— Однажды, – произнес мудрец, когда халиф попросил занять его интересной историей.

— О, великий и премудрый Ибн Фазиль, – произнес халиф. – Все твои сказания начинаются одинаково, это утомляет. Пусть сегодняшняя твоя мудрость начнется на другой лад.

Мудрец, зная вспыльчивый характер своего господина, лишь поклонился и, погладив длинную и белую, словно снег, бороду, на мгновение задумался. Он многим хотел поделиться со своим воспитанником, но давным-давно понял, что знания, вложенные насильно, не приносят доброго урожая. Особенно, если речь идет о халифе Абу Джафаре.

— Хорошо, мой повелитель. Пусть эта история начнется совсем иначе…

Много лет назад в далекой стране жил один могущественный шах по имени Хейдэр. Его самая любимая жена умерла рано, родив ему дочь. Отец души в ребенке не чаял, исполняя любое ее желание, что злило остальных его жен, у которых тоже были дети. Назвали девочку Нашмия, что значит храбрая. Шло время, и выросла Нашмия-хатун прекрасной девушкой. Одна только беда, из всех забав больше всего любила она биться на саблях и стрелять из лука. Пожелал шах выбрать мужа для своей любимой дочери, но дело это оказалось непростое. Очень строптивой была Нашмия, многие царевичи, просившие ее руки, уходили ни с чем, не выдержав ее испытаний. Она только смеялась вслед неудачливым претендентам и вновь шла во двор упражняться с острой саблей. Шаха это очень печалило, но сделать он ничего не мог.

— Дочь моя, – сказал он, когда очередной претендент покинул дворец. – Так ты останешься совсем одна. Аллах был благосклонен ко мне все эти годы. Но мне хочется умирая знать, что у моей любимой дочери есть супруг, который любит ее так же, как я.

— Где ж ему взяться! – засмеялась Нашмия-хатун. – Один толст, другой слаб, третий глуп. А четвертый так и вовсе о свою же саблю режется. Как станет такой моим мужем?! Как доверишь ты ему править страной, отец?!

Опечалился пуще прежнего шах. Ведь и правда, где найти такого, чтоб и с саблей был ловок и умом не скуден. Вызвал к себе шах своих советников и мудрецов, и стали они думать. Думали они без малого неделю, пока один из советников не предложил устроить состязания для всех, кто умеет держать в руках оружие. Победителю же достанется шахская дочь в жены. Разлетелась весть по всей стране, и потянулись в столицу отважные богатыри. Кто пешком, кто на конях, а кто и с караваном прибыл. Из других стран прибывают умелые воины. Тем временем во дворце тоже готовятся. Только не к испытаниям готовится одна из жен шаха, а к тому, чтобы сгубить Нашмию. Хочет она, чтобы ее ребенка сделал наследником старый шах. Бабка ее была злой колдуньей и многие знания передала своей внучке.

И вот в один из дней, когда лучники соревновались в меткости, стрела одного из них внезапно сорвалась и поразила прекрасную Нашмию-хатун прямо в сердце. Вскрикнула тоненько принцесса и рухнула навзничь. Бросились на помощь дочери шаха советники, слуги. Стража кинулась ловить стрелявшего, а его и след простыл, будто и не было его вовсе. Перенесли несчастную девушку в покои и вызвали лучших лекарей. Убитый горем шах приказал искать убийцу дочери, но все тщетно. Лучшие именитые лекари не могут вытащить стрелу, поэтому стоят, потупив седые головы. Без сознания лежит Нашмия-хатун ни жива, не мертва. Только еле-еле вздымается ее грудь. Собрались со всей страны лекари, врачеватели, дервиши и держат совет. Версий много, но сошлись все во мнении, что как только стрелу извлекут, умрет хатун.

Шах Хейдэр совсем обезумел от горя и объявил, что тому, кто принесет лекарство, отдаст в жены дочь и полшахства в придачу. Многие собрались броситься в путь, как вдруг объявился перед шахом старый дервиш и объявил, что замешана здесь темная магия. Но лекарство, что вернет хатун к жизни, есть. Это волшебные гранаты, растущие в саду повелителя дэвов. Стоит дать умирающему всего пару капель, стрела сама выпадет, рана затянется, а хатун оживет.

Тут многие задумались и потихоньку стали отходить. Оно и понятно, своя жизнь дороже. А случилось так, что в страже шаха служил молодой воин по имени Бахтияр, что без памяти был влюблен в дочь своего повелителя. Был он смел и отважен, сражаясь за свою страну. И когда брошен был клич, воин шагнул вперед:

— Мой повелитель, я принесу Нашмие-хатун лекарство или сгину, добывая его.

Печальными глазами взглянул на воина шах и отпустил, не произнеся ни слова. Все вокруг понимали – не жилец. Попрощался юноша со своей матерью, а на прощание она сказала ему:

— Сынок, видит бог, серьезное дело ты задумал. Об одном тебя прошу, в пути поступай, советуясь со своим сердцем. Оно никогда тебя не обманет, не подведет.

Подстегнул Бахтияр коня и отправился в путь. Долго ехал юноша и случилось так, что путь его пролегал через горы. И вот в безлюдной местности, где на много дней пути не встретить людей, не услышать человеческую речь, а только вой ветра и шакалов, юноша услыхал странный гром. Прислушался он, но гром не стихал, то становясь громче, то затихая. В конце концов все прекратилось, и юноша продолжил свой путь. К вечеру увидел он горный обвал, что преграждал ему путь. Подъехал Бахтияр ближе и слышит, будто стонет кто под камнями. А камни, словно скалы – огромные. Всю ночь двигал камни воин, пока не откопал огромную руку с черными когтями. Понял он, что это не гром был, а дэвы сражались между собой. Испугался юноша, как не пугался никогда до этого, бросил передвигать камни. Собрался уйти потихоньку, как вдруг из-под камней раздался слабый голос:

— Кто это здесь?! Кто пришел посмеяться над проигравшим дэвом?! Уходите прочь, дайте мне достойно умереть!

— Зачем умирать?! – Удивился юноша. – Дай мне еще время, и я освобожу тебя!

— Тогда я в благодарность съем тебя, человек! – Раздалось угрожающе.

— Сколько дэва не корми, а он все на людей посматривает! – воскликнул юноша. – Вот и сиди здесь, пока черви тебя не съедят, глупый неблагодарный дэв!

Оседлал Бахтияр коня и отправился было дальше, но услышал глухой плач.

— Почему ты плачешь?! – спросил он.

— Чего ж мне не плакать, – пробубнил дэв. – Вот умру я, а кто о матери моей престарелой позаботится. Некому даже передать, где косточки мои лежать будут.

Вспомнил Бахтияр о своей старенькой матери, да и сам едва не заплакал.

— Дай мне клятву нерушимую, что есть меня не станешь, тогда и вытащу.

— Клянусь! – воскликнул дэв. – Пускай у меня уши ослиные вырастут, если нарушу я клятву. Пускай земля под ногами гореть будет! Любое желание твое исполню, только не бросай меня здесь! Долго просил дэв Бахтияра, пока не согласился юноша. Еще одну ночь и еще один день разбирал он завал без еды и сна, пока, наконец, не расчистил все камни, а под ними оказался черный дэв. Вылез тот наружу и говорит:

— Никогда бы не подумал, что на помощь мне придет человек. Да уж, видно, времена теперь иные, чего только в мире не происходит.

Так побратались человек и дэв. Рассказал Бахтияр о том, куда он путь-дорогу держит, и сказал ему тогда дэв:

— Доброе ты дело сделал, и я в долгу не останусь! Помогу. Действительно, в саду нашего повелителя растут волшебные гранаты, но охраняет их страшный пес, не засыпающий ни на минуту. Как только кого увидит, сразу начинает лаять, а там уж и хозяин сада появляется. А уж с царем дэвов никому не справиться.

Стал Бахтияр думать, как быть. Долго думал и, наконец, придумал. Когда подошли они к саду повелителя дэвов, юноша спросил у побратима, может ли он превращаться в разных тварей земных. Удивился дэв:

— Могу, конечно. А почему ты спрашиваешь, брат мой?

— Думается мне, что собака всегда будет собакой, какой бы страшной ее не создал Творец. А собаки больше всего на свете ненавидят кошек. Стоит этому псу увидеть кошку, как он забудет про все на свете. Вот я и подумал, ты бы обратился кошкой и на миг выглянул бы из-за деревьев. Пес бы побежал к тебе, а я в это время сорвал бы гранат и был таков.

Согласился дэв, но когда они подошли поближе к стенам сада, сказал:

— Послушай, маленький брат. Когда ты сорвешь гранат, езжай обратно той же дорогой и не останавливайся. Не отвечай на вопросы, не помогай, не отдыхай, иначе быть беде.

Добыл гранат Бахтияр, вскочил на коня и помчался назад, к дому. И вот на полпути видит юноша, что бредет по дороге девочка. Ноги босые все в крови, халат изорван, еле ноги переставляет. Совсем было остановил своего коня наш герой, но вспомнил слова дэва и пришпорил коня. Стыдно стало ему, что оставил он ребенка в беде, обернулся, а дорога-то пустая, нет никого. Подивился Бахтияр, пожал плечами и поскакал дальше.

Спустя некоторое время видит, стоит у дороги молодая женщина, прекрасная, как ангел и манит его к себе:

— Останови коня, смелый юноша. Под кроной этой шелковицы расстелен у меня ковер. Есть и плов, и шербет, и арбузы, все есть. Остановись, отдохни с дороги, ты же так устал.

И правда, чувствует Бахтияр, как тяжестью наливаются руки и ноги, как веки его слипаются, а желудок требует немедленно перекусить. Иначе…

Молча пришпорил коня наш герой и поехал дальше. А когда обернулся, под шелковицей не было не красавицы, ни ковра с пловом и арбузами. Удивился юноша, кто бы это мог быть?! Никому он зла не причинял, так кто же тогда его смерти ищет?

Невдомек бедняге, что это одна из жен шаха колдовством промышляет, и вознамерилась она жизни его лишить, чтоб волшебный гранат во дворец не попал, да не поправилась Нашмия-хатун. Скачет он дальше, вот уже видны в дымке шпили мечетей и дворцов, как вдруг под копыта коня бросилась старушка:

— О, сынок, помоги! На внука моего напали разбойники. Избили, обобрали всего до нитки, отобрали даже одежду. Вон там он в канаве прячется.

