Ждать и надеяться⁠⁠

Быстрый взгляд на портрет напомнил Петру Леонидовичу Капи́це о давнем обещании, данном художнику Кустодиеву, и перенёс мыслями в голодный и холодный Петроград, в далёкий 1921 год, когда ему было 27 лет, а Кольке Семёнову – 25. На картине они полны надежд и оптимизма, излучают энергию и уверенность в собственных силах на выбранном жизненном пути. И можно ли, глядя на изображённого слева щёголя с трубкой, угадать, какая тяжесть лежит на душе молодого физика Петра Капицы.

В 1916 году он демобилизовался с фронта Первой мировой, чтобы продолжить учёбу и лабораторную работу под руководством Абрама Фёдоровича Иоффе. Он женился на любимой девушке Надежде Черносвитовой, у них родился сын. После окончания Политехнического института в Петрограде Пётр Капица занимается любимой наукой в Рентгенологическом институте. Но в 1919 году, как члена ЦК партии кадетов, арестовывают и расстреливают его тестя Кирилла Черносвитова, а затем в декабре–январе от гриппа-«испанки» один за другим умирают отец Капицы, двухлетний сын Иероним, жена Надежда и их новорождённая дочь. На форзаце Евангелия, где Пётр Капица отмечал важнейшие события в жизни, после строчки о смерти дочери он записал: «Всё кончено, да будет воля твоя», – после чего собрал все документы, письма и драгоценности, напоминавшие ему о жене и детях, в шкатулку, закрыл и больше никогда её не открывал. И никогда не праздновал Рождество. Он сам заболел гриппом и потом вспоминал: «Мне так хотелось умереть, но мама меня спасла. Пришлось жить».

В 1921 году из Англии он писал матери: «Когда я оглядываюсь назад и вижу всё мною пережитое, меня берёт страх и удивление — неужели же, в самом деле, я всё это мог перенести?». Перед тем, как отправиться в заграничную командировку, он оставил матери на память этот их парный портрет с коллегой и другом Николаем Семёновым. Написал его известный художник Борис Михайлович Кустодиев, и история его создания весьма любопытна.

В мае 1920 года в Петроград вернулся Николай Семёнов. Этот талантливый студент Иоффе со второго курса работал над ионизацией атомов и молекул под действием электронного удара и был оставлен при университете профессорским стипендиатом (аналог аспирантуры), но летом 1918 года «удачно» съездил на каникулы. Поехал к родителям в Самару, а там случился мятеж Чехословацкого корпуса, и Коля Семёнов загремел коноводом в артиллерийскую бригаду белогвардейской народной армии. Это вам не атомы ионизировать. Отпущенный в отпуск в связи со смертью отца, Семёнов дезертировал по пути к новому месту службы и добрался до ближайшего университетского города Томска. Там он был мобилизован в Колчаковскую армию, но по ходатайству профессоров оставлен в Томском технологическом институте в «радиобатальоне». Когда в декабре 1919 года Томск заняла Красная Армия, Семёнов был переведён с военной службы на научно-преподавательскую работу и обрадовался приглашению Иоффе вернуться в Петроград с затянувшихся «каникул».

Вместе с Капицей Семёнов предложил способ измерения магнитного момента атома в неоднородном магнитном поле. В совместной статье на две странички в декабре 1920 года они написали: «Эксперименты уже начаты». В холодном дальнем крыле Политехнического института на окраине Петрограда их начал шестнадцатилетний студент-первокурсник Юлий Харитон (будущий академик и один из создателей советской атомной бомбы). Но в успешном проведении ставшего знаменитым эксперимента наших учёных опередили немцы Штерн и Герлах:

И неудивительно: время для нашей страны было тяжёлое, и приходилось решать более насущные проблемы, чем квантование магнитного момента атома. Герберт Уэллс в документальной книге «Россия во мгле» описывает встречу в Петроградском Доме учёных в 1920 году: «Удивительно, что они вообще что-то делают. И всё же они успешно работают... Павлов продолжает свои замечательные исследования — в старом пальто, в кабинете, заваленном картофелем и морковью, которые он выращивает в свободное время. Дух науки — поистине изумительный дух».

