О христианских памятниках, расположенных в Чегемском ущелье, написано много. В обобщенном виде этот материал представлен в работе выдающегося кавказоведа Леонида Лаврова «Карачай и Балкария до 30-х годов XIX века», вошедшей во второй выпуск «Балкария: страницы истории», опубликованный нашим издательством в 2005 году.

Из него узнаем, что «по сообщению И. А. Гюльденштедта, около селения Верхний Чегем стоит одна каменная церковь, имеющая в длину 3 сажени… П.-С. Паллас, говоря о балкарцах, замечает, что «они были христианами и имеют у себя церкви, среди которых особенно замечательна одна на Чегеме. Она расположена на скале, в которой вырублен витиеватый проход, снабженный с обеих сторон железными перилами. Здесь еще сохраняются остатки книг. Несколько листков из них, добытые оттуда со многими опасностями, оказались: один лист – из Евангелия на древнегреческом языке, другие – из [других] греческих церковных книг».

«Остатки на скалах древних сооружений, – писал об этих местах В. Тепцов, автор знаменитой работы «По долинам Кубани и Черека», – до которых уже нет никакой возможности добраться, когда-то обитаемые пещеры, к которым вели высеченные в скалах лестницы, разрушенные временем; громадная четырехгранная башня у ворот в ущелье, силуэты памятников на древних кладбищах у южного подножия скал – все это делает ущелье Джилги-Су еще более таинственным и красивым».

Его дополняют московские ученые – филолог Всеволод Миллера и историк Максим Ковалевский (1851–1916), побывавшие в Чегемском ущелье летом 1883 года: «Особенно интересна по остаткам древних построек узкая теснина, по которой протекает река Джилги... В скале на правом берегу реки есть несколько пещер и заметны следы дороги, искусственно сделанной и карнизом огибающей гору. В версте от аула на одной площадке этой скалы остатки башни, построенной из местного камня на крепком цементе. Поднимаясь зигзагами вверх к башне, укрепленная каменными перильцами тропа ведет далее по краю горы карнизом на восток к горной пещере, вероятно, служившей караульней. Внизу, у подножия той же горы, заметны следы других построек. К одному естественному гроту саженей в 5 вышины с правой стороны была прилеплена какая-то постройка в виде каменного домика, которого заднюю стену образовала одна сторона грота. Это место до сих пор зовется [местными] папасовым жильем (т. е. поповым). Недалеко от него другой, меньший грот, по-видимому, был утилизован как часовня. В нем виден каменный уступ, на котором когда-нибудь стояла икона; к уступу ведут с правой стороны несколько высеченных в камне ступеней. Еще ниже, близ реки, виднеются могильные камни с изображениями крестов. Стороны гротов, входившие внутрь часовни и папасова жилья, до сих пор носят следы штукатурки. Ходит предание, что в одной из пещер когда-то была найдена груда старинных книг, писанных на пергаменте».

Г. Ю. Клапрот пишет, что «во время моего пребывания на Кавказе я имел случай доставить себе несколько отрывков: одни принадлежали греческому Евангелию, другие – служебнику и составляли часть службы ноября месяца; у меня хранятся семь листов. По письму рукопись относится ко второй половине XV века и преисполнена ошибок».

В 1867 году Нарышкину сообщили в Нальчике, что «во время управления бывшего тут начальником князя Эристова были найдены в Чегемском ущелье старинные книги и вещи и что все это было взято князем Эристовым».

Современный ученый В. А. Кузнецов убежден, что в районе Верхнего Чегема находилась не просто церковь, а знаменитая епископия Кавказия – подразделение Аланской епархии, о которой имеются сведения в акте Константинопольской патриархии 1364 года.

И, исходя из сказанного, вывод советского ученого Леонида Лаврова: «В районе Верхнего Чегема существовали небольшие церкви. Кроме них, в пещере, на левом берегу реки Джилги, находился склад богослужебных книг и других церковных предметов. К пещере вела высеченная в скале лестница, остатки которой до сих пор видны. Надо думать, что использование пещеры для хранения книг относилось к более позднему времени, чем постройка церквей около селения Верхний Чегем. Перенос «священных» предметов из церквей в пещеру, по всей вероятности, произошел тогда, когда, в силу сложившейся политической обстановки, построенные до этого церкви оказались перед возможностью разграбления».

