Вера⁠⁠

Чай и ароматный деревенский хлеб. Вкусно! Я улыбнулась дочери. Она вздохнула в ответ, бледные пальчики обхватили щербатый стакан. Ей бы дома сидеть и про мальчишек думать, как раз возраст переходный… Так нет, спасибо покойному папаше, катается со мной по выселкам. Эх…

– Мам, когда мы уже вернемся?

– Последний рывок, детка. Помнишь, я говорила, там Святая живет. Я ее облик до сих пор вижу как наяву. Она точно поможет, уверена! – я почти не сомневаюсь. Убедила себя.

Ведь это последняя надежда, других не осталось. Столичные маги, деревенские знахари, ярмарочные ведуны – никто не справился. Я потратила все наследство, объехала половину королевства. И дочка, моя глазастая Вера, все больше замыкается в себе. Иногда пытается что-то сказать, но я упрямо улыбаюсь и тащу ее дальше. Мы найдем, справимся, я обязана!

Румяная молодуха за баром выстукивает один и тот же мотив, все громче и громче. Липкий взгляд оценивающе шарит по моему гардеробу. На лице написано что-то вроде: "Мне бы столичное пальто! Я бы в нем смотрелась, не то, что эта, тощая!".

Впрочем, какая мне разница? Мысли ее я читать не собираюсь. Без усилий вижу? Так можно не смотреть!

Вера отводит взгляд от подавальщицы, хмурится, трет лоб. Слабость и головные боли – одни из симптомов нашей беды.

Проклятья, что Верин отец бросил перед смертью. Дрянь получилась редкостная.

Энергетические метастазы день за днем растут в наших аурах. По ощущениям, как черную дыру за спиной носить: пожирает силы, здоровье, молодость, оставляя взамен отчаяние и апатию. Любое обращение к магии истощает резерв до нуля, серьезное – может убить. И ладно я, но ребенок! Не заслужила моя малышка такого ужаса.

Я беру ее за руки и тихо пою. Никакого колдовства, только звук с привкусом майского солнца. Мы обязательно сможем! Доберемся до монастыря, там испокон веков Великой Матери поклоняются, найдем Святую Афонию, попросим помощи. С ее могуществом дело на пару вдохов. Получится!

Три часа до отправления поезда мы высидели с трудом. В кафе холодно, но все же теплее, чем на улице. А за грязными окнами деревья трещат!

Когда стемнело, похолодало сильнее, а молодуха засобиралась домой.

– Закрыто! – рявкнула она, многозначительно глядя на дверь.

Я поправила Вере шарф. Мелкая поморщилась, но смолчала. Закинуть на спину тяжелый рюкзак, шапку пониже… Ладно, чего тянуть: теплее там все равно не станет!

Решительно, как в прорубь, нырнула в звенящий морозом вечер. Безлюдные улицы проводили нас лаем собак и завидным светом окошек. В тепло бы, к печке и чаю с вареньем… Вместо этого я привела дочь к зданию вокзала.

Убогое помещение, отопления нет, побелка кое-где висит ошметками, ветер рассохшейся дверью стучит. Я осматриваюсь, вместе с рюкзаком падаю на скамью. Ледяная поверхность морозит даже через одежду. Нет, так нельзя!

– Что ты ответишь кавалеру, когда пригласит на танец?

– "Отвали", – бурчит Вера, но синева глаз вспыхивает радостью.

– А если не отвалит? "Ну-ка, дай мне руку, прекрасная леди!" – Я подхватываю укутанную в сто одежек девочку и кружу в танце.

Колени дрожат, судя по гримасам на лице мелкой, у нее тоже. Но я настойчива. Если сидеть не двигаясь, переохлаждение гарантировано.

В конце концов, танцы в моем репертуаре кончаются. Я просто тягаю дочь по залу, не позволяя садиться.

До отправления пара минут. За дверями вокзала ничего не происходит. Снег заметает пустой перрон. А если поезд не приедет? В этой дыре ни одной гостиницы…

Без паники, все получится!

Выходим. Возле путей ни души. Кулаки в карманах, ногти до боли впиваются в кожу. Улыбайся, не пугай ребенка!

– Мама, не волнуйся, поезд за поворотом…

Да нет там ничего! Всматриваюсь в снежную пустоту до рези в глазах.

– Смотри, едет! – всхлипываю, чуть не падаю. В голове уже мутилось от ужаса и бессилия, но, наконец, вдалеке блестят фары и слышится стук колес. Слава Богам!

