Но, на Зуб нас направили в июне. А до июня весь май мы обустраивались в Рухе. Батарею нашу расположили на кладбище. Мы там, прямо на кладбище вкапывались в землю, строили землянку-казарму, землянку-офицерскую комнату, рыли траншеи, закапывали технику на огневые позиции. Я своими глазами видел эти камни, эти надгробия. Видел, как выкапывали этих жмуриков, сидящих. Хорошо запомнил, как мы копали траншею, а там полу-сидя скелет сложился. Мы это всё выкапывали. Мы всё это выкидывали. Ещё тогда был разговор, что, типа, духи нам этого не простят. Но, они в принципе и не простили: Руху потом сильно обстреливали. А нас долбили с особым пристрастием.
В то время, в мае 1984-го, меня назначили нести службу на 142-ой радейке. Это ГАЗ-66 с кунгом. Внутри кунга стопервая, стотридцатая радиостанции, стодвадцатьтретья радиостанция. Мы этот кунг только до половины успели зарыть и тут духи начали нас колбасить. Из ДШК стреляли, снайперы работали. Эта машина была простреленная вся. Мы с друганом вдвоём на ней служили, так мы заходили в неё только через окошко и ползали там внутри по-пластунски. В дверь ходить не могли – нас бы застрелили тут же. Даже за сухпайком мы на пузе ползали. Сразу, как мы загнали машину в полукапонир, духи начали по нам мочить. Верхнюю половину машины простреливали, а другая полмашины оказалась прикрыта в полукапонире. Потом, позже, мы стали мешки с песком подсовывать и обкладывать машину выше и выше. Потом, когда обложили, то уже можно было нормально службу нести.
В той машине были установлены радиостанции, столик стоял. На нём всегда была расстелена артиллерийская карта с целями. Рядом кровать СОБА установлена. То есть Старший Офицер Батареи должен был спать там. Потому что, если появлялись цели, то я (или другой дежурный) цели должен был принять, нанести на карту, высчитать дальность и всё остальное. СОБ в это время глазки протирает, орудия по связи вызывает, боевую работу начинает, доклады от орудий получает, разрешение Пятисотого «Тайфуна» (начальник штаба артиллерии) получает, подтверждение огня передаёт. Ну и в один из дней зашел ко мне в этот кунг Командир Батареи. Капитан Курлыков. А он очень любил женский персонал вашего полка. Ну, ОЧЕНЬ любил! Зашел в кунг Курлыков и выдал:
- Андрюх. Я через пару часов приведу сюда человека. Чтобы показать, как артиллерия работает. Ты давай, подготовь здесь. Печку затопи, ну, чтобы всё было тепло. А потом я тебя отпущу.
Ну, естественно, я в печку забросил, занял своё штатное место, взялся изо всех сил работать. Вскоре зашел в кунг Комбат. Курлыков. С девушкой. С женщиной – не знаю уж там с кем. И с трёхлитровой банкой самогона. И на меня такой:
- Шабанов!
Я встал, руку под козырёк. Всё как положено в армии. А он:
- Доложи оперативную обстановку!
- Товарищ капитан! За время Вашего отсутствия появились новые цели! Я их нанёс на карту. Предлагаю провести ряд оперативных мероприятий!
А Курлыков так – хоба! Руками на стол облокотился, навис так над картой, как самовар над стопкой бубликов. А женщина там сзади стоит, впитывает естество работы артиллеристов, от восхищения обтекает. А он с такой серьёзной миной, брови хмурит и ребром ладони по карте:
- Так, Шабанов! Вот смотри. Завтра утром мы ударим вот сюда! БАЦ ребром ладони по карте. Вот здесь сделаем вот так! – Снова БАЦ по карте. – Потом вот тут! БАЦ! Потом оттуда дадим вот так! БАЦ! А вот тут обязательно БАЦ! БАЦ! БАЦ!! Понимаешь, Шабанов?
