Фантастический роман "Колыбель. Двадцать первый век подходит к концу" Часть 2
БАЮШЕВ
Константин сидел прямо на полу, напротив рослого инопланетянина назвавшегося Тхэ-Коном, и с усилием сдерживал охватившее его волнение. Хотелось взорваться кучей вопросов — откуда он, зачем прибыл, чем питается, попросить показать фотографии жены, детей и собаки, или что там у него вместо собаки, попросить снять этот чёртов инопланетный скафандр… Но вместо этого Костя сказал:
— Думаю, нашему гостю есть о чём поговорить. Прошу.
— Любите сказания? — высветилась голографическая фраза перед Тхэ-Коном.
— Сказания? Истории и легенды? — Удивлённо переспросил Баюшев. — Если в них есть смысл, то пожалуй что да.
— Хорошо. Тогда я расскажу одну. Вопросы потом.
Строки фраз начали мелькать одна за другой перед инопланетянином и Константин поймал себя на том, что мысленно облагораживает отрывистые фразы Тхэ-Кона более лаконичными оборотами.
Сказание начинается четыре тысячи циклов назад, в обитаемых секторах Галактики, которую человечество называет Млечный Путь. Раса таинственных Искателей бороздила обитаемые системы в поисках чего-то неизведанного, но зачастую оставляла за собой одни лишь опустошённые звёздные системы. В огромном флоте Искателей даже были корабли, способные уничтожить целые планеты. Но своих обитаемых миров у них не было, по крайней мере, о них никто не знал.
Единственную планету расы Гасхония Искатели уничтожили полностью. Оставшиеся разрозненные силы Гасхонцев объединились, и в тайне создали оружие возмездия, способное одним своим импульсом уничтожать тысячи противников. Затем под своим началом они собрали остальные галактические народы, для того чтобы дать бой Искателям. Армада кораблей не уступала по численности флоту разрушителей, но по технологиям и огневой мощи Искатели имели преимущество. Гасхонцы задумали с помощью Армады прорваться в центр флота противника и активировать своё тайное оружие. Это оружие генерировало особый импульс, разрушающий все связи в органических соединениях, и свободно проникающий через любые виды защиты. Выследив Флот Искателей, Армада двинулась за ним в погоню. С тех пор ни об Искателях, ни об Армаде ничего не было слышно — оба флота бесследно исчезли.
Остатки Гасхонцев, в основном учёные, которые должны были захватить и завладеть технологиями Искателей, ринулись на поиски но безрезультатно. Постепенно их стали называть Кочевниками или Мусорщиками, так как свой кочевой флот они сооружали из подручных материалов, зачастую из обломков, найденных в разрушенных секторах и системах.
После исчезновения флотов в Галактике восстановился мир. На какое-то время. Но после, те расы, которые ещё сохранили силы, начали передел обитаемых секторов, зачастую приводящий к геноциду. Пламя войны запылало с новой силой. Хаос продолжался почти тысячу циклов, но наконец, обескровленные войной галактические народы смогли договориться о мире. К тому времени ещё четыре Народа исчезли с лица Галактики полностью. Тогда же был создан Галактический совет и приняты Законы. Первым законом стал запрет на любое внешнее воздействие относительно домашнего Мира любой разумной расы — Колыбели, даже если эта раса не входила в Совет.
Гасхонцы не прекращали поиска все четыре тысячи циклов и в результате узнали о Пророчестве, рассказывающем о событиях прошлого и предсказывающем, что Искатели вернутся, возможно, в новом обличье, и причина их возвращения будет находиться в секторе, где расположена Солнечная Система и галактику снова сотрясёт война. Обнаружив единственную обитаемую планету в системе — Землю, Кочевники установили наблюдение. За время наблюдения, а это семьдесят циклов (примерно двести четырнадцать земных лет) они видели, как люди истребляли друг друга в нескольких мировых войнах, видели, как ускорилось развитие технологий в этих конфликтах и чем масштабней была война, тем сильнее был технологический рывок. Постепенно в рядах Гасхонцев начала созревать идея о том, что именно человечество станет новым бичом Галактики и своей воинственной агрессивностью оно погрузит её в новый Хаос войны. Теория стала подтверждаться, когда люди начали использовать технологии, похожие на технологии Искателей. В этот момент в рядах Кочевников произошёл раскол — одни предлашали не вмешиваться до поры, а при наличии весомых доказательств сообщить в Совет для принятия мер. Другие, более радикально настроенные, настаивали на тайном вмешательстве с целью откинуть технический прогресс Земли на сто пятьдесят циклов назад, обставив всё как природную катастрофу планетарного масштаба. Верх взяли последние.
