Для нашей темы представляет интерес один из эпизодов этой войны(в 1950 г. на Корейском полуострове начался вооруженный конфликт, почти сразу же получивший название Корейской войны), связанный с судьбой американских военнослужащих, взятых в плен северокорейскими войсками. Их историю исследовал Уильям Б. Майер, участвовавший в Корейской войне в звании майора и ставший впоследствии главным психиатром армии США. Он проследил судьбу примерно 1000 американских военнопленных, содержавшихся в одном из лагерей Северной Кореи. Первоначально его внимание привлекли чрезвычайно высокие показатели смертности среди военнопленных. Закончив свое исследование, он пришел к выводу, что против военнопленных был применен «совершенно особенный способ ведения психологической войны, который оказывал на них крайне негативное воздействие».
Режим, в котором американские солдаты содержались в лагерях для военнопленных, нельзя было считать особо жестоким. Он не слишком отличался от обычных стандартов для подобных учреждений. У пленных были приемлемая пища, вода и жилища. Они не подвергались физическим пыткам. Администрация лагеря практиковала, как правило, отстраненно-вежливые отношения с военнопленными. Фактически в северокорейских лагерях для военнопленных было зафиксировано меньше случаев дурного физического обращения, чем во время других больших военных конфликтов двадцатого века.
Эти лагеря не были окружены забором из колючей проволоки, и вокруг них не стояла вооруженная охрана. Но ни одна группа пленных солдат, и даже ни один пленный солдат не предпринимали попыток бегства. Более того, военнопленные не старались сохранить единство своих рядов, а, напротив, часто ссорились и дрались друг с другом. Зачастую у пленных с администрацией лагеря складывались более ровные отношения, чем друг с другом.
Тем не менее смертность среди военнопленных была поразительно высокой. Причем причиной ее не становились ни дурное содержание, ни болезни. Это была смертность особого рода. Обычно происходило так, что военнопленный в отчаянии оглядывал свою хижину, не видя никакой возможности что-либо предпринять для собственного спасения. Он отказывался от пищи и от общения со своими товарищами. Он садился в углу и натягивал на голову одеяло. Через несколько дней он умирал.
Когда выживших военнопленных передали представителям японского Красного Креста, им предоставили возможность позвонить в Америку своим близким, чтобы сообщить, что они живы. Но только немногие пожелали воспользоваться этой возможностью. Вернувшись на родину, бывшие военнопленные не поддерживали никаких связей друг с другом.
Будучи медиком, Майер назвал подобные изученные им особенности поведения американских военнопленных симптомами новой болезни — «болезни абсолютной безнадежности». Главными симптомами этой болезни он считал «недостаток сопротивляемости и пассивность». Чрезвычайно важно следующее рассуждение Майера. «Если бы над военнопленными издевались или их избивали, они бы обозлились. Гнев дал бы им мотивы и силы для сопротивления и выживания. Но в отсутствие всяких мотиваций они просто умирали, хотя никаких классических медицинских причин для подобных смертей не было».
Несмотря на довольно низкую степень физического насилия, уровень смертности в северокорейских лагерях для американских пленных достиг невероятно высокого значения — 38%. Это самый высокий уровень смертности среди американских военнопленных за всю историю военных конфликтов, в которых участвовали вооруженные силы США; и причиной почти половины смертей была именно «болезнь абсолютной безнадежности». Еще раз: «Человек в отчаянии оглядывал свою хижину, не видя никакой возможности что-либо предпринять для своего спасения. Он садился в углу и натягивал на голову одеяло. Через несколько дней он умирал».
Как такое могло произойти?
Объяснение — в особой стратегии, избранной администрацией северокорейских лагерей. Ее целью было посеять среди военнопленных настроение тревоги и безнадежности, вызвать пассивность, лишить мотивов для сопротивления и понизить уровень межличностных отношений. Согласно Майеру, для достижения этой цели северокорейцы использовали четыре основных способа воздействия:
– поощрение доносительства;
– насаждение самокритики;
– разрушение преданности своим лидерам;
– исключение позитивной эмоциональной поддержки.
