Страх — жизненно важная эмоция, которая отвечает за то, чтобы наш организм не пропустил опасность. Она включает те механизмы, которые в ситуации угрозы мобилизуют ресурсы и защитные реакции: в кровь выделяются нужные гормоны, и мы готовимся драться или бежать. Получается, что страх хоть и неприятен, но однозначно полезен.

Все дети чего-то боятся. Причем их страхи вовсе не так уникальны, как кажется родителям. Психологи выделяют характерные для каждого возраста страхи и связывают их возникновение с прохождением ребенком стандартных этапов развития психики.

Чего боятся дети в разном возрасте

✔До 3 лет основной страх — страх оставления. Ребенок пока мало что осознает и живет в моменте, поэтому единственное, чего он боится, — не обнаружить рядом родителя. К этому виду страха также относятся варианты, когда родитель присутствует рядом, но ведет себя отстраненно или меняется внешне.

✔3-4 года. Страх нанесения телесного ущерба. Дети боятся врачей, анализов, медицинских манипуляций, громких и резких людей, которые, по их мнению, представляют угрозу. Важный момент этого периода в том, что ребенок впервые пробует брать на себя ответственность за оценку опасности.

✔4-5 лет. Ребенок обнаруживает, что живое существо может умереть, и переживает тяжелейший внутренний кризис по этому поводу. С этого момента у многих детей начинается длительный период мучительного страха смерти, боязни за жизнь — свою и близких людей. Начинается время мистических страхов: страха темноты, злодеев из фильмов и т.д. Объекты страха могут быть разными, но все они, так или иначе, связаны с главным — со страхом смерти. В это же время проявляется страх отвержения родителями. Ребенок боится, что его не будут любить, опасается разочаровать близких ему людей.

✔После 7 лет значимым становится окружение ребенка вне его семьи, и тогда на первый план выступает страх социального отвержения: со мной никто не будет дружить, играть и т.д.

Все эти страхи абсолютно естественны, и в норме к 8-9 годам они растворяются сами собой через рационализацию, обесценивание, да и просто забываются за плотным школьным графиком и т.д. Проблемы начинаются, если страх не был преодолен и ребенок застрял в нем. В этом случае рациональные доводы не сработают, и от того, что вы предъявите ребенку пустой шкаф, он не перестанет бояться чудовища, которое, как он считает, прячется внутри.

Чаще всего в разряд невротических переходят мистические страхи смерти, уничтожения и ненадежности мира. Реальным содержанием такого страха, конечно, может быть отвержение родителей или общая напряженная атмосфера в семье, но порой причиной возникновения страхов может быть просто возраст ребенка. Для человека 6 лет от роду абсолютно естественно фантазировать, а затем пугаться собственных изобретений. В этот период жизни образное мышление обгоняет критическое — это объясняет все.

Тем не менее, это очень мучительное состояние, которое усугубляется тем, что дети, у которых возникают подобные страхи, уже достаточно большие для того, чтобы понимать — их опасения неразумны. А потому начинают стыдиться своих чувств, скрывать их. Помимо самого страха, появляется еще и боязнь говорить о нем, потому что сказать вслух о мистических вещах — означает привлечь их к себе, сделать их реальностью.

Что важно сделать, чтобы страх не приобрел болезненный характер

1) Помочь самому себе. Часто дети страдают страхами, если родители тревожны, а в доме висит атмосфера напряжения. Если это про вас, обратитесь к психологу и вместе с ним проанализируйте причины сложившейся ситуации и пути выхода из нее.

2) Маленького ребенка важно постепенно готовить к оставлению родителем (игра в «ку-ку», прятки и т.п.), и постепенно этот страх покинет ребенка. При этом важно не форсировать разлучение, не уходить сразу надолго, особенно если вы до этого момента вообще никогда не оставляли ребенка с другими людьми.

3) В период страха нанесения телесного ущерба важно не пытаться запретить страх, не говорить: «Нечего тут бояться, не бойся». Также не стоит обманывать ребенка уверяя, что «больно не будет» (например, перед прививкой или взятием крови на анализ), потому что это лишь усилит его страх и породит недоверие к вам. Наша задача — сохранить у ребенка эмоцию страха, научив его при этом брать ее под контроль и преодолевать. Для этого важно сначала страх признать, а затем отделить его от действия — научить ребенка бояться, но, несмотря на это, делать.

4) Для работы со страхом смерти психологи часто используют рисуночные техники, суть которых заключается в том, чтобы придать страху форму, дать ему имя, а затем сделать его смешным или зависимым, слабым, а значит неопасным. Самая большая проблема с мистическими страхами в том, что дети о них не говорят. Часто это происходит после того, как взрослые обесценивают предыдущие страхи ребенка, высмеивают их. Поэтому никогда не смейтесь над детскими страхами и не стыдите за них.

5) Страх неприятия в социуме может иметь долгий след, который не всегда можно сгладить положительным влиянием семьи. Лучше всего такие страхи лечатся самим социумом. Найдите для ребенка безопасную среду, где он сможет научиться общаться в спокойной обстановке (специализированный лагерь, психотерапевтическую группу и т.п.).

6) Если вы обнаруживаете у себя или своего ребенка фобический страх, не думайте, что его причина непременно кроется в предыдущем травматическом опыте. Часто фобии совсем не связаны с тем, как вели себя родители или другие значимые взрослые. Самое разумное в этой ситуации — найти поведенческого или когнитивно-поведенческого психолога и с помощью специальных техник научиться спокойно реагировать на источник фобии.

Последнее, что хочется обсудить — стоит ли в попытках поддержания ребенка говорить ему о том, что родитель тоже боялся чего-то в детстве (или даже боится сейчас). Если ребенок старше 9-10 лет, ему можно рассказать о своих актуальных страхах. Дошкольнику и ученику начального звена можно рассказать о своих страхах детства, но обязательно добавить, что вы смогли с ними справиться, и описать, как вам это удалось.