Паровоз и один вагон. В нем сидят пьяненькие, судя по одутловатым лицам и вязкой ауре, работяги, пара стариков и дородная баба. Компания… Жесткие сиденья, пол заплеван, углы белеют инеем. Мне неуютно. Зато Вера заметно расслабляется, поглаживает вытертую обшивку.

На информационном стенде значилось: едем четыре перегона, выходим на пятой станции.

Кругом ночной лес, ни огонька. Темные полустанки завалены снегом, только кое-где среди сугробов натоптаны узкие ходы. О таких путешествиях здорово читать, сидя под теплым пледом, чтобы какао согревало ладони и кошка мурлыкала на коленях. А вот трястись в продуваемом всеми ветрами вагоне, страшновато. Вдруг что-то пойдет не так?..

На пятой остановке двери открываются высоко над снежной целиной. Вот тебе и "не так"! Стоим всего минуту!.. Прыгнуть самой? Скинуть багаж? Спустить дочь? Боги!

– Ты гляди, приключение века! – с дурацкой улыбкой заявляю я, стараясь не разрыдаться. Вера растерянно переводит взгляд с сугроба на меня, я стряхиваю рюкзак с плеч и швыряю вниз. – Дочь, я спускаюсь, ты за мной!

Кажется, получилось излишне резко… Не сдержалась. Хватаюсь за перила автоматической лестницы, разворачиваюсь спиной, нашариваю скользкую ступеньку… Ладони вспотели от волнения. Ой! С явственным вязким звуком отдираю себя от железа, отшатываюсь… И падаю спиной назад. Дыхание перехватывает, улыбка превращается в оскал. Приземляюсь в сугроб. Мягко, как на перину. Содранную кожу мгновенно прихватывает морозцем.

– Давай ко мне! – поезд начинает медленное движение… – Прыгай!!!

Вера взмахивает руками, механизм искрит, и сходящиеся створки дверей со скрежетом заедает. Дочь резко бледнеет, но протискивается между ними. На самом краю пошатывается от слабости… Жмурится и неуклюже прыгает вперед. Я, не чуя ног, подлетаю, перехватываю ее на лету…

Валимся в снег.

Истерически хихикаю, дочка хлопает синими глазищами, тоже смеется. Утираем слезы, из носов течет, щеки колет поземкой. Надо встать.

– Поприключались! – констатирует мелкая, всхлипывает, на секунду сжимает объятья крепче, опираясь на меня, встает.

Я барахтаюсь, проваливаюсь голыми руками в снег, шиплю от боли и холода – полные рукава набрала! Вытряхиваю стылые комья, надеваю рюкзак, и мы как ледоколы пробиваем путь к еще не заметенной дороге.

Восстановив дыхание, прихожу в себя достаточно, чтобы осмотреться. Взгляд упирается в три бедных деревенских дома. Сразу за околицами лес. Стоп, а где монастырь? Где приметная башенка с указателем?

Так, дышим, дышим! Хватаю Веру за руку и тащу к хибаре, в окошках которой теплится свет. Стучусь. За стеклом маячит человеческая тень.

– Чего надо?

– Уважаемый, а где монастырь?

– Пайгарма? Так в десяти верстах на закат, – раздается скрипучее. Мои мозги скрипят в унисон.

– В смысле? А это?!.

– Эт полустанок Пайгарма. А там село. Но там поезда уже не ходют.

– Когда же поезд туда пойдет? – говорю наигранно бодро. Сама холодею, если можно похолодеть сильней на таком морозе.

– Седня последний уехамши. Завтра.

– Уважаемый, пустите переночевать! Хоть в сени!

– Чего удумали! Пшли прочь, пока ружжо не взял! – за окном грохочут шаги, следом раздается металлический щелчок. Мое восприятие обостряется на полную, по рецепторам бьет волной злобной чужой обиды. "Я страдаю! Пусть не мне одному будет плохо!" – вот каких оттенков аура веет из щелей!

Мы тут помощи не дождемся, как пить дать!

Обнимаю Веру за плечи и быстро отвожу в сторону. На соседнем доме такие же унылые отпечатки: грязно-завистливая ненависть, ярость кирпичного цвета, зеленоватое разочарование...

На третьем наляпано черным, мясистым. Ох, я даже подходить туда боюсь!

– Ма-ам? Что делать будем? – Вера трясет меня за плечо. Ой, кажется, я выпала из реальности. Нельзя, замерзнем!

