- А что, мил человек, не выпить ли нам молочка от бешеной коровушки? - спросил Суворов, доставая флягу.

- Вот только что есть для закуски: хлеб, лук да огурцы...

- А нет ли редьки?
- Редька есть.

- Помилуй бог, да это первейшая закуска!

... Всем мужчинам налили водки. Выпили. Суворов закусывал своей любимой редькой и усиленно угощал сидевшего рядом генерала Киселева.

- Простите, графинюшка, мы по-солдатски, редькой... Как про нее в поговорке сказано: «шут в луже, борода наруже»... Мы в вашу сторону дышать не станем!

- Кушайте, пожалуйста! Я сама очень люблю редьку.

"Редька была и остается одной из первейших и правильных русских водочных закусок. А те, кому этого не дано понять - несчастные и унылые людишки.

Редька, по идее должна быть черная, но пойдет и обыкновенная зеленая, она по вкусу немного мягче.

Рецепт закуски:

Натереть редьку на крупной терке, влить чуть-чуть белого винного уксуса, посолить лучше крупной солью, чтоб кристаллики иногда аппетитно похрустывали на зубах, добавить потертого на мелкой терке репчатого лучка, или мелко порезанного зеленого, и сдобрить все это растительным маслом. Лучше пахучим деревенским из жареных семечек. Закусывать в комплекте с черным хлебом."

(Александр Кремов, радио Рекорд, передача "Кулинарный техникум")

Я, в принципе соглашусь с Кремовым. Кроме нюансов. Считаю, что не надо редьку тереть, а следует нарезать ее соломкой. И выдержать в масле и вышеупомянутой смеси минут 15-30, в зависимости от горечи. Хотя если нет винного уксуса, оно по мне и лучшее. Нарезанной редькой и закусывать удобно.

А так да, не зря же редька была любимой закуской Суворова, Петра Первого, и остальнага расейскага народа.

Кстати, кто ещё не пробовал пельмени с редькой - настоятельно рекомендуют. Тёртую редьку отжать от излишков сока и смешать с сырым яйцом - это в пельмень.

Или такой рецепт:

Пельмени с редькой

Фарш:

редька 450 г

репчатый лук 50 г

масло 50 г

соль

Тесто:

мука пшеничная 320 г

яйцо 1 шт.

вода 120 г

соль 7 г

мука для подсыпки 20 г

Способ приготовления: Просеянную муку насыпать горкой, сделать в ней воронку, влить туда воду, добавить яйцо и соль. Заместить крутое тесто. Готовое тесто накрыть крышкой и дать постоять около получаса. Затем нарезать тесто на куски для формирования пельменей. Редьку очистить, потереть на терке, слегка спассеровать с маслом. Добавить обжаренный лук и соль. К пельменям подать сметану.
источник

Граф Серюг говорил в своих записках, что "Суворов прикрывал блестящие достоинства странностями, желая избавить себя от преследования сильных завистников". Действительно, чудачества великого полководца поражали всех. Но были ли это чудачества?

Однажды, идя с полком из Ладоги в Петербург мимо монастыря, Суворов вдруг скомандовал "на штурм" и полк бросился на монастырские стены. Солдаты взобрались на них с криком "ура". Затем Суворов извинился перед насмерть перепуганным настоятелем, что всего лишь учил своих солдат.

Когда после взятия Варшавы привезли фельдмаршальский жезл, то, по приказанию Суворова, его отнесли в церковь для освящения. Сам Суворов отправился туда в куртке без знаков отличия. Затем приказал принести несколько стульев, и расставив их на расстоянии, стал через них перескакивать, приговаривая после каждого прыжка: «Репнина обошел, Салтыкова обошел, Прозоровского обошел» и т. д., поименовывая всех генерал-аншефов, которые были старше его.

Не раз он пользовался своей славой чудака, чтобы получить конкретную выгоду.

Так, желая ввести в заблуждение вражеских шпионов, мог объявить, что наступление начнется, когда запоют петухи, а потом задолго до рассвета сам кричал петухом. 

Перед переходом через Сент-Готардские горы, когда российские войска после стольких испытаний увидели высокие скалы, покрытые снегом и льдом, которые необходимо было преодолеть, первые колонны солдат вознегодовали и не хотели идти дальше. Суворов, узнав о том, прибежал к ним. Он велел вырыть яму на дороге, лег в нее и закричал солдатам: "Заройте меня в землю, оставьте здесь своего генерала. Вы не мои дети, я не отец вам более. Мне пришлось умереть". Солдаты, услышав эти слова, столпились около Суворова и сами стали просить позволения взобраться на вершину Сент-Готарда и согнать оттуда французов.

Многих удивляла его повседневная жизнь. Суворов при себе никогда не носил ни часов, ни денег. Так же и в его доме никогда не было часов. Он говорил, что солдату они не нужны и что солдат без часов должен знать время. Когда надо было идти в поход, никогда в приказах не назначал часа, но всегда приказывал быть готовым с первыми петухами. Для этого он научился петь петухом и когда время наставало, выходил и выкрикивал "ку-ка-ре-ку" и солдаты выступали в поход.

Бывая в своем имении Кончанском Суворов все примечал: «Дворовые парни как дубы выросли, купить [им] девок… Лица не разбирать, лишь бы здоровы были. Девиц отправлять… на крестьянских подводах, без нарядов, одних за другими, как возят кур, но очень сохранно». 
Потом построил парней и привезенных девок в две шеренги по росту, одна напротив другой, скомандовал одной «Налево!», другой «Направо!», и образованные таким методом пары повел венчаться в церковь.

В спальне его всегда до рассвета горели две восковые свечи, а в камердинерской, возле спальни, всю ночь горела в тазу одна сальная. 