Кочевники вышли на контакт влиятельными представителями Земли из клана, враждующего с обладателями технологий Искателей.
— Я закончил свой рассказ, — Тхэ-Кон развёл мощные руки в стороны. — Жду вопросы.
— Полагаю, эта истоия не просто легенда?
— Да.
— Если ты представитель народа Гасхонцев, то какова твоя выгода от того, что ты здесь?
— Ответ на этот вопрос не так прост, но я постараюсь объяснить. Основная ячейка нашего социума — это три бесполые особи. Они рождаются вместе, живут вместе, умирают вместе. За циклы жизни каждый приносит потомство единожды, обычно это три яйца. Из яиц выходит следующая ячейка общества, так мы продолжаем свой род. Но иногда случается одно яйцо. Такое яйцо отдают в общину и из него выходит… — Тхэ-Кон на секунду задумался, подбирая подходящее слово: — Таласант. Самостоятельная ячейка общества низкого статуса. Таласанты выполняют всю тяжёлую и опасную работу. Например, являются пилотами малых боевых кораблей, добывают ресурсы на метеоритах. Таласант может покинуть корабль и отправиться в поиск и сделать что-то исключительное для своего народа и если ему это удастся, то его статус смениться на Гасхон-Балантая, Единого Правителя всех Гасхонцев. Такое было одиннадцать раз с момента разрушения нашего родного мира. Седьмой Гасхон-Балантай обнаружил Землю. Я хочу предотвратить неверный шаг. Земля не должна повторить путь моего Народа.
Повисло долгое молчание.
— Почему ваш народ не обосновался на какой-нибудь планете? — наконец спросил Баюшев.
— Всю разумную жизнь в галактике объединяет одно вещество — вода в жидком состоянии. Если есть вода, значит, есть кислород в атмосфере. Найти планету с жидкой водой можно. Но вот ещё с подходящей гравитацией почти невозможно. У Гасхонцев нет мощного флота для завоеваний, нет технологий для преобразований планет, нет уникальных ресурсов для приобретения таких технологий.
— Но вы же потомки учёных, разве нет?
— Время беспощадно.
— Понятно. Госхонцы атаковали Землю с помощью метеорита. Что ещё в планах?
— Это люди направили метеорит на Землю, мы лишь помогли с технологиями. Пока что вы успешно уничтожали друг друга собственными руками. О других планах мне не известно, я таласант.
— Буду откровенен, — Баюшев встал, хотя из-за скафандра это далось ему нелегко. — Ценных сведений я получил мало. О ваших контактах с некоторыми влиятельными землянами я и так знал, равно как и о передаче им некоторых технологий. Другие сведения я проверить никак не могу и ценность их не велика. За жизнь лейтенанта Алексеева, конечно, спасибо!
— Можете считать себя почётным гостем. Или пленником. Как будет угодно… — Константин направился к лифту, но сделав пару шагов, вдруг остановился, достал планшет и протянул инопланетянину.
— Разве что… Эти символы знакомы Гасхонцам?
— Этого не может быть, — Тхэ-Кон заворожённо смотрел на экран планшета. — Откуда у вас символы Искателей?
