21 октября мы с женой выехали из Хабаровска до Комсомольска-на-Амуре. Доехав до Лидоги и заправив бензин, начали по пути замечать интересных птиц. На одном из своротков решили остановиться, чтобы пройти немного в лес. Мы увидели много красных птиц, это были снегири. Я редко замечаю их в лесах родного Благовещенского района, но вот в Хабаровском крае достаточно часто встречал их. В лесу уже лежал снег, лужи чуть были подтаявшими, на бугорках и обочинах сидела кучка снегирей и что-то искала под снегом. Не боясь человека они весело перелетали с земли на веточки. Кроме снегирей вместе с ними шебуршились и сибирские чечевицы, забавные птички. Нахохлившись видимо из-за того, что снегирей было больше и они быстрее съедали найденное...
Думает)
Сибирская чечевица
На улице прохладно, воздух свежий, как-то и неохотно уходить из лесу, мы продвинулись за птицами дальше, наблюдая что они делают, а всё время что мы были в лесу птицы пили воду и искали пропитание.
Где "сидят" снегири
Пухляшик)
Самец снегиря красный, а его самка сероватая, половой диморфизм выраженный. Наш путь лежал в город Комсомольск-на-Амуре, а дальше на хребет Мяо-Чан, на вершине хребта есть дорога, нас сопровождала самка снегиря, большую часть пути, было довольно таки мило...
Горные вершины хребта Мяо-Чан
Самочка
9 января в России отмечается день снегиря, птица настоящий символ русской зимы.
"Всюду снег, в снегу дома — Привезла его зима. К нам спешила поскорей, Привезла нам снегирей. От зари и до зари Славят зиму снегири. Александр Бродский"
Грозен и могуч
Летом снегири ведут себя достаточно тихо и осторожно, поэтому увидеть их в лесу сложно. А вот зимой на кормушках ведут себя бойко и даже дерутся.Снегирь – лесная птица. Поближе к человеку – в парки, сады, населенные пункты – она перебирается лишь в холода.
К концу зимы 1859-60 гг. пришли известия о том, что летом англо-французская эскадра вновь пойдет на Пекин с целью добиться ратификации Тяньцзиньских договоров. Зимовала она в Шанхае и в начале лета там ждали новых руководителей экспедиции союзников.
Теперь сидеть в Пекине Игнатьеву смысла не было. Наоборот, он должен был как можно скорее добраться до Шанхая, чтобы, познакомившись и сойдясь покороче с руководством союзников, начать свою игру. Для этого русской эскадре на Тихом океане заранее был отдан приказ дожидаться Игнатьева близ китайского порта Бей-Тан. Но покинуть Пекин теперь оказалось совсем не просто – для выезда из столицы нужно было получить разрешение Госсовета. Трижды писал Игнатьев по этому поводу в Госсовет и трижды получал отказ. Там отлично понимали, куда собирается двигаться русский посланник Игнатьев, покинув Пекин, и по-прежнему, как могли, препятствовали предполагаемому союзу России с Англией и Францией. Что делать? Пришлось готовить план побега.
За несколько дней до назначенного дня через китайскую прислугу по городу были распущены слухи о том, что русский И-Дажень собирается покинуть Пекин тайно. При этом, упоминалось через какие именно крепостные ворота будет совершен побег. Знаком того, что слухи дошли до адресата, было усиление китайской стражи на этих воротах.
Рано утром 16 мая, сразу после напутственного молебна, из ворот Южного подворья Русской духовной миссии в направлении ближайших – Южных городских ворот выехали несколько повозок с кухней, утварью и прислугой посланника в сопровождении двух казаков. Две из повозок были с «секретом». Колесные оси у них были распилены и скреплены временными муфтами так, чтобы, дернув за веревку, муфты можно было сдвинуть, создав полное впечатление неожиданной поломки осей.
Командовал повозками камердинер Игнатьева Митя Скачков, которому было приказано так расставить эти повозки во время проезда через крепостную стену, чтобы одновременно одна оказалась во внешних воротах, а вторая, поотстав, во внутренних. Затем в этом положении следовало сымитировать поломку осей, чтобы «развалившиеся» повозки не позволили стражникам закрыть ворота.
Через некоторое время после отъезда первого каравана из подворья в направлении ложных ворот выехало два экипажа с сотрудниками посольства, и были вынесены носилки посланника. Паланкин, которым они были накрыты, скрывал, что в носилках никого не было. Затем сам Игнатьев в военной форме, верхом и в сопровождении одного из офицеров выехал из подворья и никем не узнанный поскакал к Южным воротам.
