Фантастический роман "Колыбель. Двадцать первый век подходит к концу" Часть 2⁠⁠

Добавил номера глав по просьбам читающих.

Часть вторая. Главы 1-2

3. АННЕТ

Из прохладного воздуха международного терминала в липкую духоту Московской ночи, затем в такси, где поток воздуха из открытого настежь окна немного бодрит, затем снова в прохладу кондиционированной свежести в холле больницы. Аннет осматривается, в глазах будто песок от недосыпа и частых слёз, но в них так же можно прочесть и решимость.

За стойкой регистратуры, огороженную стеклом, девушка видит уставшую от долгой ночной смены женщину в годах, облачённую в халат и массивные очки с толстыми линзами на пол лица. Аннет спрашивает, с сильным французским акцентом, про нужного ей пациента и в ответ слышит что-то про часы посещения. На часах на стене время без двадцати пять утра, а это значит, что до следующей попытки больше трёх часов. Женщина в халате советует ей подождать в круглосуточном кафе за углом.

В кафе царит уютный полумрак, пахнет кофе и выпечкой. Аннет проходит в зал для курящих и заказывает чёрный кофе, кусочек торта и пачку тонких дамских сигарет. Официант принимает заказ и растворяется в темноте. Аннет осматривается и с удивлением обнаруживает, что в кафе довольно приличное количество посетителей для столь раннего часа. Ей всегда казалось, что ночная жизнь кипит в Париже, особенно летом, но выходит, что в Москве происходит то же самое! Появляется официант с заказом и Аннет тут же достаёт одну сигарету и делает большую затяжку. Странно, сигареты такой же марки, но вкус совершенно другой, отмечает про себя девушка. Глоток кофе, затем торт до последней крошки, ещё кофе и новая сигарета.

Аннет достаёт из сумочки кошелёк, а из него, из потайного кармашка, небольшой свёрнутый в несколько раз, кусочек бумаги. Девушка разворачивает бумажку и смотрит на содержимое записки, хотя знает содержание наизусть, ведь за последние сорок восемь бессонных часов доставала этот клочок бумажки, неверное, сто раз. Сигарета медленно тлеет, плавные изгибы табачного дыма гипнотизируют и Аннет чувствует, как проваливается в болезненное состояние между бодрствованием, сном и воспоминаниями.

— Аннет, зайка, можно тебя на пару слов? — папа, как всегда, вежлив и тактичен. Шумная вечеринка остаётся за стеклом, а сентябрьский тёплый вечер обволакивает их. Пахнет прелыми листьями и недавно прошедшим дождём.

— О чём ты хотел поговорить, папочка? Неужели об отношениях между мальчиками и девочками? — Аннет смеётся, видя как отец, смущаясь, краснеет.

— Нет, что ты, зайка, я уверен, что ты достаточно взрослая…

— Жаль, я бы послушала! — она снова смеётся, в ней играет музыка, а пузырьки выпитого шампанского приятно кружат голову. Но отец, её любимый папочка, на удивление серьёзен. Тогда она прекращает смеяться и берёт его руку. — Извини, папуля, я не хотела тебя смущать! Так о чём ты?

— Аннет, милая, сегодня тебе шестнадцать, ты умная, красивая юная леди. Уверен, что тебя ожидает прекрасное будущее! Но знаешь, мы, я и мама, не всегда будем рядом. — Отец жестом прерывает попутку её протеста против такой темы. — Да, не сможем. Мир вокруг непостоянен, местами даже безумен, но решение можно найти всегда, правильное или не правильное, но можно. Главное помнить и понимать, что за любой выбор нужно будет расплачиваться, в таком мире мы живём.

— Папуля… — Аннет немного озадачена этими словами, но видит что отец серьёзен и взволнован.

— У меня есть кое-что для тебя, дочка. Назвать это подарком у меня не язык не повернётся и единственным пожеланием будет никогда этим не воспользоваться! Но мне будет гораздо спокойней, если я буду знать что он у тебя. — Отец достаёт из бумажника небольшой кусочек плотной бумаги, сложенный в несколько раз и отдаёт в руки дочери. Аннет разворачивает и видит телефонный номер, на лице её читается недоумение. — Если попадёшь в безвыходную ситуацию, просто набери этот номер с любого аппарата, представься и объясни ситуацию. Помощь придёт, но помни — услуга за услугу! И чем серьёзней будет поддержка, тем больше с тебя спросят потом. Носи этот номер всегда с собой и никому не говори о нём, ты поняла?