Что из себя представляли эти «небольшие церкви» можно узнать из материалов к археологической карте «Древности Кабардино-Балкарии», которую составил один из самых известных археологов КБР Исмаил Чеченов. Итак, перечислим их:

1) Верхне-Чегемский храм. Располагался на северо-западной окраине селения, на правом берегу реки Джылги-Су. Площадь – около 20 кв. м, толщина стен – 80 см, В храме имелся престол (под световым отверстием), две ниши (в южной и северной стенах); к нему были пристроены (с обеих сторон) комнаты, имевшие общую крышу. Относится (ориентировочно) к позднему средневековью.

2) Верхне-Чегемская 1-я церковь «Хустос» (Иисус Христос). Располагалась на правом берегу реки Джылги-Су, на склоне горы, возвышающейся над селением. Состояла из двух помещений – прямоугольного (западного) с дверью и полукруглого (восточного) с оконными проемами. Относится к раннему средневековью, но, по мнению археолога Е. П. Алексеевой, богослужения могли продолжаться вплоть до XVIII века.

3) Верхне-Чегемская 2-я церковь «Байрым» (Святая Мария). Наиболее известная, так как о ней оставил сведения знаменитый путешественник Ю. Клапрот. Располагалась вблизи впадения реки Джилгы-су в реку Чегем, на скале «в которой проделана извилистая тропинка (карниз), снабженная парапетом». По подсчетам Клапрота, церковь была длиной в три сажени (примерно шесть с половиной метров). Под ней находился сводчатый каменный склеп, в котором были обнаружены 6 черепов.

4) Верхне-Чегемская 3-я церковь «Артла». Располагалась на правом берегу реки Чегем, напротив селения Верхний Чегем. Согласно сведений А. Фирковича, посещалась балкарцами до XVIII века.

5) Верхне-Чегемская 4-я церковь «Фардык». Располагалась в самом селении Верхний Чегем. С фронтальной стороны имелось каменное изображение барана. Также посещалась вплоть до XVIII века.

Итак, в Верхнем Чегеме имелось как минимум пять церковных сооружений (разница между церковью и храмом заключается в наличии в последнем алтаря). Три из них – на реке Джылги-Су, одна – напротив селения; и еще одна – в самом селении (с изображением барана). Но местные жители, в частности, краевед Исхак Газаев, ныне, к сожалению, покойный, рассказывали мне, что в самом селении (точнее, при въезде в него) имеются развалины еще одной церкви, под которой практически в первоначальном виде сохранился сводчатый подвал. Юрий Саидович Шахмурзаев, уроженец Верхнего Чегема, сын балкарского просветителя Саида Шахмурзаева (1886-1975), рассказал, что видел его отец и он сам. Церковь эта была особой. На одной из двух сохранившихся ее стен имелось изображение святого по пояс. Юрий Саидович рассказывал, что развалины стен он видел сам. Запомнил, что над входом в подвал располагался балкон с железными перилами. По бокам от него – два небольших световых проема, напоминающих бойницы. Имелись двери, войдя в которые надо было повернуться на запад, где и имелось изображение желто-коричневого цвета. С самим подвалом была связана некая история, которую Юрий слышал от отца. Где-то в 1910-1914-м годах из подвала достали множество костяков (чуть ли не несколько сотен; Шахмурзаев даже более точен – 450), разложили их наверху, подсчитали. а потом покидали вниз. Тогда получается, это был не подвал, а каменный склеп, в котором хоронили покойников. Но сразу возникает вопрос: как такое огромное количество костяков могло поместиться на сравнительно небольшой площади – если судить по размерам ранее описанных церквей, вряд ли эта была больше. Если только допустить, что хоронили под церковью на протяжении нескольких столетий. Но сегодня это уже не проверишь.

