Вторая чеченская война. Дар аль-харб. Часть четвертая. Эпизод первый: Территория войны. 2002-2004. Глава первая
Читайте ранее:
Первая чеченская война (11.12.1994 — 31.08.1996):
20 лет Первой чеченской. Пролог
Часть первая: Пир стервятников
Часть вторая: Идущие на смерть. Глава первая
Часть вторая: Идущие на смерть. Глава вторая
Часть третья: Град обреченный. Глава первая
Часть третья: Град обреченный. Глава вторая
Часть третья: Град обреченный. Глава третья
Часть четвертая: Эпизод первый. Черная дыра. Глава первая
Часть четвертая: Эпизод первый. Черная дыра. Глава вторая
Часть четвертая: Эпизод второй. Черная дыра. Глава первая
Часть четвертая: Эпизод второй. Черная дыра. Финал
Вторая чеченская война (07.08.1999 — 15.04.2009):
Начало Второй чеченской войны:
Часть первая: Эпизод первый. Территория команчей. Глава первая
Часть первая: Эпизод первый. Территория команчей. Глава вторая
Часть первая: Эпизод второй. Начало войны. Глава первая
Часть первая: Эпизод второй. Начало войны. Глава вторая
Часть вторая: Эпизод первый. Травля волка. Глава первая
Часть вторая: Эпизод первый. Травля волка. Глава вторая
Часть вторая: Эпизод первый. Травля волка. Глава третья
Партизанская война в Чечне:
Проклятые земли.Часть третья. Эпизод первый: Партизанская война 2000-2002. Глава первая
Проклятые земли.Часть третья. Эпизод первый: Партизанская война 2000-2002. Глава вторая
Проклятые земли.Часть третья. Эпизод первый: Партизанская война 2000-2002. Глава третья
Проклятые земли.Часть третья. Эпизод второй: Партизанская война 2000-2002. Глава первая
Проклятые земли.Часть третья. Эпизод второй: Партизанская война 2000-2002. Глава первая
В 2002 году перед чеченскими боевиками замаячила угроза полного поражения. Хотя ичкерийская пресса продолжала бодро рапортовать о невероятных потерях «оккупантов», моджахеды очевидным образом проигрывали войну. Отряды боевиков становились все меньше, солдаты гибли все реже, российские спецгруппы отлавливали одну партизанскую ячейку за другой. Обильно предоставляемые амнистии не только позволяли боевикам легализоваться, но и в самом деле вырывали людей из рядов «лесных братьев»: проголосовать ногами и сдать автомат, а то и устроиться в новую чеченскую милицию было удобнее и проще, чем сходить с ума в схроне, каждую минуту ожидая русских охотников с вертолетами.
К тому же население поддерживало боевиков далеко не так единодушно, как казалось со стороны. Многие чеченцы встречали явившихся из лесу соотечественников без восторга — они несли с собой новые зачистки и новые проблемы. Наконец, далеко не все полевые командиры могли действовать скоординированно или вообще осознанно. Басаев был в лучшем случае самым авторитетным. Большая часть отрядов к 2002 году не только никому не подчинялась, но и занималась в основном вопросами собственного выживания. Правда, даже это получалось плохо. Российской публике мало что говорил длинный ряд фамилий истребленных «бригадных генералов», «министров» и «правых рук», но в действительности он впечатлял куда сильнее, чем труп какого-нибудь Хаттаба: в условиях хаотичной партизанской войны малыми группами разгром мелких отрядов удалось поставить на поток. Погиб любитель девушек-смертниц Цагараев, пуля снайпера нашла одного из лидеров похода на Дагестан Бакуева, погибли или попали в тюрьму шестеро из девяти знаменитых работорговцев братьев Ахмадовых, от ран и сепсиса умер брат Шамиля Басаева Ширвани. Масхадов издал по этому поводу приказ, в котором чувствуется почерк бывшего кадрового военного:
«Из-за халатности и личной беспечности, недооценки противника… некоторые командиры, члены правительства попали в засады, героически погибли в неравной схватке или захвачены в плен». Менее рафинированный Хаттаб незадолго до своей смерти выразился проще: «Нас мочат».
Чечня в 2003–2004 гг.
К тому же Чечня постепенно теряла привлекательность для зарубежных спонсоров. Война затягивалась, и разнообразные «гуманитарные фонды» понемногу сбавляли активность. Зато увеличивались возможности боевиков внутри страны. Басаев, в частности, налаживал работу с растущей и богатеющей чеченской диаспорой в России, представителей которой либо склонял, либо принуждал к сотрудничеству.