— Да, папа, я поняла!

Дверь на балкон распахнулась и показалась Мария, старшая сестра, с бокалом красного вина в окружении звуков веселья и запахов еды.

— Что это тут у вас, отцовские наставления на шестнадцатилетие?! А ну-ка бегом назад, гости уже потеряли виновницу торжества!

— Что-то вроде того! — улыбнулся отец, затем поцеловал младшую дочь в лоб. — Слушайся сестру!

Девушки вернулись в гостиную, а их отец остался на балконе в одиночестве с бокалом красного, словно кровь, вина.

— Мари, а у тебя был подобный разговор с папой на шестнадцатилетние? — спросила Аннет у сестры, сделав акцент на слове «подобный». Мари внимательно посмотрела на младшую сестру, внимательно, с лёгким прищуром, будто прочла истинный вопрос между строк.

— Конечно был. Какой любящий отец захочет, чтобы его ребёнок попал в безвыходную ситуацию. А теперь беги к гостям, вон тот симпатичный парнишка уже совсем тебя заждался!

На следующий день отец Аннет вернулся на службу в ООН и больше наедине девушка с ним не разговаривала. Были, конечно, и телефонные звонки и сеансы видеосвязи, чтобы так, по-настоящему поговорить — не выходило. Ту записку Аннет спрятала в кошелёк и носила всегда с собой. Разговор на балконе хоть и тревожил девушку первое время, забылся, что и не удивительно — учёба, роман с Анри и многочисленные вечеринки отодвинули его на дальнюю полочку воспоминаний.

Через девять месяцев случился странный разговор с отцом — он был очень взволнован и эмоционален, и по правде говоря, довольно сильно испугал Аннет. Отец сам прервал разговор, что само по себе было странно, но перезвонить, выяснить что происходит, девушка не смогла — телефон папы был выключен. В тот день она так и не дозвонилась. Вечером Аннет направилась к матери, с намерением поговорить, выяснить, что происходит с отцом. Вдвоём они готовили ужин, когда в вечерних новостях сообщили о том ужасном случае со свидетелем столкновения метеорита с орбитальной станцией, из которого хотели извлечь воспоминания, сказали что, предположительно, это не несчастный случай, а спланированное покушение, сказали что, предположительно, предыдущие случаи срыва процедуры так же были подстроены. А в конце назвали главного имя подозреваемого — её отца, Француа Мануша. Через полчаса в дверь квартиры матери постучал Интерпол.

Следующие три недели были сущим адом. Под окнами дежурили толпы журналистов. Крупный политический скандал на время потеснил с первых полос заголовки о последствиях разрушения от падения кусков метеорита и террористическом акте на строительстве атмосферного очистителя в далёкой России.

Аннет с матерью поместили под домашний арест на время расследования, их телефонные разговоры прослушивались, постоянно брались и перепроверялись показания. Мари досталось больше — её не посадили под домашний арест, так как она не разговаривала с отцом больше трёх месяцев, и журналисты не давали ей прохода.

Тело отца они так и не увидели, вместо гроба привезли жестяную банку с прахом после кремации, молча вручили и ушли. В ту ночь Аннет не сомкнула глаз — сидела на кухне за столом, на котором стояла банка с прахом её отца. Именно тогда она вспомнила о том странном разговоре на своё шестнадцатилетние, о записке с номером телефона. Наутро в её голове созрел план действий.

В первое же утро после окончания домашнего ареста Аннет выскользнула из дома с сумкой самых необходимых вещей и с прижатой к груди жестяной урной с прахом отца. В квартале от дома её ждал Анри, теперь уже бывший парень, но всё ещё друг, на своём новеньком спортивном электрокаре. Его родители, люди довольно известные в Париже, запретили ему встречаться с Аннет, но тайком они продолжали общаться, хоть и не так как прежде. Он отвёз девушку в местечко на севере от Парижа, туда, где родился отец. Там она развеяла прах над небольшим прудом.

Следующей их остановкой стал прокат электромобилей. Анри оформил на себя неприметный электрокар и Аннет отправилась на юг. Парень хотел отправиться с ней, но Аннет разубедила его, сказала что должна побыть одна и пообещала что не натворит глупостей и отдала записку для матери и сестры, поцеловала на прощание и умчалась подальше, будто бы пытаясь убежать от случившегося.