– Почему не проверишь, – возразил мне Юрий Саидович, – подвал ведь сохранился; его можно и сейчас осмотреть. Я был настолько поражен этому сообщению, что предложил немедленно выехать в Эль-Тюбю. И вот мы на месте. Вместе с двоюродным братом Юрия Саидовича идем на окраину селения – здесь сейчас огороды. В одном из них четко просматривается кусок мощной (около метра толщиной) боковой стены, сложенной из необработанных камней. Прямо под ней отверстие – вход в подвал. Пролезаю внутрь и оказываюсь в небольшом помещении, посредине которого можно стоять в полный рост. Мощные стены оштукатурены. Свод арочного типа; в центре, где сходится, около двух метров высотой, камни обработанные. Размеры: где-то чуть больше трех метров в длину и около 2.40 в ширину. Пол земляной, но видно по всему, что насыпной и глубина склепа была раньше куда большей. Правда, как здесь могли поместиться 450 костяков - не ясно. Останки людей, вероятно, были найдены на самом деле, но со временем хабары (разговоры) многократно увеличили их количество, в конце концов остановившись на конкретной цифре 450. Впрочем, если очистить подвал от земли и камней, можно получить более четкий ответ. Но что именно он позволит нам уточнить и как прояснит, кто обрел в склепе последнее пристанище?

_________________________________

Автор: Виктор Котляров.

На фото: Древние склепы в Эль-Тюбю, Чегемское ущелье.

Балкарская народность формировалась на протяжении веков в долинах и ущельях высокогорной части Кабардино-Балкарской АССР. Долина реки Чегем является одним из таких мест. Наибольший историко-архитектурный интерес из чегемских селений представляет Эльтюбю, где сохранились памятники народного зодчества различного назначения, относящиеся к разным стадиям развития архитектуры.

Рассмотрим некоторые памятники этого интереснейшего селения.

История балкарского народа — это история борьбы с суровой природой и с завоевателями. Горцы умело использовали природные условия и нередко создавали оборонительные сооружения, которые делали неприступными их селения и усадьбы.
Одним из таких сооружений является укрепление Битикле, расположенное на левом берегу Жылгы-су, возникшее в то время, когда селение находилось не в месте слияния Жылгы с Чегемом, а вверх по течению Жылгы. Битикле, по нашему мнению, было частью древнего комплекса целой системы фортификаций. Собственно Битикле представляет собой прилепившийся к отвесной скале наклонный ход – пандус приблизительно метровой ширины, где ещё местами сохранились ступени, переходящий в интересную систему каменных маршей частично с забежными ступенями. Марши соединяют остатки двух боевых башен. Нижняя, полукруглая в плане, имеет диаметр 280 см. От неё сохранилась нижняя часть каменной кладки в 14 –16 слоёв общей высотой около трёх метров. От верхней дошли до нас только крупные камни основания и следы кладки.

Далее вверх ведёт крутой марш с остатками каменного барьера-ограждения. От него берёт начало горизонтальный ход, расположенный на узком (минимальная ширина 1 м) уступе отвесной стены скалы. Среди местных жителей бытует поверье, что там на естественном карнизе имеются могилы. Очевидно, за могилы принимаются, в силу внешнего сходства, сохранившиеся фрагменты сооружений, по мнению автора, оборонительных. Когда-то горизонтальный ход был благоустроен и соединял воедино всю систему, завершавшуюся глубокой пещерой.
Многочисленные повороты делали горизонтальный ход практически неприступным. К тому же, чтобы попасть на него, нужно было проникнуть через 2 башни, систему маршей и наклонный ход в начале Битикле.

Во время обследования и обмеров Битикле у его подножия автором были обнаружены остатки ещё двух крепостных сооружений. Одно из них, от которого сохранилось основание их камней среднего размера (до 1208060 см), будучи полуокруглым в плане, примыкало к началу наклонного хода и служило бастионом, прикрывавшим вход на Битикле. Другие камни циклопической кладки (размером до 350х230х70 см) служили основанием прямоугольной в плане башни, ещё более усиливавшей неприступность Битикле.

На самом верху скалы, в тылу у всего сооружения находится основание ещё одной башни (диаметр 540 см), господствовавшей над всем ущельем. Она была связана с верхними боевыми башнями системой наклонных ходов и лестниц, следы которых хорошо прослеживаются в остатках вырубленных ходов.

Вся система тщательно продумана, и даже если бы пало одно из укреплений внизу, взять лестницу было бы невозможно. В случае же блокады защитники могли продержаться длительное время. Имеющиеся выходы водоносного слоя в избытке снабжали осаждённых водой. Пещера, башни, природные навесы и широкие площадки (до 8 метров шириной) позволяли делать большие запасы провизии.