Людмила Петрановская

Источник:

Цикл лекций «Дети. Инструкция по применению»

Автор - Людмила Петрановская

В последние несколько лет мне не раз приходилось в моменты общей паники говорить что-то успокаивающее. Объяснять, что вероятность острого психоза у няни вашего ребенка очень мала. Что одними только заданиями куратора невозможно довести человека до суицида. Что никто не может поменять вашему ребенку пол и ориентацию с помощью фильмов, книг и песен. Что дети сейчас гораздо реже становятся жертвами преступлений, чем было в нашем советском детстве, где нас не боялись отпускать гулять. Я объясняла, что нам свойственно пугаться редких, но ужасных случаев, и мы загоняем в панику себя и доводим своим истеричным контролем детей без всякой надобности.

Сейчас, когда многих накрыло ужасом от случившегося в Кемерово, когда не отпускает, люди не могут есть, спать, читают часами материалы и плачут, хотелось бы тоже сказать что-то успокаивающее. Но на этот раз не могу.

Это не уникальное стечение обстоятельств, не форс-мажор. У нас не иррациональная реакция. Мы все прекрасно понимаем, что это трагедия системная, ее неизбежность была заложена правилами нашей жизни, и вопрос был только – когда и в каком месте такое случится – и уже не раз случалось. Это правила жизни, в которой пилоты гражданских рейсов летают по 20 часов без отдыха; в которой в группе детского сада может быть 34 ребенка и воспитатели просто не сразу замечают, что один потерял сознание; в которой можно «рубить бабло», катая детей на неисправных аттракционах и полуразвалившихся кораблях; можно не регистрировать жизненно важные препараты или годами не замечать травлю, пока жертва не явится в школу с топором.

Это жизнь, в которой для любого дела, любого малейшего телодвижения ты обязан собрать сотни справок, и за каждую из них заплатить. Но ни одна из них ничему в реальности не соответствует от слова «совсем», и это известно дающим справки, получающим и проверяющим. Ты не можешь спокойно сеть на поезд, не пройдя сложным зигзагом мимо трех полицейских, скучающих у бессмысленных рамок. И в школу собственного ребенка не можешь войти без турникетов, пропусков и предъявления паспорта. Ты обязан регистрироваться тут и там, сообщать о себе то и это. Ты всегда под подозрением и всегда виноват, хотя ничего не собирался ни поджигать, ни взрывать, ни кого-то обижать и даже ничего запрещенного говорить. Зато те, кто собирается, почему-то всегда без проблем попадают и в бесланскую школу, и в питерское метро, педофилы имеют доступ в детские дома, наркоторговцы – в школы, а уж те, кто в телевизоре, могут в каждой фразе нарушить десяток статей УК – и ничего.

Власть в жизни человеческого общества – штука нужная, но опасная. Поэтому люди всегда придумывали системы сдержек и противовесов.

В архаичных обществах они были до жути наглядными, как в старом фильме «Даки». Хочет царь объявить войну? Имеет право. Но обязан предупредить об этом предков, отправив к ним в мир иной собственного сына. Хочешь плыть на Трою? Кто же тебе запретит, ты царь. Но сначала дочь любимую на алтарь положи. А нет, так сиди дома.

В цивилизованном мире обходится без таких ужасов, однако власть сцеплена с ответственностью множеством институтов и процедур, главные из которых: репутация и выборы. Чем выше власть, на которую претендует человек, тем выше ответственность. Что можно обывателю: мелкое мошенничество, адюльтеры, хамские высказывания, то нельзя человеку у власти. Ведь цена его ошибок и преступлений выше, последствия коснутся всех. Нигде это не работает идеально, но хотя бы логика такая. И если есть свобода информации и реальная сменяемость власти, в целом можно рассчитывать на движение в лучшую сторону.

А у нас логика другая. У нас чем больше у тебя власти, тем больше тебе можно: врать, воровать, унижать людей, нарушать закон, угрожать, убивать. Как только появляется у человека мало-мальская власть хоть кого-то куда-то не пускать или что-то проверять, он сразу становится не более ответственным, а более уверенным в своей безнаказанности. У него власть, ему можно. Если что случится, виноватым будет не он, а тот, у кого власти меньше или вовсе нет. Мальчик был пьяный. Школьницы сами влюблялись в завуча. Родители сами купили билеты на «Булгарию». Школа сельская виновата, что дети в кино пошли – там идут обыски и допросы. Странный мир, в котором власть и ответственность находятся не в прямой, а в обратной зависимости.

Эта логика неминуемо ведет к деградации всей системы – просто математически. Обратная связь не работает, ошибки накапливаются, целью становится усиление власти и контроля само по себе (поскольку это залог твоей безответственности и возможности не платить по счетам). И да, такое, как в Кемерово может случиться с каждым, в любой день и в любом месте. Пожарные выходы будут закрыты, сигнализация отключена, системы тушения окажутся имитацией, а охранники разбегутся первыми. Мы все это прекрасно осознаем. И потому боимся.

Что же делать? Сейчас все призывают «беречь себя». Как? Сидеть дома под кроватью? А если в доме пожар?

Мне кажутся более разумными инициативы по созданию независимого общественного контроля за безопасностью. Находить друг друга, создавать общественные комиссии, приходить в школы и публичные места с требованием показать, как устроена система безопасности. Не бумажки проверять, а реально. Вот если что-то начало происходить опасное. Понятно ли, куда идти? Кто будет проводить эвакуацию? Пусть расскажет, как и что будет делать. Где выходы? Что с дверями? Когда проводились учения? Какая нужна помощь?

Пусть независимые эксперты помогут составить список правильных вопросов, научат, куда смотреть и что проверять. Пусть будут независимые оценки и рейтинги общественных мест с результатами этих проверок. Это нас касается, это нам жить или умирать. Недопустимо решать такие вопросы наедине с силовиками к обоюдной выгоде и за наш счет. Это мы, общество, должны проверять имеющих власть, а не они нас. И не только в вопросах пожарной безопасности.

Ссылка на статью:

http://www.pravmir.ru/pochemu-tragediya-v-kemerovo-ne-otpusk...

Небольшое интервью с Людмилой Петрановской. Она написала серию из 3х книг, первая из которых называется "Тайная опора. Привязанность в жизни ребенка." Мне эти книги помогли посмотреть на своё детство и отношения с родителями, было крайне увлекательно и полезно.