Греция встретила девушку летней грозой и сильным свежим ветром. Эта страна вышла из Евросоюза и имела тесные связи с Российской Федерацией, а значит, и транспортное сообщение было лучше, проще, а именно это Аннет и было нужно. Все женщины в семействе Мануш имели второе гражданство — греческое, по настоянию матери, гречанки наполовину

Кто-то дотронулся до плеча Аннет и она вздрогнула. Официант извинился и сообщил ей что тут спать нельзя. Аннет извиняется, просит принести ещё крепкого кофе и сразу счёт. На часах без двадцати восемь утра и у неё ещё двадцать минут до открытия больницы. Пока несут заказ Аннет прячет записку с номером обратно в потайной кармашек кошелька и идёт в туалет. Холодная вода и немного макияжа на глаза, чтобы скрыть усталость и вот у неё вполне презентабельный вид. К её возвращению на столе стоит ещё одна чашка крепкого чёрного кофе, Аннет всыпает в него ударную дозу сахара и быстро выпивает. В папочке со счётом она оставляет наличные рубли, снятые с кредитной карточки Анри в аэропорту и выходит из кафе. Жара на улице усилилась, улицы заполонили прохожие, спешащие по своим делам, на одинокую вышедшую из кафе молодую девушку всем всё равно и это нравится Аннет. В Париже для неё подобное отношение окружающих наступит не скоро.

Снова прохлада кондиционированного воздуха больничного холла, снова стойка регистратуры, но женщина за стеклянной перегородкой уже другая — моложе, бодрее и со свежим макияжем и в белоснежном халате. Аннет повторяет свой вопрос о просьбе повидать определённого пациента. Женщина что-то вводит через голографический интерфейс в терминал и пару секунд спустя сообщает, что проведать пациента невозможно, что тот в специальной охраняемой палате, что допуск только по специальным пропускам, что ей очень жаль и что она ничем не может помочь. Аннет догадывалась о том, что подобное развитие событий вероятно и продолжала настаивать, говорила, что прилетела издалека, но женщина в халате казалась непробиваемой. Тогда Аннет потребовала позвать того, кто может дать ей пропуск и через некоторое время сопротивлений женщина за стойкой регистратуры набрала номер внутренней видеосвязи и попросила отойти от стойки и ждать.

Тридцать минут спустя Аннет видит как из лифта выходит высокий крепкий человек в лёгком сером костюме, без галстука. Лицо его ничего не выражает, однако взгляд внимательный. Он подходит к Аннет, здоровается и предлагает пройти с ним. Они заходят в лифт, человек в костюме достаёт ключ и вставляет в замочную скважину на панели управления. Лифт закрывает двери и движется вверх, на табло высвечиваются этажи. Лифт останавливается на шестом, хотя кнопок на панели управления всего пять. Человек вынимает ключ и двери открываются. Они выходят в коридор и сворачивают в первый же кабинет от лифта. В небольшом, хорошо освещённом кабинете, на одном из двух кресел для посетителей сидит невысокий человек в белом халате поверх костюма. Человек, встретивший её, сел за стол.

— Присаживайтесь, — спокойно и немного устало раздалось из-за стола. Аннет послушно села на свободное кресло и взглянула на сидящего рядом человека — голову покрывали начинающие редеть седые кучерявые волосы, зачёсанные назад, смуглая кожа, аккуратные седые усы. — Это Кабир Ошович Мусалиев, профессор нейрохирургии. Меня можете называть Пётр Семёнович.

— Меня зовут Аннет Мануш, я… — начинает представляться Аннет, но Пётр Семёнович прерывает её.

— Мы знаем, кто вы, мадемуазель Мануш. Нам странно видеть вас здесь в свете последних событий, так что переходите сразу к сути.

— Хорошо, — Аннет набирает полную грудь воздуха, теребя носовой платок в руках. Она подозревала, что сегодня он ей понадобиться, и не раз. — Мой папа… Мой отец совершил, видимо, всё-таки совершил, ведь следствие ещё продолжается…

— Это сделал он, Француа Мануш… — отрезал Пётр Семёнович. — Продолжайте.

— Он совершил ужасный, отвратительный поступок! Я приехала сюда из Франции принести соболезнования от себя и своей семьи родственникам этого юноши. Я… — из глаз Аннет покатились слёзы, уже в который раз за последнее время. — Я понимаю, что ничего не исправит, но по-другому я просто не могу, понимаете? Я хочу как-то исправить, хоть немного, хоть что то… Возьмите мою кровь, печень, что угодно для него, я на всё согласна! Мне нужно искупить вину за отца, понимаете?!