И так горько плакала старушка, что не выдержало сердце Бахтияра. Слез он с коня и отправился на помощь неизвестному юноше, как из засады выскочили воины в масках и порубили его саблями на сотню кусков. А волшебный гранат закатился за камень, бандиты его и не заметили. Так и погиб Бахтияр.

А ночью к этому месту прибежал шакал, собрал все куски мяса и превратился в дэва:

— О, предупреждал же я тебя, маленький брат! Но, как видно, слишком хитер этот враг, что ты из двух ловушек вырвался и угодил прямо в третью. – Дунул он на тело побратима и склеилось оно, снял дэв с пояса фиал черного стекла и капнул на губы Бахтияра ровно три капли. И вдруг застонал наш герой, сел прямо и смотрит в глаза дэва, словно первый раз увидал.

— Твоя правда, брат! – Произнес он со слезами. – Лишь раз ослушался я твоего совета и вот в какую беду попал. И себя погубил, и Нашмию-хатун не спас, и мать осиротил.

Тронули слова юноши дэва, и сказал он тогда:

— Не плачь, Бахтияр, не все еще потеряно, – протянул ему волшебный гранат и кинжал с рубином в рукояти. – Этим кинжалом тебя и убили. Покажи его своему шаху и скажи, что тот, кто тебя убить попытался, прямо возле него находится.

С этими словами вновь расстались побратимы. Скачет изо всех сил Бахтияр, нахлестывает коня. Уже видны стены города и минареты. Торопится юноша! Слез с коня перед воротами и мчится во дворец своим ходом, перепрыгивая через пять ступенек. Встретили его советники шаха, волнуются, толкаются бестолково. Только визирь спокойно себя ведет. Хлопнул в ладоши, и расступились люди. Прошел юноша в палаты, где лежало тело шахской дочери. Отец от радости ни жив не мертв, слова выговорить не может. Протянул Бахтияр руку и сдавил гранат что было сил. Заструился по ладони гранатовый сок, падая рубиновыми каплями на губы Нашмии-хатун. А второй рукой выдернул юноша стрелу из груди. Вздохнула девушка и пробудилась от зловещего сна, смотрит по сторонам и понять не может, почему столько людей вокруг, и что за юноша рядом с ней стоит с гранатом и стрелой в руках.

— Чего хочешь? Проси! – воскликнул шах Хейдэр.

— Не нужно мне полшахства твоего, господин. И дочь твоя сама решит, достоин ли я ее. Об одном лишь прошу, о справедливости.

— О какой справедливости речь ведешь, юноша?! – спросил его визирь.

— О той, что по дороге к дому убили меня тайные враги и, если бы не побратим, лежать мне в сырой земле, да и Нашмия-хатун ненадолго бы меня пережила. Убийца обронил свое оружие, вот оно, – вытащил из-за пояса Бахтияр кинжал и заволновались придворные. Хорошо им известен этот кинжал. Подарил его шах одной из своих жен, родившей ему сына. Велел позвать свою жену. Вошла та, ничего не подозревая, в покои, но только увидела в руках шаха кинжал, так ноги у нее и подкосились. Созналась в злодеянии коварная, залилась слезами. Не хотел шах портить такой счастливый день и приказал страже выгнать злодейку из города.

А на следующий день устроил шах пир. Весь город был украшен огнями и цветами, люди веселились, танцевали и пели. Шах сам подвел дочь к смелому юноше и странно, но Нашмия-хатун не стала устраивать испытания своему жениху и согласилась стать его женой. Сорок дней и сорок ночей играли свадьбу, а потом жили они сорок лет, да еще сорок сороков.

Автор Денис Пылев

- Всё! Я так больше не могу! – Афродита захлопнула крышку ноутбука и с силой оттолкнула от себя несчастную технику. – Проткни тебя Арес! Что за доставучий червяк?! Совсем эти смертные обнаглели!

Воскресное утро началось для Гефеста с криков жены. И если к пылкому средиземноморскому темпераменту он уже привык, то к столь раннему воспламенению Везувия оказался совершенно не готов.

- Что случилось, дорогая? – миролюбиво спросил он, применяя навыки, полученные им на курсах по управлению гневом. Но Афродиту уже понесло:

- Этот…этот…э, - тут она оборвала саму себя. – Ты только подумай, что он о себе возомнил!

- Кто он? – всё так же спокойно спросил бог-кузнец.

- Да этот, Пи….

- Странное имя для смертного, - усмехнулся Гефест.

- Это не имя. Его я позабыла, - богиня красоты нахмурилась, теребя свои блондинистые волосы.

- Пиндар?! – подсказал заботливый супруг.

- Нет.

- Пилад?

- Да, нет!

- Питт. Брэд Питт.

- Ну-у, нет. Хотя….

- Пифагор?

- Смеёшься?!

- Ну не знаю, тогда. О! Вспомнил! Писистрат!

- Сам ты… Писистрат!

Спустя пару минут глубоких умственных изысканий, Афродита хлопнула себя по лбу изящной ладошкой.

- Уф! Вспомнила! Пигмалион! Пигмалион его имя!

Гефест устало потёр переносицу:

- Что-то знакомое. Где-то я его уже слышал! Он должен нам денег?! Или не оплатил заказ? Чем занимается?

- Ты задаешь одновременно три вопроса. Одной мне на них сразу не ответить. Такое не под силу ни смертному, ни богу, никому. Начну, пожалуй, я издалека, - Афродита села в кресло напротив Гефеста, закинув ногу на ногу. - Представь, что много лет назад представлен был мне молодой художник. И всё бы хорошо, да только женщин на дух он не переносил. Был привередлив, что твой Апполон, жил с мамой, слушался её во всём, ел супчик. Загвоздка в том, что мне не возлагал он подношений дивных, благоуханных роз, да пусть бы ромашек полевых нарвал, сухарь бездушный. Так продолжалось очень долго. Мне нимфы доложили, что со временем своё не изменил ко мне и женщинам такое отношение.

- Быть может мудр не по годам художник твой, раз вовремя он понял, что от вас одни проблемы и хула и поношение. Сколь дальнозорок Пигмалион, совсем иной портрет себе я представлял со слов твоих, о, дивная моя супруга.

- Постой, постой! – глаза богини любви опасно блеснули, в то время как её руки нашаривали что-то тяжёлое. Благо в доме кузнеца этого добра было навалом. – Что значит лишь проблемы?! Ах, ты ж неблагодарный ! Не ты ль вчера моих касаясь губ мне говорил совсем слова другие?! Не ты ль лазанью расхваливал мою пред Посейдоном, пока вы матч Эллада-Троя обсуждали?! О, горе мне несчастнейшей из жён! Такого аспида отец в мужья мне выбрал ненароком!

Гефест, поняв, что сказанул лишнего судорожно придумывал пути отступления. Но Афродиту было не остановить! Пробормотав под нос, что ему нужно работать, он бочком, бочком стал смещаться в сторону кузни. И после удачно проведённого маневра скрылся в коридоре, схлопотав в спину золотым бокалом и сандалией. «Уф, пронесло! – подумал он, запершись в кузне. Меха что сами нагнетали воздух зашевелились послушные его воле и вскоре он с головой отдался дивной силе – искусству.

Тем временем наверху, Афродита плача набирала номер своей матери Дионы. Но что-то видимо не то случилось со связью, и она позвонила на незнакомый номер. Опять!

- Алло?! – раздался в трубке несмелый мужской голос.

- Это Афродита! Куда я попала?

- О, госпожа! Это я твой нерадивый раб, что дерзновенно обратиться хочет, к тебе, Прекраснейшая, с просьбой, незначительной, по сути.

- Рискни здоровьем, надоедливый комар! – грозно ответила Афродита, думая о своём. – Чего ты просишь?!

- Я – Пигмалион.

- Я по четвергам не подаю, что?! Пигмалион?! Да как посмел ты дерзко обратиться ко мне после всего, что ты не сделал в мою честь!!!!

- Мне только….

- Раз я блондинка, думаешь, что можешь мне по ушам тут ездить невозбранно?!

- Я Галатею оживить хочу! – прохныкал художник.

- Я что на египтянку вдруг похожа стала?! Быть может ты с Анубисом меня решил сравнить, в душе смеясь над слабой женщиной, мерзавец!... И подлец! – добавила она подумав.

- Но госпожа, хоть слово дай мне молвить в свою защиту.

- Защиту?! Что же, становись сюда, тебе я покажу приём один. Не эффектный с виду, зато до рези в глазах - эффективный. Людей, сюда пришедших посмотреть, сразишь ты насмерть. Что не говори!

- Тебя просить пришёл о милости великой, Афродита. Я сотворил из кости мамонта скульптуру и вот она мне сердце рвёт на части. Стоит себе тихонько в мастерской и манит словно тысяча магнитов. Просить тебя пришёл я об услуге.

- Ты просишь, да. Но без уважения. Не верю, как сказал бы тут один. - В смысле пришёл?

- За дверью я стою.

- Что ж заходи, - Довольная она потёрла руки.

В дверь, приоткрытую фигура просочилась и на колени бухнулась с разбегу:

- Я Галатею создал и она, с ума меня свела своей красой. Не сплю, не ем, всё думаю о ней. Тебе же госпожа принёс подарок я…

- Зевс Громовержец! Мило-то как?!

- Корову с позолотой на рогах. Две банки краски золотой ушло. Когда корова съела полторы. Вдохни жизнь в плод трудов моих и славить тебя буду я до самой смерти. И в Загробном всем расскажу о доброте твоей!

- Какой пиар! – решила Афродита. – Что ж! Я согласна! - молвила она, и, щёлкнув пальцами довольно улыбнулась. - Беги домой, художник, глянь, вдруг молоко сбежало невзначай. И в мастерскую загляни, пока избранница твоя себя не покромсала инструментом, который ты оставил без присмотра, впопыхах сюда несясь!

- О, госпожа моя….