Со временем жители ущелья Жылгы-су переселились вниз от старого селения. По мере переселения жителей оборонительная система потеряла своё былое значение и постепенно разрушалась. Но и сейчас, глядя на остатки былой мощи, не перестаёшь удивляться умению безвестных строителей, создавших это сооружение, столь блестяще вписанное в пейзаж.

Другим интересным сооружением, расположенным уже в самом селении, является так называемая Тотур-кала. Эта постройка входит ныне в комплекс домов родовой усадьбы Кулиевых. Сравнительно ровная поверхность стены, система кладки из шифера нередко крупного размера (один из камней имеет длину 138 см), узкое окно-бойница, обращённое на восток, отличают эту постройку от прочих зданий Эльтюбю и свидетельствует о её более раннем происхождении и оборонительном назначении. Последнее подтверждается и лингвистически «кала» в переводе с балкарского означает «башня» или «крепость».

Возможно, что это была оборонительная родовая башня, но правильнее предполагать то, что она была построена задолго до того, как здесь появились нынешние постройки усадьбы Кулиевых, и входила в комплекс правобережных оборонительных сооружений, составлявших с Битикле одно целое, которые закрывали для врагов доступ в ущелье Жылгы-су. О системе укреплений свидетельствуют и остатки основания крепостной башни, расположенной по соседству на склоне горы.

Существующее предположение, что Тотур-кала является православным храмом, будучи основано, по существу, только на ориентации на восток, наличии камня кубической формы, примыкающего к наружной стене, и на некотором внешнем сходстве с храмами Осетии и Грузии, вызывает у нас сильное сомнение.

Самым поздним крепостным сооружением, построенным в Эльтюбю, является Малкарук-кала — родовая башня Балкаруковых, уникальный для Чегема пример сооружения чисто сванского типа.

Появившись значительно позднее древней оборонительной системы, она играла роль передового укрепления в XVIII веке. Башня имела три этажа, о чём свидетельствуют гнёзда балок, рухнувших во время пожара. Сверху башня венчается парапетом, выступающим из плоскости стены и опирающимся на арки-машикули, по три с каждой стороны. В арках имеются отверстия, служившие бойницами. Башня была перекрыта пологой двускатной крышей. В плане башня — почти правильный квадрат со стороной около 6 метров, при высоте в настоящее время около 15-ти. Вход в башню осуществлялся через арочный проём на высоте 4-х метров от земли с помощью приставной лестницы-бревна. Изнутри до уровня примерно на метр ниже проёма доходит забутовка из камня с землёй. Родовая башня Балкаруковых по своим архитектурным приёмам и конструктивным решениям аналогична подобным сооружениям Верхней Сванетии. Предания рассказывают, что её построили сванские мастера, специально приглашённые для этого Ахтуганом, смелым и находчивым предводителем чегемцев, воздвигнувшим её для защиты от своего тестя, у которого он украл красавицу-дочь.

Зная родословную Балкаруковых, башню можно приблизительно датировать концом XVII века — началом XVIII века. Окружённая некогда постройками родовой усадьбы, мощная башня и сейчас играет роль архитектурной доминанты для всего посёлка, контрастируя своей чёткой вертикальной композицией с горизонтальными ярусами жилых домов, а белыми стенами — с серыми и охристыми тонами окружающих строений и величественных гор.

Южнее Эльтюбю находится «город мёртвых», уникальный по разнообразию относящихся к разному времени погребальных сооружений. Над всем некрополем доминируют несколько хорошо сохранившихся монументальных усыпальниц — «кешэнэ». Они относятся к разным периодам и делятся на 2 типа по плану и внешнему виду: прямоугольные в плане и восьмиугольные. Последние являются более поздними. Эти небольшие каменные усыпальницы с одним окном и тонким карнизом, высотой в пять-шесть метров представляют собой неправильные выпуклые восьмигранные пирамидальные объёмы с плавно изогнутыми рёбрами и гранями, завершающиеся сверху шишкой из цельного камня.