Кабир Ошович и Пётр Семёнович переглядываются, пока Аннет вытирает слёзы. Нейрохирург откашливается и впервые подаёт свой басовитый голос.

— Мадемуазель Мануш, я могу вас называть просто Аннет? — девушка кивает. — Аннет, скажите вашу группу крови.

— Первая положительная.

— У Николая четвёртая отрицательная, самая редкая группа в мире. Боюсь, что ваша печень ему просто не подойдёт, понимаете? К тому же вам нет восемнадцати лет, и по нашим законам вы не можете быть донором органов. Единственное, что вы можете дать, так это кровь на плазму. Думаю, я могу организовать это, но только с вашего письменного согласия.

— Возьмите сколько нужно! — Аннет кивает, соглашаясь.

— Мы возьмём столько, сколько полагается взять.

— А что касается родственников, то у Николая их нет. Единственный близкий человек находится в соседней с ним палате — восстанавливается после обширного инфаркта. Он был свидетелем происходящего.

— Могу я увидеть Николая?

Аннет выходит из кабинета в сопровождении профессора, Пётр Семёнович остаётся в кресле, задумчиво глядя в окно. Пару минут спустя он достаёт небольшую коробочку с оборудованием для слежки из ящика стола и прячет «жучки» в сумке, косметичке и кошельке Аннет, которая та оставила по требованию профессора в кабинете на время посещения, затем устанавливает связь своего коммуникатора с коммуникатором девушки и закачивает туда специальное программное обеспечение. Затем складывает вещи обратно в сумку в том же порядке, в каком доставал, выходит из кабинета и направляется к автомату с кофе.

Шаги эхом отражаются от стен коридора — лёгкое и звонкое цоканье шпилек молодой француженки и тяжёлая поступь массивного профессора резко контрастируют. Двери всех палат заперты, у некоторых дежурит персональная охрана, периодически мелькает медперсонал. Наконец они останавливаются перед одной из палат, охраны рядом нет, но дверь открывается только специальным пропуском, который, конечно же, есть у профессора. Нейрохирург открывает дверь, пропуская Аннет вперёд, та, чуть медля, переступает через порог палаты.

Посреди палаты стоит кровать, одна половина чуть приподнята, так чтобы пациент полулежал. Всё изголовье заставлено медицинским оборудованием — капельницами, мониторами, двумя голографическими проекторами с изображением мозга и всего тела. От оборудования идут трубки и провода к телу человека. Аннет делает несколько робких шагов к кровати, чтобы рассмотреть человека на ней, но глаза наполняются слезами, опять приходится воспользоваться платком, но вспоминает, что оставила сумочку с платками в кабинете. Профессор протягивает ей свой и она выдавливает улыбку благодарности сквозь слёзы и тут же промакает платком глаза.

Человек, лежащий на кровати, очень худ, кожа сероватого оттенка обтягивает череп, некогда жилистые руки превратились в тонкие, покрытые сетью кровеносных сосудов веточки. Но самым страшным было не это — веки его глаз сильно дрожали, открывая взору белки закатившихся глаз, грудь резко и часто вздымалась, а конечности сводила судорога как при эпилепсии. Аннет захотелось отвернуться, но она силой воли заставила себя не отводить взгляд. Смотри, Аннет Мануш, с ним это сделал твой отец, по доброй воле или нет, это уже не важно! Этот грех предстоит замаливать тебе, возможно до конца жизни! Аннет протянула руку, пытаясь коснуться скрюченных пальцев, но из угла палаты раздался резкий незнакомый голос.

— Кто это такая? — Аннет вздрогнула, одёрнула руку и обернулась, не без облегчения, к говорившему. В дальнем углу, у небольшого столика сидел пожилой уже человек в кресле-каталке. Едва девушка повернулась к нему, его глаза округлились и налились кровью, губы задрожали, пальцы рук впились в подлокотники кресла. — Это ты, я видел тебя в новостях! Ты дочь того ублюдка!

— Я… — растерялась Аннет, ведь подобного развития событий она не ожидала. Хотя чего ты хотела? Приехать, попросить прощения и всех разжалобить? По головке тебя гладить и утешать никто здесь не будет!

— Да, ты! Пришла доделать то, что не вышло у твоего папаши? Добить его?

— Григорий Ефремович, успокойтесь, вам нельзя нервничать, — вмешался профессор.