- Ступай, ступай. А я пока корове место выделю. Здесь, неподалёку…

Автор Денис Пылев

Из серии "Однажды в Элладе"

- Алло, это «Полубоги Ltd.»? – раздался в трубке возбуждённый мужской голос.

- Абсолютно точно, уважаемый. Меня зовут Пенелопа. Чем наша организация может Вам помочь? – Приятный женский голос в трубке сочился участием.

- Видите ли, у меня совершенно безотлагательное дело к вашему директору.

- Увы, - вздохнула секретарша. – У господина Язона очень плотный график. Записываться к нему на прием следует заранее. Но если ситуация у вас крайне срочная, с вами может пообщаться любой из наших инструкторов.

- Хм, а насколько они компетентны в делах…ну вы понимаете. Мне не нужна огласка!

- О-о, за это можете не волноваться. Все наши сотрудники имеют мировую известность и ежегодно проходят экзамены на профпригодность. Посудите сами: Тесей, Одиссей, Персей, Тиндарей, Идоменей….

- Я понял, понял, много «сеев»! – Нетерпеливо перебил собеседницу звонивший. – Но мне нужен лучший!

- Геракл?! Он на отдыхе. Недавно потянул мышцу. Сейчас у него восстановительный период. Отдыхает где-то в Египте.

- В Египте?! Странный выбор, - смутился мужчина. – Там же один песок и эти, как их…

- Сфинксы. – Услужливо подсказала секретарша.

- Во-во, они родимые. А Ахиллес?!

- Потянул сухожилие. Взял несколько дней за свой счёт. Вы же понимаете уважаемый, работа нашей организации сопряжена с определённым риском. К тому же он не берёт трубку. Может быть вы подъедете в наш офис и ознакомитесь с личными делами сотрудников, чтобы укрепиться в правильном выборе.

- Видимо придётся так и сделать, - вздохнули на том конце провода и повесили трубку.

- Странный какой-то! – проворчала Пенелопа, вернувшись к созерцанию морской глади за окном кабинета.

Спустя пару часов раздался визг тормозов колесницы и громкие шаги по мраморной лестнице. Что-то подсказывало, что поднимается её недавний собеседник. Дверь распахнулась и на пороге возник невысокий, с растрёпанной бородой и изрядным брюшком субъект, завернувшийся в сильно измятый хитон. Его всклокоченная шевелюра, казалось жила собственной жизнью.

В несколько быстрых шагов он пересек приемную и оказался перед столом Пенелопы:

- Это я звонил вам недавно, - буркнул он, кидая по сторонам подозрительные взгляды. Чувствовалось что он напряжён до предела, но Пенелопу этим было не удивить. Женщиной она была закалённой. Чего только стоило ожидание мужа с Троянской войны. А отбиться от толпы женихов стоило отдельного эпоса, но про такое Гомер бы писать не стал. А жаль!

«Сгоняю с парнями на войнушку», - говорил её благоверный. – Обернёмся за выходные», - говорил он. Сокровищ наобещал разных, да только прибыл спустя двадцать лет нищим, голодным и небритым. Так что явление этого типа не поколебало душевного равновесия Пенелопы.

- Я так и поняла, - она грациозно выплыла из-за стола и проводила гостя под ручку к двум креслам. – Сока, вина, чего покрепче?

- Покрепче, - выдохнул клиент и рухнул в кресло совершенно обессиленный, прикрыв глаза рукой. Пенелопа налила в бокал Орфеевского самогона, который тот гнал между гастролями, понюхала, вздрогнула и вернулась к клиенту. Тот опрокинул в рот напиток и выпал в осадок. Глаза мигом наполнились слезами, лицо приобрело милый свекольный оттенок. Выдохнув огонь изо рта, словно Пифон какой-то он наконец расслабился. Спустя несколько минут, когда дар речи вернулся к нему, он благодарно кивнул и пробормотал:

- Какая, однако забористая штука! – и без перехода продолжил. – Моё имя Фидий.

- Тот самый?! – вскинула брови Пенелопа.

- А что в Элладе завёлся еще один?! – вскинулся он сразу. – Да, Зевс меня испепели, тот самый. Так вот, у меня через две недели персональная выставка на Олимпе. Скульптуры, архитектура и так по мелочи.

- Это очень мило, - расплылась в улыбке Пенелопа, раздумывая как бы напроситься на выставку или хотя бы автограф попросить. – Такой известный грек и в нашей скромной организации. Что же привело вас к нам.

- Медуза!

- Простите?!

- Медуза! Забодай её сатир! Нет вы только подумайте! Я столько лет учился этому ремеслу, искать мрамор, глину, обрабатывать, рисовать, игра света, пропорции, перспектива, туды её в качель! И в результате что?!

- Что?!

- Какая-то выскочка, подходит к зевакам, туристам и другим несчастным, смотрит им в глаза и вот вам пожалуйста – готовая статуя!

- Какое свинство! – поддакнула Пенелопа. – И что же дальше?!

- Дело в том, что у неё есть агент. Кто он я не знаю, но он точно вхож на Олимп. И по слухам уже разрекламировал эту… эту, - слов у Фидия не хватило, и он сдулся словно мыльный пузырь.

- И вы хотите решить вопрос радикально?!

- Точно. А вы не могли бы, - тут он застенчиво показал на опустевший бокал.

- О, конечно же! – Пенелопа подхватилась как молодая и убежала жалея, что не догадалась взять сразу всю амфору. – Продолжайте уважаемый Фидий! И вы решили нанять одного из наших героев?

- Совершенно правильно, - великий скульптор выдохнул и приговорил второй бокал. – Уф! – смог выдохнуть он через некоторое время. – Я попытался договориться с конкурентом, - при этих словах глаза его блеснули, то ли от гнева, то ли еще от чего. – Но бесполезно!

- Полностью разделяю ваше негодование по этому вопросу, - дипломатично произнесла Пенелопа, возвращаясь к рабочему столу за папкой в которой были представлены портфолио всех сотрудников.

- Вот взгляните! – произнесла она, присаживаясь чуть ближе к клиенту. – Рядом указан прайс-лист на все геройские деяния.

- Однако! – взметнулись брови Фидия. – Ценник у вас прямо сказать заолимпийский!

- Да. – Гордо произнесла Пенелопа. – Но посудите сами! Смертельный риск, гарантированный результат и дополнительно вот здесь, взгляните, наш специалист-кифаред сложит об этом поэму, которая будет посвящена вам. Её будут петь на всех праздниках. Разве не чудно!

- Чуднее не скажешь, но полторы тысячи талантов?!

- Так это вы смотрите прайс самого Геракла, я же призываю вас обратить внимание на молодых, но очень перспективных героев. Вот взгляните на эти фото. Красавцы! Владеют оружием, языками, умением вести споры и знанием этикета.

- Нельзя с вами поспорить, все они достаточно выдающиеся личности, но и медуза, это вам не какой-то том кабан, пускай и с железной щетиной.

- Хм-м, я бы порекомендовала вам Персея. Вот этот глазастенький. И цена за его услуги всего лишь восемьсот талантов. Вот взгляните, объем бицепса, груди, становая тяга, владеет всеми видами холодного оружия.

- А на ногах у него что?! – удивился Фидий. – Уж не сандалики ли с крылышками!

- Они самые. Правда очень мило?

- Ну-у, я бы сказал пикантно, но вы поймите меня это всё-таки Горгона, уколи её Гермес.

- Ну а это внебрачный сын Самого, - тут Пенелопа многозначительно возвела глаза к потолку.

- Да неужто! – Фидий первый раз за всю их беседу выглядел удивлённым.

- Самый, что ни на есть. Хотите побожусь!

- Я вам верю, верю! – Фидий довольно потёр ладони. – С этого и надо было начинать дорогая…

- Пенелопа, - с улыбкой напомнила секретарь. – Ну что оформляем заказ.

- Конечно! У меня и золотишко завалялось, с последнего заказа. Сегодня же и переведу на ваш счёт.

- Прекрасно, вот форма договора о найме. Подпишите здесь и здесь. Срок исполнения – полторы недели. Цена восемьсот талантов. Езжайте домой и ждите хороших новостей. Я передам заказ Орфею, он сегодня же начнёт придумывать песню для вас.

- Отлично, - Фидий размашисто, как и все творческие личности расписался и подмигнул вежливо улыбавшейся Пенелопе. – А мы могли бы с вами вечером встретиться. Скажем после вашей работы?

- Сожалею, но мой муж против. У него резкая непереносимость подобных предложений.

- А кто у нас муж?

- Одиссей.

- Предупреждать же надо. – Фидий сначала нахмурился, но вновь улыбнулся и запахнув хитон покинул приемную подпрыгивая от радости. Пенелопа оформила заказ и набрала номер:

- Персей, есть работа. Поднимись в офис пожалуйста.

Автор Денис Пылев

Тварь сидела на краю крыши старого четырёхэтажного дома времён Георга V, периодически втягивая нечистый воздух широкими ноздрями. Со стороны могло показаться, что это средневековая горгулья, притаилась на краю давно не чищенного водостока, ощерив жуткую, полную акульих зубов пасть. Поджарое, сильное тело, напоминало человеческое, за исключением того, что отдельные участки открытой кожи напоминали лягушачью – были столь же гладкими, словно покрытые невидимой плёнкой. Но эта мягкость заканчивалась там, где начинались роговые пластины, придающие этому существу инфернальный облик. Всё начиная с жутко деформированных кистей, украшенных кривыми, зазубренными когтями и заканчивая капюшоном, скрывающим шею и плечи существа. Голова напоминала драконью, только не хватало пламени. Глаза существа горели тем невероятным светом, что никогда до этого момента не загорался на поверхности нашего мира. И редко те, кто заглядывал в его глаза, проживал достаточно чтобы поделиться с кем-либо своими впечатлениями. В них плескались озёра ярости и обречённости древнего Тартара, разбавленные водами седого Стикса. Голод в них не угасал никогда, тлея как угли угасающего костра, что вспыхивали с новой силой при первом же порыве ветра.

