История 1.
Часть 3. Заключительная.
Леха Птица.
Первая моя встреча с Птицей произошла примерно в 2008 , когда разыскивая для себя “цитадель индивидуальности”, другие подростки привели меня на “Яму”. В отличие от обычного дворового досуга, который был обязателен для всех молодых обитателей спальных районов , это место было особенным. Туда не являлись “быдлюжники”, редко тусили “реперки” и все присутствующие любым доступным образом как бы покрывали себя знаками отличия, и все это для ношения гордого звания “нефор”. К тому моменту я себя считала уже состоявшимся панком ( см. говнарем), но хотелось быть куда круче и общаться с ребятами поинтересней, а те судили по одежде, что впоследствии начало сильно раздражать, особенно учитывая то, что всю атрибутику приходилось покупать тайком, как и прокалывать “губыброви” тупым катетером, дезинфицируя батиной водкой лицо и желудок “пирсинг-мастера”. Но об этом позже. Сейчас о Птице.
Птица выглядел значительно старше всех присутствующих ( а собственно так и было, на тот момент ему почти стукнуло 30) и сидел он обычно на самом верху, ближе к ларьку быстрого питания, дабы эффектно заказывать себе чай, ведя длинные монологи об искусстве и себе в нем. Как я поняла позже все его невероятные речи больше были направлены на соблазнение миловидных восьмиклассниц с длинными челками, но, справедливости ради стоит упомянуть, что вещи он рассказывал лично для меня очень интересные. От него я впервые услышала о ПТВП, Чарльзе Буковски, черно-белой фотографии и различных премудростях фармацевтики. Выглядел он тоже достаточно презентабельно, поэтому вряд ли я даже предположить могла, какими стремительным падением будет все последующие годы . Уже тогда было заметно, что пьет он чуть больше, чем надо, и это мягко говоря, но пусть кинут камень, как говориться. Слушать его было сплошное удовольствие- это факт. В процессе поглощения информации у меня даже возникали мысли о влюбленности, но исключительно в тот самый момент, когда он говорил. После он всегда внезапно смолкал и резко переключался на пикап играющих в сокс девочек и весь шлейф его интеллектуального шарма превращался в тошнотворные пивные выхлопы.
В течении последующего года, я еще несколько раз пересекалась с ним на редких тусовках моей подружки, которая встречалась с “классным неординарным очень взрослым умным охуительно внеземным парнем “ и его не менее “невероятно просветленными взрослыми похожими на всех самых лучших британских музыкантов” друзьями. Справедливости ради стоит заметить, что это действительно были хорошие парни, не глупые и достаточно смирные, но все они поголовно встречались с восьмиклассницами или спали с ними за спинами своих взрослых девушек, что и по сей день портит мне общую картину воспоминаний об этих людях. Но даже от туда Птица со временем просто выпал из-за небывалого кайфожорства, что мне кажется, слегка портило имидж тусовки. Но это лишь мои догадки. Те ребята соблюдали хоть какую-то культуру употребления, для Птицы же годилось все. Матрасы транков запитые водкой, непонятные инъекции в домашних лабораториях ( не забудь добавить водки), винище и гликодин, лирика и спиды и еще немного водки с пивом, для вкуса так сказать. Это сильно начало сказываться не только на его интеллекте, но и социальной адаптации. Для покупки бухла и наркоты продавалась техника, а круг друзей резко сузился до варщиков и их постоянных клиентов ( справедливости ради стоит заметить, что знаком он с ними был и до этого), для разнообразия были и люди в засаленных роцк-майках пъющие до хронического энуреза. Подходили все, кто не осуждал и создавал схожестью девиаций иллюзию нормальности происходящего. Но самое печальное то, что речь его становилась все более бессвязной, а сознание спутанным. На каждой встрече мне приходилось слушать поток одной и той же информации, мысленно ища в толпе бухающих сурдопереводчиков.
Все последующие наши встречи были гаже и гаже. То он обнаруживался в кумарах на доворовых лавочках, то под летним солнышком сушил ссаную штанину (без сознания естественно), то выпивал с нашей малолетней анархотусой вино из гнилых ацетоновых яблок ( хорошо закусывалось черноморскими вафлями). И все эти годы он говорил одно и то же, слово в слово, иногда даже забывая по одной подробности в месяц. Тогда я с ужасом осознала, вот оно как – остановиться, остановится во всех смыслах, просто упасть куда-то внутрь себя и медленно там умирать. И я понимала его, потому что хотела того же. Только не так долго и мучительно. В итоге Птица пробил ночью собой витрину банка ( видимо был хотеть социально против) и лишился чувствительности нескольких частей тела.
Все эти годы я о нем не забывала. Иногда я думаю, что неплохо узнать как у него дела. В 2013 я встретила его катающим велосипед и выглядел он гораздо лучше, пить стал меньше, перешел на аптеку и завел себе красивую девятиклассницу. Все как у людей. Но от чего-то хотелось плакать и уйти как можно быстрее, мне не виделось возможным узнать что-то больше той информации, которую он выложил и я его остановила. Мне хотелось думать, что у него все хорошо и что там внутри Птицы еще кто-то жив, а остальное это уже его собственная история, о которой я ничего не хочу знать.