Цикл стихов, самые ранние внизу, кроме "Колыбельной". Она тоже из раннего, но её место сверху. Много букв.
коронованным особам, хлебнувшим горечи, вместо колыбельной.
Колыбельная Для Принца
Спи, мой милый Принц, спокойно спи.
Я твой крепкий сон посторожу.
Не услышишь лязганья цепи,
Скользких подговоров к мятежу -
Их заглушит тихий голос мой
С долгой колыбельною твоей.
Не услышишь стук копыт и вой
В битве покалеченных людей.
Не услышишь резкий звон клинков,
Треск домов, сжигаемых дотла.
За ночь стал Король седоголов,
В замке все убрали зеркала.
Спи, мой милый мальчик, засыпай.
Это не твоя идет война.
Твой черед придет, наступит май,
На тебя положится страна.
А пока ты юное дитя,
Вкуса крови не узнал чужой.
Слушай, как деревья шелестят,
Повторяя все слова за мной.
Слушай, милый Принц, и засыпай.
Королем тебе, как папа, стать
Время не пришло, не забывай.
Ты еще умеешь крепко спать.
О Герде и Лжи
Герда прячется за рукавичкой от холодных и льдистых ветров, Герда пьёт нескончаемый кофе, постепенно бросает курить. В рёбрах бьется испуганной птичкой от нечаянно колющих слов. Ей не в новь выживать в катастрофе, где потеряна разума нить.
Герда даже скучает по снегу, когда город плывет от жары, ей чего-то опять не хватает: то ли холода, то ли причин. Ей, как мыслящему человеку, обойтись бы и без мишуры, но снежинки на пальцах не тают даже в летне-столичной печи.
Герда молча царапает руки, напоровшись на розы шипы. Вот скажите, зачем тут их столько? Кто за ними обязан следить?
Черт...пусть розы. Не сдохнуть б от скуки - одиноко вне лона толпы. Ей должны заплатить неустойку за потерю умения жить.
Герда смотрит на улицу молча, и прохожие прячут глаза. Им становится страшно неловко от пустых, слишком черных зрачков. Герда воет в подушку по-волчьи, Герда хочет вернуть все назад, в день, когда Королева-воровка Его теплых коснулась висков.
Герда ждёт, набирается силы, и твердит: "все ещё впереди", что давно уже нет того пыла - в Заполярный отправиться край, что пред ней, молодой и красивой, все на свете открыты пути, и... Отчаянно врет, что забыла одержимость по имени Кай.
О Драконах
Солнце падет в объятья красного океана,
Тихие горы впустят месяца острый рог.
Ты не услышишь крика и не поймешь обмана.
Думаешь, тут свобода. Братец мой, тут силок.
Матери не увидеть, не говорить с любимым
И выходить из тени только в слепую ночь.
Словно бы жить с недугом, страшным, неизлечимым.
Нету на свете силы, что мне могла б помочь.
Только, расправив крылья, я в темноту взлетаю -
Слабое утешенье, жаль, что другого нет.
Равных себе не встретить - не для драконов стая.
Скалы мне будут домом долгие сотни лет.
Мне бы вернуть все снова, но чешуя - не платье,
Крылья - не шелк накидки, когти - не башмаки.
Это не дар, мой братец, это на мне проклятье:
Все, кто любим был мною, стали вдруг далеки.
Не повторяй ошибки! Пусть же тебя не манит
Синий, совсем бескрайний, трепетный небосклон.
Как одиноко солнце, вставшее над холмами,
Как одинок отшельник, так одинок дракон.
О Ведьмах
Ветер гасит язык костра. Знаешь, может быть, мне пора? Обещали еще вчера:
"будет шторм".
Я вообще-то зачем пришел: можешь сделать мне...хорошо? Чтобы не ждать поездов еще
у платформ.
Чтобы дом, может быть, жена, чтобы кухня еды полна. Смотрит нехорошо луна...
Наколдуй.