Рекомендую ВСЕМ, у кого уже есть дети, тем кто только планирует. В этой книге дается описание природного механизма привязанности ребенка к своим родителям, а так же что бывает, если глубокая привязанность не сформировалась. Крайне полезная книга. Коммент для минусов и название 2х книг из этой серии в комментариях.

Людмила Петрановская «Теория привязанности»

— Теория привязанности для меня интересна именно тем, что впервые я, кажется, начала понимать, как вообще из ребенка делается взрослый. Другие подходы не давали ответа на этот вопрос, они просто декларировали — это так, мол, так. Нейрофизиология говорит об устройстве мозга, возрастная психология просто фиксирует эмпирически, что происходит в том или ином возрасте. Как из беспомощного существа получается автономное создание, которое сам себе хозяин и сам за себя отвечает, человек, который вырастает потом в зрелую личность?

Теория привязанности — это как раз программа перевода по мостику из незрелости в независимость. На этом мостике случаются разные события — можно споткнуться, упасть… И когда работаешь с человеком, видно, каким образом эти события происходят и влияют на то, как взрослый живет.

Когда я это увидела, то в разы улучшилась эффективность работы. Стала понятна эта логика — чего именно не хватало, что было не так, в какую сторону двигаться и как эту конструкцию выправлять.

— Есть распространенное мнение, что теория привязанности — о том, как растить детей неприспособленных, несамостоятельных, асоциальных.

— Что в данном случае имеется в виду под теорией привязанности? В России она связывается с теорией сообщества альфа-родителей. Боулби не приходил к каким-то теориям. То есть можно ли говорить, что какие-то дети воспитывались «по теории», — нельзя, так как это информация достаточно новая. Давайте будем понимать теорию привязанности как программу. Большая часть человечества выросла в достаточно хорошей привязанности: люди становились личностями, способными продолжить свой род.

— Как вы думаете, нет ли опасности перейти меру, переусердствовать с так называемой привязанностью? Не совсем понятна граница между заботой и привычкой эту заботу всегда получать.

— Смотрите, привязанность — это природная программа. Ее не Боулби придумал, он ее увидел. Она существовала десятки тысяч лет. В детстве ребенок усваивал ее от родителей, эти конкретные модели поведения. Все работало, психологи были не нужны. Естественно, в каких-то случаях что-то шло «не по плану» — развитие нарушалось, ребенок не получал в детстве нужных моделей заботы от родителей. Если человек в детстве сильно обделен, то ему сложно быть родителем. Пока это частный случай, но жизнь-то идет. Человек со счастливым детством вступает в брак с человеком с несчастливым детством — и все более-менее выравнивается. Бывают моменты, когда страдает сразу много семей, подавляющее большинство. Это катаклизмы — войны, голод, стихийные бедствия. Появляются целые поколения, которые не видели нормальной заботы в детстве. И им нужно восстанавливать эти практики. Это приходится делать искусственно.

Сейчас мы наблюдаем сектантство именно по отношению к таким принципам. Это как раз те родители, которые в третьем поколении хлебнули последствий. Было поколение мам, которые в два месяца оказались в яслях. Целые поколения выросли в депривации, не получая нормальной заботы. Они стали родителями, но не могли быть достаточно хорошими мамами и папами. Потом эти дети выросли, у них появились собственные дети, и эти люди сказали себе: у меня все будет иначе! И тут попадается им на глаза теория привязанности — и они становятся ее приверженцами… Это такое неофитство.

Я понимаю, что стоит за понятием «альфа-родители». В этологии альфа — это самый сильный самец, лидер, который ведет за собой стаю. Но у нас термин исказился. Для молодых мам с не очень хорошим опытом все это вылилось в некий перфекционизм-нарциссизм. «Я лучше всех!». Это все не от уверенности…

Если человек становится неофитом, то его начинает пережимать, сносить. Кто не носит слинги — тот дурак, не кормит грудью до трех лет — мать-ехидна. Еще есть социум, который давит и осуждает. Действие равно противодействию. Сейчас это все «фонит», но все временно, все пройдет. Лет через 10−15 появятся молодые мамы, которые уже спокойнее будут к этому относиться. Надо смотреть на такие вещи философски. Теория теорией, а ваш ребенок — он только ваш. Стало быть, из таких теорий берем полезное, но без фанатизма.

— Как понять, насколько крепкая привязанность?

— У привязанности есть проявления. Это зависит от возраста ребенка. Если вас что-то сильно беспокоит, значит, у вас с привязанностью все хорошо. У нас нет цели создать какую-то суперкрепкую привязанность. Наша задача — сформировать достаточно надежную привязанность, когда ребенок воспринимает вас как источник заботы, стремится быть с вами, предпочитает играть и видеть вас в поле зрения. Если он расстроен и плохо себя чувствует, то он утешается рядом с вами. Тот, кто постарше, — расслабляется рядом с вами. Смотрит прямо в глаза. Отвечает на вашу мимику. Несколько подозрителен к посторонним людям — он стесняется. Если кто-то предлагает ему общение, то он будет воспринимать вас как разрешающую инстанцию. В незнакомых ситуациях держится рядом с вами. (Здесь учитываем, что дети разные — храбрые или более робкие.) Ребенок хочет быть похожим на вас. Он копирует движения, жесты, слова, привычки. Он хочет быть в будущем таким же, как вы, — в том числе и по профессии. Слушается вас — не то, чтобы все время, но в общем и целом вы можете с ним договориться, вы понимаете его. Когда он постарше — он уже может осознавать свою любовь к вам, показывать, что вас любит. Все эти признаки совершенно обычные, ничего особенного. Они есть у каждого ребенка. Это говорит о том, что у него все нормально с привязанностью.

Что такое привязанность? Это как гусеница-шелкопряд. Она ест лист и выпускает шелк. Ест зависимость и выпускает независимость. Ест привязанность и выпускает сепарацию. Если на входе чего-то не хватает или «лист» неправильный, то на выходе мы видим дефицит в сепарации. Мы видим тревожного, пугливого ребенка. Может ли шелкопряд объесться? Я думаю, он понимает, чего и сколько ему надо. Если у ребенка в доступе достаточные защита и забота, то он берет столько, сколько нужно, и наполняется ими, а потом демонстрирует независимость.