Старые чегемские строители не знали настоящего свода, арки, купола, и во всех случаях применяли только ложный свод, то-есть такую систему, когда каждый камень чуть нависает над нижним, постепенно сокращая расстояние между противоположными стенами. Кроме того, стены из камней неправильной формы делались книзу толще, чем в верху. Всё это и создаёт то своеобразие силуэта, которым отличаются кешэнэ.

Многогранные мавзолеи с конусовидными или пирамидальными завершениями встречаются в архитектуре и Средней Азии, и Азербайджана, и на Северном Кавказе (в частности в Чеченских районах, почти аналогичные, но, в отличие от чегемских неоштукатуренные), и в Кабардинских районах. Все эти памятники относятся к памятникам «мусульманского» зодчества. Это даёт основание видеть в кешэнэ Эльтюбю памятники мусульманского периода и датировать их не ранее чем концом XVII – началом XVIII века. (Однако, нельзя забывать, что подобные сооружения имелись и в христианской Осетии).

Построенные с помощью ложного свода, утончающиеся кверху боковые стены которых, постепенно смыкаясь, завершаются острым коньком, прямоугольные кешэнэ выглядят исключительно монументально и воспринимаются значительно крупнее своих абсолютных размеров. Сравнительно небольшое сооружение Баймурза-кешэнэ, имеющее высоту 8 м 60 см и объём около 160 м³, своей монументальностью подчиняет себе окружающий пейзаж, так что кажется, будто создал его не человек, а сама природа.

Необходимо отметить, что эстетическое воздействие всех погребальных сооружений определяется не нагромождением деталей, а композицией объёма, контрастом пятна проёма со светлым оштукатуренным полем стены, умелой постановкой сооружения среди ландшафта. Лишь только на одном кешэнэ имеется декоративное убранство в виде нескольких отпечатков на свежем растворе то горлышка, то дна кувшина.
Кроме кешэнэ, интересны более поздние родовые (фамильные) некрополи, обнесённые каменной оградой, с многочисленными четырёхугольными каменными стеллами, покрытыми резьбой — текстами и изображениями предметов, необходимых для покойника в загробной жизни. Вся территория таких некрополей покрыта буйно цветущей горной травой с вкраплениями ярких кустов барбариса.

Битикле, Тотур-кала, родовая башня Балкаруковых и комплекс кешэнэ свидетельствуют о высоком мастерстве балкарских зодчих. Но, пожалуй, наибольших успехов народные мастера достигли в жилых и хозяйственных постройках — самых массовых произведениях, в которых с наибольшей полнотой раскрывается душа художника и природный талант инженера.

Жилые дома Эльтюбю принадлежат к типам, характерным для горных районов северного Кавказа. Среди них особый интерес представляют дома, которые сооружались на склонах, когда строители врубались в скальный грунт или создавали подпорные стенки (в Эльтюбю чаще всего комбинировалось и то, и другое). Получались интересные многоярусные террасообразные селения, в которых крыша нижнего здания служила двориком, покрытым травой или даже огородом для верхнего здания (как, например, над частью дома И. Эдокова). Это очень рациональный способ строительства, при котором не пропадает ни одного квадратного метра поверхности земли.

Каждый дом имеет по фасаду небольшую галлерею за деревянной столбонадой, где можно укрыться от дождя и солнца, не прерывая хозяйственных дел. В интерьере важную роль играет очаг, который располагается у боковых стен или у главного фасада, но бывает и так, что он помещается в центре комнаты (дом Б. Кудаева). Вокруг очага проходила жизнь дома: здесь варилась и жарилась еда, здесь грелись, здесь мужчины мастерили свои поделки, длинными вечерами вели мудрые беседы старики.

Очаги бывают самых разнообразных форм и конструкций, консольные, покоящиеся на балках и т.д., но всегда они заботливо декорированы. Очаг у стены — прототип камина. Сквозь вытяжной дымовой раструб «трубу» видно ночью чёрное звёздное небо, а днём льётся солнечный свет. Огонь в очаге то мерцающий, то ярко вспыхивающий, играет на кладке стены, сложенной из рваного камня или мелких валунов на растворе, а иногда и без него. Могучая кладка стен зданий прекрасно сочетается с деревянными деталями: колоннами, балками, тёсаными, вернее колотыми панелями дверей. Эстетические качества здесь естественно вытекают из конструктивных приёмов, применяемых при строительстве. Мастера прекрасно изучили материал, с которым им приходилось иметь дело. Это являлось одним из условий успеха.