ПОЛЯНСКИЙ
Полянский стоял, заложив руки за спину, у огромного панорамного окна своего нового кабинета. Перед его взором открывался вид на цех, в котором кипела интенсивная работа по сборке космического корабля, принципиально нового для всего человечества класса — корабля для межзвёздных путешествий. В основе технологии лежала теория так называемого «Пузыря Алькуберре», позволяющая путешествовать на скоростях больше скорости света, не нарушая фундаментальных законов физики. Первая попытка автоматической исследовательской экспедиции завершился полным успехом — исследованная экзопланета обладала большим запасом воды в виде льда и приемлемой для человека отрицательной температурой! Все подопытные животные нормально перенесли межзвёздное путешествие, открыв тем самым дорогу человеку.
Сам по себе новый корабль ничем особенным не выделялся, за исключением массивной кормовой части, в которой находились две силовых установки на антивеществе и два, расположенных друг над другом двигателях для сверхсветовых путешествий. Один из двигателей был экспериментальным, собранным прямо в этом цеху, но второй был снят с другого корабля, стоявшим поодаль.
При взгляде на тот, другой, корабль, Полянский каждый раз мысленно переносился на двадцать два года назад, на один из спутников Юпитера. Он прокручивал в голове те события, унёсшие жизни пятнадцати его товарищей, прокручивал поначалу часто, но с годами и новыми заботами воспоминания отпустили его и вот теперь судьба снова сделала очередной виток.
На инопланетном корабле демонтировали одни из трёх двигателей и сейчас устанавливали его на экспериментальный корабль. Эту идею Полянский продвинул на первом же собрании после своего назначения на должность командира экспедиции. Был ожесточённый спор, сопротивление со стороны некоторых инженеров, но при поддержке Баюшева положительное решение было принято. К тому же оставалось ещё два полностью исправных двигателя с инопланетного корабля и ещё один, экспериментальный, работу над усовершенствованием которого можно было продолжать.
После памятного дня, когда он принял судьбоносное решение участвовать в экспедиции, прошло уже пять месяцев. Первые два у Полянского ушло на изучение информации о проекте — он вник во все детали, переговорил со всеми ведущими учёными и инженерами, задействованными в проекте, отобрал кандидатов для нового корабля. В общем, делал всё, лишь бы не думать о прикованном к больничной койке Николае, но каждый раз, когда он закрывал глаза, перед ним вставала та жуткая картина из зала Новой ООН — бьющийся в конвульсиях юноша в луже розовой жижи с сочащийся из глаз и ушей кровью…
Раздался вызов, Полянский голосом дал добро на приём. Как и ожидалось, на связь вышел Баюшев. На панели видеовызова появился силуэт главы Отдела.
— День добрый, Григорий Ефремович! — поздоровался Баюшев. Задержка от Земли до Луны составляла около двух с половиной секунд, поэтому толкового разговора обычно не получалось. Полянский доложил о ходе работ, возникших трудностях и методах их преодоления, предложениях. Баюшев выслушал, сообщил о выделении новых средств и специалистов на проект, требовании Президента перейти к полевым испытаниям как можно быстрее. В конце Баюшев спросил: — Вы придумали имя кораблю?
— Да, — Полянский кивнул. — «Арктика».
— Почему «Арктика»?
— Не люблю жару, Константин Александрович!