Не только науки, но и искусства. В эти мрачные дни войн и революций ученик Репина Борис Кустодиев создаёт яркие праздничные картины, изображающие другую, счастливую Россию, время которой прошло. А, может, и не было никогда этой лубочной сказки, и она оставалась лишь поэтической мечтой художника. Токсичная позитивность, как сказали бы сейчас.

Борис Кустодиев. «Масленица» (1919).

С Кустодиевым Капицу и Семёнова познакомил студент-архитектор Петька Сидоров, который как представитель домкомбеда (домового комитета бедноты) заваливался со своей «коммуной» в квартиру художника на Петроградской стороне. Молодые физики стали частыми гостями в доме Кустодиевых. Этот художник купцов, сошедших со страниц пьес Островского, русской зимы и пышных красавиц переживал собственную трагедию.

«Автопортрет» (1912).

Вот уже несколько лет Борис Михайлович страдал от туберкулёза позвоночника. Когда парализовало ноги, ему пришлось рисовать лёжа. Или сидеть в инвалидной коляске два-три часа в день, преодолевая страшную боль. «Теперь весь мой мир – моя комната», – говорил художник, который практически не выходил на улицу и был вынужден ограничить размер холстов, над которыми он работал. Весёлые красочные картинки никак не отражали его физических страданий или – кто знает – помогали с ними справиться: «По ночам он кричал от боли, его мучил один и тот же кошмар: чёрные кошки впиваются острыми когтями в его спину и раздирают позвонки».

Однажды Капица с Семёновым разглядывали в квартире Кустодиева незаконченное полотно с Шаляпиным и высказали художнику: «Вот Вы пишете портреты уже знаменитых людей. А почему бы Вам, Борис Михайлович, не написать портрет будущих знаменитостей?» – имея в виду, разумеется, себя. Художник шутя поинтересовался, не собираются ли молодые люди стать Нобелевскими лауреатами, на что те сразу же ответили утвердительно. «Раз так, то напишу», – согласился Кустодиев. У него был правительственный заказ на большую картину «Праздник в честь II Конгресса Коминтерна 19 июля 1920 года. Демонстрация на площади Урицкого» (название Дворцовой площади с 1918 по 1944 годы), находящуюся ныне в Русском музее.

Ограниченный в передвижении, художник был рад любой подходящей натуре и помимо парного портрета на оливковом фоне (первое изображение в этом посте) поместил в центре «правительственной» картины фигуры двух друзей, отрешённо наблюдающих за процессиями матросов, детсадовцев и «Союза Пищевиков»:

Когда Шаляпин однажды встретил у Введенской церкви Капицу и тот поздоровался, Фёдор Иванович поделился с Кустодиевым:

– Знакомое лицо, а где я его видел – шут знает.

– А не этот? – спросил Кустодиев и показал стоявший на мольберте портрет двух физиков.

– Он! Кто же это?

Кустодиев засмеялся и рассказал Шаляпину, как начал писать этот портрет: «Впервые в жизни рисую никому не известных, но очень упорных молодых людей. И такие они бровастые, краснощёкие (им и голод нипочём), такие самоуверенные и весёлые были, что пришлось согласиться. Притащили они рентгеновскую трубку, с которой работали в своём институте, и дело пошло».

Борис Кустодиев. «Портрет Ф. И. Шаляпина» (1922).

В качестве гонорара за портрет Капица принёс Кустодиеву мешок муки и петуха в придачу. Он заработал их у мельника, у которого жил за городом, рассчитав, построив и собственноручно установив тому небольшую турбинку. Во времена разрухи и «коминтернов» такая плата ценилась дороже денег, так как инфляция постоянно сжирала жалование старшего физика в 122 700 рублей в месяц.