Что происходит при гиперопеке? Она происходит, когда родитель лишен этого чувства. Например, некоторые перекармливают детей. Правда, сейчас уже наблюдается противоположная тенденция — сажают на диеты пятилетних детей. А вот перекармливают те родители, у кого был в детстве опыт недоедания. Ребенок считывает страх пап-мам по поводу еды. И когда появляются собственные дети, то для них самое страшное — если ребенок не поел. В итоге вырастают осатаневшие перекормленные дети, страдающие от разного рода переживаний.

За любой гиперопекой стоит тревожность, дефицит. Гиперопека — это когда ты заботишься не о реальном ребенке, а о потребностях, которые у тебя в голове. Ребенок, естественно, недоволен — он может стать тревожным, протестовать. В этом случае мы говорим о том, что заботы много, но она «не про то и не туда».

Теперь о ребенке избалованном. Это другая история, когда дети появляются у детей, которые тоже были чем-то обделены. Избалованный ребенок — это ребенок обделенный привязанностью. Он обделен властной заботой взрослого. Вообще, это довольно грустная история.

— Возможно ли, что привязанность не сформировалась у мамы?

— Увы, да. Одна из функций привязанностей — подслащивать пилюлю от достаточно тяжелого труда по воспитанию ребенка. Как оргазм нужен, чтобы мы хотели заниматься сексом, так и привязанность нужна, чтобы мы заботились о детях. Иногда не включается — и это тяжелая история для такой мамы, потому что работы у нее меньше не становится. Другие-то получают пряники, а эти мамы — только долги и никаких бонусов. Надо подумать, как себе помочь. Может быть, это органические нарушения. Одни проблему не видят, у других — гормональные сдвиги. Но я не могу сказать, что это самые распространенные причины. В большинстве случаев источник запрета радоваться своему ребенку — в собственном опыте и в опыте своей семьи. Когда появляется много семей с травматизацией, то начинают транслироваться установки о том, что «быть родителем очень тяжело» и «это каторга». «Мало ли что ты хочешь, родил — значит расти». И такая установка может придавить. Но я бы не забывала о физиологическом аспекте. Иногда чувство, что ребенок не приносит тебе радости, — напрямую связано с физиологией.

— Можно ли восстановить привязанность, если кажется, что она потеряна?

— Можно. Если вам кажется, что между вами увеличилась дистанция, то тут могут быть разные причины. Ребенок вырос, и если вы усилите свои «поползновения» в его адрес, то он в какой-то момент насытится и заявит — «ну ладно, я пошел». Иногда возникают словно трещины, обусловленные событиями в жизни: переезд, изменение материального положения… Тогда имеет смысл подумать о том, как можно дать ребенку больше заботы, внимания, близости, контакта — и постепенно эти трещины заполнятся и все выровняется.

— Что делать школьному психологу, если он видит нарушение привязанности?

— Надо работать с родителями, говорить с ними о том, как важны для ребенка отношения с ними, интерпретировать поведение ребенка и привязанности. Взрослые часто не осознают, что это проявление привязанности. Если ребенок, у которого разводятся родители, начинает куролесить в школе, то это поведение привязанности — так он обеспечивает себя покой. Ведь он видит, что его родители вдруг перестают ругаться и, как зайчики, приходят в школу и сидят в кабинете директора. Он таким образом соединяет их. Если родители научатся интерпретировать это как поведение привязанности, то хорошо, если они готовы это услышать. Часто у них самих все было сложно в детстве — надо расспросить про их собственный опыт. Иногда для родителей это вообще первый разговор в жизни об их собственных чувствах и проблемах, пережитых в детстве.

Часто с родителями разговаривают как со средством воспитания детей. А человеку, может быть, достаточно тяжело живется — женщина, которая одна работает на трех работах, или родитель переживает какую-то потерю, сложную ситуацию. Спрашивайте про них самих! Мы должны общаться с родителями с защитой и заботой. Позаботьтесь о них, говорите с ними об их чувствах. И когда родители увидят, что можно заботиться и быть внимательным к себе, то это перенесется и на ребенка.

— Как соблюсти границы в отношениях и сохранить правила семьи, не разрушая привязанности?

— Правила есть правила. Привязанность есть привязанность. Это две параллельные прямые. Есть семьи со строгими правилами и границами, есть с размытыми. И там, и там привязанность может быть одинаково сильной и надежной. Границы расположены там, где вы их чувствуете. Кто-то может пускать ребенка в спальню, кто-то нет. Но это не связано с привязанностью.

Вспомним естественное родительство. Почему оно называется естественным? Это то, что не требует специальных усилий. То, что проще. Спать с ребенком проще, кормить грудью проще, носить в слинге проще. Все это пришло их архаичных культур, где женщины сразу после родов возвращалась в хозяйство. Делать из родительства религию, догму — совершенно ни к чему. Если вам проще кормить грудью — вы делаете это! Если вам достаточно трех месяцев, то пусть будет так! Если вам удобнее спать с ним и не вставать к нему ночью, значит вам так проще. Если вы понимаете, что вы с ним вообще не высыпаетесь и вам лучше, когда он в кроватке, — пусть он спит в своей кровати.

— Не получится ли так, что ребенку придется уделять повышенное внимание всю жизнь? А жить когда?

— Неофитство, которое вызывает такую тревогу, связано с перевернутой пирамидой потребностей. Это фокусирует внимание на том, что делать, а чего не делать. На самом деле под этим есть еще более глубокий уровень — состояние ресурса родителей. Это самое важное, это основа родительства и привязанности. Если мама постоянно тревожится, то ничего хорошего не получится. У детей есть запас прочности. И ребенок может пережить кратковременную разлуку, особенно если он остается с надежным взрослым, которому доверяет мама. С каждым годом, с каждым днем зависимость меньше, а свободы больше. Постепенно это количество времени с ребенком сокращается, он все чаще занимается своими делами. Если зависимость не удовлетворена, то откуда возьмется независимость?