– Пойдем. В монастыре нас ждут, надо только туда дотопать.

– А туда, – это куда? – мелкая смотрит исподлобья, мрачно разводит руками. Ну да, заваленный снегом лес, железнодорожные пути, опять лес…

– Сейчас выясним! – я решительно сажусь на дорогу, тру виски.

– Ма-ам, я могу… Если ты слишком много Силы потратишь, проклятье…

– Знаю. Выдержу.

Вера замолкает на полуслове, сжимает губы. Заходит мне за спину, кладет руки на плечи. Знает, что легче, когда опору чую.

Вздыхаю. Закрываю глаза. Надо найти святилище Великой Матери. Оно совсем рядом… Десять верст леса, почти безлюдного. Никаких помех! Ищи тепло, свет… Тьма, тьма, тьма, страдание умирающей добычи, тьма, тьма, бесноватая нежить, тьма… Боги, да что же?! Вот он, огонек, пламя, гейзер сияния! Туда!

Прекрасно, нам налево. Победно улыбаюсь Вере: нашла! Девочка улыбается в ответ с облегчением. Я встаю, отворачиваюсь поднять рюкзак. Тихонько сплевываю кровь.

Идти по путям сложно: снега по щиколотку, шпалы короче нормального шага, не приноровиться. А между ними скользкие выемки. Вера устала семенить, попробовала сойти с рельсов и ухнула по пояс. Я бросаюсь к ней.

– Вылезай, детка! – тяну к дочери руки.

– Ты ранена?! – мелкая уставилась на красную даже в лунном свете ладонь с содранной кожей.

Я только пожимаю плечами. Что ж я сделаю, если варежки где-то забыла? Примерзла.

– Возьми мои!

– Мы прекратим этот разговор, не начиная. Вылезай.

Поднимаю ее, отряхиваю. Разворачиваю перед собой и слегка толкаю для ускорения. Нечего тут дискутировать, надо идти. Вера пару раз оглядывается с перекошенным лицом, но берет себя в руки.

Идем. Поземка улеглась, облака разошлись. Пути лежат в неглубокой выемке. По сторонам разбегаются снежные стены, серебряный свет стекает с их плавных изгибов. Сверху деревья. Спят. Лапы зима укутала тяжелым покрывалом, стволы потрескивают от мороза. А еще выше бесконечность звезд: Близнецы, Орион, Альдебаран, Возничий... А вот Полярная. Дух захватывает от их ледяного совершенства!

Его подчеркивает абсолютная тишина. Расфокусированный взгляд ловит движение. Это белая тень мелькнула на краю оврага. Снег зашуршал, струйкой соскальзывая вниз, и снова только наши шаги и дыхание. И сзади шаги. Или нет? Оглядываюсь – пусто. А между лопаток давит как чьим-то недобрым взглядом. Над макушками деревьев бегут зеленые всполохи. Аврора? Колдовство? Галлюцинации?

Кажется, воздух зазвенел. Мистическая мелодия звезд, почему-то, окрашивает ночь багровым…

Из транса меня выдергивает резко и беспощадно: где-то рядом воет тварь. Не хочу даже знать, живая или мертвая!

Вера судорожно оглядывается.

– Мам, я могу...

– Продолжай идти. Быстро, но аккуратно, – говорю, а сама судорожно шарю под пальто, жилеткой, свитером… Ножны с кинжалом, где-то здесь… Нашла! – Все хорошо.

Дочь отворачивается, ускоряется. Я за ней. Пальцы на деревянной рукояти нестерпимо ломит. Но вскоре чувствительность пропадает. Отморожу ведь… Не выпуская клинок, засовываю руку в карман. Сталь прорезает подкладку пальто, холодит бедро. Но рука согревается.

Снова вой. Вера вздрагивает, уже почти скачет по шпалам. У меня пищит в ушах от злости. Надоело! Хочу домой, в кресло с книжкой, а не это вот все!

Сплевываю кровь, поднимаю глаза. Звездная безграничность поет, затягивает в ледяной суеверный ужас и неистовое восхищение. Что наши крохотные печальки по сравнению с необъятной вселенной?!

Боги, помогите! Великая Матерь, не дай потеряться в холодной бездне!

Прикусываю щеку, тычу в бедро концом клинка. Не глубоко, но чувствительно. Лучше злиться, злость позволит удержать разум!

