Теодор Курентзис - идеальная возможность открыть для себя симфонический жанр
"Большинство людей оценивают музыку через эстетику. К примеру, вы слушаете третью симфонию Бетховена 1000 раз и решаете для себя - что хорошо, а что плохо, принять это или нет. Между тем, музыка - она за эстетикой."Какие ассоциации довольно часто возникают со словом "симфония"?
- Теодор Курентзис
*большое*
*скучное*
*непонятное*
И это можно понять, ибо если мы, к примеру, покажем маленькому ребёнку "Алёнушку" Васнецова, для него это будет набор цветов - не более. Это мы с вами знаем, кто она такая и в чём её проблема. Мы понимаем контекст. И это действует для любого вида искусств: произведение ничего не значит без контекста, если только контекст (или его значительная доля) не является частью произведения (как, например, в классических литературных романах (не постмодернистских, с ними сложнее)). Таким образом, музыка как искусство - это не просто то, что красиво звучит. Как произведение искусства она должна содержать идею или отображать пережитый опыт, а иначе это действительно "просто то, что красиво звучит". Это очень важно осознавать, поскольку это даст нам понимание того, почему отдельные жанры музыки могут быть для кого-то непонятны.
Симфония как жанр появилась из оперной увертюры(инструментальное вступление). Сначала увертюры просто стали исполнять как самостоятельные произведения, а затем они стали полноценным жанром со своей канонической 4х-частной структурой.
Но хватит о скучном. Это так, для общего развития.
Теодор Курентзис - это тот самый "широко известный в узких кругах" дирижёр, который очень много сделал для культуры в нашей стране. Он, кстати, очень интересен как человек(https://youtu.be/bPCTMmcRDM4). Сейчас он является художественным руководителем Пермского театра оперы и балета (Дягилевский фестиваль) и одним из самых востребованных (в мире!) дирижёров. Вместе со своим оркестром musicAeterna он стал настоящим популяризатором классики.
Когда мы ходим на концерт музыки условного Бетховена, мы в первую очередь идём не на самого Бетховена, а на его интерпретатора. Да, композитор тоже играет роль, но она начинается и заканчивается на бумажной партитуре. То, что вы услышите, зависит от исполнителя.
Концерты musicAeterna - это не музей классики, это возможность каждый раз слышать что-то новое в старых произведения.
Недавно Курентзис с оркестром записал шестую симфонию Малера - https://music.yandex.ru/album/5853032.
Почему это важно: https://meduza.io/feature/2018/10/27/orkestr-teodora-kurentz...
В 2017 году им была записана шестая симфония Чайковского - https://music.yandex.ru/album/4736388.
А вот исполнение третьей симфонии Малера:
Но ведь мы помним, что музыка - она за эстетикой?
Чтож, давайте попробуем заглянуть. Естественно, недостаточно просто послушать другого дирижера. Малер и Чайковский - это конец 19го века, когда симфония достигла значительного уровня своего развития, если не апофеоза (можно поспорить, потому что Прокофьев).
Возьмём шестую Малера. Каков контекст? Трагическое мироощущение человека, живущего на рубеже 19 и 20 века; человека, прошедшего сквозь все тернии борьбы — усилие воли и отчаяние, отрешённость одиночества и веру в себя, на пороге свершения надежды ждёт трагический конец — такова идея.
1 часть: 3 темы: главная партия — скандированный ритм марша, как власть судьбы; связующая партия — хорал, аскетически-созерцательный, приоткрывает мир отрешённости от страдания; побочная партия — самозабвенно лирическая
2 часть: контраст „страшного мира“ сегодня и некогда уютного, а ныне — старомодного, вытесненного из жизни „вчера“
3 часть: традиционный лирико-философский центр симфонии
4 часть: волны на протяжении финала трижды достигают трагических кульминаций; помимо полного tutti, с литаврами и большим барабаном, Малер привлекает для них и тройные удары молота — как три удара судьбы. Скорбный речитатив тромбонов в конце звучит как последнее слово приговорённого, которое обрывается последним.