В первые два года привязанность важнее всего. Чем больше вы дадите ребенку в этот период, тем качественнее будет последующая независимость. Время идет быстро. Поэтому в самом начале лучше бы посвятить себя ребенку, чтобы потом почувствовать независимость. Со временем она постепенно нарастает — происходит сепарация.

Повторюсь: у детей от природы хороший запас прочности. Если мы с вами сидим и разговариваем, то это результат нашей с вами детской прочности. Если раньше детей пороли, дети голодали, а мы все равно с вами сидим и разговариваем, то процент прочности — просто потрясающий! У ребенка есть периоды, когда вы ему нужны очень сильно — он очень маленький, он болеет. Дело в вашей уверенности, настрое на ребенка.

— Пришел такой вопрос: дочери год и три месяца, все время провожу с ней, но если выхожу из квартиры, то все время плачет.

— В этом возрасте — как раз нормальное поведение. Это период нормальной тревожной привязанности. Они уже понимают, что важно быть с мамой. Но они не осознают сущности времени и того, как время проходит. Для них фраза «скоро приду» — все равно что «никогда не приду». Это быстро проходит, всего через несколько месяцев. Это не значит, что нельзя с этим справиться. Ребенок должен понять, что если мама исчезает, то потом она обязательно появится. Все эти игры в прятки, игры с игрушками, про то, как мишка ушел, а малыш его ждал… Приучайте ребенка к идее, что даже если мама уходит, она всегда возвращается.

— Как запрещать опасные вещи и не травмировать ребенка?

— Все зависит от возраста и ситуаций. Поскольку многие родители выращены людьми не совсем взрослыми, потому что их детство пришлось на непростые времена, то многие из нас с детства усвоили такую связку: чтобы что-то запретить, надо разозлиться. Именно такая связка в запрете и разрушает отношения. Получается, чтобы запретить ребенку что-то логичное и разумное, мы должны на него разозлиться.

Ну, вот, например, желание смотреть третий мультик подряд — совершенно нормальное. Вы же сами иногда смотрите сериал и не можете оторваться. Надо понять, что взрослый может запрещать не обязательно со злостью, а сочувственно. Пожалеть, посочувствовать, назвать ребенку его чувства. В этой ситуации запреты не разрушают отношения. На то мы и взрослые, что устанавливаем границы, обеспечиваем безопасности.

— Следующий вопрос — о детском саде… И таких вопросов очень много.

— Сад — это сервис, который был придуман в индустриальной культуре для того, чтобы мама могла выйти на работу. Что касается необходимости, то он не особо нужен ребенку. Потребность общаться со сверстниками может быть удовлетворена и другими способами — игры во дворе, братья и сестры в семье. Если мы смотрим на сад как на сервис, то надо к этому соответственно и относиться.

Вот вы приходите в Икею и отдаете ребенка в игровую комнату. Детсад — это та же самая игровая комната, только больших масштабов. Вы отдаете его туда, когда вам нужно это, когда ребенку там нравится, когда его там не обидят и в целом всем удобно. Если вам это не нужно, если ребенок туда не хочет, если там небезопасно и вы можете позволить себе оставить дома, то не отдавайте. Бывают ситуации, когда вам нужно позарез пристроить ребенка. И в таком случае вы прилагаете усилия, чтобы его адаптировать к садику.

— Расскажите про адаптацию.

— Адаптация зависит и от воспитателей. Понятно, если воспитатель на детей орет и постоянно говорит, что не справляется с ними, то вряд ли дети будут с удовольствием ходить в этот детский сад. Дети сильно чувствуют настрой родителей. Очень многие наши мамы и папы (и я в том числе) были в детстве в ужасе от детского сада. Понятно, что если у родителей был такой негативный опыт, то ребенок считывает это напряжение и не будет в восторге от детского сада. Сейчас детсады — не то же самое, что в 60-70 годы. Они стали более гуманными по отношению к детям, что называется френдли.

Что касается адаптации самого ребенка — детям иногда нужно, чтобы первые дни мама была с ними. И сами воспитатели на это уже идут, понимая, что проще так, чем потом месяц успокаивать истерящего ребенка. Договаривайтесь с воспитателями, чтобы вы день или два провели в группе. Чтобы ребенок вместе с вами прошел острые моменты — еду, туалет, сон. Для него родитель как бы метит территорию, потом ребенок чувствует себя более уверенно. Для некоторых садов это уже не в новинку.

— Много вопросов о приемных детях — особенно о подростках.

— Подросток подростку рознь. Дети разные, все зависит от того, что предшествовало: своя история, свой опыт привязанности. Привязанность — это поведение защиты и заботы. Когда вы идете навстречу ребенку, даете ему понять, что он вам нравится, когда вы защищаете его — все это влияет на привязанность.

— Если ребенок говорит: «Мама я на тебе женюсь» — не избыточная ли это привязанность?

— Это то, что психоаналитики называли Эдиповым комплексом. Ничего сексуального здесь нет. Это тот возраст, когда у ребенка происходит процесс полного осознания привязанности. Он начинает чувствовать, что вы его любите — осознавать «мама я тебя люблю». Это совершенно нормально. Идея жениться — про то, что «ты будешь всегда со мной», «мы никогда не расстанемся». Это не то, что говорят психоаналитики. Вопрос не в том, чтоб лечь с мамой в постель. Я в таких случаях неизменно отвечаю: «Я всегда буду твоей мамой и буду с тобой столько, сколько ты захочешь». Это важно ему сейчас услышать.

— Как правильно вести себя со школьником? Ребенок собирается в первый класс — как избежать конфликтов и решать их?

— Если сейчас нет никаких конфликтов, то, может, их и не будет. Важно сохранить доверительные отношения. Ребенок должен знать, что с вами можно обо всем говорить, что вы будете защищать его, сохраняя адекватность. И тогда конфликтов может и не возникнуть вовсе.

— Как выстроить доверительные отношения с няней?

— К няне у ребенка будет определенная степень привязанности. Это само по себе не страшно, у самого ребенка иногда бывает несколько привязанностей, и не только. Важно, чтобы не возникал конфликт лояльностей: когда мама доверила ребенка няне, а потом сама к ней ревнует.