Лидеры сепаратистов не собирались сдаваться просто так. Летом 2002 года на совещании полевых командиров было решено резко изменить направление борьбы.
Первая стратегия боевиков — насколько они еще могли проводить осмысленную стратегию — заключалась в выводе войны за пределы Чечни. К тому времени от национальных лозунгов они сильно сместились в сторону религиозных, имели внятный образ будущего (теократическое исламское государство на Кавказе) и четко знали, что именно собираются предлагать другим горцам. Дагестан, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия, Ингушетия — Чечня теперь становилась только частью в цепи джамаатов, подпольных террористических групп. За пределы Чечни выводилась и часть инфраструктуры подполья — базы, центры подготовки и многие боевики. От этих семян ожидали буйного роста.
Второй момент был тесно связан с первым. Теракты уже начались, но теперь их предстояло довести до уровня полноценной террористической кампании. Басаев и многие близкие к нему командиры собирались сделать главной мишенью атак именно мирное население. Да, в 1999 году взрывы домов в Москве, Буйнакске и Волгодонске вызвали вместо страха бешенство и желание покончить с Чечней. Однако Басаев хорошо помнил и другой результат своих эскапад: в 1995 году массовый захват заложников в Буденновске подарил боевикам многие месяцы передышки, позволил оправиться от прошлых ударов — возможно, иначе чеченское подполье не устояло бы. Теперь чеченцы задумали не единственный громкий теракт, а серию атак, парализующих волю и ломающих всякую готовность сражаться.
Ключевым элементом этого плана становился персонально Аслан Масхадов. Простое запугивание не дало бы никакого эффекта кроме призывов сплотиться и раздавить гадину окончательно. Выиграть войну, нанеся российским войскам поражение на поле боя, чеченцы не могли. Поэтому в пару к «злому следователю» требовался «добрый» — политический лидер, представляющий умеренное крыло движения (пусть и полностью виртуальное). Масхадов мог убедительно призывать к миру, с ним согласились бы говорить российские политики, и Запад он тоже устраивал.
Аслан Масхадов выглядел если не идеальной, то наилучшей из возможных фигур: человек, который пришел к власти условно демократическим путем, не имеющий у интеллигенции стойкой репутации убийцы, более или менее принятый за рубежом. Как полевой командир Масхадов не имел никаких особых сил, но в качестве политического деятеля он был попросту незаменим для чеченцев. Именно он делал ичкерийским боевикам репутацию борцов за свободу, а не монстров-фанатиков уровня второго Талибана; без него в Чечне просто не с кем было вести серьезные переговоры, не говоря уже о подписании какой-нибудь капитуляции.
Удивительно, но множество общественных деятелей (и в России, и за рубежом) купилось на разглагольствования о «политическом решении» конфликта путем переговоров с легитимным президентом Чечни. В реальности Масхадов и Басаев друг без друга не могли существовать и вести целенаправленные действия, это были два лика одного бородатого Януса. Никому почему-то не пришло в голову простейшее соображение: если Масхадов мог приказать Басаеву и другим боевикам прекратить террор, но до сих пор этого не сделал, то получается, что он — руководитель террористов. А если не мог, то какой смысл о чем-то с ним договариваться? Увы, и на Западе, и в РФ хватало публичных фигур, либо искренне не понимавших двусмысленного положения Масхадова, либо закрывавших на него глаза.
Интересно, что Масхадов сообщил о готовящемся переходе к массовому террору почти впрямую:
Западные лидеры вынуждены заигрывать с Россией для разрешения своих глобальных проблем, таких как Балканы, Афганистан, Грузия, а теперь и Ирак. Теперь, когда война продолжается, мне нечего терять от того, что я связываюсь с такими людьми, как Басаев, Удугов или Яндарбиев — главными радикальными лидерами.
Дальше Масхадов уточнил, что его сторонники готовят некую «исключительную операцию»:
Мы практически от методов партизанской войны перешли к методам наступательных операций. Я уверен, у меня нет никаких сомнений, на заключительном этапе мы проведем еще более уникальную операцию, подобно «Джихаду» (операция «Джихад» — захват Грозного летом 1996), и этой операцией освободим нашу землю от российских агрессоров.
Стратегия Масхадова и Басаева имела специфическую черту: она требовала постоянного накручивания угрозы. После серии взрывов в общественных местах похожие акции уже не производили такого сильного впечатления. Общество оказывалось потрясено один раз, другой, третий, но постепенно страна уставала даже от ужаса. Поэтому логика войны требовала непрерывно наращивать масштаб злодеяний, делать их более эффектными. Прижать Россию к стенке взрывами в Москве не удалось, следовательно, новый теракт требовалось сделать еще страшнее. И у руководителей чеченского подполья еще оставался резерв для увеличения степени кошмара.