В нужный момент, когда по сигналу Скачкова «сломавшиеся» повозки заблокировали Южные ворота и стражники бросились к ним, Игнатьев в возникшей суматохе выехал за крепостную стену и уже снаружи дожидался всего кортежа. Тут же они отправились к заливу Бей-Тан.
Все офицеры во время этой операции были вооружены револьверами, хотя, по мнению Игнатьева, погоня им не угрожала. Он был уверен, что на вооруженных русских офицеров китайцы напасть не посмеют.
И правда, только на первом ночлеге беглецов нагнали два маньчжурских чиновника, которые пытались уговорить Игнатьева вернуться в связи с возможностью бандитского нападения. На что посланник продемонстрировал им револьверы и ответил, что де русские сами о себе позаботятся.
Для соблюдения китайского этикета и придания для себя в глазах населения большей важности и «удостоверения туземцев, что он не бежит из Пекина, а направляется преспокойно туда, куда ему надлежит по обязанностям на него возложенным Государем Императором, – ехал большую часть дороги в носилках, несомых «нанятыми за дорогую цену китайскими носильщиками». И, чем дальше удалялись они от Пекина, тем любезнее, радушнее и предупредительнее были к нему чиновники. Они наносили визиты, предлагали ему квартиры для ночлега... «Для пущей важности» Игнатьев многих из них принимал уже не лично, а перепоручал А. Татаринову. Многие оставляли свои карточки и визитки.
Так что путешествие прошло без проблем. Через 6 дней, 20 мая посланник сотоварищи были уже на берегу Печилийского залива и ждали катера с русских кораблей, стоявших на рейде. Командовал эскадрой капитан первого ранга Иван Федорович Лихачев (между прочим, бывший адъютант Морского министра Великого Князя Константина Николаевича). Любопытно, как Лихачёв вообще оказался в Бей-Тане с двумя кораблями.
. Контр-адмирал Иван Федорович Лихачев
В начале января 1860 года в Петербурге решено было собрать в китайских водах эскадру под его командованием. 31 января он отправился на пассажирском пароходе из Марселя в Шанхай. Там зафрахтовал французский пароход «Реми» и вышел на нём в Хакодате. В этом порту Лихачев застал лишь клипер «Джигит», на котором выполнялся ремонт одного из котлов, и транспорт «Японец». Не ожидая прибытия остальных кораблей из Николаевска-на-Амуре, И. Ф. Лихачёв 11 апреля занял Залив Посьета и высадил там военный пост. 13 апреля он отбыл в Печилийский залив на формирование эскадры. По окончании «китайской» экспедиции был награжден орденом Св. Владимира 3-й ст. и повышен в звании до контр-адмирала.
В Бей-Тане встретил Игнатьев своего старого приятеля капитан-лейтенанта Мусина-Пушкина, состоявшего при Лихачеве. А также обнаружил, что и здесь к русским морякам отношение очень доброе. Для ночевок на берегу китайские власти даже любезно предоставили им помещение одной из кумирен.
Перед отплытием Игнатьева посетил местный китайский сановник, который очень сокрушался, что русский посланник покидает Китай. Игнатьев ответил, что если бы не упрямство пекинских чиновников, особенно Су Шуня, то ему, может быть, и удалось бы предотвратить войну и спасти Пекин от разорения англичанами и французами, а теперь Бог знает… «Все население китайское, вместе с чиновниками шло за нами, – вспоминал Игнатьев. – Чиновники проводили меня до самых лодок».
Первоначально планировалось, что весь путь до Шанхая посланник проведет на транспорте «Японец». Но Лихачев уговорил его пересесть на клипер «Джигит», считая, что неприлично будет поднять флаги посланника и командира эскадры на «Японце». Обещал, что «Джигит» в 4 дня домчит их до Шанхая. Игнатьев согласился и зря.
Оба корабля отправились в путь на следующий день…
Клипер «Джигит»
P.S. На верхней картинке не побег Игнатьева из Пекина, конечно, а картина А.И. Гебенса «Группа военных чинов 3-й батареи лейб-гвардейской. 2-й Артиллерийской бригады» 1859 г. Но навскидку почти один в один....
Можно бесконечно рассказывать о красотах Приморья, но главное в любом путешествии — это люди. Нам невероятно повезло с составом!
Наш дайв-тур собрал удивительных людей, каждый — мастер своего дела. Особенная удача — два талантливых повара, которые ехали с нами. Представьте: после долгого дня в холодной воде возвращаться в лагерь к аромату настоящей походной кухни! Это был настоящий пир после подвигов.
Отдельный респект нашим капитанам — настоящим «морским волкам». Они не просто доставляли нас до точек погружения, но и чутко страховали, чувствуя море и погоду как никто другой. Крепкие ребята, на которых можно положиться.