- Так точно тарищкапитан! – Я снова под козырёк. А он:
- Да! Так. Всё! На сегодня я освобождаю тебя с поста. Можешь отдохнуть от боевого дежурства. А я за тобой потом пришлю дневального.
Ну, я ушел в расположение. Расселся там, закурил. А старшина у меня был классный мужик. Он гнал самогонку из всего, что только на глаза ему попадётся. А офицеры, они ж нормальные люди. Они приходили к старшине с нормальной банкой, с человеческой, с трёхлитровой. Ну, сколько они из неё могли выпить там того, или другого? Целую банку опустошить в одно лицо не получится же! Даже в полтора лица, даже в два, если девушка способна употре блять как мужик. Трёхлитровая банка тем хороша, что в ней непременно должно остаться сколько-нибудь на похмедрол, на завтра для поправки здоровья. В общем, предчувствия меня не обманули. Прошло час или два, прибежал дневальный, сказал, что Комбат вызывает меня. Я пришел на пост. Комбат на меня:
- Слушай, Шабанов, ну ты и гад! Нахрена ты так натопил? Я мокрый весь!
С этими словами он растворился за дверью кунга, а моё сердце начало радоваться по тихой грусти: на столе осталась ПОЛОВИНА ТРЁХЛИТРОВОЙ банки самогона!!! На карте – тарелка с закуской. Там чего-то такого нарезано было, что простой боец не кушает, но, по сути, закуска-то есть! Андрей Викторович расселся за карту с полной дислокацией и начал понимать Чапаева: вот эту банку я поставлю сюда, вот эту тарелку…
- А-а-а-а-а! - Андрюха с хрипом выдохнул. Судорожно сглотнул ком ностальгии, вытер рукавом испарину со лба. Взглядом полным тоски и печали посмотрел на меня, затем продолжил повествование:
- Но, я-то же не сволочь. Я принял, принял, принял. Потом отлил из банки нашим ребятам. Потом прибежал боец за тем, что в банке осталось. А на утро пришел СОБ Сашка Ярцев. Который на ночь уступил свою койку Комбату. И вот СОБ заходит, а я в полной боевой готовности у карты с красной мордой и осоловелыми глазами. Он такой:
- Шарапов, это чё тут у тебя?
А я ему:
- Да Вы чё, товарищ старший лейтенант! Вы видите, какая тут обстановка напряженная! Враг наседает, я на боевом посту, а тут ещё Комбат!
Он такой:
- Да ладно-ладно! Знаю я, что Комбат.
А я так а-а-а-ах, хорошо так чувствовал себя! А ещё у меня там оставалось. Я потом пошел, когда меня сменили, ребят там угостил. Но, блин, всё образовалось, как всегда. Только мы расслабились и занялись хорошим настроением, духи начали мочить по нашему расположению из миномётов.
От миномёта разрыв получается небольшой. А я только гляжу, идут из вашего полка группа военных. И только так шлепок, бах, и лежат ребята. А тоже надо понимать, что пока мы окапывались, мы проводили взрывные работы по грунту. И ваши пехотинцы тоже. Поэтому всё кругом периодически взрывалось, летало и переворачивалось. Даже приходили офицеры из 2-го батальона, просили, чтобы когда мы что-нибудь взрываем, то чтобы следили как закладываем заряд. Чтобы камни не летели в их расположение. Ну и, значит, бах-разрыв. Двое лежат. Я сразу подумал, может быть грунт рвут зарядами. Но, тут начал стрелять ДШК. Да плотно так, думаю, что не один ДШК. А потом ещё несколько снайперов подключилось. До меня допёрло, что это не подрывные работы, это нападение душманов. Ну, значит, я бегом к этим пацанам. Пока бежал, зафиксировал два ранения в ногу. Но, пацаны руками мне стали махать, показывать жестами, мол, туда! Не к нам, туда прыгай. Я перепрыгнул через стеночку. Там пять человек лежат «розочкой». Один в голову, один в живот, пара ранений в ноги. Тот, что в живот, его я трогать, естественно, не стал. Хватанул того, который в голову. Закинул его на плечо и поволок до сапёров. Пока тащил, мы с ним разговаривали. А как до сапёров дотащил, он обмяк. Знаешь, так начал «осыпаться». Я давай материть сапёров:
- Вы чё, за ситуацией не наблюдаете? Хватайте одеяла и бегом за ранеными!