Наведи заговор и сглаз... Я не знаю, как там у вас. За работу цена сейчас -
поцелуй?
Не подумай, могу и так. Деньги дам, только не дурак: ты все сделаешь, а уж как...
Заплачу.
Что глядишь так? Я не пойму. Весь овражек уже в дыму. Словно я пришел к своему
Палачу.
Ну скажи мне хоть пол-словца и оскал убери с лица. Не такого хочу конца.
Не сейчас.
Что-то воют... Неужто волк? Ветер с леса как будто смолк. И струится, как тонкий шелк
Твой рассказ.
Напеваешь с тоской в глазах. Я на спущенных парусах, и снимает мой черный страх
Моря гладь.
Шепчешь, завтра я не проснусь. Голос твой забирает грусть. Знаешь, я теперь не боюсь
Умирать.
О Белой Королеве
Белая Королева, девочка волчьей стаи,
С детства чудесной силой лес ей в наследство дан.
Белая Королева, гордая и немая,
Страх на людей спустила, словно с утра туман.
Белая Королева, локоны цвета смоли,
Когти, глаза и сердце - воронова крыла.
Белая Королева - дочь ненасытной боли,
Снова пришла в деревню, словно ночная мгла.
Белая Королева, ведьма холодной ночи,
Души с собой уводит - темное ремесло.
Белая Королева беды и горе прочит,
Лик лишь тому покажет, время кого пришло.
Белая Королева с угольными устами,
Прячет лицо под мутный, льдисто-тяжелый шелк.
Белая Королева выйдет, село оставит,
К стае ее прибьется сумрачно-серый волк.
Об Алых Парусах
Когда девочкой бегала вечером на причал,
Старый Лонгрен лишь тихо смеялся в свои усы
И, прощая причуды и странность (всегда прощал),
Мастерил корабли из фанеры в часы грозы.
Но она уже девушка - целых семнадцать лет,
А все смотрит тоскливо на воду который год.
Неужели все верит в рассказанный Эглем бред?
Неужели алеющий парус покорно ждет?
Городские все крутят пальцами у виска,
И смеются, мол, "сумасшедшая, погляди!"
Чуть завидев фигурку босую издалека,
А у ней от обиды так быстро стучит в груди.
И однажды она просыпается от того,
Что в окошко стучится гул голосов толпы.
Кто-то бедную сжечь желает за колдовство,
Кто-то просто ругается матом (слова-шипы).
Выбегает из дома девушка босиком,
Обнимая за плечи себя, словно бы в мороз.
И толпа затихает зловещим часовщиком -
Ждет, когда механизм заработает на износ.
Да, действительно, возле Каперны стоит корабль,
Паруса цвета крови, на мостике - капитан.
Только девушка - тонконогая, как журавль -
В самой гуще толпы вдруг застыла, как истукан.
В голове ее бьется подстреленной птицей страх:
"Вдруг все это ошибка? А может, дурацкий обман?"
И она убегает - с отчаянием в глазах -
И в объятия принимает ее туман.
Грей весь город обходит, стучится он в каждый дом,
Но нигде нет любимой, и сердце сжигает боль.
Он сдается и уезжает в глазах со льдом.
А в Каперне бросается в море его Ассоль.
О Самой-Длинной-Ночи
Тише, мой милый, на улицу ты не ходи.
Свечи зажгу и проверю, как спит крошка-дочь.
В Йольскую ночь не шуми и в окно не гляди:
Ищет заблудших там Самая-Длинная-Ночь.
Нынче ей голодно, в Йольскую страшную тьму,
Нынче она собирает с деревни оброк.
Слышишь, заблеял ягненок? Ему одному
Страшно попасться в Старухин жестокий силок.
Завтра в село забежит, запыхавшись, Весна,
Завтра начнется другая, живая пора.
Только сейчас, в эту Йольскую ночь, не до сна:
Ходит за окнами Ночь, голодна, недобра.
