В видео к посту: фрагмент из последней киносъёмки Владимира Высоцкого. Артист говорит о том, как рождаются его стихи и песни, и поёт свою песню "Кони привередливые".

Мне кажется, Владимир Высоцкий относится к таким артистам, которых поклонники действительно любят. Кому он не нравится – тем не нравится, а уж если кто-то говорит «я люблю Высоцкого», то это действительно любовь: не просто «интересно», «можно иногда послушать», «лежит где-то пластинка», «нравится пара песен», а знает творчество, понимает его позицию, знает тексты, цитирует, принимает таким, каким он был и может рассказать о нём так, что не оставит равнодушным.

Почему поклонники так любят Высоцкого? Возможно, потому, что он действительно творил для них, в людях находил вдохновение и был искренен с ними? Стоя на сцене, он как будто не выступал, а говорил со зрителем, доверяя им свою душу. Наверное, так. В своей последней киносъёмке Владимир Семёнович сказал: «…Я думаю, мне они (слушатели) нужны даже больше, чем я им, потому что у меня есть возможность теперь рассказать такому большому количеству людей, что меня беспокоит и волнует в этой жизни».

Эти слова Владимир Высоцкий сказал во время своей последней киносъёмки, часть которой- в видео к нашему посту. А ещё он говорит о том, как рождаются его стихи и песни, и поёт пронзительную песню "Кони привередливые".

Эта запись была сделана 16 апреля 1980 года, ровно за сто дней до смерти Высоцкого. Тогда Владимир Семёнович в последний раз в жизни приехал в Ленинград, по приглашению режиссёра Владислава Виноградова, для участия в съёмках в картине "Я помню чудное мгновенье…", посвящённой русскому романсу. По замыслу режиссёра, Владимир Высоцкий должен был быть в финальных кадрах со своей песней "Кони привередливые", которую Виноградов для себя расценивал как городской романс. Приезд Высоцкого для этих съёмок переносился несколько раз, так как в это время артист был уже серьёзно болен и часто лежал в 1-й Градской больнице.

Владимир Высоцкий прилетел только на один день и, по воспоминаниям участников съёмок и друзей, в тот день он чувствовал себя не очень хорошо, температурил. Запись проходила на Малой сцене Большого академического драматического театра им. Максима Горького (БДТ), в зале были зрители для создания эффекта концертного выступления. Как принято на телевизионных съёмках, сначала попробовали снять Высоцкого под фонограмму, но имитация пения была не для него… Высоцкий всегда пел только живьём, и для него сделали исключение. После того, как были записаны "Кони привередливые", к счастью, ещё оставалась плёнка, и режиссёр попросил Высоцкого спеть что-нибудь ещё, что он сам предложит. Тогда он спел "Купола российские", "Охоту на волков" и маленькое попурри из военных песен, и ещё удалось записать коротенькое интервью (собственно, это получился монолог). По воле случая, во время записи интервью рядом со звукорежиссёром стоял фотограф Владимир Меклер (о съёмках он узнал от своего друга, работавшего в книжном магазине рядом с Кировским театром и, конечно, помчался туда). В тот день среди многих кадров Меклер сделал фотографию, которая потом стала очень известной: Владимир Высоцкий с гитарой в рубашке навыпуск землистозелёного цвета…

Как и опасался Владимир Высоцкий, кадры с ним не «пропустили», и они не вошли в фильм «Я помню чудное мгновенье», вышедший на ЦТ летом 80-го года. К слову, «компетентные органы» не раз пытались изъять плёнку с записью Высоцкого, но сначала её спрятала монтажница, а затем тайком вынес со студии сам режиссёр. Таким образом запись была сохранена. К счастью, в следующую свою картину "Я возвращаю ваш портрет…" режиссёр Виноградов смог включить и монолог Высоцкого, и песню «Кони привередливые». Правда, фильм вышел на экраны уже спустя три года после смерти Высоцкого.