Сапёры подхватились, забегали. Забрали у меня этого пацана, поволокли его в санчасть. А я побежал снова к месту разрыва. За остальными ранеными. Сапёры на плащ-палатку загрузили того, который ранен в живот, а я забрал того, который в бедро ранен. Закинул его на себя, потому что у меня не было плащ-палатки. Пока бегал с ним в санчасть, душманы разошлись не на шутку. Всё вокруг свистело от пуль. Я, когда возвращался из санчасти, я вынужден был залечь на одной из террасок. Рядом со мной оказался наш старшина. Мы вместе с ним там укрывались. А в это время одна из мин пробила перекрытие в землянке офицеров и взорвалась внутри. Старшине точно был бы трындец, если бы он был там. А так получил ранение спины командир второго взвода прапорщик Панамаренко. Его потащили в санчасть и там мы встретились. Мы со старшиной перебежками спускались из санчасти, а прапорщика Панамаренко тащили в санчасть на плащ-палатке. Я перепрыгнул через стенку террасы и залёг. А там он лежит в плащ-палатке. И он говорит мне:
- Ты что, раненый? У тебя вся спина в крови.
А это была кровь тех пацанов, которых я таскал.
Ну, в общем, пережили мы этот обстрел. Взялись вычислять позиции миномётов. Я был в составе этой группы. Делалось это так: мы приходили к разрыву. Там остаётся хвостовик от мины, вдавленный в грунт. Мы вставляли в хвостовик рейку длинной метр-полтора. Замеряли угол и направление. Записывали. Потом по таблицам рассчитывали траекторию, наносили на карту. Точка, в которой линии траекторий пересекаются, это позиция миномёта. В результате на карте получался квадратик в миллиметр. На местности он соответствовал площадке, примерно, в 100 квадратных метров. Таким образом мы вычислили три позиции. Две были за 17-ым постом, со стороны ущелья Гуват. А одна позиция возле Хисарака. Огонь душманы синхронизировали по рации.
А наш старшина, тем временем, развернул бурную деятельность. У нас, когда мы стояли в Джабале, у нас там была и баня, и бассейн, и клуб. Наш старшина без всего этого жить уже не мог. Поэтому в Рухе мы тоже стали строить и баню, и бассейн. Прям на кладбище. Мало того, что за стенкой блиндажа у нас по соседству отдыхали «шкилеты жмуриков», дык надо было ещё бассейн между них сделать.
Для бани старшина сварил печку. Взял башню от подбитой МТЛБшки, ещё башню от БМПшки. Сварил всё это, туда трубки какие-то пристроил. Понимаешь, на чё это стало похоже? Приехали как-то к нам проверяющие, и обнаружили у нас на позиции летающую тарелка. С трубками. Проверяющее, такие:
- А это что тут у вас за чудо-юдо?
А им в ответ:
- Это гвардейский миномёт системы Иваныча.
А с теми проверяющими приезжала какая-то редакция, вроде из журнала «Советский воин». Поставили они видеокамеру, навели в сторону нашей батареи. Собрались снимать фильм «Мирная жизнь приходит в Панджшер». Тут подкатил автобус, из него выскочили афганцы в своих национальных одёжах. Все с кирками и с лопатами. Дружно навалились на наши брустверы, стали их долбить и ссыпать в траншеи. Щупами там чё-то меряли, потом чё-то там доставали. Потом получили рис в мешках, запрыгнули в автобус и уехали. А у нас от всего этого шухера остался снимок в журнале, как наш старшина с закрученными усами стоял на фоне всего этого разгуляева. «Прапорщик года» этот снимок назвали, или как-то так.