Тише, мой милый, уйди от окошка ты прочь:
Там, за порогом, услышат. Не стой у двери.
Бродит по улицам Самая-Длинная-Ночь
Кистью костлявой обшаривает пустыри.
Песнь Ведьме
Не заглядывай, ведьма, в мое окно,
Не захаживай, ведьма, на мой порог.
Коли быть тут беде, значит, суждено.
Не спасают зерно от засушья впрок.
Не нашептывай, ведьма свои слова,
Не накликивай, ведьма, своих ворон.
Коли так суждено, пусть и голова
С плеч долой моих катит под топором.
Не ухватывай, ведьма, мою ладонь,
Не рассматривай, ведьма, мои глаза.
Коли надобно, пусть упадет мой конь,
Кровь отравит мне ядом своим гюрза.
Не пытайся ты, ведьма, меня спасти,
Не шатайся за мной, как немая тень.
Коли жизнь так решила, дак отпусти,
Смерть придет всё равно в неизвестный день.
Не показывай, ведьма, своих мне карт:
Гибель мне давно уже не страшна,
С той весны, когда в месяц дождливый март
Навсегда попрощалась со мной Она.
Не ходи ко мне, ведьма, в ночной тиши,
Не старайся и в чем-нибудь убедить.
Во сырой земле схорони. Спеши,
И с запястья обрежь оберега нить.
Не целуй меня, ведьма, пока темно.
Говорят, ты мила мне. Не верь - враньё.
Не заглядывай, ведьма, в мое окно:
Так похожи глаза твои на Её.
Притча о Волке
Да не будет плакать рожденный волком,
Да не будет прятаться за углом.
Он, еще не видевший жизни толком,
Чует разницу между нуждой и злом.
Да не будет волком рожденный лаять
На чужих людей, словно пес цепной.
У него под кожей чужая память:
Да, свобода, жизнь, но какой ценой!
Да не обернется покровом тонким,
Спрятав хищный взгляд под узорный шелк.
Да не будет плакать рожденный волком.
Да не станет зверем домашним волк.
Снова о Гердах и Королевах.
А у Герды глаза просто дивные: карие с золотом,
И в улыбке такая наивность и трепетный свет.
Герда плачет, смеется, спит крепко и борется с холодом.
И хранит каждый вскользь упомянутый глупый секрет.
Герды руки едва успевают за фразами громкими,
Герда любит всем сердцем и всей ненавидит душой.
Герда теплая, Герда живая и с чувствами тонкими,
Каждый день открывается мир ей чудесно-большой.
Герда смотрит с обидой на злую волшебницу Снежную,
На холодные длинные пальцы и северный взгляд.
И глаза Королевы, суровые, серо-безбрежные,
Заставляют ее отшатнуться зачем-то назад.
Герда хочет уметь говорить так же тихо, уверенно,
Так же гордо нести сквозь толпу несгибаемый стан.
А выходит лишь взгляд - по-собачьему жалкий, потерянный,
И со скрипом захлопнутый где-то меж ребер капкан.
Герда воет от боли и мечется в разные стороны -
Кай с таким обожаньем стихи посвящает не ей.
Королева смеется и ввысь устремляется вороном,
Кай невзрачным воробушком вслед из открытых дверей.
Но однажды она больше ночью не чувствует холода,
Ей вдруг кажется скучным уютный, но старенький дом.
Ожидает увидеть обычные карие с золотом,
А из зеркала смотрят две пропасти северным льдом.
О Веретене
Шелест пышных красивых юбок и вполголоса разговоры.
В Королевстве большое счастье - родила Королева дочь.
В тронном зале - огонь в камине. Чуть порхают по ветру шторы,
Вечер близится к завершенью, замок вдруг накрывает ночь.
Отворяется дверь со скрипом, все смолкают и замирают,
И фигура в одеждах черных поднимается на порог.