— Тогда уберите её и я перестану!

— Поверьте, эта девушка пришла сюда вовсе не за тем, о чём вы говорите! Она пришла, так сказать, замаливать грехи отца! Предложила стать донором для Николая…

— Что?! — взревел Полянский, поднимаясь из кресла. — Ни капли этой подлой крови не будет в нём, слышите? Её отец, убийца, сломал Коле жизнь, превратил в… В вот это! А у него был стержень внутри, сила духа, он мог бы стать великим человеком. Он мне жизнь спас! А я не доглядел… Проворонил…

Человек осел обратно в кресло и затрясся в рыданиях. Кроме этих рыданий и тяжёлого дыхания Николая в комнате не было ни звука.

— Давно у Николая начался приступ? — спросил профессор несколько минут спустя.

— Около часа назад. Медсестра сделала инъекцию до вашего прихода, — ответил Полянский, успокаиваясь. — Ты прости меня, Кабир, сорвался я.

Пока профессор разговаривал с профессором, Аннет подошла к кровати, села на стоявший рядом стул и мягко, по-женски, взяла ладонь Николая в руки. Тот час его веки перестали дрожать, мышцы в конечностях расслабились, дыхание выровнялось. Лицо разгладилось и Аннет отметила, что юноша довольно красив — благородные черты лица, волевой подбородок. Интересно, какого цвета у него глаза? Мужчины затихли, наблюдая за происходящим. Аннет поднесла исхудавшую кисть юноши к лицу и зарыдала.

Просыпается Аннет уже под вечер, чувствуя, как всё её тело затекло от долгого пребывания в одной позе. Она всё также сидит на стуле возле Николая, уронив голову на край кровати и держа его руку в своих. Юноша дышит спокойно, на лице нет ни малейшего намёка на ту гримасу боли, которую Аннет видела в начале своего посещения. Высвободив руку, она потягивается и, оборачиваясь, видит в одном из кресел профессора, тот устало улыбается ей.

— Вы в буквальном смысле вырубились, простите за ненаучный термин. Почти десять часов проспали, и устройся вы поудобней, проспали бы ещё столько же. Вам нужно отдохнуть, принять душ, нормально поесть, а то выглядите вы не особо хорошо.

— Всё настолько плохо? — улыбнулась Аннет, поправляя причёску.

— Нет, но ещё немного и будет! — профессор снова улыбнулся. — Пойдёмте, я угощу вас кофе.

— Охотно, но только после того как вы расскажите, что с ним.

— Как скажете. В его организме синтетический токсин, очень агрессивный, но в малом количестве. Видимо, вся доза не попала, хм, по ряду причин. Мы практически полностью вычистили яд из всех органов, кроме головного мозга. Кровь Николая постепенно сама выводит токсин, но в крайне малых количествах и нам постоянно приходится её очищать. Основная проблема в том, что такое вещество нам ранее не было известно, и антидота на сегодняшний день нет. Сколько времени уйдёт на его поиски и синтез, я не знаю. Равно как не знаю, очнётся ли он после ввода противоядия.

— А за сколько времени кровь очистит мозг сама? — в глубине её души загорелась искорка надежды, но профессор затушил её парой фраз.

— За годы. К тому времени токсин разрушит мозг Николая полностью.

Такси везёт Аннет обратно в аэропорт, там, в камере хранения она оставила свои вещи, а затем в гостиницу, которую ей посоветовал профессор. Идёт дождь, приносящий в город свежесть, прохожие прячутся под зонтами. Аннет смотрит на проносящийся за окном огромный город-муравейник и думает о том, что на какое-то время он станет домом для неё. Она выбрала свой путь, приняла решение, принесла себя в жертву и будет рядом с этим несчастным юношей до его последнего вздоха или выздоровления! Звонит её коммуникатор, номер местный и неизвестный. Алло, спрашивает Аннет и знакомый сердитый голос человека из палаты, Полянского, говорит ей, что не против её посещений, что, видимо, из неё сиделка лучше, чем из него, что выписывается из больницы и покидает Москву по срочным делам, говорит, что вёл себя недостойно для офицера и так же внезапно кладёт трубку. Озадаченная таким неожиданным благословением Аннет погружается в мысли и не замечает, как такси доставляет её до гостиницы. Гостиница располагается в том же здании что и кафе, в котором она была сегодня рано утром. Девушка заказывает ужин в номер, принимает обжигающе горячий душ, отмечая что такого шикарного напора воды в Париже нет, плотно ужинает, забирается под восхитительно пушистое одеяло и моментально проваливается в сон. В кои то веки её не терзают ночные кошмары.