А мы тогда тоже были такие же пацаны, как и все. Мы точно так же ставили бражку, делали самогонку и всё остальное. А нас за это отлавливал замполит. Он же понимал, что бражку никто не будет ставить в расположении. Поэтому он сразу же бежал к нам на огневую.
После того, как в очередной раз замполит у нас нашел и забрал бражку, мы договорились с ребятами-сапёрами. Те проложили нам тропу на минное поле, туда, по ущелью на сторону Базарака. Днём мы выносили бражку на минное поле, а на ночь уносили в машину БМ-21, клали канистру с бражкой под капот. По ночам в Панджшере холодно, поэтому ночью водители прогревали двигатели. Ну, и вместе с двигателями прогревали бражку. И тут казус такой получился: утром прибежал Комбат, заорал: - «От Комполка пришло указание!» Короче, срочно понадобилось одну машину вывести на прямую наводку и отстреляться в сторону ущелья. Прыгнул Комбат в первую попавшуюся машину, дал команду водителю, машина завелась и пошла. А по закону Глобального Западлизма канистра с бражкой лежала под капотом именно этой машины. Спустилась машина, скатилась вниз ущелья, отстрелялась и пошла наверх. Назад на позицию. А на подъёме «Уралы» ГРЕЮТСЯ!!! Соответственно, на подходе к нашей огневой позиции движок нагрелся, канистра тоже. Бражке стало тесно, она взяла и вырвала у канистры горлышко. Произошел характерный хлопок. Комбат решил, что по «Уралу» засадили духи, взял и вжался в ноги туда где, полики. Я не знаю, как он там уместился, но он уместился. А из-под капота вместо дыма и огня пошел характерный запах хлеба и всего остального. До Комбата дошло, что произошло, он выскочил из кабины. А тут же мы сидим, мы же знали какая машина уехала и что у неё находилось под капотом. Поэтому мы сидели на КШМке, ждали. Дождались, Комбат вылетел из «Урала», стал тыкать в нас пальцем:
- Тебя, тебя и тебя на гауптическую вахту! В полк! Немедленно!
Короче, Комбат отделался лёгким испугом и мокрыми штанами. Лучшие люди отсидели на гауптической вахте. Но, это была не последняя канистра.
А потом у нас началась какая-то очень напряженная война. Мы стреляли весь световой день. Без завтрака и без обеда. Выпустили 1300 с чем-то снарядов. Чума какая-то была. Наши БМки стояли на стационарных позициях. Я за ними следил с МТЛБшки. За одно чистил пулемёт ПКТ. Сидел, чистил, никого не трогал, как говорится. Шла рутинная напряженная боевая работа: орудия стреляли, ТЗМки носились туда-сюда их заряжали.
ТЗМки, это транспортно-заряжающая машина. Длинный такой кузов, на нём пакет наших ракет (снарядов), кран для заряжания и кабина «Камазовская». Снаряды лежали пакетом, без ящиков и без взрывателей.
Ну и, значит, я сидел, чистил всю вот эту фигню, орудия все передо мной огонь вели. И только так ПИ-У-У-У! Сзади, из-за моей спины снаряд вылетел и пошел под 13-й пост, под Мариштан. Полетел, ткнулся в склон, не взорвался.
- Хм, - думаю. - Куда это мы ё@нули? И, главное, из чего? Орудия все передо мной, как на ладони. А снаряд из-за спины вылетел.