Практика доносительства поощрялась администрацией лагеря вовсе не ради наказания. Не наказывали никого — ни нарушителя, ни того, кто донес. Тот, кто донес, получал мизерное материальное поощрение, например в виде пары сигарет. Подлинной целью подобной практики было разрушить отношения между людьми, настроить их друг против друга, заставить каждого подозревать в своем соседе потенциального предателя — доносчика.
Чтобы развить самокритику, администрация лагеря регулярно собирала пленных в группы по 10–12 человек; каждый должен был встать и перед лицом своих товарищей сообщить обо всех плохих поступках, которые он совершил, и обо всех хороших, которые он мог бы совершить, но не совершил. Мало-помалу такая тактика разрушала доверие и уважение пленных друг к другу, разрывала межличностные связи между ними.
Разрушение преданности своим лидерам, а в случае лагеря таковыми были начальники, старшие офицеры, подрывало доверие пленных солдат к тем, кто в силу большего жизненного опыта мог бы оказать пленным моральную, эмоциональную поддержку, а возможно, и стать лидером сопротивления.
Исключение любой эмоциональной поддержки носило разнообразный и всесторонний характер. Пожалуй, этот пункт северокорейской программы был центральным, поскольку разрушал одну из главных ценностных установок американской культуры — установку на позитивные эмоциональные переживания. Если, к примеру, пленный получал из дома письмо со словами поддержки, оно ему не передавалось. Напротив, письма с негативными новостями — такие, где сообщалось о смерти близких, или в которых жена извещала мужа, что устала его ждать и уходит к другому, — немедленно передавались адресату.
Все это вместе взятое обеспечило погружение американских пленных в «изоляцию настолько эмоционально и психологически полную, что ничего подобного никогда ранее не бывало», — завершает свое исследование Майер.
Читатель, внимательно ознакомившийся с первой частью этой книги, безусловно, уловит поразительную аналогию. Фактически (и почти наверняка сами того не сознавая) северокорейские военные психотехнологи поставили лабораторный опыт по форсированному формированию в среде американских военнопленных гностической матрицы сознания в ее предельно чистом, свободном от посторонних примесей виде. Напомним ее определение: «Человек погружен во враждебный, опасный и профанный мир, в котором его жизнь — тяготы и страдания, а избавление возможно лишь за пределами этого мира». Легко видеть, что вся стратегия северокорейских психотехнологов соответствовала этому описанию. И необходимо отметить, что эксперимент, поставленный северокорейскими психотехнологами, закончился успешно. Его результаты ужасающи. Они показывают, что в условиях свободы от сдерживающих и противостоящих влияний господство гностической матрицы сознания делается для ее носителей не только разрушающим, но в буквальном смысле слова убивающим.
Одновременно с описанными выше событиями еще один эксперимент поставил французский врач Ален Бомбар. Его заинтересовала история кораблекрушений; точнее, его как врача заинтересовали причины странной смерти многих жертв кораблекрушений. Известно огромное количество случаев, когда через неделю после катастрофы в открытом море обнаруживали шлюпки с пассажирами погибшего корабля. В районе кораблекрушения все дни была вполне приемлемая погода, в шлюпках был достаточный запас воды и продуктов — и тем не менее все люди, находившиеся в шлюпках, были мертвы.
Гипотеза Бомбара состояла в следующем. Причиной смерти жертв кораблекрушения было особое состояние их психики: чувство страха, чувство безысходности и, как следствие, отсутствие воли к сопротивлению. Чтобы подтвердить свою гипотезу, Бомбар предпринял свой знаменитый эксперимент. В 1952 г. он в одиночку на парусной шлюпке за 65 дней пересек Атлантический океан. При этом он питался только выловленной им рыбой, пил дождевую и морскую воду, а также сок, отжатый им из рыб. Это было первое в истории человечества одиночное плавание человека через океан. Бомбар подтвердил правильность своей гипотезы и имел полное право, подводя итоги эксперимента, написать, обращаясь к жертвам морских катастроф: «Я знаю, от чего вы погибли. Вы погибли не от голода или холода. Покачиваясь на волнах под печальные крики чаек, вы погибли от собственного страха».
Эксперимент Алена Бомбара также закончился успешно. В отличие от северокорейского эксперимента, он показал, что с ведущим к смерти всеохватывающим чувством глубокой безысходности можно бороться, если противопоставить ему твердую волю и личностную мотивацию, которые не давали бы этому чувству полностью овладеть личностью.