СУДНАЯ НОЧЬ
Вечером 23 октября 2002 года Александра Королева вышла из театрального центра на Дубровке, где шел мюзикл «Норд-Ост» по «Двум капитанам» Каверина. Тогда женщина досадовала, что ей пришлось уйти после первого акта под мерзкий осенний дождь. Вскоре оказалось, что неотложные дела спасли ей здоровье, а может и жизнь. «В фойе было многолюдно и атмосфера была праздничная», — рассказывала она потом. Таким театр на Дубровке ей и запомнился.
В начале второго акта на сцену вышли вооруженные боевики. Поначалу зрители приняли людей в камуфляже за элемент шоу, но стрельба в потолок и истошные крики «Это захват!» не оставили сомнений. Актеров сбросили со сцены. «Стрельба, крики, все как в кино», — вспоминал один из артистов. Тех, кто не мог поверить в происходящее, убедили удары прикладов. Очереди в потолок добавляли страха: снаружи здания многие даже решили, что внутри идет бой. В заложниках в тот вечер оказались более восьмисот человек.
Что за люди вошли в дом культуры на Дубровке осенним вечером? Состав отряда, захватившего заложников в Москве, радикально отличался от групп, напавших на Буденновск и Кизляр в 1995 и 1996 гг. Отряды Басаева и Радуева были боеспособными группами, они могли самостоятельно вести общевойсковой бой, а прикрывшись заложниками успешно сопротивляться даже «Альфе» и «Вымпелу». На захват Дубровки отправились совсем другие люди. Возглавлял отряд Мовсар Бараев, племянник покойного Арби. Этот молодой человек имел огромные амбиции, но организационными способностями не блистал и авторитетом не пользовался. Он привел с собой сорок человек, половину составляли женщины-камикадзе. В основном бараевские бойцы были совсем молодыми людьми, 20–23 лет. Кроме буквально полудюжины опытных боевиков в отряд, захвативший ДК, вошли одноразовые террористы, которых было не жалко потерять. Басаеву самому не хватало опытных диверсантов, поэтому на заведомо безнадежное дело на Дубровке отправилась бросовая молодежная банда. Кропотливо выстроенная агентурная сеть в Москве, обеспечившая и организовавшая акцию, была гораздо ценнее.
Мовсар Бараев
ДК на Дубровке выбрали, последовательно рассмотрев несколько вариантов. Сперва думали захватить Большой театр, но в итоге выбрали более простую цель, почти лишенную охраны. Террористы несколько раз сходили на предыдущие сеансы того же самого мюзикла, изучая внутреннее устройство здания и меры безопасности (меры безопасности отсутствовали).
Боевики действовали четко, слаженно, аккуратно. Женщины, руки за голову, налево. Мужчины, руки за голову, направо. Охрану — полдесятка человек с газовыми пугачами — нейтрализовали сразу же. Дальше в зал втащили фугас на основе 152-мм артиллерийского снаряда, обложенного металлическими шариками. Еще одно такое же устройство поместили на балконе. По залу распределили несколько более мелких адских машинок. По бокам расположились в шахматном порядке женщины-смертницы с поясами шахида. Разработчики плана знали свое дело: подрыв всей этой массы взрывчатки неизбежно приводил к обрушению колонн, и гибли все. Несколько фугасов — и зал накрывало осколками, а сверху на раненых падал потолок. Чеченцы имели 110–120 кг взрывчатки в тротиловом эквиваленте.
Особенный ужас террористы вызвали у… сидевших в зале чеченок. Одна из них больше всего боялась, что в ней опознают соплеменницу: поход с русскими в один театр террористы могли и не простить.
Около пятидесяти человек сумели убежать в первые минуты после захвата. Пока террористы не блокировали все здание, несколько работников ДК связали одежду и спустились по ней как по веревке. Один из них упал и сломал ногу, зато остался жив. Семеро техников заперлись в монтажной: МЧСовцы, рискуя жизнью, сумели незаметно для боевиков перепилить оконную решетку и спасти людей. Милиционерам кто-то позвонил почти сразу, те прилетели на место мгновенно. Снаружи подтащили лестницу, по которой со второго этажа выбрались еще несколько человек. Одна из работниц ДК заперлась в маленькой комнатушке и три дня просидела там тише воды, ниже травы. Ее не нашли, но трудно вообразить, что женщина пережила за эти дни.