Верин папаша в этом не преуспел. Сильный техномаг свихнулся на своих игрушках. Дом оказался завален железом, главный зал превратился в гараж. А элегантный джентльмен, подаривший мне ребенка, – в сумасшедшего гения с всклокоченными волосами и бешеным блеском индиговых глаз. "Он полетит, я соберу дракона!" – кричал в порыве…

Ведь я до последнего любила его, надеялась – справится! И дождалась беду: мелкая дернула за рычаг, громадная железная конструкция начала падать, я бросилась к дочери, муж к железякам.

Никакая техномагия не спасет, когда на тебя рушится тонна балок, проводов и датчиков. Он захрипел, захлебнулся.

– Ты! Будь ты проклята, человечье отродье! – забулькал, забился в агонии. Я видела, как формируется темная туча проклятия. Распахнула себя, обняла Веру аурой, прикрывая, но… Сил не хватило. Умирая, супруг весь резерв плеснул в злые слова. Что б ему покоя не было, гаду...

Встряхиваюсь, догоняю семенящую впереди мелкую. Я обязана спасти ее, раз ума не хватило вовремя спрятать! Осталось чуть-чуть, мы почти в Пайгарме. Благодать Великой Матери и ее Святая снимут проклятие. Эта сила – лучший антипод техномагии!

Жуткий вой раздается снова. Я вытаскиваю клинок из кармана. Пальцы сразу щиплет мороз…

Впереди, между снежных лап, мелькает огонек. Второй, третий…

Деревня! Я спотыкаюсь, размахиваю руками для равновесия и чуть на напарываюсь на собственный нож.

– Мам, ты в порядке? Там машины, деревня!

– Вижу, детка. Почти на месте!

По селению идти гораздо легче. Во-первых, утоптано. Во-вторых, куда безопасней. Звездный простор не засасывает, твари не воют.

– Дочь, ты слышала звезды? – спрашиваю, не удержавшись.

– Нет. Зато вот в том доме хронограф есть. А в этом целый прядильный станок на магкристаллах! – радостно сообщает мелкая.

Хронограф, станок? Техника?..

О, а вот и монастырь! С каждым шагом мне становится теплее. Великая Матерь!

Горло сжимается. А вдруг?.. Стучусь в ворота. Навстречу выбегают монахини, галдят, трогают, заводят внутрь. В обеденной зале нас степенно приветствует игуменья. Молодая послушница помогает снять пальто, дает мне тазик с теплой водой – согреть руки, поит сладким чаем. За всей этой суетой Вера теряется: нахохлилась, сжалась на лавке, угрюмо смотрит в пол.

– Сочувствую. Тяжко нынче без мужа. Капитал уцелел? – звучным баритоном спрашивает матушка.

– Да какая разница, главное, мы живы! – восклицаю. Женщина хочет возразить, я вскидываю руку и теплые капли падают на ее рясу. Брезгливо морщится, а я сильнее волнуюсь. – Почему Святая Афония не идет?

– Так померла. Месяц, как Великая Матерь ее прибрала.

Я открываю и закрываю рот, словно рыба, хлопаю глазами. Мир размывается. Умерла? А как же проклятье?..

Вера встает. Тощие плечи расправлены, подбородок поднят, голос звонкий и сильный:

– Отведите в покои.

Игуменья пытается возразить, но крепкие руки дочери поднимают меня, держат за талию. Вера стоит и молча ждет. Ее взгляд вынуждает женщину распорядиться. Молодая послушница хватает лампаду, показывает дорогу. Я оглядываюсь на матушку и ловлю ее выражение: переносица сморщена, верхняя губа приподнята… Отвращение.

Не покои, келья. Вера суетится, раздевает меня, сажает, трет виски. Я часто моргаю, а потом, будто задвижку открыли, извергаю водопад слез. Умерла! Проклятие! Как же?..

Прихожу в себя от тихой мелодии. Тело затекло, платье на груди мокрое. Наплакала. В крошечной комнатушке сыро и холодно.

Где дочь?!

Вера сидит за моей спиной и напевает. В руках отцовские часы на цепочке. А я и не знала, что она их с собой таскает…

Смаргиваю пелену. Да что же?! Вера вытаскивает из моей ауры кусочки проклятья и вплетает их в механизм хронографа. Вдумчиво, со знанием дела! Ее аура абсолютно чиста. Техномагия!

– О, ты очнулась. А я смогла! – юная девушка улыбается и поднимает на меня взгляд цвета индиго.

Автор: Надежда Аристархова

Оригинальная публикация ВК