Обернулся я в полном охренении, лучпарики протёр, зырю - а там ТЗМка Хитрого несётся. У нас был одессит Юрка Рябов, кликуха Хитрый. Вот он разогнался с очередным пакетом снарядов, летел, как буревестник на всех крыльях. Он же не лишь бы что, он боеприпасы на огневую доставляет! Шапка звездой назад перекручена, это называлось - «майор сзади», рот открыт от напряженности момента. Он разогнал своего «Камаза» по пылище, а потом как дал в тормоза! Пакет снарядов сместился, клюнул носами в ограждение кузова. Там, естественно, образовалась искра. А нам, «градовщикам» много ли надо для выстрела? Нам немного электричества и маршевый заряд пошел! Блин, хорошо, что никого не убило. А я потом, как художник, Боевой Листок нарисовал. Юрка Рябов на ТЗМке, «майор сзади», дымный след от снаряда и подпись: - «Мы поможем вам хоть чем! Залп дадим из ТэЗээМ!»
В общем, на момент нашего с тобой знакомства, как говорят мои друзья из Узбекистана: - «Когда с тобой ми пазнакомилься», исполнился год, как я служил в Армии. 23-го мая 1984 года исполнился ровно год. Вот такая отличительная черта. Плюс, я ещё сержант. Плюс, я постоянно на боевые ходил. В общем, написали на меня наградную на медаль «За БЗ». Ну, собственно, оно и есть всё на лицо – боевые заслуги. Вроде бы всё чин-по-чину, но Комбат взял и залепил:
- Да ну, он мало ещё служит. Дайте ему грамоту!
Сказано-сделано! Кто же с Комбатом спорить будет в наше суровое время! Так вместо медали мне грамоту дали.
- Теперь я грамотный. Потому что у меня есть грамота ха-ха-ха!
Пока Андрюха всё это рассказывал, он заварил насыщенный черный чай. Я потягивал чаёк, слушал Брата. Как же прекрасно бывает иногда на войне! Но, мы же знаем, что в армии солдату долго находиться в состоянии блаженства не положено. Как говорит одна армейская пословица: слишком зашыбись, это тоже херово. Чтобы сгладить зашибатость сладкого, ароматного черного чая, Андрюха непринуждённо, как будто мимоходом, вставил в своё повествование очередную историю.
- Прикинь, у нас народ целую неделю жрать не мог. Поэтому у меня столько заварки и сахара собралось. Прикинь, приносишь хавчик в блиндаж, раскладываешь, а жрать невозможно. Чем-то таким воняет, знаешь, вот знакомым чем-то. Но не говном. Вот чем-то таким, что прям выворачивает. Короче, полезли искать что там за приключение такое, лазили-лазили, залезли. Оказалось, что – взяли мы себе щенка. Собачку. А эта маленькая собачка нашла большую ногу. Солдатскую, в полусапожке. Её взрывом оторвало. Там явно подрыв – всё тротилом обожжено, разворочено, кость торчит, сухожилия… вонища просто атас. Я ещё думал ну чем таким знакомым пахнет так омерзительно! И запах, сладковатый. Такой, что влезает в носоглотку мягкой кошачьей лапкой, потом у лапки вылезают коготки, цепляют тебя за желудок и выворачивают наизнанку его содержимое. При этом от тебя уже ничего не зависит - работают инстинкты.
Мне не захотелось смеяться. Мне захотелось другого. Я судорожно сглотнул подкатившее к горлу чувство близкой блевоты.
Чаю мне тоже не захотелось. Блин, что же за день сегодня такой? То Бахрам с Вовкиными «мандалёшками», теперь вот Братан жжет напалмом. Как будто бы они все сегодня сговорились.
Чай я не допил. Да, собственно, уже надо было возвращаться в расположение. За рассказами время пролетело, как стайка крокодилов над поляной помидоров. Незаметно-незаметно.
Ладно, Брат! Пойду я стойко и мужественно переносить тяготы и лишения воинской службы. Свидимся ли ещё? Свидимся, конечно же. Земля, она круглая. Хоть крокодилы и не летают.