Мощные нижние конечности говорили о невероятной силе, с которой хищник мог прыгать высоко, взмывая в воздух, чтобы обрушиваться на свою жертву сверху. То, как он выбрал место для засады и как сидел неподвижно, говорило о навыках, приобретённых за долгие столетия охоты по ту сторону мира. Еще он умел выжидать. Это качество отличало его от большинства ему подобных. Вот и сейчас он ждал, когда его добыча собьётся в большую по численности группу, чтобы напасть и начать его излюбленную игру – преследование. Напасть, ранить, дать шанс вырваться, подарить надежду и тут же лишить её, когда обезумевшая от ужаса «дичь» с криком, в котором переплелись все те эмоции, питание которыми делало его сильней – страх, неверие, ярость и в конце покорность жестокому року. Ему доставляло удовольствие чувствовать миг, когда трепещущие веки жертвы смыкались в последний раз и прерывистое дыхание становилось всё тише и тише. И душа с воплем покидала свою истерзанную оболочку.

Сразу же после того, как произошёл прорыв, когда и воздух, и солнечный свет стали другими, а небеса сменили свой жизнерадостный нежно-голубой цвет на болотно-зелёный с оттенком ржавчины, темнота стала править большей частью дня. Совсем иная жизнь царила в постоянном полумраке дьявольских сумерек.Здесь шла постоянная борьба за выживание. Сильные ели слабых. Казалось бы, ничего нового, всё, как всегда. Но это другой мир «пришёл» в наш и принёс свои правила. Здесь мало убить и съесть, здесь нужно вырвать из тела душу и сожрав обречь её на вечные муки. Хотя пожиранием душ могли заниматься существа, стоявшие на несоизмеримо более высокой ступени адской иерархии. Нашему охотнику эта привилегия еще не была дарована. Да и правила охоты здесь были другими, поэтому тем, кто выжил и не успел выбраться за пределы города приходилось быть очень осторожными и не совершать ошибок. Первой ошибкой стала привычка сбиваться в большие группы. Их выискивали и истребляли в первую очередь. Второй был свет. Адские твари слетались на любой источник света целыми толпами. И ошибка номер три. Выстрел в голову не решал исход боя. Требовалось два, а то и три прежде чем тварь издыхала.

Тварь растянула лиловые губы обнажив зубы. Широкие, будто вывернутые, ноздри затрепетали, почуяв запах добычи. Охотник нетерпеливо переступил лапами и это было его единственное движение за несколько часов. Эмоции, которые он сейчас испытывал можно было бы сравнить с человеческой радостью. Он повертел шипастой головой из стороны в сторону обозревая окрестности. Тяжёлые серо-зелёные тучи напоминали разбухшие туши погибших животных, из которых периодически начинала течь слизь белёсого цвета, сильно напоминавшая гной. На земле любое мало-мальски внушительное углубление заполнялось ею, словно сама земля отказывалась впитывать подобную мерзость. А ещё спустя несколько дней в этих импровизированных инкубаторах начинало бурлить некое подобие жизни.

Охотник учуял людей. Он терпеливо выжидал удобный момент, чтобы напасть, в то же время зорко отслеживая обстановку вокруг. Твари, что стояли на более высокой ступени иерархии не гнушались время от времени съедать не слишком проворных или не слишком внимательных сородичей. Постоянно нужно было быть на чеку, чтобы не возглавить меню дня. Охотник чтил эти правила, поэтому, наверное, его жизненные циклы всё еще продолжались.

Сейчас, двумя этажами ниже, группа выживших обсуждала насущные вопросы не осознавая, что отсчёт их последних минут уже начался и часовщик равнодушен и беспристрастен.

— Я говорю тебе, Кирби, — раздался голос немолодого уже мужчины, — что если выбираться, то нужно делать это прямо сейчас. А не ждать, когда нас найдут эти твари. Сколько дней мы уже здесь торчим? И никто не собирается нас спасать!

— Через пару часов стемнеет, а ночь — это их время, — спокойно отвечал ему молодой, сильный голос.

— Сейчас всё время их, Кирби, — продолжал настаивать пожилой. – Ты не заметил, что сумерки сменяются ночью и только. Мир, таким каким мы его знали исчез, но мы нет. Значит нам надо научиться жить в этом, новом мире. Вот и всё. Принять новые правила…

— Принять новые правила?! Да ты видимо живёшь в каком-то другом мире, Лэнс! – взорвался его собеседник, что явно был сильно моложе своего «визави». – Для нас нет правил. Мы просто корм. Мясо! Консервы! Пускай мы еще живы, дышим, думаем, но для них мы уже разделаны и упакованы в различные упаковки. Правила! – послышался звук плевка.

— Заткнитесь вы, оба! – раздался злой, женский голос, в котором в каждом звуке сочилась усталость. – Вы привлечёте внимание своими воплями, и мы все станем ужином. Нам еще нужно добраться до магазина и пополнить припасы. К тому же малышу нужна смесь. Подумайте над этим, только ради всего святого, молча.

Мужчины замолчали, но даже с крыши охотник чуял их страх. Страх покинуть казавшееся таким надёжным укрытие. Страх пересечь улицу, при полном отсутствии других людей. Осознание того, что где-то там бродит смерть у которой будет омерзительный облик. Тварь не понимала языка, на котором говорили люди, но интонации, тональность, эмоции давали ей всю необходимую информацию. Люди напуганы. Очень напуганы, если быть точнее. Сейчас их мир стал сродни миру охотника, а это место было жестоким даже по отношению к своим детям, что уж говорить о несчастных ставших живым кормом. Впрочем, как раз это охотника и не волновало. Его беспокоило то, что в помещении находился еще один живой человек, вернее сказать это был младенец и не было добычи желанней чем человеческие дети. По телу охотника пробежала краткая дрожь удовольствия от предвкушаемой жертвы, потому что там кроме всего прочего за младенца Повелители наградят его. Возвысят над другими охотниками и может даже он войдёт в ряды Стражей. Охотник выпустил когти, нить слюны потянулась из приоткрытой пасти, когда он стал красться по направлению к пожарной лестнице. Люди всё еще не услышали его, оглушённые своим страхом. Тогда охотник ударом лапы отправил вниз кусок штукатурки, наблюдая как она летит, бьётся о ступени и перила, издавая при этом грохот сопоставимый с иерихонскими трубами. Вот теперь они запаниковали. Теперь до них стало доходить, что они уже далеко не одни и страх ударил во все стороны, как круги на воде от брошенного камня. Прекрасное ощущение!

Охотник облизнул губы чёрным раздвоенным языком и после секундного раздумья резко сменил направление движения. С этого момента начиналась игра загонщика и жертвы. Он задал им направление и всё их внимание сосредоточилось на окне, а он тем временем бесшумно спускался по противоположной стене. В старом доме было множество окон, а многие двери так и не были закрыты своими жильцами по причине внезапной и жестокой смерти. Через одно такое он и проник в здание. Теперь его и людей разделяла пара стен и коридор. Охотник двигался бесшумно из комнаты в комнату сокращая дистанцию. Ударом плеча, покрытого мощными хитиновыми пластинами, охотник выбил хлипкую дверь и медленно, демонстрируя себя, вошёл в квартиру где прятались выжившие. Вот теперь он снова выпустил когти, издавая «кланк, кланк» всякий раз, когда ставил лапу на пол. Наконец они испытали настоящий ужас, хлестнувший охотника по нервам словно удар кнута. Он поднялся на задние лапы, сразу становясь выше, чем еще больше деморализовал добычу.

Перед ним в угрожающих стойках замерло двое мужчин, старый с бородкой и в очках похожий на преподавателя в институте и молодой в клетчатой рубашке с подвёрнутыми рукавами и изодранных джинсах, типичный городской обыватель. В дрожащих руках они держали импровизированные копья – рукояти от швабр с примотанными скотчем кухонными ножами. Охотник бился с разными противниками, но впервые жертва пыталась встретить его вот так, по-детски. Он сделал шаг в комнату и бросился на стоявшего ближе старика. Тот вскрикнул обречённо и ткнул наугад своим «копьём», но охотник и не собирался нападать на старого. С лёгкостью уйдя от неловкого выпада, он бросился на молодого, сбил его с ног и тут же подмял под себя. Крик оборвался сразу, как охотник вонзил клыки в его шею. Развернувшись к старику, адский охотник заметил, как тот, буквально фонтанируя ужасом внезапно побледнел, схватился за сердце и упал навзничь без признаков жизни. Охотник удивился, но недолго и обратил своё внимание на оставшихся в живых в соседней комнате.

Это была женщина в изрядно истрёпанной форме полицейской, но твари это ни о чём не говорило. Растрёпанные рыжие волосы сейчас спадали на лицо свалявшимися сосульками. Глаза выражали явный страх перед охотником, но губы были упрямо сжаты, что в свою очередь говорило о намерении драться. Левой рукой она прижала к себе туго спелёнатый свёрток, в котором недовольно кричал ребёнок, совсем еще младенец. Охотник не знал, что этого малыша Элен Мэнфорд нашла у тела погибшей матери неподалёку от участка и не смогла пройти мимо. После диагноза бесплодие, Элен еще некоторое время не оставляла надежду родить своими силами, но видимо была не судьба, как говорят. И в этом малыше она увидела знак, посланный Всевышним. Тот небольшой запас детского питания, что был у несчастной матери в сумке и тот, что она сумела захватить в разрушенном супермаркете подошёл к концу и малыш, имени которого она не знала, а новое так и не придумала, стал плакать, чем вызывал недовольство Кирби, всё время твердившего «что их найдут, если маленький паршивец не заткнётся».

Едва охотник сделал шаг в её сторону, правая рука женщины поднялась на уровень его груди, зажав пистолет. Курок взведён, и она без раздумий открыла огонь. Расстояние минимальное, пули, одна за одной, вырывали куски мяса из тела охотника, заставляя его отступать. Но вот магазин опустел, а, чтобы вставить новый ей потребовались обе руки. Воспользовавшись заминкой, охотник бросился вперёд, сбивая женщину с ног. Она упала на кушетку, не выпуская из рук малыша, даже сейчас, стараясь закрыть его своим телом, и тут же захлебнулась криком, когда когти охотника распороли ей правое плечо. Он наступил ей лапой на раненую руку, и Элен издав отчаянный крик обмякла, потеряв сознание. Тварь тем временем обнюхала свою последнюю жертву, не смотря на причинённый ею ущерб, раны скоро затянутся, тем более, что ничего важного она не задела. Его сейчас интересовало человеческое дитя, надрывающееся плачем, что есть мочи. Его крики могут привлечь других ловцов, и охотник это понимая, поторопился покинуть это место, чтобы не стать добычей более сильного собрата.

— Оставь ребёнка, — раздался от двери чей-то сильный голос. Охотник вздрогнул. Он уже позабыл те времена, когда к нему можно было вот так подкрасться. Резко развернувшись всем телом, он увидел человека, от которого словно расходились волны опасности. Впервые с начала охоты тварь издала низкий предостерегающий рык и атаковала, ведомая инстинктом. На лице человека не дрогнул ни один мускул, даже тогда, когда, оттолкнувшись всеми лапами, тварь взвилась в смертельном прыжке. Только в последний момент, когда, казалось, что когти охотника вспорют его тело, человек сделал плавный шаг вправо и с силой опустил на шею напавшего короткий изогнутый клинок копис[1], прятавшийся до этого в заспинных ножнах. Клинок выглядел старым. Очень старым. Он был больше похож на похищенный экспонат из музея, чем на настоящее оружие. Но чёрный, дурно пахнущий ихор брызнул во все стороны, после того как голова охотника с лёгкостью отделилась от туловища.

Переступив через поверженного противника и спрятав меч, мужчина склонился над женщиной и малышом:

— Простите мне мою медлительность. Пора нам отсюда выбираться.

Плакавший до этого момента младенец замолчал, а вскоре и засопел, убаюканный мягким серебристым свечением глаз незнакомца. Мужчина взял на руки малыша, а Элен словно мешок перебросил через плечо и не сгибаясь под тяжестью её тела вышел из квартиры.

[1] Копис (др.-греч. κοπίς) — разновидность холодного оружия с лезвием на внутренней части клинка, предназначенное в первую очередь для рубящих ударов. По-гречески κόπτω означает «рубить, отсекать».

(Продолжение следует…)

© Денис Пылев

Никто не знал, как и почему произошло открытие Врат. Сначала было не до того, а после уже и некому искать первопричины произошедшей катастрофы. Простая до нелепости и жуткая в своей неизбежности истина гласила, что Врата открылись по воле немногих фанатиков или безумцев, желающих проучить мир, заставить его содрогнуться под поступью легионов их господина. И это произошло! Город стал полем невиданной доселе битвы, уже не только за души человеческие, но и за их бренные оболочки. Все эти сосуды пороков и добродетелей, что влачили своё существование в тени настоящих событий, стали объектом массового истребления. И лишь немногие нашли в себе силы сопротивляться в битве, где практически не было шансов на победу.

Самое страшное, когда, казалось бы, проверенная опора уходит из-под ног, вызывая к жизни целую лавину звуков. Скрип, грохот, стук, шелест… А эти твари очень чувствительны. Некоторые из них слепы, но только здесь, на поверхности. Взамен их слух во сто крат тоньше человеческого. Дыхание жертвы они услышат шагов за десять, а страх… страх они чувствуют просто феноменально. Кто-то сказал, что они им питаются и купаются в эмоциях людских, словно в морской воде.

Сьюзен не заметила под слоем пыли и мусора кафельную плитку и та, мерзко дребезжа, выскользнула из-под ноги, подняв в воздух целое облако пыли. Она снова нырнула в ту щель, из которой выбралась около минуты назад и судорожно сжала рукоять большого разделочного ножа. Это было её первое стоящее оружие, поднятое с тела убитого мужчины, в карманах которого она нашла сигареты и бутылочку воды. Её одежда давным-давно превратилась в тряпьё, но тем удивительней было, что её это нисколько не волновало. Вообще. Иногда в минуты забытья, которые она считала сном, ей снились отрывки из прошлой жизни. Из той, в которой она была стюардессой и тайно мечтала о покорении целого мира. А еще был Гай. И кот по кличке Сникерс.

Странно, но выбравшись из-под обломков своего дома, она забыла черты лица своего парня, с которым встречалась уже полтора года и настраивалась на скорое предложение руки и сердца. А вот мордочку кота с приметным чёрным пятном под правым глазом, как ни странно, она помнила отчётливо. Первые минуты, часы и, наверное, дни она провела как в бреду. Самым сильным шоком было явление тварей или демонов, как их назвал один из встреченных ею выживших. Это был мужчина средних лет в разбитых очках, сжимавший в своих руках портфель. Отчего-то эта деталь напомнила ей школу и учителя математики Говарда Спенсера. У него всегда был такой вид, словно он не понимал, где очутился, и кто все эти люди перед ним.

В бессвязных фразах, перемежавшихся приступами истерических рыданий, Шон (так он представился) поведал ей о случившемся. Оказалось, она пролежала в разбитой катаклизмом квартире целых двое суток. За это время весь привычный мир рухнул, словно стёртый рукой художника-самоучки. Не осталось властей, полиции и армии. Люди были предоставлены сами себе, а это значит только одно. Анархия! Каждый сам за себя и против всех! В этом она убедилась, когда трое мерзавцев изнасиловали её, затащив на станцию пожарной службы. Она умоляла, царапалась, отбивалась, как дикая кошка, но силы были слишком неравны. В конце она просто закусила губу и, роняя злые слёзы, вытерпела это унижение. Закончив, вся троица скрылась в надвигавшемся сумраке. Полежав некоторое время и сотрясаясь в беззвучных рыданиях, Сьюзен нашла воду и постаралась смыть с себя все следы общения с человеческими подонками. После этого случая она старалась быть как мышка и не бежать навстречу первым встречным людям.

И вот сейчас этот прокол с плиткой. Она вся внутренне сжалась, ожидая самого худшего, но прошла минута, другая и ничего не происходило. Худо-бедно восстановив дыхание и успокоив бешено бьющееся сердце, Сьюзен решилась вновь преодолеть отрезок открытого пространства Кеннингтон-парк Роуд. Осторожно выглянув из своего укрытия, она сделала первый робкий шаг, затем второй. Ежесекундно оглядываясь по сторонам, она сделала еще несколько шагов, когда стремительная тень, состоящая, казалось бы, из одних шипов, заслонила на миг солнце, а затем с пронзительным криком спикировала на свою жертву. Отдалённо тварь, атаковавшая Сьюзен, напоминала помесь очень уродливого человека с каменной горгульей. Спустя несколько мгновений человеческая жизнь оборвалась с тяжким стоном.

В тот день, когда случилось небывалое, Уильям вернулся из командировки в Сполдинг и распаковывал свой чемодан. Первый толчок был очень сильным, он даже не удержался на ногах, свалившись на свои же вещи. Последовавшие за ним были слабее, но доставили столько же хлопот. Посуда на кухне и зеркало в прихожей со страшным звоном соприкоснулись с полом, разлетаясь мириадами осколков.

Первой мыслью, посетившей Уильяма, была мысль о террористах. «Снова исламские радикалы что-нибудь взорвали!» – подумал он про себя, вслух отчаянно сквернословя. Но выглянув в окно, он не заметил столбов дыма, хотя и слышал вой сирен и крики людей, попавших в беду. Так продолжалось некоторое время, затем наступила могильная тишина, словно между ним и всем остальным миром образовалась изрядная пробка. Он видел всё, ощущал прикосновение сквозняка, но будто бы оглох. Затем какая-то струна лопнула и ему на миг показалось, что он слышал этот звук. Но следом за этим произошло нечто, заставившее его усомниться в собственном рассудке. Цвет неба с голубого стал меняться на тёмно-охровый с зелеными переливами. Тяжёлые тучи такого же неприятного цвета застоявшегося гноя с непостижимой скоростью застилали горизонт. Это никак уже нельзя было возложить на террористов.

А затем началось! Этих тварей он видел только в фильмах ужасов. Казалось, они были повсюду. Маленькие, большие и огромные, ростом с Годзиллу, все они устроили настоящее сафари. Люди на его глазах гибли сотнями, а он, словно бесстрастный наблюдатель, всё смотрел, смотрел и не мог отвести взгляд. Его глаза, словно зрачок видеокамеры, бесстрастно констатировали все ужасы развернувшейся бойни. Слух, вернувшийся чуть ранее, терзали крики заживо пожираемых, терзаемых тварями людей. Живых людей! И он побежал. Как никогда в жизни не бегал. Он мчался, не разбирая дороги. Сначала из квартиры, которую больше не считал своей крепостью, ибо видел, как те твари, что поздоровее, проламывали стены, а в проломы, словно при штурме средневековой крепости, бросались чудища меньших размеров и начиналось пиршество…

Он промчался через коридор и, перескакивая через ступеньки пожарной лестницы, спустился с обратной стороны своего дома. На улице он видел таких же, как он, обезумевших от пережитого ужаса горожан, некоторых из них он знал в лицо, с некоторыми перекидывался парой слов при встрече. Но теперь все эти люди превратились в безвольных жертв страха смерти, что правил здесь и сейчас свой безумный бал. Уильям кинулся было в сторону подземки, но увидел, что на поверхность выбираются совершенно ополоумевшие пассажиры с криками, будто птичья стая, разлетаясь в разные стороны. Метро стало в один миг недоступно для спасения, и он повернул обратно. Решение покинуть свою квартиру теперь казалось ему опрометчивым, и Уильям решил вернуться и забаррикадироваться. Небольшой запас продуктов у него был, воду на худой конец можно было бы пить и из-под крана, а там власти что-нибудь придумают.

Неожиданно на бегущую впереди девушку сверху рухнула какая-то крылатая тварь и, пригвоздив несчастную к земле огромными кривыми когтями, стала пожирать, еще живой отправляя в, казалось, бездонную пасть огромные куски плоти. Уильяма вырвало от ужаса и отвращения. Будучи вегетарианцем одна мысль об употреблении чьей-то плоти казалась ему кощунственной, но, видимо, судьба решила преподнести ему наглядный урок, что могут быть и другие взгляды на рацион. Едва жертва перестала кричать и затихла обезображенным куском некогда молодого и сильного тела, тварь, что пировала на ней, обернулась, и их взгляды встретились. Никогда в жизни ему не приходилось смотреть в глаза, наполненные такой безумной жаждой убийства. Ни один фильм не мог передать и сотой доли того, что сейчас увидел Уильям. Жёлтые глаза с вертикальными зрачками в буквальном смысле приковали его к месту, в то время как их владелец медленно приближался, испуская волны ужаса. Из вытянутой волчьей пасти закапала вязкая слюна, вывернутые ноздри существа затрепетали, втягивая запах застывшей жертвы. На земле тварь казалась неуклюжей, видимо, мешали короткие задние конечности, в отличие от которых длинные передние были перевиты жгутами мышц и оканчивались изогнутыми кинжалами когтей, с которых сейчас капала кровь предыдущей жертвы.

Уильям хотел закричать, но пересохшее горло издало лишь слабый писк и внезапно в груди будто что-то лопнуло, растекаясь неприятным жаром. Пару раз схватив ртом воздух, он опрокинулся навзничь, скребя пальцами воротник своей любимой рубашки. Тем временем тварь подошла вплотную к распростёртому телу и с каким-то разочарованием вонзила кривые жёлтые клыки в еще живого Уильяма Трента. Последней мыслью угасающего сознания было сожаление о покинутом жилище.

Стоя на верхних ступенях эскалатора, Глория уже предвкушала горячую ванну и очередной тихий вечер в компании ноутбука. Тренировка была изматывающей и Тьерри, казалось, собрался выбить из неё дух, подготавливая к первому в её жизни бою. Своё, теперь уже полностью свободное от присутствия Кевина, время она посвятила самообороне. Жаль, она не послушала тогда Мари, которая с первого взгляда невзлюбила её нового бойфренда. «Какой-то он стрёмный!» – был её вердикт. Но она в тот раз отмахнулась от слов лучшей и единственной подруги, а вскоре познакомилась с кулаками своего парня. Нет, он потом молил о прощении, говорил, что не понимал, что на него нашло в тот вечер. И она поддалась на уговоры. С Мари они уже тогда не общались, и Глория уступила. Но через три месяца история повторилась, и тогда она заявила об окончательном разрыве. Следующие три недели она провела в больнице, где, пообщавшись с адвокатом, подала заявление в полицию. Выписалась она с пятью швами, уродующими правую скулу и сильной депрессией. Мари так и не ответила ни на один звонок, и Глория топила своё горе в работе. До тех пор, пока случайно не забрела в зал, где вёл курсы по самообороне Тьерри Д’апшон. Она пошла раз, два и заболела тренировками. Теперь она ждала вечера, чтобы войти в зал, ощутить ауру этого места, пропитанную эмоциями, далёкими от злобы и ненависти. Она нуждалась в поддержке, и она её получала…

Ударная волна толкнула её сзади, буквально впечатав в спину стоящего перед ней темнокожего мужчины. Вместе со всеми остальными пассажирами они рухнули на плиты станции Кеннингтон. Крики раненых, стоны и возгласы недоумения наполнили зал станции. Снизу по тоннелю поднимались клубы дыма отвратительного зелёного цвета, пронизанные лиловыми молниями. Сквозь шум пробивался далёкий многоголосый вопль, который довольно быстро стих. Народ вокруг Глории зароптал. Их страх буквально стал ощутим нутром. Прикасаясь к её волосам, он покалывал кожу, заставлял замирать на месте, вжиматься в пол. А потом…

Потом ЭТО вырвалось из тумана и схватило первую жертву. Крик несчастного быстро сошёл на нет, сменившись бульканьем, когда когти существа пронзили грудь мужчины. Оно напоминало мутировавшего кузнечика, что обзавёлся изрядными зубами и когтями, которые отчётливо клацали по плитке станции. И тут, наконец, людей прорвало. Они бросились на улицу сквозь турникеты, вминая в пол, давя о стены и затаптывая насмерть тех несчастных, кому не повезло устоять на ногах. Взгляд Глории натолкнулся на человека в длинном балахоне, стоящем у стены. В отличие от бьющихся в истерике людей, он улыбался. И ничего страшнее этой улыбки Глория до сих пор в своей жизни не видела. В то же время из тумана выпрыгивали всё новые и новые кошмары, наполняя холл станции под аккомпанемент далёких сирен полиции или пожарной службы.

Глория не помнила, как добралась до своей квартиры, как открыла ключом дверь, как закрыла её и спряталась между стеной и кроватью. Так она просидела до вечера, трясясь, будто в лихорадке, от пережитого ужаса. Её изрядно помяло, но она была той из немногих «счастливцев», которых первыми вынесла наружу людская волна. Какое-то время она слышала вой сирен, но вскоре за окнами наступила та же тишина, что и в метро. Близился вечер, и она с трудом заставила себя подойти к окну. От увиденного хотелось кричать, но Глория зажала рот рукой, молча давясь слезами. Вид из окна напоминал компьютерную игру, где главный герой в другом, чужеродном мире воюет с ожившими кошмарами. Она сама, будучи подростком, играла в такие «шутеры», и теперь эти воспоминания вернулись.

Цвет неба, лёгкая пелена колдовского тумана и силуэты огромных левиафанов, бродивших вдали, делали этот мир кошмаром из сна. Она медленно отошла от окна. Ее прошлая жизнь в один миг потеряла всякий смысл. Всё, что теперь ей оставалось, так это ждать смерти в когтях какой-нибудь твари, порождённой жутким кошмаром чьего-то воображения. Глория молча налила себе воды и, совсем не чувствуя вкуса, выпила. В голове слегка прояснилось. Чему научили её занятия по самообороне, так это тому, что нужно сражаться до конца. Пока есть силы и воля к жизни ‒ нужно сражаться. Яростно, как дикая кошка, как однажды сказал ей Тьерри.

Так она и решила поступить.

Сражаться! (продолжение следует…)

© Денис Пылев

От чего можно проснутся в день собственной свадьбы. От волнения, от надобности многое приготовить, от чувства утраты чего-то важного. Дракон проснулся от переливчатого колокольного звона. Пастор бил в колокол так, что его звон мог пробудить все рати небесные. Как натура увлекающаяся, удержу он не знал, поэтому наяривать начал с раннего утра. Подскочив на кровати, дракон столкнул шерстистого носорога на пол и пока кот спросонок ошалело водил по сторонам головой, бросился закрывать окно. Уронил горшок с геранью, ударился мизинцем ноги об угол кровати и кажется познал сущность бытия.

На шум из своей комнаты выскочила Анника. В руке невеста сжимала скалку. В её глазах дракон прочёл «Кто виноват?!». По-видимому, что делать она знала и так. Нужно будет познакомить её с парой философов, решил дракон, любуясь избранницей. Та заметив восхищенный взгляд ударилась в краску. Но не успели молодожёны открыть рта, как в дверь забарабанили. Шипя под нос нелицеприятные пожелания в адрес визитёра, дракон пошёл открывать. На пороге стоял кузнец с молотом и ржавой старой пилой:

- Я, эта, пилу вам приготовил. Вы не смотрите, что она новая, пилить замаетесь, - ни с того, ни с сего объявил он. Дракон, только ставший узнавать людские обычаи, насторожился. Вспомнилась, против воли, попытка сельчан его лечить. Желудок свело, как в тот день. Кузнец тем временем продолжил: - А так я за тобой пришёл. Пока невеста приготовится, жениху в доме делать нечего. Не по-людски это.

Крыть было нечем. Повздыхав для вида, дракон отправился в кузню. Где и провёл полдня. Когда же он вышел на улицу, деревню было не узнать. Подсолнухи преобразились. Повсюду была видна женская рука. Последние несчастные «добровольцы» мели улочки, вздыхая и вяло поругиваясь. Поперёк улицы болтались гирлянды и факела. Начиная от Анникиного дома были расставлены столы, на которые запасливые жители выставляли еду, шнапс и квас.

И тут дракона пробил холодный пот: «Кольцо!». Обручальное кольцо, которое следовало торжественно одеть на палец при большом стечении людей, колокольный звон и пристальный взгляд пастора. Кляня всё на свете, он обернулся крылатым ящером и взмыл в небеса. Пещера встретила его прелой листвой, скалящимися рыцарскими черепами и сыростью. И никакой кровянки. В ответ на это желудок бессовестно квакнул, требуя подачки. Дав ему мысленного пинка, дракон приступил к разбору завалов.

Никогда еще его собственная пещера с сокровищами не казалась ему бездонной. Поиски затягивались, нервы истончались, желудок в припадке бился о ребра настаивая на своём. Капитулировав в итоге, дракон вспомнил о кольце бабушки, нежно любимой и почитаемой. Кольцо лежало в отдельной нише, словно ожидая своего выхода. Подхватив искомое, дракон кинулся вон, по дороге ударившись коленкой. Искры из глаз помогли рассмотреть выход. Черепа всё так же скалились, от души потешаясь.

- Закопаю! – В сердцах рявкнул дракон, совершая вертикальный взлёт. Звери слыша это попрятались.

Деревня встречала его гулом человеческих голосов и вялыми ударами в колокол. Пастор видимо всё-таки притомился. Спикировал дракон к своей суженой под бравурные звуки оркестра, старательно выводившего: «Ты - одна, ты такая - я тебя знаю,

Больше в мире таких, таких не бывает…»

Пастор к тому времени затих окончательно. Поэтому дослушав песню, молодожёны двинулись к церкви. Анника была одета в красивое белое платье, держа в руках букетик цветов лично надранных драконом в саду принцессы. Потоптавшись словно слон на грядках, дракон хотел оставить памятный след, но передумал, внезапно устыдившись. Поэтому сорвал всё до чего дотянулся.

Тем временем молодые перешагнули порог церкви. Пастор сиял, почти что ангельским светом. Особенно когда затянул первый строки Литургии Слова. У дракона в этот момент страшно зачесалось за ухом. Но так как руки были заняты, пытка продолжалась:

- Возлюбленные мои, вы слушали слово Божие, напомнившее вам о значении человеческой любви и супружества. Теперь от имени святой Церкви я желаю испытать ваши намерения, - вещал тем временем пастор. Чесотка усиливалась.

- Имеете ли вы добровольное и искреннее желание соединиться друг с другом узами супружества?

- Да! – не задумываясь ответили молодожёны. Рука дракона замерла на полпути.

