Закон Ра⁠⁠

Ночами Апофис поглощает воду в подземном Ниле, стремясь погубить Ра. Но теперь ему мало Дуата, мира мертвых. Апофис выходит в мир смертных, где каждую ночь Ра ищет его в новом месте, на новой реке.

Петербург окутала белая ночь. Нева степенно несла свои воды, лаская гранитную набережную. Ната плотнее запахнула куртку и сунула ладони в карманы. На берегу дул холодный ветер, но находиться здесь все равно было приятнее, чем за домами. Ночной Питер поражал красотой, и Ната ловила любую возможность напитаться городскими пейзажами. Эта ночь не стала исключением.

Накинув капюшон на макушку, Ната уверенно свернула от светофора направо и медленно двинулась вдоль набережной. У разведенных мостов собрались туристы. По дорогам время от времени проносились автомобили, но рядом с ними было тише, чем с людьми. Ната смотрела на серо-синее небо, прищурившись, и гадала, как скоро появится солнце. Ей не терпелось встретить рассвет с бликами первых лучей на полотне реки.

Но сегодня что-то было не так. Настораживал не только холод, но и непривычная тьма. Ната глянула на экран мобильного: рассвет обещали в три тридцать четыре, пробежало пятнадцать лишних минут, а он все еще не пришел.

— Странно, — пробормотала Ната, сунув телефон в задний карман джинсов.

Она направилась к каменным ступеням, ведшим к воде. В другие ночи тут всегда кто-то бродил, будь то прохожие с фотоаппаратами или обнимавшиеся парочки, устраивавшиеся на самом краю. Они свешивали пятки, касаясь волн, пили чай из термосов или что-то более согревающее из горлышек бутылок. Но сейчас не было никого. Пусто.

Нахмурившись, Ната сошла к черной воде. В глади отражались огни мостов, сиявшие на горизонте. На кедах развязался шнурок. Ната присела на корточки, затянула его узлом и спрятала хвостики под косточку, чтобы не мешались. Когда она выпрямилась, то вдруг осознала, что стало… Тихо. Пропал и людской говор, и клокотание машин, и гудение прогулочных катеров. Идеальная тишина в самом сердце города.

— Что? Почему?

Ната резко обернулась, когда один за другим погасли фонари. Импульс пробежал стрелой по лампам, перекинулся на мосты и потушил их, а потом колпаком накрыл город. Только серебряная луна задержалась на небосводе, освещая непривычно немые крыши. Вскоре огромная туча вобрала в себя и ее. Тогда на весь Петербург Ната осталась совершенно одна.

Ее сердце билось птицей в груди. Ната спешно вытащила телефон — он молчал и не включался. Темнота застила глаза. Над головой не осталось звезд, в городе — фонарей. И леденящий душу ужас оброс безмолвием.

Опасливо двинув ступней, Ната не нащупала каменного борта. Все залило черным, и невозможно было понять, где кончается гранит и начинается вода. Нева наполнилась непривычным и устрашающим покоем. С губ слетело облачко морозного пара. Ната обхватила себя руками и зажмурилась, втянув голову в плечи.

— Это ненастоящее, это все неправда.

Она успокоила себя тем, что стоит открыть глаза — и окажется в привычном мире. Проснется, быть может, или хотя бы придет в сознание после обморока. Но тут откуда-то спереди и справа раздался мягкий звук. Словно пенные барашки целовали борт судна. Поддавшись, Ната распахнула глаза, чтобы увидеть яркую точку вдалеке. Точка горела бело-желтым, с обеих сторон от нее мерно качались длинные шесты. Они паучьими лапами загребали воду и пропускали над веслами. Капли стекали тягучим дымом, брызги мешались с воздухом и рассеивались в нем. Это была деревянная ладья, несшая единственного пассажира.

Высокий человек в богатых легких одеждах стоял прямо и ровно. На фоне темной кожи снегом лежала белая ткань, ее перемежали золото и украшения. Его голова пряталась за птичьей маской. Узко посаженные глаза хищнически смотрели перед собой, а над макушкой сиял солнечный диск — единственный свет в царстве тьмы.

Ната задрожала от страха, не имея возможности шевельнуться или закричать. Она застыла, подневольная дивному миражу, и наблюдала, как ужасный и прекрасный человек становился ближе.