Абрам Иоффе, видя, что Пётр Капица всё ещё находится в депрессии после потери родных, решает отправить его заграницу в ведущую зарубежную научную школу. Работа – лучшее лекарство. Благодаря содействию известного кораблестроителя академика Крылова и писателя Максима Горького в 1921 году Капица в составе специальной комиссии командирован в Англию для закупки приборов, чтобы больше не пытаться изучать квантовую физику с помощью «сургуча и верёвочки».

Иоффе, Капица, Крылов.

В июле Капица прибывает в Англию. Оттуда он постоянно пишет письма матери: «Всё же я тут один, и это, пожалуй, самое плохое. Я, конечно, не теряю ни энергии, ни импульсов, но радости жизни нету, в этом-то все горе. Как было бы хорошо, дорогая моя, пойти с тобой в Британский музей! А моя Надя, как часто она мне рассказывала о Лондоне и как нам хотелось вместе быть тут. Мне даже подчас кажется, что я не человек, а какая-то машина, которая, несмотря на всё, продолжает своё дело. Конечно, я пишу грустное письмо, но главная причина та, что Надя очень любила Лондон и я все время вспоминаю её».

Но депрессия депрессией, а надо работать. Иоффе дал Капице рекомендацию к Эрнесту Резерфорду в Кавендишскую лабораторию в Кембридже. Тот поначалу не хотел брать к себе незнакомого молодого человека, приехавшего из Советской России, и сослался, что лаборатория у него маленькая и переполнена сотрудниками. Тогда Капица неожиданно спросил:

– Какая у вас допустимая погрешность в опытах?

– Допустима двух-трёхпроцентная погрешность, – ответил Резерфорд, не понимая, куда клонит этот русский.

– А сколько народу работает?

– Человек тридцать.

– В таком случае вы можете меня принять: я буду в пределах вашей экспериментальной ошибки.

Резерфорд, который ценил в людях находчивость и чувство юмора, рассмеялся и решил дать шутнику шанс, о чём никогда не пожалел. Капица сразу заслужил всеобщее уважение своими навыками инженера и экспериментатора. Студенческий практикум, на который отводилось два года, он выполнил за две недели. Через 4 месяца у него своя рабочая комната. Через год – три помощника.

Отношения с Резерфордом складываются непросто, но со временем и они стали близкими друзьями. Капица дал своему руководителю прозвище «Крокодил». Официальная версия: «Потому что крокодил всегда идёт к своей цели, никогда не пятится назад», – но все знали тяжёлый характер уроженца Новой Зеландии. Резерфорд выбивает для Капицы стипендию Максвелла, и в 1923 году Peter Kapitza защищает в Кембридже докторскую диссертацию «Прохождение альфа-частиц через вещество и методы получения сильных магнитных полей». Резерфорд ворчит: «Я трачу на ваши опыты больше, чем на всю остальную лабораторию», – но ему импонирует, что Капица не ограничивает себя ядерной физикой, а предлагает свои, новые для Кавендишской лаборатории области исследования и организует семинар «Клуб Капицы», на котором идёт оживлённое обсуждение современных физических проблем. С 1925 года Капица становится заместителем Резерфорда. Командировка затягивается.

Борис Кустодиев. «Портрет Капицы» (1926).

В 1926 году Капица едет в отпуск в Париж повидаться с приехавшим туда Николаем Семёновым. Тот построил первый в СССР масс-спектрометр, стал заместителем директора Физико-технического института и был послан заграницу для ознакомления с работами буржуйских лабораторий. Но приехал Семёнов не один, а с молодой женой Наташей Бурцевой, которая отыскала в Париже свою лучшую гимназическую подругу Аню Крылову. Та была дочерью того самого академика Крылова, но её родители разошлись, и она с матерью эмигрировала во Францию. Анна изучала искусство и мечтала стать археологом. Перезнакомившись, Семёновы, Пётр и Анна вчетвером гуляли по парижским улицам, ходили в кино и в музеи.

Оказалось, что матери Капицы и Крыловой были студентками одного выпуска Высших женских Бестужевских курсов. Ещё больше они сблизились после того, как «романтично подрались в кино»: Анна выхватила у Капицы трубку, которую он постоянно таскал с собой, но никогда не курил. А ещё она пожаловалась, что уже хорошо изучила коллекцию Лувра и хотела бы поработать в Британском музее, но ей не дают английскую визу, потому что она находится во Франции по «нансеновскому паспорту» для беженцев. Пётр Леонидович пообещал помочь с визой, и скоро Анна Крылова приехала на стажировку в Лондон. Позже она вспоминала: «Однажды, под конец моего пребывания в Лондоне Пётр Леонидович сказал: “Хотите поездить по Англии? Посмотреть страну, ваши любимые замки и соборы?” Я тут же согласилась. Да и кто же не согласится отправиться в поездку по Англии на открытой машине! Только у меня совсем не было денег. Но Пётр Леонидович сказал: “Я вас приглашаю”. И мы отправились».

Анна рассказала Капице, что в Гражданскую войну, сражаясь на стороне белых, были убиты два её старших брата. А две сестры умерли в детстве от туберкулёза. Её мать, боясь потерять единственного оставшегося ребёнка, увезла Анну в Париж, пока и та не сбежала на фронт. А Пётр рассказал ей трагическую историю своей первой семьи, которой ни с кем не делился.

Наступило время Анне возвращаться во Францию: «Я отчетливо помню, как, уезжая, посмотрела в окно и увидела грустную, как мне показалось, маленькую фигурку, одиноко стоящую на перроне. И тут я почувствовала, что этот человек мне очень дорог. Пётр Леонидович чуть ли не на следующий день приехал в Париж. И я поняла, что он мне никогда, что называется, не сделает предложения, что это должна сделать я. И тогда я сказала ему: “Я считаю, что мы должны пожениться”. Он страшно обрадовался, и спустя несколько дней мы поженились». Анна Алексеевна стала надёжным помощником и верным другом Петра Леонидовича, а Семёновы всегда очень гордились, что их познакомили.

Продолжал Капица вести активную переписку и с Борисом Кустодиевым. В письме 1922 года художник благодарил Капицу за присланное молоко и просил прислать из Кембриджа масляные краски, которых не хватает в Советской России. В качестве ответной благодарности он написал ещё несколько портретов Капицы. В марте 1927 года Кустодиев получил разрешение Наркомпроса выехать в Германию для лечения в клинике Ферстера, на которое правительство выделило деньги, но этой поездке не суждено было состояться: в мае Борис Михайлович Кустодиев (1878–1927) скончался от скоротечного воспаления лёгких. Фёдор Иванович Шаляпин, тогда уже тоже в эмиграции, сказал: «Много я знал в жизни интересных, талантливых и хороших людей, но если я когда-нибудь видел в человеке действительно высокий дух, так это в Кустодиеве…». Вдова художника Юлия Евстафьевна переживёт мужа на 15 лет и умрёт в 1942 году в блокадном Ленинграде от голода. История страны в 20 веке получилось совсем не кустодиевская.

Борис Кустодиев. «Купчиха за чаем» (1918).

А Капица продолжает работать в Кембридже: от сильных магнитов он переходит к физике низких температур и сжиженных газов. Его избирают членом английского Королевского общества: не иностранным, а «домашним», несмотря на советское гражданство. Правительство СССР несколько раз предлагало Капице вернуться, но учёный неизменно отказывался. В письме Семёнову он так объясняет своё положение: «Ты видишь, я до сих пор не натурализовался, и только потому, что определённо чувствую, что вернусь обратно. И мне хочется, чтобы ты, и тебе подобные поняли это раз и навсегда – что пока я русский учёный, несмотря на все неудобства с этим связанные, и мне хотелось, чтобы вы дали мне почувствовать, что вы, черти проклятые, цените это». Со своей стороны Капица помогает издать в Англии монографии советских учёных, включая труды Семёнова по цепным химическим реакциям.