У ребенка больше всего привязанность к тому человеку, с кем он находится в базовые моменты — кто приходит ночью, кто заботится о нем во время болезни. Если няня — это играть и гулять, а базовые вещи делает мама, то к маме формируется привязанность больше.

— Как правильно разрешать конфликты в семье, где несколько детей. Как уделить всем внимание?

— Это большой вопрос, у нас на эту тему будет отдельный вебинар. Важно сделать так, чтобы никто не чувствовал себя обделенным. Надо ставить задачу, чтобы каждый ребенок хоть когда-то получал полное внимание родителей — и понятно, что в каждой конкретной ситуации мы больше занимаемся тем, кому это больше нужно. И тут важно спрашивать себя: не забываю ли я беспроблемных детей. Они чаще всего обделены, потому что в силу своих способностей получают меньше внимания. Больше всего внимания — хулиганистым, болеющим и младшим детям. А вот те, кто не хулиган и не болеет, оказываются не при деле. Зато с ними можно куда-нибудь пойти и отдохнуть от проблемных.

— Какова роль отца и матери?

— Нет смысла говорить о том, как должно быть и к чему нужно стремиться. Мы сейчас оказались в центре слома традиционных ролей. У нас до трети детей растут в неполных семьях. Или даже уже больше. Я бы не стала стремиться к тому, «как должно быть». Вот есть два человека, они оба ребенка любят как могут. Главное, чтобы любили и были с ребенком в хороших отношениях.

— Как быть, если приходится часто уезжать в командировки?

— Мы как раз будем говорить про травмы привязанности. У ребенка другое представление о времени, точнее, его толком нет, и ребенку действительно сложно что- то поделать с фантазией, что если родителя не видно, то его как бы и нет. Вы можете рассказывать, что делаете в командировках, как вы туда едете и т.д. Важно говорить о моменте возвращения, фиксировать этот момент, восстанавливать отношения, привозить подарки (не обязательно игрушки, что-то вкусное, какие-то камушки, это может быть любая безделушка). Важно, чтобы ребенок понимал, что все время, что вы отсутствовали, вы о нем помнили. В этом нет ничего нового — люди всегда так и делали.

— Как быть, если родители разводятся?

— Мы можем сколько угодно говорить, существенен развод или нет. У нас половина браков распадается. Если мы скажем, что не нужно разводиться, то ничего с точки зрения привязанности не изменится. Ребенку важно, чтобы был как минимум один человек рядом. С точки зрения привязанности — как минимум один. Ребенку важно, чтобы родители не исчезали из его жизни. Даже если они разводятся, надо, чтобы отношения сохранялись. Развод — часть современной жизни, и никуда от этого не деться.

— Как быть, если родители начинают делить ребенка?

— Сложный вопрос о конфликте лояльности. Как минимум надо понимать, что для ребенка это крайне травматично, и максимально не участвовать в дележе ребенка. Взрослые часто увлекаются своей войной, забывая, что ребенку это больно. В таких случаях желательно обращаться к психологам, медиаторам, которые помогают разрешить эти конфликты.

— Много вопросов об отношениях родителей со своими собственными папами и мамами. Как быть, если старший родственник ведет себя неадекватно?

— Если бы люди всегда взаимодействовали друг с другом с позиции своих взрослых ролей или как зрелые личности, то не было бы разводов и тяжелых отношений, все было бы прекрасно. Обычно проблемы начинаются, когда кто-то проваливается в сложный опыт и начинает действовать исходя из него. Эта теория полезна для понимания того, почему человек делает то, что делает. На самом деле он не с вами разговаривает, а, скажем, с папой, который был много лет назад. Нужна проработка собственного опыта и травм привязанностей.

Бабушки, которые были проблемными мамами, могут оказаться хорошими бабушками. Проблемы их уже не так гложут, ситуация устаканилась. Со своими детьми они обращались сурово и холодно, а в роли бабушки — раскрылись с новой стороны. Не надо переносить свой детский опыт на сегодняшнюю ситуацию, и не факт, что все повторится. Надо смотреть и пробовать, а там видно будет. Конечно, случаются и неадекватные бабушки, но смотрите и решайте сами — как лучше поступить.

— Как быть, если есть ощущение, что нарушена привязанность с матерью?

— Банальный совет: обратиться к психологу. Но и самим хорошо бы подумать, что именно не так, чего не хватало?

— Что делать, если испытываешь постоянное чувство вины перед ребенком?

— Надо подумать, откуда оно взялось. Кто именно сказал, что вы плохая мать? И вычислив этот источник, этот голос в голове — отрезать, послать к черту. Часто чувство вины — нечто внедренное извне. Кто-то долго вам объяснял, что вы плохая мать? Это может быть связано с болезнью ребенка в детском возрасте, еще с какими-то сложными ситуациями.

— Скажите нашим родителям, что они хорошие. Принято ругать на все лады, а поддержки и уверенности нет.

— Буквально несколько дней назад я прочла одно исследование, в котором исследовалась рефлексия матерей с разными детскими привязанностями (в собственном детстве). Это исследование показало, что тип привязанности имеет гораздо меньшее значение, чем вот эта самая рефлексия, готовность думать, меняться, критически оценивать. Я думаю, что меня сейчас читают и слушают как раз те люди, у которых с рефлексией все хорошо, и думаю, что все со всем справятся и будет хорошо. И это замечательно, что вы об том думаете, — одно уже это говорит, что вы хорошие родители.

— Людмила Владимировна, спасибо!

Тема полностью раскрыта тут http://spektr.press/izby-polnye-sora-kak-uberech-svoih-detej...  автор Петрановская

Итак, дисфункциональной мы назовем группу, которая с какого-то момента своего существования начинает отбирать у своих членов больше, чем дает им (кроме тех, кто «рулит» группой и их приближенных). Та цель, ради которой она была когда-то создана, начинает отходить на второй план, и самоцелью становится защита статуса группы, ради этого выстраивается система абъюза (использования).