В правой руке он держал посох, которым управлял ладьей. Стоило его приподнять — и весла-шесты убыстрялись. Опуская, он замедлял ход волн. Из-под ладьи клубами поднимался пар, будто днище протапливало дорогу в холодной реке. Оно постепенно опускалось вместе с мелеющей Невой.

Когда человек с соколиной головой поравнялся с причалом, на котором стояла Ната, нос ладьи ударил в камни на глубину трехэтажного дома. Воды в реке не осталось, лишь мокрый песок, ил и мусор, собравшийся по краям.

— Апофис пробудился вновь.

Голос прозвучал громко и отовсюду сразу. Человек был горячим, почти опалял, но к этому теплу хотелось тянуться. Он был единственным живым во всем мире.

Ната смотрела на него, не в силах отвести взгляд. Когда соколиная голова повернулась к ней, Ната не испугалась. Ее вдруг пропитала благодать. Душу обернул покой. Будь ладья у причала, Ната ступила бы в нее без раздумий.

— Простите, я не понимаю, — пролепетала она, чувствуя, что человек ждет ответа.

— Изначальная сила, первозданный змей, олицетворение Хаоса. Каждую ночь он поглощает воду в подземном Ниле, стремясь погубить меня. Каждую ночь я побеждаю его, чтобы вернуть людям свет.

Ната робко переступила с ноги на ногу. Она постаралась убедить себя, что все происходящее — сон. Так было легче не поддаться безумию.

— Но это не Нил, — неуверенно возразила она.

Солнечный скрутился водоворотом, затянулся и вспыхнул так ярко, что Ната увидела все: целый Петербург как на ладони и больше. Стоя на месте, она охватила взглядом огромную Землю от края до края, ее поля и моря, горы и низины. Пораженная, Ната не заметила, как человек исчез, его место в ладье занял огромный рыжий кот. Его шерсть переливалась золотым огнем, по загривку бежали искры. Кот толкнулся от борта ладьи и в один прыжок перемахнул к ступеням.

— Он стал смелее, ему не хватает Дуата, мира мертвых, в котором он обречен жить. Ныне каждую ночь он выходит в мир смертных, и каждую ночь я ищу его, чтобы низвергнуть.

Отшатнувшись, Ната закрыла лицо руками. От кота шел нестерпимый жар, на него было невозможно смотреть. Однако понемногу горячность спала. Несмело открыв глаза, Ната увидела, что кот переместился со ступеней на топкий песок высохшего русла. Лапы едва касались осевшего ила, но каждый шаг отпечатывался жидким стеклом, моментально твердевшим.

— Эти края для меня неведомы, эта река мне незнакома. Мне нужен проводник, который выведет меня к Апофису. Ты, дитя с открытым сердцем, станешь им. Ты поведешь меня к древнему змею. Укажешь устье, в котором приходит конец реке. Там будет ждать меня Апофис, поглотивший воду. Там свершится его рок.

Ната все еще убеждала себя, что все это — кошмарный и изумительный сон. Она подняла ладонь и указала в сторону залива. По крайней мере, по двум берегам реки она еще неплохо ориентировалась.

— Там. Это Нева, она впадает в Невскую губу, где соединяется с Финским заливом. Если ты… Вы ищете устье, оно в той стороне.

Кот стряхнул искры с золотой гривы. Мягко переступая, он двинулся по темному дну, освещая его и весь мир кругом. Ната кинулась за ним, следя с набережной. Она старалась поспевать, но, к ее удивлению, это не требовалось. Расстояние сжалось, время текло иначе. Ей представлялось, что она делает шаг, когда на деле — пятьдесят. Она уже не узнавала здания, они едва выглядывали торцами с боков. Но блистающая огненная сущность гнала за собой, и Ната отчаянно за ней следовала.

Наконец гранит сменился пляжем. Мягкий и рассыпчатый песок забрался в кеды, уколов пальцы. Ната боялась остановиться, опасалась, что потеряется. Изредка подошвы кед хлюпали, когда проваливались в остатки мокрого русла, и тогда Ната непроизвольно отходила дальше от кота. Он передвигался царственно, не меняя темпа. По воздуху за ним струился пламенный хвост.

Они достигли моста, пересеченного транспортной развязкой. Ната остановилась в отдалении, боясь подойти. Раньше, стоило коту сделать шаг, как он выдирал кусок окружения у тьмы и раскрашивал его будничными цветами. Но здесь темнота сгустилась липкими кольцами, скрученными в воздухе. Казалось, ее можно зачерпнуть в ладони. Она больше не отступала и не преклонялась перед котом. И это пугало.

— Он здесь.

Голос более не лоснился громкостью, первозданная тьма глушила его. А там, где находился мост, чернота стала такой невыносимой, что на нее было невозможно смотреть. Поднимая взгляд, Ната сразу отводила его. Ей представлялось, что из разверзшейся бездны нечто смотрит на нее в ответ. Там, в этой бездне, что-то громадное шуршало, беспрестанно двигаясь, раскачивалось, терлось о песок. Тьма дышала морозом и редкие клубы дыма, срывавшиеся к коту, оборачивались размазанными в воздухе чернильными крыльями.

— Я ж-ждал тебя-с, — вдруг разорвал пространство шипящий голос, — пришла-с твоя с-смерть.

Кот поднялся на задние лапы — и вдруг тьму расчертила молния. Это с далекой ладьи прилетел посох. Он рухнул у лап кота, озарив вспышкой титаническую пасть с рядами острых клыков. Разверзнутая от неба до земли, она поглощала в себя устье. Чешуйчатое тело за ней сливалось с заливом и заполняло его целиком. Тугие кольца змея переплетались косами, стягивались узлами и неизменно наползали друг на друга. Извивались, закапываясь в камни и достигая туч. Там, вдали, существовало лишь тело гигантского змея и ничего более. Только чернота, какой и был он сам.

Ната зажала рот, чтобы не закричать. Ее душа словно покинула тело, больше не принадлежавшее ей. Она была безмерно одинока и печальна, лед сковал сердце. Будто сама она оказалась вдруг в царстве мертвых, в которое живым вход воспрещен.

— Да сгинет мрак, да придет свет! Я, Великий Ра, Бог-творец, Бог-создатель, приказываю тебе вернуться в обитель ночи, Апофис, олицетворение Хаоса. Ибо она не вечна, и пришел черед света царствовать на земле.

Рыжая шерсть воспылала алым, золотой ореол охватил фигуру. Вспышка застила глаза белым светом, а, когда немного стихла, кот снова принял форму человека с соколиной головой. В ладони вместо посоха он держал меч. Лезвие залило огнем. Ра занес его над головой и с силой метнул в распахнутую пасть. Меч кометой разрубил черноту и унесся в нёбо змея.

Рык, подобный грохоту небес, сотряс землю. Голова змея откинулась, из его рта вместе с тьмой хлынул поток. Вода бурно кинулась в русло, заполняя его до гранитных берегов. Рокоча, гремя поток взорвался брызгами, избегая касаться бога, огибая его лентами и штурмуя набережную пеной.

Ната ступила назад, боясь, что ее заденет. Змей же в последний раз дернул головой и, побежденный, закопался в песок. Чешуйчатое тело колыхнулось, истаяло и слилось с рекой, став ее продолжением.

Завороженная, Ната глядела на то, как расступились тучи и спряталась за горизонт луна. Покачиваясь, поднялась на волны ладья, вернулась к богу, и он встал на нее, гордый и величественный. Вновь над его птичьей головой зажегся пламенеющий диск.

— Возрадуйся, смертное дитя, ибо ты исполнило свою долю. Повержен змей, и я возвращаюсь на небо, чтобы согреть землю. Помни, что как бы ни была темна ночь, всегда есть свет, какой придет ей на смену. Ибо это закон богов. Мой закон. Закон Ра.

Ладья бесшумно двинулась с места, увлекая на себе бога в безбрежные воды. Нате хотелось остановить его, закричать, задать тысячу и один вопрос, но она не смела, исполненная благоговения перед вечным. Ее переполняли горечь и радость, адреналином бушуя в венах. Она смотрела вслед высокой фигуре, пока та не растворилась в горизонте.

Стоило Ра пропасть, как первые лучи солнца теплым поцелуем опустились на воду. Оранжевыми бабочками они расплескались в волнах, а Ната осознала, что стоит на песчаном пляже Невской губы, встречая рассвет.

В лицо дул соленый ветер, в кеды все также запрыгивал песок. Было немного холодно, но Ната этого не ощущала. Восходящее солнце грело ее с такой любовью, какой она никогда не чувствовала раньше. Смотря на него, Ната впервые в своей жизни была по-настоящему счастлива.