Первая трагедия «Норд-Оста» произошла еще до того, как замкнули кольцо оцепления. В зал прошел служащий военного суда, подполковник Константин Васильев. Узнав о захвате, он отправился в театральный центр и попытался обменять себя на нескольких женщин и детей. Благородный порыв, но увенчался он ожидаемо: террористы просто расстреляли офицера. Вскоре произошла аналогичная трагедия: Ольга Романова, обычная девушка, узнавшая о захвате, явилась в ДК и начала публично укорять Бараева. Потрясенные террористы решили, что Ольга пьяна, но ей действительно двигал искренний порыв. Девушку тоже убили.
Боевики быстро отобрали у людей телефоны и документы. Тем не менее несколько человек успели сделать звонки или набрать СМС. Один из зрителей оказался офицером ФСБ, и он сумел сохранить достаточно ловкости и самообладания, чтобы незаметно передать наружу несколько СМСок со сведениями о террористах.
Как ни странно, один из заложников оказался в здании, можно сказать, к счастью. Георгий Васильев, один из авторов мюзикла, не стал бежать, когда представилась возможность, и сумел разрешить несколько неожиданных проблем:
Естественно, проблемы начались почти сразу же. К примеру, они вдруг обнаружили, что из тех больших тяжелых штук, которыми они забаррикадировали двери сцены, повалил густой дым, и они не знают, что это такое. А это были машины для сценического дыма. Террористы были вынуждены обратиться в зал: кто, мол, тут знает, что с этим делать? К счастью, я был, я знал, и вообще мне кажется, мое присутствие помогло избежать многих опасностей. И уже следующий эпизод показал, что из них можно было вытягивать какие-то уступки. Начали дымиться и гореть светофильтры. Световой компьютер завис в режиме ожидания, а фильтры не рассчитаны на такое долгое воздействие мощных ламп. Пошел запах горелого, люди перепугались. Террористы сначала храбрились, но я им описал, как это страшно, когда горит театр, и что они даже не успеют выдвинуть свои политические требования и бессмысленно погибнут вместе со всеми за несколько минут. Под таким прессингом удалось выбить из них рации, у меня появилась связь с нашими людьми внутри театра, я даже смог на некоторое время связаться с людьми, находившимися вне здания. В частности, с нашим техническим директором Андреем Яловичем, который был за пределами театра и очень много сделал для нашего освобождения. О таких эпизодах можно рассказывать бесконечно — все трое суток состояли из них.
Между тем Бараев старался действовать по образцу Буденновска и Кизляра и сделать из терракта не просто убийство, а еще и кровавое шоу. Боевики активно работали с общественным мнением в России и за рубежом.
Российские журналисты не очень поняли, что происходит. Для начала они принялись охотиться за удачными кадрами, постоянно выдавая в эфир информацию о расположении частей спецназа и о работе штаба операции. Мовлади Удугов, ведавший вопросами пропаганды, в это время давал интервью ВВС, рассказывая о том, как террористы хотят остановить войну. Зарубежные же СМИ в основном говорили о страданиях чеченского народа, доведенного до отчаяния и терроризма. В местной прессе тоже появлялись шедевры в подобном духе: например, одна газета вышла с аршинным заголовком «Боевики требуют решить вопрос мирным путем».
Попытки Руслана Хасбулатова и Асламбека Аслаханова войти в здание окончились ничем: разговаривать с ними Бараев отказался. Зато он записал заявление граду и миру, требуя вывести войска из Чечни. Кроме того, террористы организовали звонок одной из заложниц на радио «Эхо Москвы» и через нее объявили о хорошем обращении с жертвами. Вообще, боевики активно общались с внешним миром — они дозвонились не только на радио, но и Яндарбиеву. В качестве переговорщиков бараевцы потребовали разнообразных оппозиционных политиков — в частности, Бориса Немцова, который в здание так и не пошел. Зато вызвался Иосиф Кобзон, отправившийся к террористам вместе с корреспондентом Sunday Times Марком Франкетти. Бараев и его заместитель передали, что если через неделю их требования не выполнят, они подорвут театр вместе с заложниками. То ли Кобзон ловко вел переговоры, то ли Бараев решил показать великодушие, но певец выхлопотал женщину и трех девочек — двух ее дочерей и постороннего ребенка, которого дама выдала за своего.