Группы, которым грозит дисфункциональность, всегда дают свои членам что-то очень-очень нужное, точно попадают в глубоко неудовлетворенную потребность. Ресурсом может быть разное: здоровье без врачей, лекарств и мучительных процедур; прекрасное образование для детей, школьные годы в творческой, свободной атмосфере; власть (или близость к власти), дающая чувство безопасности; драйв от собственной высокой эффективности, азарт, достижения, особенно для прежде нерешительных, застенчивых людей; смысл жизни, поднимающий над тоской обыденности и т. п. Так или иначе группа обладает (или верит, что обладает) неким «сокровищем»: теорией, идеями, технологиями, особыми возможностями, человеческим потенциалом, обеспечивающим доступ к данному ресурсу. Это никогда не бывает полной фикцией – обычно идея-технология и впрямь работает и дает результат, а люди и правда интересные и талантливые, внутри этой группы и впрямь возможно делать то, что нельзя в других. Нередко в момент создания группы ничего дисфункционального в ней нет: все воодушевлены открытиями, сплочены, много работают, искренне хотят сделать хорошее для людей и для мира в целом. Этот этап может длиться несколько лет, оставляя лучшие воспоминания у участников и самые близкие отношения между ними, те, которые описываются словами «родство душ». Это прекрасное единение в переживании вдохновения: «Мы с тобою, товарищ, не заснули всю ночь. Мы мечтали, мы гадали, как нам людям помочь» (М. Светлов).

А вот потом начинаются сложности. Любая технология – не панацея, любая идея имеет ограничения, прекрасные люди могут устать или поссориться, внешняя среда может измениться на менее дружелюбную. Группа сталкивается с трудностями и ограничениями. И вот тут возникает развилка.

Один путь – признавать сложности и ограничения, честно говорить, что вы можете, а чего нет; открыто обсуждать и разрешать конфликты; искать свое место на общем поле, поступаясь чем-то; использовать ресурс всей группы для преодоления кризисов, устанавливая внутри группы открытые отношения; держать достаточно «проветриваемыми» внешние границы, вступая в отношения кооперации, сотрудничества на равных с другими группами.

Второй – застрять в фантазии о собственной несравненности: подверстывать под свое видение все, что не укладывается в него, отрицать ограничения и ошибки; обижаться на конкурентов и критиков и видеть в них врагов; искать способы занять привилегированное положение, получить преференции, например, за счет доступа к власти; устанавливать внутри группы неявную иерархию в допуске к принятию решений, создавая «внутреннюю партию» особо приближенных к руководству; закрывать внешние границы, сотрудничать только из позиции «знающего, как надо»; любой ценой блюсти честь мундира и карать членов группы за любое «вынесение сора из избы».

Факторы риска

Есть много факторов, которые толкают группу по второму пути. Так, чем меньше возможностей удовлетворить потребность, собравшую группу, другим способом, чем эксклюзивное «сокровище», тем дальше зайдет дело. У сторонников гуру, который «лечит» от рака, намного больше шансов превратиться в дисфункциональную группу, чем у поклонников системы лечения насморка. И еще таких шансов больше там, где официальная медицина обещает только поборы, мучения и унижение. Если действительно хороших школ – единицы, у каждой из них риски превратиться в «закрытый клуб» возрастают на порядки. Если со смыслом и эффективностью в обществе беда, эзотерические секты будут востребованы и будут развиваться в плохую сторону.

Также шансы эволюционировать в дисфункциональную сторону растут, если окружение группы действительно враждебно, и ее деятельность затруднена. Если в обществе запрещены политические объединения, практически любое из них обречено на дисфункцию. Когда группу прессуют снаружи, она сплачивается, внутренние границы сминаются и – пошло-поехало. А потом уже могут перестать прессовать, или прессовать весьма умеренно, но находятся лидеры, которым удобно все всегда сваливать на происки врагов и под этим соусом обделывать свои делишки.

Гораздо больше подвержены риску группы, занимающиеся чем-то «высоким» – помощь сирым и убогим, духовные искания, заботы о судьбах мира. Мессианство – очень злокачественная штука.

Сами участники группы, их опыт тоже имеют значение. Например, если многие из них травмированы отторжением в предшествующих группах, они очень ценят наконец обретенное «братство», на многое готовы ради него и шансы на плохой сценарий растут.

Еще один фактор риска — очень серьезный – группу может возглавить (или занять в ней место серого кардинала) человек с социопатическими чертами, ловкий манипулятор, лишенный совести и эмпатии. Вот тогда все становится совсем плохо. Причем обычно социопат очень умен и личностно обаятелен, он тщательно следит, чтобы фасад группы оставался привлекательным, чтобы его деятельность выглядела как бескорыстное служение. Он умеет находить к людям подход, говорить им «те самые» слова, а параллельно раскидывает внутри группы психологическую «паутину», постоянно отслеживая, где и кто дернулся, и «принимая меры».

Недовольных объявляют предателями, неадекватными, ангажированными и умело затыкают или изгоняют. Одновременно всех остальных раз за разом незаметно, исподволь повязывают общей виной – участием в травле, согласием на несправедливые обвинения, негласными договоренностями об особых, вне «обывательской морали» правилах для этой группы. Постепенно все начинают чувствовать себя затянутыми в «Матрицу», где в одной реальности они живут яркой, осмысленной, полной служения Добру жизни, а подсознательно чувствуют, что связаны по рукам и ногам и уже давно себе не хозяева. Но тепло, удобно, кино хорошее показывают, да и те, кто не был погружен в группу глубоко и остались в роли «клиентов», действительно довольны и счастливы. То есть польза-то обществу есть, жизнь идет не зря.

Подобная ситуация травмирует не только непосредственных жертв травли или абъюза, а всех участников. Либо они оказываются непосредственными свидетелями и страдают от крушения картины мира и жесточайшего конфликта лояльностей. Либо они оказываются вовлечены в процесс отрицания, лжи и травли недовольных – они не могут сопротивляться воздействию манипулятора, но при этом какой-то частью понимают, что происходит, и чувствуют себя соответственно. Даже те, кто формально был вне группы: члены семей, друзья, и просто случайно оказавшиеся вовлеченными в события люди могут быть надолго и серьезно травмированы происходящим.

Бди!

Вы должны максимально насторожиться, если слышите и наблюдаете со стороны представителей группы набор вот таких установок

Мы – избранные, мы – лучшие: самые умные, самые духовные, самые продвинутые, самые патриотичные, самые праведные, самые правильно верующие (нужное подчеркнуть). От такого в кровь поступает дофамин, глаза блестят, за спиной крылья – начинает формироваться зависимость от группы.