И, конечно, сердце нашей экспедиции — гиды. Наш главный шерпа по подводному миру, Дмитрий, и его правая рука — Александр и Ира. Их спокойствие, профессионализм и внимание к деталям были нашей главной опорой. С ними мы по-настоящему чувствовали себя в безопасности, зная, что под водой мы — под надежной защитой.
Спасибо вам, команда! Вы сделали это приключение по-настоящему бесценным. ❤️
Албазинcкая Русская сотня в составе «Жёлтого с каймой знамени»
11 месяцев продолжались переговоры Игнатьева с представителями Госсовета, но весомого результата не принесли. Российскому посланнику не удалось убедить высокомерных соседей, что передача России южных гаваней выгодна обеим державам, так как защитит их от притязаний европейских государств. Но и китайцы не смогли выставить Игнатьева ни из Китая, ни даже из Пекина, хотя очень старались – опасались его встречи с ожидаемыми делегациями Англии и Франции, боялись, что Россия для достижения своих целей примкнет к европейцам. Даже представить себе не могли, что в контексте евроазиатской политики европейские державы в принципе не заинтересованы в укреплении России на Тихом океане.
Удивительное дело! Не смотря на то, что уже к августу 1859 г. Игнатьеву стал очевиден провал переговоров, понимание необходимости приобретения Россией южных незамерзающих гаваней у границы с Кореей укреплялось в нем с каждым днем. Горчаков в этом вопросе колебался, поэтому донесение свое на этот счет Николай Павлович отправил сразу Морскому министру Великому Князю Константину Николаевичу! В нем он писал, что «без решительных действий, которые бы проучили и образумили маньчжурское правительство, ничего от него не добьешься дипломатическим путем». Вот так!
Когда читаешь донесения и письма Николая Павловича из Пекина, то забываешь о его возрасте. Кажется, что в китайской столице действовал опытный и искушенный в своем деле дипломат с железной хваткой, который как лондоновский бульдог Черокки из «Белого клыка», раз ухвативши противника за шкурку, уже не разжимает зубов, а перебирает челюстями до тех пор, пока не доберется до горла. Впрочем, наблюдательность и дотошность в сборе информации, внимание к деталям проявились у него еще в Лондоне, а в Пекине в полной мере проявилась еще и хватка.
С августа он изменил тактику переговоров: стал холоден, как лед, настойчив, но вежлив, чем доводил вспыльчивого Су Шуня до белого каления. Однажды тот в сердцах скомкал и швырнул на пол лист с текстом Айгунского договора, прокричав, что бумажка эта ничего не значит и не стоит… На следующий же день в Государственный совет ушло от Игнатьева письмо, в котором он, описывая недостойное поведение переговорщика, просил Госсовет заменить его другим, обвинял Су Шуня в намеренном срыве переговоров… Для самоуверенного китайского сановника это означало бы потерю лица, поэтому требование Игнатьева Госсовет «не заметил». Но в ответном письме, чтобы как-то смягчить ситуацию, признал права России на левобережье Амура (прежде утверждалось, что маньчжурские земли эти отданы безземельным российским крестьянам во временное пользование) и на морскую торговлю в семи своих портах!
Больше Су Шунь никогда не позволял себе кричать на российского посланника. А Госсовет через некоторое время даже «пошел навстречу» Игнатьеву и согласился-таки «всерьез» обсудить вопросы разграничения на Амуре и Уссури! Правда, не в Пекине, а прямо на месте, в провинции Гирин (Цзилинь), с тамошним генерал-губернатором… Само-собой никуда Игнатьев не поехал! Вместо этого накатал еще две жалобы, пока китайцы не поняли, что спорить с ним бесполезно. И не оставили в покое.
И потянулись дни один за другим. Переговоры то возобновлялись, то затухали…Чем же были заполнены будни чрезвычайного посланника России в Китае? Да-да, «чрезвычайного посланника»! О том, что ему присвоен, наконец, этот титул, Игнатьеву сообщил в письме от 1 сентября 1859 года глава Азиатского департамента МИДа Е.П. Ковалевский.
Глава Азиатского департамента МИДа Е.П. Ковалевский
Он много читал. После расстрела англо-французской эскадры у крепости Дагу начались в Китае гонения на католиков и, покидая Пекин, миссионеры оставили на хранение русской миссии богатую иезуитскую библиотеку.