На научно-исследовательском корабле «Ломоносов» поддерживался довольно низкий уровень гравитации, что облегчало работу в цехах и в то же время позволяло команде передвигаться естественным способом. Полянский поначалу невольно прилагал излишние усилия, так как привык к другой массе окружающих предметов. Как итог — постоянный грохот дверей в личной каюте, несколько опрокинутых чашек и пара шишек на голове. Оказывается, если встать очень резко, то можно ненадолго оторваться от пола! Но менее чем через неделю Полянский привык и теперь время от времени наслаждался долгими прогулками по кораблю, разрабатывая моторику. Снаружи бывший рудовоз остался точно таким, каким его Полянский запомнил двадцать два года назад. Разве что коммуникационных антенн прибавилось. Но внутри от оборудования рудовоза ничего не осталось — перегородки больше не разделяли отсеки для хранения минералов и металлов, теперь они разделяли пространство на цеха и лаборатории с суперсовременным оборудованием. Основным проектом, безусловно, было создание экспериментального корабля для изучения принципов межзвёздных перелётов на скоростях выше световой. Остальные проекты были так или иначе связаны с основным — параллельно продолжались попытки получить доступ к хранилищу данных с инопланетного корабля, но уже как двадцать лет, безуспешно. Ксенолингвистам удалось лишь считать «логи» данных, ещё не занесённых в архив. В считанных данных были выделены координаты пяти звёздных систем, одной из которых была Солнце. Ещё в одной изучалась техническая начинка чужого корабля, создавались реплики устройств с параллельной адаптацией под наше оборудование. Самое любопытное, что большинство инопланетных технологий основывались на теориях, к которым человеческий разум уже подошёл вплотную. Другое дело, что на воплощение этих теорий в практическую форму у землян бы ушла не одна сотня лет, даже учитывая нарастающий темп научно-технического прогресса. Конечно, отчасти в этом виновата и экономическая модель развития науки, преобладавшая в мире последние двести лет — любое открытие патентовалось, продавалось и пряталось до случая, когда на нём можно будет заработать. В итоге получилось то что получилось — вся интеллектуальная мощь оказалась сосредоточена в руках нескольких государств и сотне транснациональных корпораций.
Но сейчас Полянский направлялся в самый маленький отдел в кормовой части «Ломоносова». Пятнадцать минут назад ему пришёл положительный ответ из Москвы на допуск в это помещение. Полянский снова хотел увидеть объект перед собой, как двадцать два года назад, когда нашёл его в трёхстах метрах от инопланетного корабля, на уступе базальтовой скалы, возвышающейся над бескрайними ледяными просторами. Эти триста метров он преодолевал почти неделю, ища проход в расщелинах между ледяными торосами, дважды он чуть не сгинул среди льда, но до скалы всё же добрался. Спустя четыре дня его подобрала спасательная экспедиция, обезвоженного и обессиленного, с почти иссякшим запасом кислорода.
Обшитая свинцовым сплавом дверь с лёгким шелестом скользнула в сторону, и Полянский переступил через порог небольшой лаборатории. Заработало освещение, и перед Полянским предстал стенд, на котором покоилась чёрная пирамида идеально правильной формы с гранями размером почти два метра. Поверхность была испещрена надписями, одновременно напоминавшими восточные иероглифы и скандинавские рунические символы. Из отчётов Полянский знал, что перед ним цифры, такие же, как на инопланетном корабле из льдов Ганимеда, только последовательность была хаотичной, либо зашифрована сверхсложным алгоритмом. Учёные разводили руками, безуспешно пытаясь понять смысл.
Полянский подошёл вплотную к артефакту и медленно, словно во сне, приложил худую ладонь к поверхности. Символы засветились, как и тогда, в прошлом, только теперь ярче, видимо потому, что на руке не было толстой перчатки скафандра. Тогда он так и просидел четыре дня, прислонившись к пирамиде со светящимися символами.
Отчёты подтвердили, что объект реагирует на тепло живого организма свечением, но с любыми другими источниками тепла свет не проявляется. Также опыты показали, что вещество, из которого состоит пирамида, в восемь с половиной раз прочнее алмаза, и по свойствам находится ближе к металлам. И что материал может одновременно находиться во вселенной и в антивселенной, не аннигилируя при контакте с антивеществом. Учёным на «Ломоносове» удалось синтезировать вещество, повторяющее главное качество — устойчивость металла к антиматерии. Синтетический аналог был в разы более хрупким и невероятно дорогим. Фактически, этот металл был самым дорогим веществом в мире! Технология его синтеза являлась одним из самых охраняемых секретов в Российской Федерации. Помимо «Ломоносова» лабораторий по синтезу было две — одна на Луне, местоположение второй было Полянскому неизвестно. Из-за огромных энергетических и ресурсных затрат металл использовали только в военной и космической отраслях.
Одна из гипотез предполагала, что пирамида является частью чего-то большего и интуиция Полянского подсказывала, что так оно и есть. Спустя некоторое время он отнял ладонь от светящейся поверхности и символы тотчас погасли. Полянский развернулся и направился к выходу. Перешагивая через порог, он уже решил, что артефакт отправится в трюм «Арктики» чего бы это ему не стоило!
ЭДДИ
Песок заскрипел под днищем лодки, когда та приблизилась к полосе прибоя. Старый мексиканец с огрубевшим от солнца и соли лицом выпрыгнул и стал затаскивать лодку дальше на берег. Эдди, недолго думая, последовал его примеру и начал помогать. Управившись с лодкой, они принялись выгружать ящики на песчаный пляж подальше от линии воды. Ящики были тяжёлые, под завязку набитые оружием и боеприпасами. Обычная контрабанда. Обратно, в США, отправиться груз героина и синтетических наркотиков, но
Эдди до этого дела не было.
Закончив разгрузку, они уселись прямо на ящики, набитые смертоносным грузом. До отлива оставалось ещё несколько часов. Эдди вытер пот с лица и шеи, покрасневших от загара и вытянул уставшие ноги. Мексиканец достал из-за пазухи старую трубку, набил её ароматным табаком и затянулся. Так они и сидели молча, пока табак в трубке старого мексиканца не истлел полностью.
— Может, останешься? Нам бы пригодился такой человек как ты, — сказал старик, выбивая остатки пепла из трубки об угол ящика.
— Не могу, — просто ответил Эдди.
— Ну как знаешь. Мне пора. За грузом уже едут, — мексиканец показал кончиком трубки на столб пыли вдалеке. — Они подбросят тебя до Пуэрто-Вильярта. Прощай.
Эдди помог столкнуть лодку с отмели, мексиканец ловким движением запрыгнул и подал ему рюкзак. Эдди оттолкнул лодку так, чтобы её нос развернулся и поплёлся обратно на берег к ящикам. За его спиной заработал мотор, и звук стал постепенно отдаляться. Когда он устроился, лодка уже подошла к корме рыболовецкого катера, где её подцепили к транцу и уже поднимали. За кормой забурлила вода, и катер стал удаляться от берега, уходя на юго-запад, и вскоре вовсе исчез из виду.
Когда подъехал грузовичок с высоким крытым кузовом, отлив уже начался, постепенно оголяя песчаную отмель и оставляя хлопья белой пены и водоросли за собой. Из грузовичка выбрались трое крепких мексиканцев с оружием. Не спеша они подошли к ящикам и Эдди встал. Один из троих, тот что был одет побогаче и имел массивный золотой браслет на покрытой татуировками руке, спросил после минутного молчаливого разглядывания гостя:
— Ты Эдди?
— Да.
— Тебя ищут серьёзные люди, гринго.
— Я знаю. Вы отдадите меня им?
— Нет. Ты заключил сделку с картелем, и мы свою часть выполним.
После слов мексиканца чувство тревоги немного отпустило Эдди.
— Помоги загрузить ящики и забирайся в кузов. Лишние глаза не должны тебя видеть.
Вчетвером они быстро перетаскали ящики в кузов грузовичка, затем Эдди запрыгнул вовнутрь и один из мексиканцев предупредил, пока закрывал двери:
— Будет трясти, пока не доберёмся до шоссе. Держись получше, гринго!
Эдди переставил ящики так, чтобы можно было устроиться по удобней, но от дикой тряски разбитой грунтовой дороги это не помогло. Старый грузовик нёсся по кочкам и колдобинам так, будто за ним нёсся сам дьявол! Так, по крайней мере, казалось Эдди. Спустя два часа грузовик подпрыгнул в последний раз и под колёсами зашуршал ровный асфальт. Электромотор грузовика загудел ещё сильнее, набирая скорость.
Эдди с облегчением выдохнул, потирая отбитые места, затем достал из рюкзака фонарь и задрал рубашку. Луч света осветил тщательно заклеенный скотчем довольно большой участок на животе. Всё вроде нормально, держится хорошо, но полгода экономии лекарства сделали своё чёрное дело. Точнее синее! Эдди с трудом переборол желание отклеить и посмотреть на россыпь синих язвочек под тампоном и скотчем. Внезапно заскрипели тормоза и грузовичок резко затормозил.
