алексеевной, которая, к слову, тоже покинула завод, устроившись су-шефом в весьма респектабельный ресторан. Ее даже приглашали шеф-поваром в одно именитое заведение. Правда заведение это было совсем в другом городе. Но ведь это не беда. Будущая семейная чета вечерами живо обсуждала перспективу переезда. Катюша однозначно будет пристроена, а уж Петрович, с его-то бесценным опытом, как пить дать, найдет себе место.
Однако жизнь порой имеет другие виды на наши мечты и планы, откровенно имея их.
Одним славным вечером, в канун какого-то, уже и не вспомнишь, праздника, когда весь преподавательский состав, оставив за спиной посевные работы разумного, доброго, вечного, просто расслаблялся за рюмкой чая, сталось то…, что сталось.
Чай подходил к концу, так и не утолив жажды праздновавших. Надо было идти. И ведь, как на беду, погода тем вечером была просто ужасная. На улице бушевала гроза, поливая пустынные улицы холодным дождем и пугая окрестных котов оглушающими раскатами грома. Но ничто в этой жизни не способно испугать нашего человека, если чай на исходе!
Волею преподавательского состава, Петрович был снаряжен в путь. Ему были торжественно выданы: плащ-непромокайка, по крупицам собранные средства и подробная инструкция о сорте и литраже искомого чая. И Петрович бесстрашно ринулся в опасное путешествие. Откровенно говоря, сквозь залитое дождем окно, в сполохах молний, удалявшийся от техникума Петрович в плаще очень смахивал на какого-то средневекового путешественника.
Каждый электрик…, а почему, собственно, электрик? Каждый, в чьей голове все еще теплится здравый смысл, знает: в грозу лучше не гулять. Во-первых, наверняка намокнешь. Во-вторых, рискуешь вступить в лужу, провалившись в грязную воду по колено. Ее-то не разберешь, ту лужу. А ведь еще молния может ударить!
Каждый год по всей Земле около 240 тысяч неосмотрительных граждан подвергаются ударам молний. 657 человек в день. 27 человек ежечасно. Не так уж и мала вероятность быть сраженным крупнокалиберным снарядом электричества. Ведь молния – это тоже электричество.
Петрович, резво бежавший сквозь непогоду и уже грозившийся скрыться из вида, наверняка не знал о печальной статистике. И совсем не подозревал о чудовищном ударе судьбы. Небеса разверзлись ослепляющей вспышкой, и скорый бег путника в плаще был внезапно прерван оглушающим залпом коварного электричества.
Дальше это безумие продолжаться не могло!
Рыжий, уже ожидавший обгорелого, озаренного молнией Петровича, не стал дожидаться очередного раунда противостояния глупости с милосердием. Взяв ситуацию в свои руки, он быстро подскочил к стойке, схватил искрящееся дело Петровича, отскочил назад и трижды постучал по портсигару.
Коридор за стойкой заволокла ужасающая Тьма. Она надвигалась на всех, кто толпился у стойки, норовя поглотить в свое чрево забвения и Маляра, и Одуванчика, и Кассиршу… И даже подоспевшего уже Петровича. Но Тьма остановилась в паре шагов от стойки и, зловеще гримасничая, стала порождать свое воплощение: темного господина. Господин, вышедший из Тьмы, был просто шикарен! В сравнении с ним главный инженер, бывшее высокое начальство Петровича, выглядел, как какой-то оборванец. Его внешний вид, умение держаться…, да все, абсолютно все вызывало восторг до звездочек в глазах и ужас до заледеневших пяток. Визит этого господина ничего хорошего для Петровича не сулил. Во всяком случая, это было написано на лицах присутствовавших, коих собралось немалое количество.
Господин, будто по воздуху, стал передвигаться в сторону Петровича. «Мне каюк!», мелькнуло в голове электрика. Рыжий, довольный своим поступком, услужливо протягивал дело Анатолия Петровича приближавшемуся порождению Тьмы. Но темный господин прошел мимо Рыжего, совершенно не обратив внимания на своего слугу. И мимо холодеющего Петровича. Он шел в сторону Маляра.