Как глава посольства Николай Павлович не только ежедневно руководил работой своих помощников, но заодно учился у них. Ведь они были значительно опытнее его во многих вопросах и старше: капитан Баллюзек – на 10 лет, переводчик Татаринов – на 15. Татаринов к тому же был еще и опытным врачом, изучал китайскую медицину, лечил и своих, и китайцев, разбирался в тонкостях «китайских церемоний».
Подружился Игнатьев с архимандритом Гурием (в миру Григорием Платоновичем Карповым), который ему много помогал и очень многому научил. Со своей стороны Николай Павлович содействовал росту христианской общины. Он принял участие в открытии женского православного училища (мужское уже было), регулярно жертвовал небольшие суммы денег албазинцам – потомкам русских казаков, плененных после взятия китайцами крепости Албазин в 1685 г., что способствовало росту православной общины, которая увеличилась при нем на 70 человек. Через албазинцев, а затем и через православных маньчжуров наладил он сбор информации о том, что происходит в городе, и в Госсовете, и даже в Запретном городе. При случае заводил полезные связи среди китайского населения – с купцами, представителями местной знати. И даже, как свидетельствуют некоторые «историки», заслужил в Пекине уважительное прозвище «И Дажень» – «Сановник И».
Очень может быть, что именно так китайцы Игнатьева и звали. Вот только И Даженями они называли всех европейских вельмож, и это было отнюдь не уважительное прозвище. Иероглиф, который звучал как «И», обозначал не первую букву фамилии русского посланника, а конкретное китайское понятие: «варвар», и, значит в переводе И Дажень означало «Сановник варваров». Не случайно в процессе обсуждения текстов Тяньцзиньских договоров 1858 г. англичане потребовали включить в них пункт, запрещающий употребление словосочетания «И Дажень» в отношение европейских представителей.
В этом месте должен сделать еще одно отступление, которое, как и отступление про сущность прозвища И-Дажень, может слегка «приземлить» образ Николая Игнатьева.
Дело в том, что на выполнение своей миссии в Китае он тратил много личных денег, так как казенных 6 тыс. в год ему на все не хватало. Сохранились письма в Азиатский департамент, в которых он просил разрешения использовать для нужд посольства деньги русской духовной миссии с тем условием, чтобы его отец – губернатор Санкт-Петербурга П.Н. Игнатьев – возмещал бы затем казне эти траты из личных средств.
Тут, согласитесь, как бы сам собой возникает образ российского патриота, который не только не наживается за счет казны, но своими деньгами помогает Отечеству. И это, конечно, так и было. Но, во-первых, он принадлежал к очень богатой семье, а во-вторых, к тому слою русского дворянства, где честь была дороже денег, где честолюбивые молодые люди из знатных и богатых семейств были готовы заплатить самую высокую цену за одну только возможность отличиться во славу Государя и Отечества. Так и Игнатьев, который в лепешку готов был разбиться, чтобы добиться своего и приобрести для России любым путем Уссурийский край!
Но чем дальше, тем хуже шли его дела. Со временем он пришел даже к мысли, что Россия напрасно считает Китай страной дружественной, что при безоружном состоянии наших восточных владений и англо-французских интригах Китай может представлять для нее серьезную угрозу. Обо всем этом он писал в донесениях в МИД, и в письмах к своему отцу. Писал о том, что для предотвращения занятия южных бухт англичанами или французами, нужно поскорее занимать их самим. Напоминал об этом и Н.Н. Муравьеву-Амурскому, и командующему Тихоокеанской эскадрой капитану 1 ранга И.Ф. Лихачеву... Так в итоге и был основан в июне 1960 г. Владивосток.
Со стороны могло показаться, что миссия генерал-майора Игнатьева – российского посланника в Китае безнадежно провалилась. Но неожиданно 17 апреля 1860 г. Государь вдруг награждает его орденом Св. Владимира 3-й степени. За что конкретно – непонятно. Вероятнее всего, за все вместе: за левобережье Амура, за ценную информацию, за варианты выхода из ситуации, которые он продолжал предлагать. Хотя их было немного. А именно: дождаться очередного военного похода союзников на Пекин и вклиниться между двумя сторонами в качестве переговорщика и примирителя в ожидании или устройстве удобного случая.
Для этого, правда, сначала нужно было как-то добраться до Шанхая, где базировался флот европейских союзников. Ну, это уж как-нибудь... Поэтому распорядился, чтобы Лихачев на всякий случай прислал за ним корабль в Печелийский (Бохайский) залив, до которого, правда, посланнику еще нужно было добраться...
В сравнении с Байкалом, к будущему сплаву я подхожу более организованно, в том числе, чтобы в будущем упростить процессы подготовки и приоткрыть занавес организационных заморочек для тех, кто только вступает на этот скользкий путь.