Шестая Чайковского немного проще для объяснения. Первоначально им была задумана симфония «Жизнь» в тональности Es-dur, над которой он работал весной и летом 1891 года. Однако оптимистическая концепция намечавшегося произведения его разочаровала и он оставил её сочинение.
После первого исполнения Шестой симфонии композитор, провожая свою кузину Анну Мерклинг, согласился с её предположением, что он описал ей свою жизнь:
"Ты угадала. Первая часть – детство и смутные стремления к музыке. Вторая – молодость и светская веселая жизнь. Третья – жизненная борьба и достижение славы. Ну, а последняя, - это De profundis, то есть – молитва об умершем, чем всё кончаем, но для меня это еще далеко, я чувствую в себе столько энергии, столько творческих сил; я знаю, что создам ещё много, много хорошего и лучшего, чем до сих пор."
Алкоголь в музыке. Часть II
Продолжаем разговор об алкоголе в музыке. На этот раз предметом беседы станет вокальное искусство.
Начнём с Джузеппе Верди. Застольную песню Si colmi il calice мы можем услышать во втором акте оперы «Макбет», в одном из лучших её номеров – сцене безумства главного героя. Композитору удаётся передать мощь контраста душевного состояния Макбета, перед которым возникает видение убитого по его приказу Банко, и веселящихся придворных, увлеченных песней леди Макбет. В момент появления призрака композитор добивается сильнейшего эффекта — очередной куплет застольной завершается аккордом в си-бемоль мажоре, Макбет же вступает со звука «ре-бемоль» (образуемое на мгновение наложение мажорной и минорной терции наглядно передает диссонанс между состоянием Макбета и собравшихся гостей).
Более же известный застольный дуэт «Поднимем мы кубки веселья» (Libiamo ne' lieti calici) звучит в первом акте оперы «Травиата». Дуэт написан в ритме вальса. По сюжету исполняется главными героями — Альфредом Жермоном (тенор) и куртизанкой Виолеттой Валери (сопрано) во время званого вечера, даваемого Валери в её парижском салоне.
Алкоголь становился «действующим лицом» и других оперных произведений.
У Гаэтано Доницетти в «Любовном напитке» странствующий лекарь-шарлатан Дулькамара под видом «чудодейственного бальзама» снабжает влюблённого Неморино обыкновенным бордо. Как следствие, добрую половину спектакля герой ходит пьяным.
У Петра Ильича Чайковского в финальной картине «Пиковой дамы» хор подвыпивших гостей и игроков распевает весёлую песню-кредо:
Будем пить и веселиться!
Будем жизнию играть!
Юности не вечно длиться,
Старости не долго ждать!
Нам не долго ждать.
Пусть потонет наша младость
В неге, картах и вине!
В них одна на свете радость,
Жизнь промчится как во сне!
Следующая далее популярная ария «Что наша жизнь? Игра!» исполняется Германом со стаканом вина в руке. И, как известно, это была последняя пьянка в его жизни.
Также со стаканом поёт арию «Что б мы были без вина?» (Hier im ird'sehen Jammertal) егерь Каспар в первом акте оперы «Вольный стрелок» Карла Марии фон Вебера. Между куплетами он наливает не только себе, но и спаивает егеря Макса:
Что б мы были без вина?
Жизнь мучения полна,
Всё тоской покрыто.
Можно думать об одном:
Есть иль нет стакан с вином,
Выпил – всё забыто,
Выпил – всё забыто!
Как следует поднабравшись егеря решают пострелять. Каспар даёт свое ружье Максу и предлагает ему выстрелить в высоко летящего орла. Макс стреляет и чудесным образом убивает птицу, хотя орёл летел далеко вне досягаемости обычного выстрела. Каспар объясняет, что пуля была особой, волшебной. А может всё-таки не в пуле дело?
Вернёмся к Верди. Первый акт оперы «Отелло». Мичман Яго, завидуя продвижению по службе начальника эскадры Кассио, устраивает пьяную провокацию. Он поднимает за Кассио льстивый тост. Кассио не остается в долгу и, в свою очередь, поднимает тост за любовь. Они пьют ещё и ещё, снова и снова. Именно в этот момент Яго поёт свою застольную песню, пронизанную едким сарказмом. Её подхватывают другие. В конце концов, провокация удаётся: между Кассио и офицером Монтано завязывается ссора, переходящая в поединок.
На сегодня всё.
А на посошок послушаем-посмотрим номер 14 сценической кантаты Карла Орфа «Кармина Бурана» - «Когда мы в кабаке сидим» (In taberna quando sumus) – кульминация пьяного разгула; бесконечное повторение одной-двух нот рождено повторами в тексте (на протяжении 16 тактов 28 раз употреблен латинский глагол bibet – пьет). «Пьяная латынь» впечатляет:
Bibit hera, bibit herus,
bibit miles, bibit clerus,
bibit ille, bibit illa,
bibit servis cum ancilla,
bibit velox, bibit piger,
bibit albus, bibit niger,
bibit constans, bibit vagus,
bibit rudis, bibit magnus.
Bibit pauper et egrotus,
bibit exul et ignotus,
bibit puer, bibit canus,
bibit presul et decanus,
bibit soror, bibit frater,
bibit anus, bibit mater,
bibit ista, bibit ille,
bibunt centum, bibunt mille.
Продолжение может быть ...
В полёт!
Полёт композиторской мысли Модеста Петровича Мусоргского воплотился в фантастическом полёте сказочного персонажа пьесы «Избушка на курьих ножках (Баба-Яга)» из цикла «Картинки с выставки». Начинается пьеса аккордами-толчками, весьма приглянувшимися впоследствии рок-музыкантам. Очень они похожи на любимые ими гитарные риффы. Аккорды учащаются, имитируя «разбег» Бабы-Яги. Сам полёт изображен в средней части произведения холодными переливами и тревожными звуками.
В другом произведении – «Ночь на Лысой горе» – композитор бурными движениями струнных рисует полёт целой кавалькады ведьм. Пронзительные трели флейт, грузные «шаги» у фаготов и литавр, весь диапазон оркестра охвачен краткими восходящими и нисходящими пассажами, триоли подчеркивают судорожность и агрессивность. Ведьмы слетаются на шабаш.
В более поздней аранжировке Николай Андреевич Римский-Корсаков начинает Фантазию Мусоргского тем же триольным движением пианиссимо, но только у одних скрипок, как бы издали. Так же тихо, в пиццикато низких струнных начинается движение басов, изменен ритмический рисунок пассажей. Оркестровка более прозрачна.
Ну а имя Римского-Корсакова неразрывно связано с одной из самых известных страниц классической музыки – Полёт шмеля – симфоническим эпизодом из третьего акта оперы «Сказка о царе Салтане». Невероятно быстрый темп исполнения, обилие кратких и сверхкратких нот (вплоть до шестнадцатых), простая и незатейливая мелодия, развивающаяся по спирали. Всё это сделало «Полёт шмеля» популярнейшим «самостоятельным» произведением, тренажёром для виртуозов-одиночек, объектом «околомузыкальных» рекордов.
В балете «Жар-птица» Игоря Фёдоровича Стравинского лёгкий шелест и воздушный трепет стремительных полётных фигурации главной героини противостоит ледяной остроте и колючести гармонически-фактурных сцеплений Кащеева царства. Эмоциональная атмосфера балета насыщена поэзией полутонов, изысканно-декоративным музыкальным импрессионизмом.
Второй «белый» акт балета Петра Ильича Чайковского «Лебединое озеро» полностью посвящён лебедям. По либретто лебеди сбрасывают крылья и становятся девушками. Чайковский, рисуя зачарованных девушек-птиц, развивает тему «полета лебедей» из первого акта. Мелодия одновременно и проникновенно лирична и насыщена глубокими «человеческими» переживаниями. Кристально-чистая романтика.
Эффектную сцену мы можем видеть в фильме Френсиса Форда Копполы «Апокалипсис сегодня». Американские вертолеты, атакующие вьетнамскую деревню, появляются в небе под сопровождение знаменитого «Полёта валькирий» из третьего акта оперы «Валькирия» Рихарда Вагнера. При этом музыка звучит не за кадром, а непосредственно из бортовых динамиков, из установленного на вертолёте катушечного AKAI.
И на десерт. Отрывок из Струнно-вертолетного квартета «великого и ужасного» Карлхайнца Штокхаузена. Произведение было исполнено впервые в 1995 году в Амстердаме. С одного из военных аэродромов вблизи города поднимались в воздух четыре вертолета Black Hawk. В каждом из них сидел музыкант – участник струнного квартета Arditti, игравший свою партию. Похожую партию имел и каждый пилот. Машины летели над соборами, каналами и улицами Амстердама, спускаясь и поднимаясь, набирая скорость и замирая в таком же неукоснительном следовании нотному замыслу композитора, в каком исполняли свои партии музыканты. Звук из летящих вертолетов передавался на звукорежиссерский пульт концертного зала амстердамской Westergasfabriek. Композитор присутствовал в зале, он находился за пультом, микшируя звучание струнных и рев вертолетных моторов. Этот перформанс иллюстрирует гениальную идею Карлхайнца Штокхаузена: вся музыка уже написана, она пребывает во всей Вселенной, вокруг нас. Её нужно только открывать, прикасаясь к различным её граням, точечно и иррационально.
Собственно видео тут - https://youtu.be/13D1YY_BvWU
Классики и современники
В рубрике "Классики и современники" предлагаю послушать, как гитарист немецкой хэви-метал группы "Accept" Вольф Хоффманн безжалостно препарирует бетховенскую "К Элизе" в гитарном соло композиции "Metal Heart" из одноимённого альбома 1985 года.
У Бетховена скорее всего пьеса называлась "К Терезе", ибо была создана в период сватовства к Терезе Мальфатти. Исследователь жизни и творчества композитора Людвиг Ноль, видевший в своё время автограф партитуры, стал жертвой неразборчивости бетховенского почерка.
А во вступлении к песне весьма тяжеловесно звучит цитата из "Славянского марша" Петра Ильича Чайковского. Марш был написан Чайковским в сентябре 1876 года и посвящён борьбе славянских народов Балкан против Османского ига. И на самом деле, звучащая во вступлении "Metal Heart" тема ни что иное, как сербская народная песня "Sunce jarko, ne sijaš jednako".
Собственно видео - https://youtu.be/qcLANi9MZVg
Алкоголь в музыке. Часть I
Как сказано в восьмой главе Экклезиаста: «И похвалил я веселье; потому что нет лучшего для человека под солнцем, как есть, пить и веселиться ...». И этой мудрости человечество старается следовать. Иногда изо всех сил. А что за выпивка без музыки? Скукота.
За столами средневековых пиров берёт своё начало жанр кводлибета (с латинского «кто во что горазд»). Собравшихся на гулянку людей, после пары-тройки чарок неудержимо тянуло на пение. Такое вокально-хоровое безумство строилось по принципу мотета, т.е. многоголосного произведения полифонического склада, состоящего из многосоставных многочастных композиций. В условиях пьяного веселья подобные мотеты из гармоничной полифонии превращались в своего рода перебранку, основанную на пересмешничестве, в ходе которого высмеивались недостатки друг друга.
Композиторы барокко использовали технику кводлибета при создании шуточных и пародийных сочинений. Самый известный «Свадебный кводлибет» принадлежит Иоганну Себастьяну Баху (BWV 524) и представляет собой десятиминутную череду бессмыслицы, шуток, каламбуров, пародий на различные песни и отсылок к другим произведениям искусства.
Американский композитор и философ Джон Кейдж завершает кводлибетом аэмоциональный Струнный квартет (1949 – 1950). От барочного веселья, увы, не осталось и следа, а отрешённость звучания больше напоминает обратную сторону алкогольной монеты – жуткое утреннее похмелье. В ремарках композитора Quodlibet символизирует весну.
За пару веков до Кейджа у сладкозвучного Антонио Вивальди в первой части «Осени» из цикла скрипичных концертов Le quattro stagioni (Четыре времени года) мы обнаруживаем забавную жанровую сценку «Подвыпившие» (или «Захмелевшие»):
Шумит крестьянский праздник урожая.
Веселье, смех, задорных песен звон!
И Бахуса сок, кровь воспламеняя,
Всех слабых валит с ног, даруя сладкий сон.
Солист в струящихся у скрипки пассажах «разливает» вино; мелодии в оркестровых партиях, с их нетвердой походкой, изображают захмелевших поселян. Их «речь» становится прерывистой и невнятной. В конце концов, все погружаются в сон (скрипка замирает на одном звуке, тянущемся пять тактов!). И все это изображено Вивальди с неизменным юмором и доброй ироничной улыбкой.
Совсем иначе, гротескно и зло рисует пьяного человека Дмитрий Дмитриевич Шостакович в куплетах «задрипанного мужичонки» «У меня была кума» из оперы «Леди Макбет Мценского уезда». Музыка «кривляется» и «гримасничает», инструменты перекрикивают друг друга, соревнуясь в хвастовстве с подвыпившим героем:
Ух Ух Ух Ух Ух Ух
Без вина моя родня
не могла прожить и дня, ух
Ну, а чем я хуже их?
Дую водку за троих, ух
Начинаю пить с утра,
ночи, дни и вечера,
зиму, лето и весну
пью, покуда не засну, ух
Буду пить я целый век
Я душевный человек, ух
Ух Ух Ух Ух Ух
Но хмель мгновенно улетучивается после обнаружения в погребе страшной находки. Следующий за этим эпизодом симфонический антракт предельно динамизирует действие, придавая ему до крайности обостренный, напряженно-нервный, судорожный характер, ускоряя надвигающуюся катастрофу.
Пётр Ильич Чайковский в «уличных зарисовках» скерцо Четвёртой симфонии с помощью деревянных духовых инструментов изображает плясовую песенку «подкутивших мужичков», а её совмещение в коде с бодрым маршем «военной процессии» создаёт интереснейший звуковой эффект многоголосия жизни.
И именно эту «истинную полифонию», «когда останавливаешься на городской площади в таком месте, где с одной стороны играет шарманщик, с другой — доносятся звуки любительского хора пекарей, а наискосок проходит военный оркестр местного гарнизона», всю жизнь пытался записать нотами Густав Малер. В истинном многоголосии жизни без бутылки не разобраться.
В пятой части («Пьяница весною») вокальной симфонии Малера «Песнь о Земле» мы слышим трагический монолог пьяницы, обращенный к птичке. На фоне оркестровой партии, словно наполненной птичьим щебетом, всеми звуками весны – трелями деревянных инструментов, легкими флажолетами скрипок, их дрожащими тремоло, глиссандо арф, обрывками мелодий, - звучит этот монолог в исполнении тенора. Он всё время прерывается, будто человек не может овладеть ни своими мыслями, ни своей речью и дыханием. Это центр цикла, в котором господствует скепсис – красота природы, вечное обновление земли уступают место опьянению, сну. Грубоватая жанровость, сочная оркестровка, то ослепляюще фресковая, то наивно-изобразительная, вся нервно-экзальтированная атмосфера этой части скрывает за собой ощущение горечи и недостижимости счастья:
Что мне до весны?
Оставьте мне моё опьянение!
Однако, «не смотри на вино, как оно краснеет, как оно искрится в чаше, как оно ухаживается ровно: впоследствии, как змей, оно укусит, и ужалит, как аспид … » (Притчи, глава 23).
Продолжение следует ...