Фрагмент из этого фильма-концерта мы сейчас и увидим.

Фрагмент фильма-концерта "Я возвращаю Ваш портрет", "Лентелефильм", 1983 год. Источник: канал на YouTube «Советское телевидение. Гостелерадиофонд России», www.youtube.com/c/gtrftv

Владимир Виноградов о службе в армии

Поступал я в Харьковское высшее военное авиационное училище, но бог отвел меня от этого дела. Вернувшись из Харькова, пошел учиться в ДОСААФ. Ну, вроде сам как то не особо хотел, но папа сказал, что специальность лишней не будет. Три месяца отучился в автошколе, должен был идти в армию весной, но папа сходил договорился с военкомом и мне дали до осени отсрочку.

Перед армией, как водится, были проводы. Все было замечательно. Как положено, отгуляли, водочки попили, все было хорошо. Пришли в военкомат, погрузили нас в автобусы и повезли во Владимир, в пересыльный пункт. Вот кто смотрел фильм «ДМБ», тот понимает что это такое. В одном месте было наблевано, в другом обоссано, вонища стояла пиздец. Единственное, что у нас контрразведчика не было, а так все аналогично как в фильме. Водки на проводах естественно никому не хватило и мы решили послать гонца. Перекинули его через забор и дело в шляпе. Вечером как обычно алкогольные напитки, карты, музыка, гитара и все остальное. Потом ближе к ночи пришли какие то старослужащие, которые приехали за молодыми. Начали там ремешками махать, выебываться, а у нас были пацаны с Коврова, а это такой хулиганистый городишко. Ну, короче ковровские дали этим дедам пизды, те естественно утром обещали взять реванш. На этом дело и кончилось. А нас собинских тем временем записали в команду. И всех разбирали, а нас почему то нет. Сутки просидели там просто так, а утром третьего дня отправили всех по домам в Собинку и сказали приезжать послезавтра. Думаю, что так было у многих в то время.

Приехал я опять туда в четверг, к вечеру приехал и покупатель, всех построил и повели нас на вокзал. Посадили в электричку и повезли в Москву, там мы уже добрались до аэропорта Домодедово. Полетели в Хабаровск, там пересели на другой самолет и полетели во Владивосток, оттуда повезли в город Артем. И вот с того дня начались наши армейские приключения. Нас повели в баню, а на улице температура была градусов 10, в бане приблизительно так же, если не меньше. Люди ртом дышали и оттуда шел пар. Те, кто первые зашли с дуру намылились, вода была еще теплая, а смывались уже ледяной. Я пошел самый последний. Сержант на выходе стоял и проверял волосы - если сырые, то значит помылся. Ну, я просто волосы намочил и все. Потом повели одевать. Дали мне шинель обалденную, как у Дзержинского на памятнике, ровно под землю. Первую ночь спали в каком то сарае на нарах, а в качестве одеяла был чехол от самолета. Утром раскидали нас по подразделениям и двадцать человек, включая меня, отдали в батальон связи в первую роту. В первый вечер деды решили поглумиться, подстригли меня как Ленина, потом ротный пришел и разъебал их. Дальше время шло к отбою. Шинельку повесил, сапоги поставил.  Я же не знал что в армии по-другому все, что где повесил, там можешь не взять потом. Утром рота подъем, зарядка. Выбежав на улицу, понял, что сапожки вроде как не мои. Ладно, хуй с ним. Отбегали, пошли в роту одеваться. А у нас на шинелях то не было ни погон, ни шевронов. Смотрю, все свое разобрали и висит одна оставшиеся шинель, уже с погонами, шевронами, пуговками, только какая-то светло серая и размер как у пиджака. На вопрос где моя шинель, дневальный ответил, что она передо мной. Ладно, делать нечего, пошел на развод. Так началась моя служба.