Безудержное желание общаться с прессой в некотором роде навредило боевикам. Когда Франкетти брал интервью у Бараева, тот простодушно брякнул, что захват «Норд-Оста» — это совместная акция Масхадова и Басаева. Масхадова изображали умеренным лидером, и такие признания сажали на мундир «легитимного президента» огромное кровавое пятно.
Приход Франкетти и Кобзона разрядил обстановку. В захваченный театр после этого регулярно наведывались парламентеры. С боевиками с переменным успехом общались Ирина Хакамада, Леонид Рошаль, иорданский врач Анвар Эль-Саид, Григорий Явлинский. С Рошалем чуть не случилась беда: когда он находился в ДК, две девушки, которых отпустили в туалет, сбежали через окно. Прикрывавший их майор «Альфы» был легко ранен, но беглянкам удалось ускользнуть. Взбешенный Бараев принялся орать на Рошаля, обвиняя его в сговоре с заложницами, но тот прооперировал раненого во время бегства девушек боевика, и полевой командир успокоился, позволив даже оказать помощь заложникам. Очень вовремя: несколько человек в зале нуждались в немедленной помощи из-за обострившихся болезней.
Заложники находились в очень скверных условиях. Их плохо кормили (продуктами из буфета), сотни людей дышали одним и тем же воздухом. К тому же под туалет для запертых в партере жертв террористы отвели оркестровую яму — помимо очевидной унизительности этой идеи, легко представить, как миазмы влияли на атмосферу в зале: огромная толпа безвылазно находилась там три дня.
На захваченных людей давили психологически. Террористы периодически устраивали демонстративные намазы, включали на магнитофонах песнопения и постреливали в воздух. По словам заложницы, это были «странные для нас песнопения на русском и нерусском — и уж лучше — пусть на нерусском, потому что, когда понимаешь, о чем поют, ощущение бреда возрастает многократно».
Примерно половина террористов играла роль «злых следователей», избивая и проклиная заложников, другие жаловались на жизнь и утешали собственных пленников.
Бараев продолжал ковать железо общественного мнения. Теперь боевики потребовали устроить антивоенный митинг, причем не меньше чем на тысячу человек. Заложникам велели звонить домой и требовать выйти на улицу. Тысячу, конечно, не собрали, но митинг запуганных родственников всё же провели.
Между тем в оперативном штабе вовсю готовили штурм. Все понимали, что выполнять требования террористов нельзя, это опаснее, чем самая рискованная атака. В 2002 году Россия пожинала плоды успешных терактов 1995 — 1996; второй раз наступать на эти грабли никто не собирался. С момента захвата прошло три дня. Многие заложники находились в состоянии глубокого физического истощения, не говоря о моральных страданиях. Что еще опаснее, у боевиков тоже постепенно сдавали нервы. Несмотря на браваду, террористы редко хотят погибнуть, и обычно до конца надеются на свою победу и капитуляцию властей. Теперь чеченцы начали нервничать, и пообещали начать расстрелы, если их требования не выполнят. У спецназа заканчивалось время. Незадолго до штурма ФСБ нашла в районе Профсоюзной почти идентичный дом культуры, «Альфа» и «Вымпел» смогли отрепетировать атаку. Снайперы вели наблюдение, уточняя позиции террористов. Отдельная работа шла под землей: коммуникации ДК на Дубровке разведывали при помощи диггеров.
Одной из последних на переговоры пришла Анна Политковская. Журналистка «Новой газеты» не умела воспринимать своих обожаемых чеченцев критически, но ей невозможно отказать в искреннем желании помочь тем, кого она считала угнетенными и обездоленными. Ей не позволили накормить заложников, но разрешили принести воды, дав на все про все 15 минут. Удивительно, но у оперштаба не оказалось под рукой воды, поэтому на драгоценную минералку аврально скинулись журналисты, спасатели и военные из оцепления.
— Они не отдали мне никого. Я разговаривала с заложниками. Они очень подавлены и между собой уже считают себя мертвыми.
В ночь на 26 октября у одного из заложников произошел нервный срыв. Мужчина бросил в террористов бутылку и побежал по залу. Боевики принялись стрелять и тяжело ранили двух человек (один впоследствии умер). В это время уже шла подготовка к штурму. Около 180 офицеров «Альфы» и «Вымпела» незаметно приближались к зданию. У чеченцев не хватало бойцов, чтобы полностью контролировать периметр, поэтому шесть штурмовых групп при удаче и соблюдении величайшей осторожности могли подойти к театру незаметно. Одна группа вошла в технические помещения на первом этаже, другая пробралась в пристройку.
Источник: Спутник и погром. Автор: Евгений Норин. Продолжение следует...