В комплексе домов Кулиевых в Эльтюбю имеется старый дом с размерами помещения 8,5х7,5 м. Это помещение перекрывается деревянными балками с настилом из досок, поверх которых уложен камень (шифер), засыпанный землёй, поросший травой. Вся эта громадная тяжесть около 60 тонн весом воспринимается остроумной системой балок, внутри помещения поддерживаемой только одним деревянным столбом диаметром около 60 см. Стены дома достигают толщины не менее 110-130 см. верху они несколько утончатся и увенчаны бревенчатым срубом, в который врезаны балки.

Так как стены иногда выкладывались без раствора или на глиняном растворе, то для большей прочности и устойчивости стены домов книзу, как правило, утолщались. Часть нагрузки передавалась от поперечных и продольных балок на стоящие вдоль стен, большей частью восьмигранные столбы, обычно имеющие в основании каменные базы.

Трудно сейчас точно датировать эту постройку из комплекса домов Кулиевых. Во всяком случае она создана задолго до башни Балкаруковых. Об этом говорит как место расположения дома, так и характер конструкций. В настоящее время это уникальное сооружение является одним из старейших жилых домов в Балкарии.
Если на правом берегу Джылгы-су находится интересный ансамбль зданий Кулиевых, то на левом также имеется ряд сооружений, интересных своими конструкциями. К сожалению, они находятся в угрожающем состоянии. Особый интерес представляет дом Газаевых. Исходя из родословной семьи и особенностей конструкции, можно с уверенностью сказать, что здание было закончено не позднее XVIII века. Многое поражает здесь: мауэрлат толщиной 70 см, окно со старинными деревянными створками и засовом и т.д. Здесь же имеется пример конструктивного решения в деревне, неизвестный истории мировой архитектуры, но довольно часто встречающийся в Чегеме и некоторых других смежных районах. Автор статьи имеет в виду тот факт, что в доме Газаевых и в ряде других домов есть арочные балки. Строители не имели возможности механически выгибать балки. Но зато могли выбрать подобные балки среди растущих деревьев, под действием ветра, снега, оползней и других причин изогнувших свои могучие стволы.
Большую ценность представляет также весьма старый дом И. Эдокова, дома Келеметова и Аппаева, и другие. Последние два интересны тем, что они имеют декор в виде тамга — фамильного знака различных княжеских фамилий Кабарды и Балкарии.

Исключительный интерес представляет открытый древний водопровод, который подходит ко всем домам и снабжает водой их население круглый год. Водозабор из Жылгы сделан выше посёлка и поэтому он обеспечивает водой самые высоко расположенные дома. Не будь этого, хозяйкам ряда домов пришлось бы брать воду из Чегема, то-есть спускаться и подниматься метров на 30-40.

В наше время всё шире распространяется идея организации этнографических и архитектурных музеев на открытом на открытом воздухе. В ряде случаев является целесообразной организация таких музеев-этнопарков на базе уже сложившихся комплексов, имеющих большую историческую и художественную ценность.

Эльтюбю, благодаря концентрации большого количества исторических и архитектурных памятников и их разнообразию, является по существу уже сложившимся историко-архитектурным и этнографическим музеем на открытом воздухе. Официальное объявление его музеем не повлечёт увеличения материальных затрат на его содержание и строительство. Так как селение при этом будет сохранять своё население и хозяйственную деятельность. Но некоторые дома, подчас пустующие и представляющие этнографическую ценность, следует сохранить, превратив в музейную экспозицию и расположить в них различные предметы быта в присущем им порядке. В ряде случаев в них может продолжаться установившийся уклад жизни, подобно тому, как это имеет место в одном из эстонских хуторов на острове Сааремаа, об’явленном музеем на открытом воздухе («Mihklitalumuuseum»).

Фасады зданий, входящих в ансамбль и общий пейзаж следует сохранить неизменными, а интерьеры снабдить благоустройством, аналогично тому, как это сделано в Старом Мясте в Варшаве. Наличие разнообразных типов склонов и свободных участков позволяет впоследствии, не нарушая сложившегося ансамбля, перенести сюда наиболее интересные памятники балкарского народного зодчества и быта из других поселений, покинутых жителями, переселившимися в долины.