Молча губы Король сжимает, больше музыка не играет,
Ведьма посох в ладони держит, предвкушая для них урок.
Улыбается так фальшиво, Королю в сини очи глядя,
Королеве в лицо смеется и отвешивает поклон.
А затем на Принцессу смотрит - ведь сюда заявилась ради
Этой маленькой мерзкой твари, отобравшей спокойный сон,
С губ слетают слова проклятья пополам с хрипловатым смехом -
И чудовищное отродье обрекает на смерть и боль.
Голос громок ее и страшен, повторяемый жутким эхом.
Чуть дыша, Королева смотрит, бледен и молчалив Король.
Ведьма скалится и уходит, оставляя лишь страх и горе.
Говорить ни душа не смеет - ей осталось шестнадцать лет.
Но находит Король решенье, и ее забирают вскоре
В темный лес три чудные феи, ограждая ее от бед.
Годы капают алой кровью на сырую лесную почву.
Ведьма тенью следит за юной и прекраснейшей из девиц.
Забирает ее с собою в мир волшебный глубокой ночью,
Где мешаются сотни сказок и десятки веселых лиц.
Но проклятье ее с годами лишь растет, набирая силу,
Дожидаясь тихонько часа, чтобы выполнилось оно.
И Принцесса сбегает в замок, в эту каменную могилу,
И находит в далекой башне темным роком веретено.
Да, Принцесса на землю пала, как на запись мою - чернила,
Доводя эту сказку злую до логического конца.
Только как же так вышло, ведьма, что сама ты себя сгубила?
"У нее, у Принцессы, были голубые глаза отца..."
О Ледяной Королеве
Ледяной Королеве, что маленьких мальчиков учит
Вечность складывать из голубеющих кубиков льда,
Что прекрасна на вид, но мрачнее чернеющей тучи,
Каждый раз, когда мальчики снова бегут без следа,
Ледяной Королеве, что кажется злой незнакомкой
Тем наивным девчонкам, умеющим пылко любить,
Чья улыбка смертельно опасна, а голос негромкий,
Что, услышав однажды, уже невозможно забыть,
Ледяной Королеве, сердца разрывающей в клочья,
За которой невидимым шлейфом надменность и грусть,
Ледяной Королеве однажды декабрьской ночью
Кто-то тихо сказал: "знаешь, милая, я не вернусь."
О Крапиве
Кто придумал, что в сказке конец непременно счастливый? Дети, в жизни не верьте в такую жестокую ложь. Эльза руки сожгла припасенной для братьев крапивой, чтобы лебеди стали людьми на глазах у вельмож. Пальцы Эльзы, в нарывах, сочащихся кровью и гноем, Королю отвратительны; Эльза противна сама. Не казнили, но в замок доставили с ревом и воем - а недавно девица, была, как казалось, нема. Что до братьев, то старший женился на знатной принцессе, два других развязали войну и погибли в бою; стал четвертый монахом, а пятый скандалит, как десять; двое прочих спились, не найдя себе место в раю; рано утром ушел и восьмой, а потом не вернулся; стал девятый бродячим артистом, сбежавшим от дел; предпоследний от драм королевских банально рехнулся, только младший остался с сестрой, да и тот не хотел.
Ну какая, скажите, в то время, была медицина! Так - настои на травках и сила молитв перед сном. Эльза в диких мученьях рожает наследника-сына, а потом умирает под узким бойницей-окном.
На могиле ее вырастают побеги крапивы, а Король с облегченьем с другою идет под венец. Королева болтлива, собою дурна и ревнива.
Кто придумал, что в сказке бывает счастливый конец?
О Гамельнском Крысолове
Мальчик флейту подносит к сухим приоткрытым губам и слегка выдыхает, ее заставляя запеть. Звук несется по тихим германским речным берегам, превращая зеленые листья в отцветшую медь.
Он играет на флейте, как Бог, через несколько лет и баюкает тихо напевами души людей. А его в колдовстве обвиняют и держат совет, он уходит из города с верною флейтой своей.