Он очень любил петь, и пел отменно. Как ни странно, у Суворова был бас. В его московском доме, близ церкви Вознесения у Никитских ворот, жили крепостные певчие и музыканты. Он держал их там для усовершенствования в музыке и пении. Во время житья в деревне певчие эти переводились из Москвы в имение. После чая он, еще неодетый, садился на софу и начинал петь по нотам духовные концерты Бортнянского и Сарти. Такое пение продолжалось целый час.

Не терпел, чтобы в доме его были зеркала, и если в отведенной ему квартире оставались такие, то их закрывали простынями. "Помилуй Бог, - говорил он, - не хочу видеть другого Суворова". Если же случалось ему увидеть незакрытое зеркало, то тотчас отвернется и во всю прыть проскачет мимо, чтобы не увидеть себя.

Суворов неохотно тратил деньги на парадные обеды. Потемкин много раз напрашивался к нему на обед. Суворов всячески отшучивался, но наконец вынужден был пригласить его с многочисленной свитой. Суворов призывает к себе Матоне, метрдотеля, служившего у Потемкина, заказывает ему роскошный обед и просит не щадить денег на яства, а для себя приказывает своему повару изготовить два постных блюда. Обед вышел роскошнейшим и удивил даже самого Потемкина, привыкшего к роскоши. По выражению Суворова, за столом "река виноградных слез несла на себе пряности обеих Индий". Но сам он, под предлогом нездоровья, кроме двух блюд, ничего не ел. На другой день, когда Матоне представил ему счет, простиравшийся за тысячу рублей, то Суворов отказался оплатить его, только написал на нем: "Я ничего не ел" и отправил Потемкину, который тотчас заплатил, сказав: "Дорого стоит мне этот Суворов!"

Обычно перед обедом Суворов выпивал рюмку тминной сладкой водки, а когда страдал желудком, то выпивал рюмку пеннику (сейчас это называют "первач") с толченым перцем. Закусывал водку всегда редькой. Прибор за столом у него был самый простой: оловянная ложка, нож и вилка с белыми костяными черенками. На серебре он не ел, говоря: "В серебре есть яд". Суворов никогда не садился на хозяйское место, а всегда сбоку, по правую сторону стола, на самом углу. Перед обедом, идя к столу, он громко читал "Отче наш". Каждый из гостей должен был отвечать: Аминь! Кто забывал сказать аминь, тому не давали водки. Кушанья не ставили на стол, а носили прямо из кухни, с огня, горячее, в блюдах, обнося каждого гостя и начиная со старших. Суворову подносили не всякое блюдо, а только то, которое он кушал. Суворов соблюдал величайшую умеренность в пище, так как часто страдал расстройством желудка. Камердинер Прошка всегда стоял позади стула и не допускал ему съесть лишнее, прямо отнимая тарелку, не убеждаясь никакими просьбами, потому что знал, что в случае нездоровья Суворова он же будет в ответе и подвергнется строгому взысканию: "Зачем давал лишнее есть?" И если в такой момент разгневанный барин спрашивал, по чьему приказанию он это делает, отвечал: "По приказанию фельдмаршала Суворова". - "Ему должно повиноваться", - говорил Суворов. За столом Суворов имел предрассудки: не терпел, чтобы брали соль ножом из солонки, двигали ее с места на место или ему подавали - каждый должен был отсыпать себе на скатерть соли. В обыкновенные дни после обеда Суворов умывался, выпивал стакан английского пива с натертой лимонной коркой и с сахаром, затем раздевался догола и ложился в постель спать часа на три.

Известно, что он вообще не имел личных или близких друзей и признавал одну только службу. А на вопрос - почему? - отвечал: «У меня много старых друзей: Цезарь, Аннибал, Вобан, Кегорн, Фолард, Тюренн, Монте-кукули, Роллен… и всех не вспомню. Старым друзьям грешно изменять на новых».

В возрасте 44 лет он стремительно женился на 24-летней Варваре Прозоровской. Трудно было представить пару более неподходящую, чем княжна Варвара Ивановна и Суворов. Она - полная, статная, румяная, но с умом ограниченным. Он маленького роста, прихрамывающий, с подвижным лицом, и могучим интеллектом. Жена его была светская женщина, любившая общество и принадлежавшая его течению. Суворов, напротив, не принадлежал ни себе, ни жене, ни обществу. Через пять лет, узнав о ее многочисленных изменах, Суворов развелся так же стремительно, как и женился.

Однажды к Александру Васильевичу пришла польская делегация по вопросу данных полководцем обещаний, которые впоследствии были отклонены Екатериной II. Выслушав послов, Александр Васильевич присел на корточки, сказав: «Суворов вот какой маленький», — а потом вдруг прыгнул до потолка, прокомментировав поступок: «А императрица вот какая большая!». Поляки остались удовлетворены объяснением, они уже были наслышаны о Суворове.

Благодаря своим чудачествам Суворов мог войти в любой кабинет и сделать то, что порой не могли сделать наделенные самыми большими полномочиями чиновники.

Наверное неспроста многие считали, что самом деле Суворов всегда прекрасно управлял своим эмоциональным состоянием, и все его чудачества были контролируемы и продуманы, и требовались лишь для достижения выбранной им цели. Кстати, проказничая, Суворов был всегда серьезен и никогда не улыбался, как будто бы все это в порядке вещей.

"Тот уже не хитрый, о ком все говорят, что он хитёр", - любил приговаривать непобедимый полководец.

"Глупая храбрость не даст победы. А смешаешь ее с военной хитростью, тогда это можно назвать военным искусством". А. В. Суворов

Источник