- Имеете ли вы намерение хранить верность друг другу в здравии и болезни, в счастии и в несчастии, до конца своей жизни?

- Да.

- Имеете ли вы намерение с любовью принимать детей, которых пошлёт вам Бог, и воспитывать их в христианской вере?

- Да! – Вопль радости полетел к небу, дракон почесал таки за ухом.

- Отлично! – воскликнул пастор, - Ты, сын мой, встал на путь исправления! Теперь же протяните мне свои правые руки, - когда стола соединила их, дракон занервничал. Он слышал, что так бывает со всеми. Но, это почему-то не успокоило.

Тем временем, пастор объявил черед надевания колец. И дракон с умилением увидел, что Анника тоже приготовила ему сюрприз. Её колечко в виде золотого свернувшегося дракончика, выбило таки слезу из его глаз. Никто еще не дарил ему колец. Добровольно.

В зале плакали, умилялись, строили планы, завидовали. Но молча. На выходе из церкви из ниоткуда на голову Анники и дракона обрушился водопад зерна. Рыча и отплёвываясь, дракон искал взглядом кого бы сжечь, но невеста объяснила, что это традиция.

- Люди, вы больные, - прошептал в ответ дракон, но это были только цветочки. Путь молодожёнам преградили козлы, на которых лежало огромное бревно. Тут же рядом обретался и кузнец со своей пилой.

- Пилите, Шу…О нет, чего это я. Просто пилите, - пробасил кузнец. – Тем самым докажите, что вместе способны преодолеть любые препятствия.

Фраза сказанная утром, наконец-то приобрела смысл. Дракон покосился на Аннику:

- Тоже традиция?

- Угу, - обречённо пробормотала она, впечатлённая размером бревна.

- Отлично, - буркнул дракон и спалил бревно вместе с козлами и бровями кузнеца. – Вот так мы справимся с трудностями.

- Ну…Дык…Эта, - расстроился кузнец, полночи тупивший пилу. – Можно конечно и так. А что?!

Молодые продолжили путь к столам уставленным яствами. Гости, а это были все без исключения подсолнушцы, уже занимали места. Музыканты перебирали струны, настраиваясь на долгую ночь. Их угостили шнапсом первыми, чтоб веселей играли и понеслось: «Amadeus, Amadeus ... oh, oh-oh Amadeus

oh come on, rock me Amadeus….»

Молодёжь пищала, но старики хмурились и требовали классику. Дракон ничего не смыслил в человеческой музыке, но вскоре и он не устоял. Оторваться от Анники и двадцати блюд было невозможно. Они счастливо смеялись, хотя дракон подозревал, что традиции кончились не все. И как в воду глядел.

Только музыканты согласились уважить стариков и над Подсолнухами полились первые аккорды: «Moskau, Moskau

Wirf die Gläser an die Wand

Russland ist ein schönes Land

Moskau, Moskau

Deine Seele ist so groß…»

Кто-то ностальгически вздыхал, кто-то украдкой подливал шнапс соседу. Дракон снова удивился. Он слышал про Московию всякое, но главное, что там жутко холодно и медведи ходят по улицам. Медведей он недолюбливал, о чём и хотел сказать Аннике. Но вместо неё, рядом с ним в белом платье сидел здоровый бородатый мужик похожий на медведя. И подмигивал ему, улыбаясь щербатым ртом. С перепугу дракон дал мужику в глаз, а когда тот обиделся дал еще раз. Крик «наших бьют» он не расслышал, но начало драки не пропустил. Между столами образовалась куча-мала. Староста смахивал скупые слёзы, приговаривая: - Какая ж это свадьба без драки!

Уложив последнего драчуна, который оказался одним из специально приглашённых кузнецом гостей, он отправился на поиски Анники. По традиции (при этом слове глаз дракона начинал дёргаться) он должен был обойти все дома, угощая всех внутри квасом, пивом и шнапсом. Пока не найдёт невесту. Оценив размеры Подсолнухов и умножив в уме на количество выпивки дракон приуныл. Но тут, на выручку другу пришёл кот, который бессовестно воровал сосиски со стола, на глазах у изумлённой публики. Раскачиваясь и теряя сцепление с почвой на поворотах, шерстяной мастодонт мчал по улице, призывно мяукая. Хозяйка обнаружилась в доме горшечника, развлекающая его детей. Которых, как говорили в деревне, он не иначе как лепил из глины. Столько их у него набралось. Поторговались, разлили, чокнулись.

- Я хочу маленького, - прошептала Анника. Дракон в этот момент пьющий шнапс поперхнулся и едва не задохнулся. Горшечник хлопнул мозолистой рукой его по спине и Дракон со слезами на глазах благодарно кивнул.

- Ч – чего?!

- Не чего, а кого, - насупилась невеста. – Маленькую лялю.

У дракона маленькие ляли ассоциировались почему-то с капризной принцессой. И вот, представив себе полный дом принцесс, он зажмурился, хватаясь за сердце. В бок ему стукнул кулак Анники:

- Не бойся. Пошутила я. – Однако, что-то подсказывало дракону, что этот разговор просто отложен.

Вернувшись к столу, молодожёны увидели огромный торт, рядом с которым уже крутился староста и пастор, в руках у обоих было по разделочному ножу.

- Режем! Режем! – во всю горланили дети. Анника шепнула, что резать придётся взявшись вместе за рукоять ножа. Дракон кивнул и несколькими быстрыми движениями, располовинил весь торт. Анника, так же держащая нож, вся перемазалась тортом так, что детворе пришлось объедать с неё розочки из крема.

«Oops... I did it again…» Тихонько наигрывали музыканты, задавая тон танцам. Пары кружились, сменялись партнёры. А у дракона стали слипаться глаза. Горевшие факела, обильная еда и тепло, делали своё дело. Он посмотрел по сторонам. Люди веселились от души. За несколько мест от стола молодожёнов, сидел пастор. Главная цель его жизни сбылась и он усиленно налегал на торт. Но торт, кажется выигрывал.

Наконец, Анника объявила, что молодые отправляются спать, а гости могут продолжить веселье. Со всех сторон полетели здравицы, шутки и пожелания. Большинства дракон не понял, об остальном смутно догадывался. До дома их провожала маленькая армия молодых женщин. Дракон не понимал, почему все они тащатся за ними. Пока Анника не глядя бросила через плечо свой букет. Позади случилась куча-мала. Счастливица выбралась из-под груды тел в порванном платье, растрепанная и расцарапанная. Но довольная. Подумаешь, что букет к тому времени напоминал сено.

Наконец, все треволнения остались позади. Точнее за закрытыми дверьми. Подхватив Аннику на руки, дракон вошёл в спальню. И…обомлел. На супружеском ложе расположилась довольная жизнью свинья. Хавронья довольно похрюкивала, не понимая, что сейчас в её жизни может случиться неприятный поворот. Из ноздрей дракона повалил дым. И быть бы хрюшке хорошенько пропечённой, если бы не Анника. Она прижалась к своему мужу и произнесла: «Традиции». Дракон закатил глаза и вышвырнул свинью в окно. Визг, ругань и смех закончили этот день.

А вот о том, что случиться утром будет совсем другая история…

© Денис Пылев

Небо рыдало. Рыдало отчаянно, самозабвенно. Как ребенок, плачущий так, что кажется — вот оно, настоящее горе. Горе горькое. И этот плач длился уже не один час. Тяжелые струи-косы спеленали небо, хлеща по земле. Казалось, они тянутся навстречу друг другу. А может это из-за туч, которые, словно объевшиеся водорослями бегемоты плыли так низко, что вот- вот должны были зацепиться за шпили на башнях.

На крыше старинного замка Хиташпы, к ночным звукам, добавлялся стук капель по каменным выступам, стенам, черепице. Дождь создавал здесь свою симфонию, вплетая в нее все новые и новые звуки. Когда, казалось бы, в мире не осталось сухого места, я почувствовала, что могу шевелиться. За это я люблю летние дожди, когда моего, прогретого солнцем за день тела, касались первые капли, предвещающие скорое избавление от зноя. Так будет и в этот раз.

Когда солнце ушло за горизонт, уступив власть двум сестрам – Тайе и Лоун, Белой и Синей Лунам, пришло время всех ночных обитателей — от светлячка, до вурдалака. Это и мое время. Безобразной, ощерившей пасть каменной горгульи — результату магии и злобной воли моего “творца”. Колдуна, чье сердце черней самой ночи. Говорят, что все созданные колдунами монстры, хотят убить своих создателей. Не знаю, как другие, а для меня это стало целью всей моей нежизни. И нет в мире той силы, что сдержала бы меня. Но, наведенные колдуном чары, всякий раз предупреждают его об опасности. Он вдосталь насмеялся надо мной, когда новообращенная каменная статуя раз за разом бросалась на него и отлетала, выбивая искры из камней на крыше. Негодяй!

Прошло сорок семь лет. И все это время, я терпеливо ждала момента, когда смогу вырвать у него из груди его черное сердце. Но должно было произойти настоящее чудо, чтобы я смогла осуществить свою мечту.

Я выпрямилась, потянувшись с каменным хрустом. Остальные обитатели крыши замка, могли сегодня и не проснуться: дождь действовал на всех усыпляющее. И могло статься так, что я сегодня одна буду обозревать окрестности. Сила, наложенных колдуном чар, не давала нам возможности покинуть крышу, пока жив наш хозяин. А он уже жив почти два столетия. И не задумывается о своей смерти.

Скинув груз магии, я осторожно шагала по мокрому карнизу. Там внизу, где обычно суетились люди из обслуги замка, сейчас мелькнула лишь пара теней с факелами. Странно. Обычно даже в сильные морозы, во дворе носиться много народу. Рабы, воины и шуфф знает кто еще.

Несколько раз, даже сквозь шум непогоды, до меня долетали чьи-то крики. Кривая усмешка посетила мою морду. Обычное дело — колдун развлекается с новыми пленниками. А через некоторое время слуги выбросят в замковый ров, кишащий разными тварями, окровавленные части тел, мало чем напоминающие человеческие.

Обдумать это как следует я не успела, на крыше раздалось шлепанье босых ног, а еще через миг, завернув за каменную трубу, в виде башенки, я увидела мальчишку. Окровавленный с ног до головы, он с трудом бежал, прижимая что-то к груди. Даже проливной дождь не успевал смывать с него кровь, сочившуюся из множества порезов. Одет он был в совершенно не возможные лохмотья, которые лишь подчеркивали его наготу.