Тем, кто допущен в наш круг, по самому этому факту гарантировано многое: успех, карьера, славные победы, интересная жизнь, лучшие партнеры, общение на высоком уровне, стабильность и процветание (нужное подчеркнуть), ведь мы этого достойны. Будущее принадлежит нам. Доза усиливается, человек теряет критичность, полностью открывается для группы.

Мы настолько особенные, что многие правила, существующие для всех этих скучных обычных людей на нас не распространяются, нас нельзя мерить общей меркой. Люди со стороны просто не понимают истинного сакрального смысла того, что мы делаем. Поэтому «ради интересов общего дела» нам можно отступать от «заурядной морали»: врать, травить людей, заниматься сексуальным использованием, присваивать чужое, применять насилие в разных формах (нужное подчеркнуть). Вечер перестает быть томным. Формируется основа для закрытости и для оправдания абъюза.

Среди избранных нас есть еще более избранные, Отцы-основатели, Лидеры, Старшие, которые так мудры, что все знают и все делают правильно, мы доверяем им как себе (на самом деле себе – уже давно нет), они так умны, так скромны и самоотверженны, с любым вопросом, сомнением и жалобой нужно просто пойти к ним: администрации, директору, гуру, Учителю, Хозяину, Президенту (нужное подчеркнуть). Рядовые члены группы явно или скрыто отстраняются от принятия решений. Субъектность уже почти передана, крючок загнан глубоко, сейчас начнут тянуть обратно, ой.

Быть избранным – не только приятно, но и трудно. Поэтому мы все должны: много работать, постоянно развиваться, проходить все новые уровни, пренебрегать семьей и близкими, вкладывать силы, вкладывать деньги, затягивать пояса и не жаловаться (нужное подчеркнуть). Обычно испытания начинаются уже при приеме в группу: нужно доказать свою «избранность». Чем выше «цена входа», тем ниже шанс уйти без тяжких последствий. Участников начинают готовить к тому, что придется отдавать больше, чем получаешь и служить группе.

Нас все не любят и хотят нашу группу уничтожить, потому что: завидуют, не любят умных, не любят красивых, не любят праведных, не любят нашу национальность, не любят нашу веру, хотят сами на наше место, хотят безусловной власти, а мы мешаем (нужное подчеркнуть). Закрытость окончательно закрепляется, вовне – враги, сплотим ряды, живем по законам военного времени, какие-такие внутренние границы и права человека.

Критика в наш адрес – происки врагов, в ее основе: слухи и домыслы, преувеличение и передергивание, искаженное восприятие неадекватных людей, заведомая ложь ненавистников, тщательно продуманный заговор желающих нас уничтожить (нужное подчеркнуть). Необходимый фундамент для перехода к следующему пункту, полное отключение критичности и обратной связи.

Все проблемы должны решаться внутри нашего круга, лучше кулуарно с Лидерами. Выносить ли это на обсуждение всей группы и в какой форме – тоже решать им. Тот, кто «выносит сор из избы», – предатель, стукач, неблагодарная тварь, не в своем уме, хочет попиариться, получает печеньки, марионетка в руках врагов, пятая колонна, воткнул нож в спину (нужное подчеркнуть). Происходит показательная травля и изгнание «предателя» с участием всей группы. Все, клетка захлопнулась, все условия для безнаказанного абъюза созданы. Теперь уж по кому проедет каток, а кого заставят быть катком – дело случая.

Насчитали три признака и больше? Похоже, дело скверно.

Форма выражения этих установок может быть более грубой и вульгарной, а может быть весьма изящной и тонкой, аккуратно замаскированной. Не знаю, что хуже.

Еще раз хочу напомнить, что отдельные признаки могут быть «болезнями роста» вполне здоровых групп. Тут важно их сочетание и динамика: становится лучше или хуже? А также реакция группы на обратную связь – использует ли она ее для исправления «багов» или уходит в глухую оборону.

И как же быть?

Вы хотите войти в такую группу? Подумайте сто раз.

Вы хотите отправить туда ребенка? Подумайте тысячу раз.

Взвесьте плюсы и минусы, риски могут свести на нет все полученное в результате допуска к «сокровищу».

Вы член группы? Не оставляйте без внимания ни одного даже слабого признака проявления этих черт: «их нужно душить, пока они маленькие». Поднимайте разговор о принципах, о правилах, о приоритетах. Настаивайте на прозрачных процедурах принятия решений, старайтесь сохранять критичность, в обсуждениях отмечайте и подвергайте сомнению паранойяльные картинки из серии «мы всегда правы, потому нас и не любят». Никогда не кладите все яйца в одну корзину, всегда имейте жизнь за пределами группы. Никакой «поглощенности без остатка». Никакой «преданности до конца».

Критично относитесь к лидерам группы – признаки обожания их коллективом, особенно если они этому подыгрывают, пусть даже изображая скромность, должны насторожить.

Если группа потенциально здорова, вы окажете ей и себе огромную услугу и сможете пробыть в ней долго и счастливо. Если патологическая динамика окажется сильнее и для вас это закончится конфликтом и изгнанием из группы – то чем скорее это случится, тем лучше, тем меньше будут ваши потери и тем легче «отходняк».

И еще. Если вы подозреваете, что группой формально или неформально руководит социопат, и нет никаких шансов это изменить – уходите немедленно. Если есть силы – критикуйте потом извне, помогайте жертвам и изгнанным.

Вы руководитель группы?

Слушайте не тех, кто вам подпевает, а тех, кто с вами спорит, кто задает неудобные вопросы, критикует и сомневается. Относитесь к критике как к обратной связи, а не к стремлению вас «подсидеть». Сами ищите ограничения вашей технологии, говорите о них вслух. Следите за открытостью границ, пусть люди уходят, оставаясь друзьями, и приходят со стороны, обновляя группу. Не подогревайте мессианство, сохраняйте самокритичность и самоиронию. И следите, чтобы не попасть под влияние какого-нибудь «незаменимого» зама, который сделает из вас ширму для своей игры.