Маляр, будто юный проказник, ехидно улыбаясь и строя глазки надвигающемуся злу, выставил навстречу темному господину руку, ладонью обращенную к нему. А темный господин! Это порождение Тьмы, исчадие ада и лицо ужаса…, темный господин зловеще улыбнулся и хлопнул своей рукой по руке Маляра, словно приятельски поздравив коллегу с удачно завершившимся делом.
Рыжий выронил папку и портсигар из рук. А темный господин, возвращаясь обратно во Тьму и проходя мимо Петровича, провел пальцем по лицу ошеломленного электрика. За пальцем на лице Анатолия Петровича тут же проявился уродливый шрам, змеей вившийся от самой макушки и ниспадавший на шею.
- Подарок – устало сказал Рыжий.
Темный господин, видимо выполнивший свою миссию, хохоча до слез, стал удаляться, растворяясь во Тьме.
А Рыжий? Бедняга Рыжий поднял папку Петровича, аккуратно положил ее на стойку, обреченно щелкнул пальцами и походкой человека, только что разгрузившего вагон гвоздей насыпом, стал растворяться в ужасающей, содрогающейся от хохота Тьме.
А вот теперь можно!
*************************
На окраине города, в общем-то, не такого большого, чтобы считаться мегаполисом, но и не такого маленького, чтобы быть селом, поселился один мужичок. Там, на окраине, все еще стояли небольшие домики, тихонько бытовавшие в тени замков нуворишей, небольшие огородики, домашняя скотинка и прочие милые прелести, совсем не присущие суетливому городу. И, как водится в местах не суетных, все не суетные жители в округе прекрасно знали друг о друге почти все. Не то, что город со своими людскими муравейниками, где соседи, прожив полвека напротив, друг дружку в лицо не знают.
Мужичок тот домик небольшой прикупил. Справный, небольшой домик с огородиком. Лет пяток назад прикупил и переехал туда с семьей. Хороший мужичок. И семья хорошая. Шрам у мужичка был, через все лицо змеей вился…
Тот мужичок, Анатолий Петрович, был отличным столяром. Кому шкаф, кому табуретку – все мог славный мастер. А какие доски кухонные у него выходили?! Резные, фигурные, разноцветные, со всякими вензелями – хоть на выставку неси! Славный мастер, одним словом.
Жена у Анатолия Петровича была женщиной, широкой во всех смыслах этого слова. Заботливая мать, растившая двух пацанят-погодок, любящая жена и отменная хозяйка, Екатерина Алексеевна была любимицей всех жителей в округе. Еще бы! Пироги, которые у нее получались, были просто неземного вкуса и съедались любым едоком без остатка, хоть бы даже он был сыт.
Столярничал Анатолий Петрович в бывшем сарае, который мастер живо оборудовал под цех, едва купив дом. Славное семейство было у Анатолия Петровича. Не скандальные, радушные, в Бога веровали, милостыню подле церкви подавали. Хорошие люди.
Было две особенности у Анатолия Петровича. Даже три. Если что случалось у него с проводкой, он непременно звал мастеров, сам никогда ничего не трогал. Хотя мастеровые говорили, что Анатолий Петрович в электрике понимает никак не хуже приглашенных спецов. Второй особенностью Анатолия Петровича была его трезвость. Вот ни капли в рот! Никто и никогда не видел столяра за рюмкой, даже по праздникам. Украинцы говорят: «Хто не п’є, той або хворий, або падлюка». И все вокруг благоразумно считали Анатолия Петровича больным. А тот шрам, что змеей вился от самой макушки до шеи, считали отражением этой его неназванной хвори. Люди предпочитали не спрашивать столяра о болезни, боясь, по-видимому, обидеть мастера или задеть за живое. А Анатолий Петрович и не рассказывал. Это и было его третьей особенностью: о своем былом никому и ничего не рассказывать.
А в остальном…, в остальном мужик хороший.
Вот так и жил он с семьей, хороший мужик, мастерский столяр Анатолий Петрович. И в своей хорошей жизни больше ни к спиртному, ни к электричеству не прикасался!