Когда наши взгляды пересеклись, мальчишка вскрикнул, словно в сердце ему воткнули нож. Шлепнувшись на пятую точку, он не удержал свою ношу, и на крышу с глухим стуком упала … его рука! На ней уже росли кривые когти.

Мальчишка заколдован!

Камень уже доходил ему до запястья. Я шагнула вперед, когти звонко клацнули по крыше. Малец попытался закрыться руками, но сил пошевелить рукой у него не хватало.

— Я не причиню тебе зла, — проскрежетала я, в душе смеясь над собственными словами. Даже смерть сейчас была бы для него подарком! – Кто ты, как твое имя?

Безрезультатно! Он лишь открывал рот, как рыба выброшенная на берег. Стоило мне сделать еще один шаг, и его стала бить крупная дрожь, а стук зубов посоперничал бы с кастаньетами ширсийских танцовщиц. Дела! Не думаю, что о нем забыли! Так что вскоре сюда придут люди Крейцера.

Я оказалась права дважды. Первый раз, когда подумала, что сегодняшний дождь особенный и принесет мне удачу, а второй, когда решила, что сюда пожалуют люди Крейцера. Спустя каких-то пять минут, на крыше раздался топот подкованных сапог, и сквозь пелену дождя я увидела Кснутса, помощника Крейцера во всех темных делишках. Таких как это. С ним была парочка головорезов из замковой стражи. Словно по наитию, за миг до того я отступила в тень, скрывшись от их взглядов.

— Да вот же он, чертов недомерок, — заорал Кснутс. – Хватай его ребята! Да осторожней, не то хозяин с вас живьем шкуру снимет.

— Не ори,- вяло огрызнулся один из двоих, обходя мальчишку слева. — В следующий раз, сам полезешь на такую верхотуру. Да еще в дождь…

— Да что ты говоришь!

— А то! Думаешь я не знаю, кто мальчишку упустил?! Так что давай без криков, Кснутс.

Белоголовый верзила, которого все за глаза называли Плесенью, шипя, словно болотная змея потянулся к ножнам, в которых висел изрядных размеров кинжал. Третий участник этой сцены отступил от поедающих друг друга глазами мужчин, нервно сглатывая. Первым, к моему удивлению, отступил Кснутс. Неслыханно!

— Ладно, чего там, погорячился я, Кори, забудь!

— Ну, ну, — удивленно произнес воин, расслабленно убирая руку от оружия. Но стоило ему отвести взгляд от соперника, и кинжал Кснутса вошел в его грудь, с противным скрежетом разрывая кольчугу.

За шумом дождя не расслышать было, что шептал убийца поверженному. Третий участник этого фарса сбежал, громко топая. Выдернув свой нож, Кснутс повернул залитое дождем лицо к маленькому беглецу:

— Вот мы и остались одни, ловкий маленький паршивец, — прошипел мужчина, от которого исходило желание убить. Вытерев кинжал об одежду убитого Кори, он снова посмотрел на мальчишку:

— Готов спускаться обратно к хозяину, или предпочитаешь проделать весь путь по воздуху,- он шумно высморкался и вытер мокрое от дождя лицо, с которого не сходила жестокая улыбка. Мальчишка скулил и пытался отползти от своего мучителя. Его кровь, смешиваясь с кровью убитого, стекала в водосток, оживляя серые пасмурные краски вечера.

— Понятно, — гнусно ухмыльнулся Кснутс, протягивая к мальчишке руку – значит, полетим…

— Есть еще один вариант, — неожиданно для самой себя произнесла я. – Полетишь ты.

Чтобы ни говорили про этого выродка, а реакция у него была отменная! Не утих еще звук моих слов, а он уже стоял в боевой стойке, угрожая мне кинжалом. Когда он понял, кто с ним разговаривает, то побледнел, как полотно.

— Ты…ты … не может быть…

— Еще как может, Кснутс. Узнал?! Мирабэль Джангло.

— Ты умерла, — его голос сорвался на визг.

— Да что ты?! А по мне, так я живее всех живых, — я сделала два шага вперед, когда нервы у него не выдержали и он попытался сбежать. Я догнала его в два прыжка, перекусив шею клыками, которыми меня так щедро наградил его хозяин. Он умер почти сразу, не дав мне насладиться его агонией!

Подняв быстро остывающее под дождем тело, я сбросила его с крыши. Минутой позже в полет отправилось и тело Кори, которого я для вида несколько раз полоснула когтями. Завороженно наблюдая за падением тела, я услышала какой-то шорох. Мальчишка брел ко мне, с трудом неся свою ношу. Камень доходил ему уже до плеча.

— По…помо…ги, — скорее догадалась, чем услышала я.

— Не бойся, малыш,- пророкотала горгулья. Мы что-нибудь придумаем.

Я осторожно подняла плачущего мальчишку, ощущая, как смертный холод поднимался от его новой плоти все выше и выше, к сердцу. Дело дрянь, скоро на крыше на одну горгулью станет больше. Если мои предположения окажутся верны, то Крейцер поднимется сюда лично. На худой конец пришлет своих головорезов, снабдив их для уверенности каким-нибудь амулетом.

И вновь сегодня мне улыбнулись все двенадцать Богов. Через некоторое время я услышала звук его шагов. Смрадное дуновение его ауры. Мальчишка остался на видном месте, а я скрылась в полумраке. Скорчившись в нише одной из башенок, я перестала, кажется, даже дышать. После стольких лет, он наконец поднялся на крышу своего же замка. Такого случая может больше не представиться. Я не могу допустить ошибку.

— А-а, вот ты где, мой маленький дружочек! Как жаль, что ты убил Кснутса и Кори. Видимо, колдовство на тебя действует быстрее. Или может тебе кто-то помог?

И в этот момент я бросилась на него. Позицию я выбрала удачно. Будь это обычный человек, он в тот же миг распрощался бы с жизнью. Но не Крейцер! Уже в прыжке я поняла, что ошиблась. Он почуял меня, невзирая на дождь. Мгновенно развернувшись, он поймал меня за горло своими, будто железными, пальцами.

— А-а, все никак не угомонишься, Мирабэль. Все мечтаешь о моей смерти, — он гнусно улыбнулся, демонстрируя гнилые зубы? — Открою тебе маленький секрет, — ты думаешь слишком громко. Но как это ни прискорбно, мокнуть под дождем тут всю ночь я не собираюсь. Поэтому ты умрешь, а твое место займет мальчишка.

Пальцы колдуна сильнее сжали мое горло, окончательно перекрыв доступ воздуху. Я хрипела беспомощная, словно младенец. Проклятый колдун все — таки оказался мне не по зубам. А жаль!

В ушах гудело, во рту появился неприятный привкус. Словно сквозь толстый слой ваты я слышала голос Крейцера, пока наконец сознание благосклонно не покинуло меня и наступила ночь…

Пришла я в себя неожиданно, будто вынырнув из глубокого колодца, прямо под взгляд солнца. Кто — то бил меня по щекам. И избавиться от этого никак не удастся, придется открыть глаза. Я неблагозвучно промычала и попыталась приподняться на когтях. Веки казалось, весили не один десяток килограмм, потому как наотрез отказывались подниматься. Наконец, с величайшим трудом я приоткрыла глаза, и они сразу же начали нести какую — то чушь.

Я увидела свое тело таким, каким оно было сорок с лишним лет назад. Кожа ощущала холод камня, на котором я лежала. И легкое дуновение ветра. В блестевших лужах отражалось алеющее небо. Приближался восход. Слышалось веселое и беззаботное чириканье птиц. Скосив глаза на сидящего рядом мальчишку, который старательно отводил взгляд от моего обнаженного тела. Но, думаю, времени меня рассмотреть у него было предостаточно.

— Привет. Как твоя рука?

Он продемонстрировал мне свою левую, свободную от заклятия руку:

— В порядке, госпожа…

— А где Крейцер?! — эта мысль не давала мне покоя.

В ответ мальчишка мотнул головой вправо, куда- то мне за спину. С трудом повернув жутко болящую шею, я увидела колдуна. Мертвого колдуна. Под ним растекалась огромная тёмная лужа. Бр — р. Ничего не понимаю!

— Что произошло, малыш?

— Он тебя душил, и ты почти не дышала,- зачастил он. — а я вдруг понял, что могу ею шевелить. Ну, рукой, — уточнил зачем- то он, — тогда я ударил его. Он упал и умер.

— И все?

— Ага.

Не трудно поверить. Я вспомнила, какие когти росли еще на не полностью окаменевшей руке:

— Ну и отлично, — я, шатаясь, утвердилась на ногах, но меня еще шатало из стороны в сторону. – Как тебя зовут?

— Сигурд Сигнарссон, госпожа.

— Ну что, Сигурд Сигнарссон, раз мы живы, то нам стоит подыскать себе достойную одежду и еду. Особенно после таких дел.

Мы так и спустились в жилые помещения. Два обнаженных создания. К моему удивлению, замок оказался покинутым. Всюду царил хаос и беспорядок. Слуги и наемники решили сбежать, когда поняли, что их хозяин приказал долго жить. Тех, кому они досаждали до его смерти, наберется великое множество. А платить по счетам никому не хотелось.

Одевшись в лучшие из найденных одежд и перекусив в наспех брошенной кухне, мы вышли на балкон. Внизу на плитах лежало два тела. И кучи разного хлама.

— Начнем с уборки, Сигурд, бодро заметила я.

— Угу, — кивнул мальчишка, все раны которого исчезли самым загадочным образом. Взглянув ему в глаза, по-детски невинные и бесконечно мудрые. Глаза безумца. Глаза Бога.

Засмеявшись неожиданно хрипловатым мужским смехом, он шагнул со ступеней лестницы прямо в воздух и, зависнув на миг, растворился, словно утренняя дымка. Но его смех все еще стоял в моих ушах.

— Кто ты, — прошептала я

В ответ раздался детский смех:

— Тот, кого ты просила о помощи, Мирабэль Джангло.

© Денис Пылев, 2008 год