Парень ловко бежит и играет веселую трель, а за ним стая крыс, что как будто бы на поводке. Замолкает мелодия только когда менестрель убеждается в том, что вредители сдохли в реке.
Но монетам в заплечном мешочке его не звенеть - за услугу ему же в лицо направляют шипы, выгоняют из Гамельна - свищет безжалостно плеть и ложится на спину под хохот безумной толпы.
Странник флейту подносит к губам, и улыбка мрачна - он не думал, что будет конец у легенды таков. Плачет Гамельн, за жадность свою заплативший сполна. К дальним горам уводит детей за собой Крысолов.
О Венди
Венди встанет утром рано и подышит на окно. В сером Лондоне туманно и пока еще темно.
Через час проснутся дети "собери-умой-одень". В душном тесном кабинете проползет обычный день. Смыть со стен прихожей краски - дети, как всегда, шалят, после - ужин, детям - сказки уж который год подряд. Каждый день одно и то же - у нее забот не счесть. От рутины тошно. Боже! Только разве выход есть?
Три строки в оконной глади расползутся от тепла, и она, на буквы глядя, словно вдруг сгорит дотла. Южный ветер все крепчает, унося ее в свой плен.
"Знаешь, Венди, я скучаю.
Возвращайся.
Питер Пен."
О Герде
Герда почти забыла, почти простила, изредка поливает розовый куст. Это сегодня с чего-то вдруг накатило: вспомнился поцелуев холодный вкус. Герда не плачет, не курит, читает газеты, пьет от простуды лекарства, всегда бодра. Не задает вопросов: "А с кем ты? Где ты?" - ей наплевать, пусть гуляет хоть до утра. Пахнет духами женскими? А, и ладно! Ночи не дома проводит? Ну и пускай. К новому мужу и к жизни вообще прохладна Герда с тех пор, как ушел к Королеве Кай. Ей он оставил немного: страсть к балладам, самый любимый день недели - среда, тихую нежность к летним ночным цикадам и - в самом сердце - острый осколок льда. Все остальное он смел ледяным дыханьем той Королевы, плечами слегка пожав. Герда относится к этому с пониманьем, водит по шее лезвием, чуть дыша.
Раньше, когда у Кая мерзли ладони, их согревала Герда своим теплом. Вот он курит один на своем балконе, в спальне - она, дорогим, но холодным сном, вдруг воплотившимся в явь, поджимает губы - да, Королеве так нелегко угодить! Голос у Кая от курева малость грубый. Чтобы согреться, Кай начинает пить.
Через неделю на Кая без слез не взглянешь - будто состарился мигом на двадцать лет. И Королева уходит: "Меня утомляешь," - Кай остается нести полупьяный бред. Герда лежит на спине на полу гостиной. Держит в руке прохладный металл ножа. Красные капли по шее текут картинно, надо лишь только еще посильней нажать. Кай просыпается, словно бы от удара, в спешке одевшись, закрыть забывает дверь. С Гердою рядом мирно лежит гитара - это единственный друг и любовь теперь. Кай нажимает на кнопку звонка дверного, через минуту - сносит ее плечом. Герда смеется - галлюцинации? Снова? Так ей не страшно быть собственным палачом.
Кай объясняется с новым ненужным мужем, что почему-то Герду не отдает. Герда молчит и вздыхает - совсем простужен.
Розы политы, и медленно тает лед.
О Ведьме
Каждый вечер, как ведьма, я сонное зелье варю,
Ложкой медленно двигая против и по часовой.
Я взываю стихами к заснеженному декабрю.
Предлагая ему звездный грог, как варенье, густой.
Каждый вечер шепчу заклинания сладостных грез
Для того, кто мечтать не способен уже наяву.
Я царапаю руны на белых чешуйках берез,
Превращаясь в большую, с глазами чудными, сову.