Эдди замер, прислушиваясь к происходящему снаружи. Зазвучал рассерженный испанский, отдающий короткие отрывистые приказы, защёлкали затворы пистолетов. Из громкоговорителя раздался другой, незнакомый голос, приказывающий покинуть машину. Одна дверь открылась и голос мексиканца с золотым браслетом сказал что всё хорошо, что есть договорённость. В ответ раздались очереди из автоматического оружия, звон разбивающегося стекла, крики боли, свист воздуха из пробитых колёс. Эдди рухнул на пол, укрываясь между ящиками, но стрельба прикатилась так же внезапно, как и началась. Послышался топот тяжёлых ботинок.
Первой мыслью было вскрыть один из ящиков и дать отпор нападавшим. Но если их целью было убить его, то пара выпущенных обойм по борту кузова не оставили бы Эдди никакого шанса.
Двери со скрипом распахнули, впустив холодный ночной воздух мексиканской пустыни, и два луча из подствольных фонарей выхватили Эдди из темноты. Его руки были подняты, в одной из них зажат рюкзак.
— Брось и выходи! — последовал короткий приказ. Эдди не видел говорящего из-за слепившего света мощного фонаря.
— Хорошо, — рюкзак упал на пол и Эдди оттолкнул его от себя ногой. Обладатель второго фонаря, не опуская фонаря, подобрал, открыл, на секунду заглянув вовнутрь.
— Всё, выходи! Медленно и без глупостей.
Вокруг грузовика стояло ещё четверо, вооружённых автоматическим оружием, людей, чуть подальше дорогу преграждали две полицейские машины с включенными мигалками. Эдди провели мимо грузовичка, кабина которого была изрешечена пулями. Водитель лежал на руле, один из пассажиров, видимо, упал на сиденье. Видна была только кисть руки с зажатым пистолетом. Предводитель троицы, тот что с золотым браслетом, раскинувшись, лежал в дорожной пыли. Кровь медленно расплывалась по пыльному асфальту тёмным пятном.
Эдди подвели к одной из полицейских машин, натянули на голову чёрный мешок из непрозрачной ткани, усадили на заднее сиденье. Дорога в полной темноте показалась ему вечностью.
Свет стал пробиваться сквозь ткань, воздух постепенно раскалялся. Наконец машина остановилась и его повели по каменной дороге, вдоль деревьев — Эдди чувствовал их тень и слышал шелест листьев. Чуть скрипнули ворота и его повели дальше, вдоль берега океана, поднимаясь всё выше и выше. Иногда попадались ступени. Затем отворилась дверь, звуки шагов стали гулкими. Несколько поворотов на девяносто градусов и вновь ступени, в тот раз частые, скрип старого железа, толчок в спину. Эдди спотыкается, едва не падает, но всё же остаётся на ногах. Мешок сдёргивают с головы.
Вокруг стены из песчаника, маленькое вентиляционное оконце без стекла, но с решёткой, за спиной ещё одна, в двери. Подвал. Эдди подходит к ней и берётся за прутья, проверяя на прочность. Без шансов. Слышны удаляющиеся шаги конвоя.
— Мне нужно лекарство из моего рюкзака! Слышите?!
В ответ грохот двери и лязг задвигаемого засова.
Время тянется невыносимо долго. Кусочек неба за крохотным оконцем становится красным, затем темнеет. Рана на животе болит всё сильнее — нужна перевязка, инъекции. Эдди сидит прямо на полу, уронив голову на скрещенные руки, лежащие на коленях. Так и вырубается.
Из беспокойного, липкого, бредового сна его вырывает скрип железной двери. Судя по чуть розоватой голубизне неба за окном, было ранее утро. В двери стоит улыбающийся Пауэлс в дорогом костюме и начищенных до блеска туфлях.
— Ну, здравствуй, Эдвард! — лакированный блестящий ботинок резко бьёт Эдди в лицо и пачкается слюной и кровью. — Ты ведь не надеялся сбежать от меня?