В ноябре 1930 года Совет Королевского общества выделяет 15000 фунтов на строительство в Кембридже специальной лаборатории для Капицы. Деньги взяты из фонда, оставленного химическим магнатом Людвигом Мондом, и Мондовская лаборатория была торжественно открыта в феврале 1933 года. Приглашённым гостям в глаза бросается расположенный при входе барельеф «Крокодил»: присутствовавший Нильс Бор одобрил архитектурную вольность, а Резерфорд промолчал.

У Петра с Анной рождаются двое сыновей – Сергей и Андрей. Заработав денег на инженерных консультациях, Капица проектирует и строит на окраине Кембриджа дом “Kapitza House”, и помимо научной работы умудряется выиграть первенство графства Кембриджшир по шахматам.

Капица играет в шахматы с Полем Дираком.

С 1933 года Капица помогает устроить в Англии учёных-евреев, вынужденных бежать из Германии после прихода к власти Гитлера, включая коллегу Эйнштейна Лео Силарда. А в следующем году Капица с женой приезжают в Ленинград проведать его мать и поучаствовать в международном конгрессе, посвящённом 100-летию со дня рождения Менделеева. Он и раньше приезжал в СССР с лекциями, но обстановка в стране поменялась после бегства физика Георгия Гамова. Куйбышев и Каганович проинформировали отдыхавшего в Сочи Сталина о приезде Капицы: «Мы думаем, что такому положению, когда наш гражданин снабжает чужую страну изобретениями, имеющими военное значение, надо положить конец». Они предлагали любым способом удержать учёного в СССР, «в крайнем случае применить арест». Сталин на следующий день ответил согласием, добавив: «Капицу нужно обязательно задержать в СССР и не выпускать в Англию на основании известного закона о невозвращенцах». Постановлением Политбюро выездная виза Капицы была аннулирована.

Капица в бешенстве: его лаборатория в Кембридже, ему надо возвращаться, чтобы проводить исследования по разделению изотопов в газообразной смеси методом центрифугирования совместно с Полем Дираком. Но Анна Алексеевна вынуждена уехать в Кембридж к оставшимся с бабушкой сыновьям одна, а Пётр Леонидович переезжает в ленинградскую коммуналку к матери Ольге Иеронимовне. Николай Семёнов, ставший за два года до этого академиком и возглавляющий Институт химической физики АН СССР, старается помочь другу, но Капица непреклонен. Он пишет жене: «Меня можно заставить рыть каналы, строить крепости, можно взять моё тело, но дух никто не возьмёт. И если надо мной будут издеваться, я быстро сведу счёты с жизнью любым путём».

Капица решает уйти из физики в биологию: рядовым инженером в институт к Ивану Павлову (1849–1936). Лауреат Нобелевской премии 1904 года неоднократно встречался с Капицей в Англии и был крёстным отцом его старшего сына Сергея. О советской власти знаменитый физиолог отзывается неодобрительно: «Я же говорил вам всегда, Пётр Леонидович, что они сволочи. Теперь вы убедились? Вы вот не хотели мне верить прежде. Знаете, ведь я только один здесь говорю, что думаю. А вот я умру, вы должны это делать».

Анна Алексеевна тем временем обращается с просьбой о вмешательстве к Альберту Эйнштейну и Эрнесту Резерфорду. Резерфорд требует от полпреда СССР в Англии разъяснений, почему его сотруднику отказывают в возвращении в Кембридж. От Капицы требуют написать ответ, что он остался в СССР добровольно, но он отказывается писать под диктовку. Поэтому в ответном письме Резерфорду сообщают, что пребывание Капицы в СССР продиктовано «запланированным в пятилетнем плане ускоренным развитием советской науки и промышленности». Лео Силард предлагает Анне Алексеевне организовать дерзкий побег Капицы на подводной лодке, но решать судьбу учёного будет другой человек.

Продолжение следует...

Автор: andresol

Источник