4. ПОЛЯНСКИЙ

Дыхание затрудняется, сердце бьётся неровно, с трудом. По полу разлита густая розоватая субстанция, похожая на кисель, только вместо запаха клубники вонь лекарств. Он видит, как бьющего в конвульсиях юношу закидывают на носилки и с трудом надевают кислородную маску на голову. Все вокруг что-то кричат но Полянский ничего не слышит кроме нарастающего звона в ушах. Когда звон вдруг прерывается мир вокруг гаснет.

Резкая вспышка в глазах и снова тьма, затем ещё одна теперь уже виден бежевый потолок с яркими огнями диодов, потолок начинает двигаться, включается звук и кто-то рядом с его ухом громко говорит, что пульс есть, что нужно торопиться. Полянский хочет посмотреть кто это, но голова отказывается поворачиваться. Резкий укол в руку, в районе локтя и снова темнота, но уже не такая пугающая.

За окном подходит к концу лето, липкая жара под тридцать градусов, но в помещении комфортно и покидать его не хочется. Полянский в задумчивости смотрит на суету московских улиц — вечно торопящиеся куда-то граждане, бесконечный поток транспорта. Его никогда не тянуло в Столицу, строить карьеру продираясь наверх по головам было не по нраву, жить в бесконечной спешке тоже. Пятнадцать лет назад он сделал свой выбор и ни капли не сожалел о нём. Всё указывало на то, что пришло время сделать ещё одно судьбоносное решение!

В распахнутом настежь шкафе висел отутюженный китель тёмно-синего цвета с золотыми нашивками. Полянский смотрит на форму, затем берёт со стола коммуникатор и набирает номер. Идут гудки вызова, затем уставший голос молодой девушки говорит с вопросительной интонацией «Алло?»

— Говорит полковник Полянский, Евгений Ефремович. Мы познакомились в больнице, — он придаёт своему голосу тон строгого куратора, хотя больше всего ему хочется просить прощения. — Я многое обдумал за сегодняшний день и пришёл к выводу, что сиделка из вас более удачная, нежели я. Если Вы всё ещё желаете помочь Николаю, то я не буду препятствовать. Можете сколько угодно находиться возле него. Я вынужден оставить больницу по долгу службы. И… я вёл себя недостойно, прошу простить!

Всё, вызов завершён, пора вернуть всё что можно на свои места и начать нужно с кителя. Как же опостылел ему этот чёртов больничный халат! И вот он закрывает за собой дверь больничной палаты, облачённый синее с золотом, выбрит до синевы на щеках, подтянут и даже трость в левой руке ничего не меняет. В больничном коридоре много людей и среди них полно военных и всё они, завидев Полянского, отдают ему честь. И плевать, что в груди бьётся искусственное сердце!

У лифта его встречает Кабир, вместе они заходят в кабину.

— Та девчонка… Нужно чтобы она могла свободно посещать Николая. Можешь устроить? — Кабир кивает, они перекидываются парой фраз, и профессор пожимает Полянскому руку на прощание. Рука ещё не восстановилась полностью, кисть слаба, моторика оставляет желать лучшего. Но современная медицина в сочетании с силой воли человека творили настоящие чудеса! Полянский говорит, что будет разрабатывать, делать упражнения. — Обещай, что вылечишь его!

Кабир грустно улыбается и кивает, Полянский выходит из лифта и, не оглядываясь, покидает больницу.

Представительный электромобиль с чёрными номерами мчит Полянского через Москву, на другой конец города, во Внуково. Отдельный въезд, обязательное сканирование транспорта, проверка документов на нескольких блокпостах. Вдалеке виднеется борт президента Российской Федерации, чуть поодаль, звено истребителей сопровождения — это значит, что глава государства на месте, в Кремле. Электромобиль останавливается у небольшого новенького сверхзвукового самолёта. Стюард берёт небольшой багаж Полянского и следует за ним по трапу. В салоне самолёта прохладно и тихо. С одного из кресел поднимается человек среднего роста, одетый в строгий, дорогой костюм.

— К сожалению, Константин Викторович сейчас чрезвычайно занят. Но у меня есть его личное разрешение посвятить вас во все детали вашего задания и предстоящего путешествия. Не будем терять времени даром, располагайтесь!