Каждый вечер, как дьявол, я души меняю на сны
И бросаю на ветер три горсти брильянтовых слез.
Я туманной черпаю тринадцать ковшей пелены,
Чтобы ей напоить не поверивших в сказку всерьез.
О Веретене, с другой стороны
В старом замке за каменной серой стеной
Колет руку иглой королева опять,
Чтоб во сне унестись в чудный мир, в мир иной,
Где на белом коне Принц устал ее ждать.
Убежав от нытья Короля невпопад,
Что давно уж не молод и очень ворчлив,
Она видит сияние рыцарских лат
И от ветра трепещущий шелк конских грив.
Снова юной красавицей видит себя,
Но средь рыцарей счастья найти не дано.
И родители горько над дочкой скорбя,
Проклинают несчастное веретено.
И когда растворяются снова мечты,
Открывая реальности серую мглу,
Королева рыдает, сжимая персты,
И подносит к руке веретенца иглу.
Об Алисе
Эй, Алиса, не хочешь со мной в Зазеркалье?
Тут мы все не такие, такие, как ты.
Тут безумие чисто, не скрыто вуалью.
Тут нет места для логики и темноты.
Эй, Алиса, тут зайцы, коты и мышата
Познакомиться жаждут скорее с тобой.
Тут не надо дышать: можешь и не дыша ты
В небо выдохнуть кольцами дым голубой.
Эй, Алиса, мы тут умираем от скуки,
Протухая за толстой больничной стеной.
Эй, Алиса, у каждого связаны руки
Грязно-белой рубашкою тут за спиной.
О Русалочке
Ах, как дивно не молвят ни слова красивые губы.
И как странно в песке утопают босые ноги.
А у Принца простуженный голос, немного грубый,
И на сильных руках покрасневшие чуть ожоги.
Ах, как чудно его ненароком плечом касаться,
И ловить на себе синих глаз его взгляд усталый.
Ах, как верится в то, что с ним можно навек остаться,
Хоть и целого века, как кажется, будет мало.
Ах, как сложно решиться отдать свою жизнь другому,
И пока появляется солнышко постепенно,
Улыбаясь так спящему мирно лицу родному,
Превращаться неторопливо в морскую пену.
О Лисах
Мы в ответе за тех, кого мы приручили.
Разве этому в школе тебя не учили?
Ты теперь за меня головой отвечаешь,
Разве этого ты до сих пор и не знаешь?
Я привыкла быть маленьким диким лисенком,
Не зависеть, смеяться негромко и тонко.
Ты, мой Маленький Принц, протянул ко мне руки -
Я взяла. От тоски, любопытства и скуки.
Ты ко мне приходил, все толкуя о Розе,
Правда вот, не стихах, но в восторженной прозе.
Говорил, что прекрасна, пускай и колюча,
Говорил, что вернулся бы к ней - был бы случай.
Я все слушала и не могла оторваться.
Лисам в Принцев не дело влюбляться!
И однажды пришел невозможно довольный,
Говорил: "умирать - ни на каплю не больно!"
Ты обнял слишком нежно меня на прощанье.
И Лисенок поверил твоим обещаньям.
Бросил ты для к тебе проломиться сумевших
Только розу у глаз твоих остекленевших.
Я...я жду, ведь меня еще в школе учили:
"Мы в ответе за тех, кого мы приручили"
О Герде
Герда, послушай, нам надо расстаться, прости.
Герда, пойми, мне тепло твое больше не мило
Герда, подумай, готов я за нею идти,
Сам приготовив себе ледяную могилу.
Герда, ты плачешь. Она не умеет рыдать.
Черство как корка и льдисто холодное сердце
Герда, твой взгляд полон боли, что ей не понять,
Ведь Ледяным Королевам не хочется греться.
Герда, я знаю, она не умеет любить,
Я ведь и сам разучился во что-либо верить.
Герда, меня не ищи и попробуй забыть.
Дует сквозняк, ты простынешь, закрыла бы двери.