Организацию этого народного музея (может быть, как чегемского филиала Кабардино-Балкарского краеведческого музея, подобно тому как это сделано с созданным исключительно местными жителями Краеведческим музеем в селе Мынисте с отделом на открытом воздухе, являющимся теперь филиалом музея Фр. Крейцвальда), возможно и без специального штата, не следует затягивать. Будущий музей в Эльтюбю будет играть важную роль в коммунистическом воспитании, которое немыслимо без любви к своей родине, её истории, без знания всех достижений наших народов, без глубокого осознания превосходства социалистического советского уклада над всеми другими укладами жизни.


Учёные записки Института живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е. Репина, т. 1. Серия «Архитектура», выпуск 1, Ленинград, 1961 г., с. 102-110

У Мисоста родился сын. Со всех пяти ущелий Балкарии, с Карачая и с Сванетии съехались гости на веселый той. Не потухали уже четвертый день огни, на которых жарилась и варилась пища для желанных гостей, и радовалось сердце Мисоста обилию прибывших. За два дня до рождения сына с далекой Кубани заехал к Мисосту гость. По адату, Богом посланного гостя просили дать имя новорожденному и в память присутствия его в этот радостный день, на семейном совете было решено отдать сына к аталыкам(**) на Кубань. Побуждало к этому и желание связаться родственными узами с черкеским народом, да и при близости к черкесам русской пограничной линии больше представлялось, по мнению Мисоста, возможности для сына проявить себя в боях и создать себе имя и славу. По адату сын не мог вернутся от воспитателей, пока имя не станет известным и пока в боевых схватках проявленной доблестью он не заслужит права быть принятым в свой род. Этого скорей можно было достигнуть на Кубани и невыносимое желание Мисоста возможно более сократить срок разлуки с первенцем играло не последнюю роль в выборе места для воспитания.

По совету с гостем была выбрана бедная семья, дабы ребенок рос в суровых условиях и ознакомившись с нуждой породнился с незнатным, не княжеским родом. Этого требовал адат.

На днях ждали приезда аталыков и готовились к торжеству встречи их. Пока же празднество было в разгаре. Танцы, лихая джигитовка, игра в мяч, в которой принимал участье весь аул, разделенный на две партии и вооруженный длинными палками со слегка загнутыми концами. Каждая партия старалась загнать кожаный мяч в свой лагерь. Эта излюбленная игра велась ночью при свете ряда громадных костров целыми днями ее вели всадники, загоняющие мяч иногда далеко от аула. По странности, проявляемой играющими, в особенности верховыми, эпизоды игры походили на боевые схватки и были случаи, хотя и редко что кто-нибудь из играющих погибал под копытами лошадей. Не даром обычай считал, что поранение и смерть в этой игре не вызывают кровомщения и считаются естественными явлениями, ниспосланными судьбой. Молодежь развлекалась метанием каменных ядер и стрельбой в цель, при чем победитель получал какую-нибудь незамысловатую награду. Так день за днем, уже около недели, веселился аул на тое Мисоста.

Наконец прибыли аталыки для принятия новорожденного. Весь род, кроме старейшего в нем, приехал от далекой Кубани за своим новым родственником. Богато одарил Мисост новых отца и мать своего сына, не были забыты и остальные; и после прощального пира, гости покинули аул. До самой Кубани хватило уехавшим разговоров про гостеприимство и щедрость Мисоста. Вот уже и черкеский аул и бедная скаля, в которой должен вырасти молодой Ибрагим. Спешившись его приемный отец, взяв от матери младенца на руки и сопровождаемый родней, вошел в свою саклю. По среди сакли сидел старик, старейшина рода. С его словами - "вот сын мой и дома моего" - приемный отец положил ребенка к ногам старика на землю. Старик поднялся и благословил дитя. С этого мгновения сын Мисоста, из далекой Балкарии, был связан узами родства со всей принявшей его на воспитание черкесской фамилией.