У меня были права категории Б и комбат сказал мне, что как пройдем КМБ, то заберет меня к себе. А водила его Колька, здоровый такой кабан, был дембель и уже домой собирался. Отслужил я где то месяц, КМБ прошел, приняли присягу в ленинской комнате, потому что шли дожди, все заебись было. Потом меня приглядели пацаны со штаба дивизии, там им же тоже надо на дембель, а тут готовый водила есть. Пару раз меня к себе брал Володька, он в то время возил заместителя командира дивизии полковника Шимана. Ну и все, стал я потихонечку сам возить этого Шимана. А Колька то думал, что я на его место претендовать буду. Ну, короче, это был единственный раз за всю службу, когда я получил по ебалу. А дело было так. Я уже подружился с ребятами со штаба дивизии, мне уже пророчили, что я буду потом командира на Волге возить. Короче меня делили все и дали мне погоняло стажер. Ага. Пришел я как то спать, а кто служил, тот знает, что по духанке только голова касается подушки - ты моментально засыпаешь. И мне как будто кувалдой по еблу как треснули. Глаза открыл и первый раз в жизни понял что такое искры из глаз. Рыло в течение пяти минут стало как сковородка. После выяснилось, что это Колька, который спал подо мной как раз, встал уебал мне и спокойно лег обратно. А на утро мне надо было в парк бежать, я как молодой должен был завести и прогреть все машины дедов и дембелей. Прихожу на утро в парк и выходит Санька, он был старшиной по званию и возил командира дивизии. Увидел, что мне кто-то надавал по ебальнику и стал выяснять, что да как. Потом все пацаны водилы которые обслуживали штаб дивизии собрались и пошли к нам в роту и стали пиздить всех старослужащих подряд. Ну, после пришел ротный, стали разбираться. Сказал, что если Шиман увидит мое ебало, то всех в дисбат захуячит. Ну ладно, на неделю меня отмазали, как будто я где то что-то помогаю ремонтировать и больше меня никто никогда не трогал.

Так и прошли полтора года службы. Служил замечательно, всех генералов, которые к нам приезжали, доверяли возить мне. Возил и Шимана. Все пум-пурум было. Ездили мы и на блудки, чудили будь здоров. На все праздники выезжали, даже на новый год. Короче говоря, служба была медом. А потом небольшой залетик: не пошли мы на политзанятия. А какие нахуй политзанятия после полутора лет службы? У нас как раз был новый ротный. Короче, откровенно говоря, охуели мы уже знатно. И меня разжаловали в рядовые и отправили служить под Находку, в поселок Золотая долина. Вот представьте, я полтора года просыпался, грубо говоря, когда скажет шеф, скажет в десять забрать его, я к десяти и просыпался, а тут какая то «Рота! Подъем!» Ну, пришел в казарму, лег, а в голове то еще как будто я в Артеме служу. У нас там подъемов то не было, нас восемь человек водил жили и все. Утром дневальный орет, будит всех, а я думаю, что за пиздец и продолжаю дальше спать. Потом слышу: «Это что за уебище тут лежит?» Открываю глаза и вижу, как над кроватью стоит наш ротный. А я никак не могу понять, что я-то уже не в штабе дивизии, сел как дома на кровати и спрашиваю: «А что случилось то?» Он охуел просто. Потом, правда, мы с ним сдружились, мужик он оказался обалденный. Вот. А в Артеме у нас мальчишки с Украины служили, и один из них шил просто шикарно и он мне ушил шинельку, полукруглые сержантские погоны со вставочками помог сделать, подбитая шапочка была, сапожки на каблуках, ага. Дальше пошли на построение, а я последний раз строился на КМБ, куда мне встать - хуй знает. Там же много было рот: рота охраны, авторота, хозвзвод и аэродромно-эксплуатационная рота. А я же не знаю куда меня определили, ну и взял и встал отдельно слева, красивенький такой. Потом пришел комбат, посмотрел так в мою сторону и как будто сам у себя спрашивает: «Это что за уебище?» А я был красиво одет, получше офицеров даже и думаю: «Про кого это он говорит?» Потом комбат уже обратился: «Уебище, подойди сюда!» Я стою. Потом опять: «Уебище, иди сюда!» Ну, хуй с ним думаю, пошел. Обычным шагом, не строевым, я же полтора года так не ходил. Подхожу и говорю: «Здравствуйте, вызывали?» Он в корень охуел. Взял мои документы, и там я уже как рядовой, а погоны были сержантские. Он откуда-то из кармана достал какой-то ножик и отрезал мне погоны, потом к херам уничтожил мне шинель, потом форму. Короче я там чуть ли не голый остался стоять. И кричит ротному, что дает 20 минут на то, что бы меня переодели, постригли, сбрили усы. Да-да, я уже тогда ходил с усами. В общем, на лысо меня побрили вместе с усами, дали какую то шинель 65 размера 5 роста, шапку времен Наполеона, сапоги которые Петр Первый еще выкинул, галифе как на слона. Выглядел я как чмо. Да хер с вами, думаю, главное служба идет.

Отдали меня в аэродромно-эксплуатационную роту. Где то недели три не знали что со мной делать. Я уже был дед и потому работать меня не заставишь, ротный тоже не трогал меня. Сходил на завтрак, посидел в роте, пошел в парк пошароебился, чайка попил. Через три недели ко мне подошел ротный и с вопросом, не надоело ли мне нихуя не делать, сказал собрать КРАЗ. Там была рама, двигатель. Кабину привезли с какого то чермета, коробку инжбатовцы дали за канистру спирта, краску подогнали ребята с автопарка. Короче через месяц КРАЗ был готовый. Ротный предложил ночью возить с хоздвора навоз по дачам, и так я стал зарабатывать в армии деньги. За ходку давал рубль, а в ночь я делал ходки три. Потом это дело дошло до комбата и он мне сказал, что я буду возить с города Партизанска уголь по батальонным и полковым котельным, и предупредил, что если узнает, что я продал хоть тонну, то отправит в дисбат. Вот. Стал я ездить в город Партизанск с поселка Золотая долина. Делал три-четыре ходки в день. Дали мне прапорщика, садился он как старший в кабину, и ездили мы с ним. Все как обычно: приехал, загрузился, доехал, вывалил и поехал опять грузиться. День возил, два возил, а потом прапор мне и говорит: «Вова, скоро зима, а у меня в поселке теща живет, давай ей хоть тонну свалим, а то дрова дорогие» Я говорю: «Товарищ прапорщик, комбат же сказал, что посадит меня за это» «А мы ему не скажем» - ответил прапор. И дело у нас пошло. Привезли мы теще, потом сестре тещи, всей родне, потом начальнику вещевого склада, начпроду, замполиту и короче всем кроме самого комбата. А прапорщик через три недели наших поездок спился. Приезжая в город, он себе брал бутылочку три топорика и за три недели стал синюшником. После этого, комбат совершил ошибку и доверил мне поездки за углем одному… Так моя служба снова стала налаживаться.

Месяца три я так отъездил, а потом ротный подходит и говорит: «Вовчик, хуй с этим углем, тут два пацана молодых, обучи их и пусть они катаются вместо тебя, а у нас как раз старшины нету, вот я тебя и назначу». Короче, родина мне доверила материальные ценности роты. А в июне месяце было день рождения полка, всех выгнали в дом офицеров и стали вручать звания. Я же был разжалован до рядового, а тут мне вручили младшего сержанта. И третьего воскресенья августа, на день авиации было тоже самое - мне присвоили сержанта. Вот так. А в армии я, получается, не дослужил месяц. Призвали меня 25 ноября, а первая отправка была 30 октября, вот в тот день я и вышел за ворота части. Как положено, при параде. На разводе дали грамоту, передали письмо родителям и направление в институт с рекомендацией. Вот такие, братцы, дела, такая была у меня служба.