Прошли года. Молодой Ибрагим рос в сакле аталыка, веселясь и играя со своими молочными братьями, а иногда в трудные дни и голодая вместе с ними. Прошли дни учения, прошел памятный на всю жизни первый набег и первый бой, но ни разу не видел Ибрагим своих родных, своего аула. Только рассказы про доблесть предков и про адаты родителей слышал он и горело сердце его желанием увидеть, наконец, близких, с которыми он был связан кровью. Но вернутся домой можно только воином. Только достойным приема в свой род. Нужно не опозорить аталыков, нужно чтобы приемный, горячо любимый отец, мог с гордостью сказать далекому, но в тоже время близкому отцу - "вот сын твой, которого возвращаю я тебе". И смелый бросился в бой Ибрагим, не замечая, что в самом разгаре боя шашки его приемного отца и старших братьев были все время рядом с ним и отразили не один удар, направленный на его юную, горячую голову.

Но настало время, когда уже не нужна была эта опека Ибрагиму. Из рядового бойца он превратился в признанного вождя, и его имя с уважением произносилось испытанными и закаленными всадниками. Не раз водил он в опасный набег отряды черкесов. Горячесть юноши сменилось спокойной храбростью воина и по аулам Кубани гремели уже песни о подвигах Ибрагима. Докатилась эта песня и до Балкарии. Горд был Мисост, когда из уст народного певца услышал песню черкесов с описанием подвигов своего сына, но не одним движением не выдавал своей радости. Вся народная молва доносила до аулов Балкарии слухи о подвигах Ибрагима, пока не пришло известие, что тяжало ранен Ибрагим. Передавали и подробности. С горстью товарищей, после жаркого, неравного боя с превосходящим в несколько раз численностью врагом, Ибрагим, чтобы спасти свой малочисленный отряд, настигнутый у переправы через реку, один, повернул коня и врезался в гущу наседавших врагов, но был вынесен верным конем с поля битвы на тот берег реки, куда по его приказу уже переправились товарищи. Раны были тяжелые. Долго боролся закаленный организм, но выздоровления не было. Решено было везти Ибраима на родину в расчете, что воздух гор пошлет ему облегчение.

Молча выехали сопровождающие Ибрагима и торжественно встретил их старшина рода Мисоста. Адат не давал возможности вести сына к отцу, прежде чем он не будет принят родом в лице старейшаго из него.

Слаб был Ибрагим и не мог держатся на ногах, но в доме шел пир по поводу приезда аталыков. Прошло несколько дней положение раненаго ухудшалось, и хотя не в обычае было, чтобы отец первый пришел к сыну, но в виду исключительнаго положения на совете стариков было решено послать к отцу известие, что сын не оправится от ран и что он может навестить его. Мисост не пришел. Прошло еще два дня. Наступил смертный час Ибрагима. Снова послали сказать отцу:
- "Иди, сын умирает".

Не выдержало сердце Мисоста и он пошел. Исхудалый, измученный тяжкой болезнью, лежал Ибрагим. Над головой его, как принято у горцев при тяжелых болезнях, была протянута от стены к стене туго натянутая веревка, дающая возможность приподыматься или поворачиваться больному. Угрюмо стояли в сакле у его ложа молочные братья и, глядя на умирающего, думали свои думы.
Последния мгновения своей жизни доживал Ибрагим, когда, распахнув двери сакли, вошел его аталык и, подойдя к его ложу, проговорил:
- "Отец идет"
Рванулся умирающий, чтобы стоя, как велит адат, приветствовать отца, но не было сил в истощенном теле. Последним усилие схватился Ибрагим за протянутую над его головой веревку и поднявшись, застыл на ней мертвым. Молча отвернулся Мисост от трупа своего сына, закоченевшими руками державшегося за веревку, и промолвил:
- "Хороший был сын", и вышел из сакли.

Два дня спокойным лицом чествовал своих гостей Мисост и только темная ночь знала о горе и страшной тоске осиротевшаго отца. Богато одарил он аталыков за примерное воспитание сына и вместе с ними выехал на Кубань.

Ярким заревом озарились хутора и станицы. И, пока подошла пехота, пока не заговорили в защиту русских пушки, до тех пор правилась тризна по Ибрагиму.

*) См. №42 "В. Г".
**) Воспитатель, отец и мать молочных братьев.


Источник:
Измаилъ-бей. Во власти адата // Газета «Вольный Горец» от 22 ноября 1920 года.

Мисост Кучукович Абаев с семьей:

Мисост Кучукович Абаев: