В нашей семье нет кладбища. У нас есть кладовая⁠⁠

Это перевод истории с Reddit

Моя семья стареет не так, как остальные. Моей бабушке было девяносто восемь, когда она умерла, но выглядела она на шестьдесят пять, а то и моложе. Моему двоюродному деду сто два, и он до сих пор сам колет дрова. Мы всегда объясняли это «хорошими генами» и одной-единственной священной традицией — «Супом Возрождения», который ставится на стол при каждом большом семейном сборе. Это густой, тёмный, ароматный суп, от которого теплеет изнутри и чувствуешь себя наполненным жизнью.

Когда бабушка Роуз умерла, старый семейный дом на ферме достался мне. В её кабинете я, наконец, нашёл то, что искал: оригинальную кулинарную книгу, написанную от руки и переплетённую потрескавшейся кожей. Я испытал дрожь восторга — словно меня наконец допускают к тайне.

Я раскрыл книгу на странице Супа Возрождения. Там почти ничего не было. Вместо перечня ингредиентов оставалось лишь две таинственных пометки размашистым почерком моей пра-прабабушки:

«Бульон — см. инструкции в подвале. Приправа — см. инструкции на чердаке».

Подвал был сырой и пахнул землёй. За стопкой старых банок для консервации я обнаружил в стене шатающийся камень. Отодвинув его, я открыл тёмное, скрытое помещение. Внутри ровными рядами стояли дюжина больших неэмалированных глиняных горшков, наполненных тёмной торфяной землёй. Из каждого горшка извивался толстый, бледный, узловатый корень, тревожно напоминавший человеческую руку.

На маленьком столике лежал пыльный дневник. Записи, датированные 1800-ми годами, описывали весь процесс. Когда кто-то из нашей семьи умирает, его не хоронят и не кремируют. Его «сажают». Тело обрабатывают особой смесью трав и укладывают в эти горшки. Годы спустя земля и тело порождают «Корень Жизни». Его выкапывают, три дня вываривают — и он становится бульоном для Супа Возрождения.

Меня накрыла волна тошноты. Мы ели не просто суп. Мы поглощали концентрированную сущность наших мёртвых предков.

Дрожа, я поднялся на чердак. В запертом сундуке лежала коллекция крошечных, изысканно украшенных серебряных шкатулок, на каждой было выгравировано имя живого родственника. Я нашёл и свою — имя словно выгравировали вчера. Внутри каждой шкатулки лежал маленький, но острый обсидиановый нож. Другой дневник описывал завершающий этап. «Приправа». Это была не специя. На каждом сборе каждый присутствующий должен сделать «живой вклад» в суп: несколько капель крови, тонкую стружку ногтя, слезу, упавшую прямо в кастрюлю. Именно это подношение живых «пробуждает» бульон предков.

Я захлопнул книгу, руки дрожали. Это был уродливый, каннибалистический ритуал. Я поклялся, что никогда не приму в нём участие.

Следующее крупное собрание пришлось на осеннее равноденствие. Я нашёл оправдание и не поехал, сославшись на грипп. Я чувствовал праведное упрямство.

Через неделю позвонила мама, её голос был тонким и слабым. «Твоя тётя Кэрол… ей совсем нехорошо, — сказала она. — У неё… резкий упадок».

Я поехал к тёте. Женщина, открывшая дверь, была мне незнакома. Она выглядела на восемьдесят: кожа тонкая, почти прозрачная, как пергамент, волосы редкие и белые. Но это была тётя Кэрол. Ей всего пятьдесят восемь. Она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами, в которых горел отчаянный, голодный огонь.

«Ты не приехал», — прохрипела она, с неожиданной силой сжимая мою руку. Её ногти были потрескавшиеся и жёлтые. «Суп… он вышел недостаточно крепким. Он всегда слабее, когда кого-то нет».

Тут я понял. У нас нет «хороших генов». У нас проклятие. Быстрое, жуткое разрушение, которое постоянно пытается нас поглотить. Суп — не источник молодости; это единственное, что сдерживает гниение. Мы не ведём долгую жизнь — мы отчаянно, гротескно оттягиваем ускоренную смерть.

До зимнего солнцестояния остался месяц. Мама позвонила вчера снова. Она сказала, что руки моего двоюродного деда так одеревенели, что он уже не может держать топор. Сказала, что нашла новую седую прядь, и когда выдёргивала её, вместе с волосом сошёл маленький кусочек кожи.

Потом она спросила, приеду ли я домой на солнцестояние. Голос был непринуждённым, но вопрос повис в воздухе тяжёлый и обнажённый.

Им нужен я. Им нужен мой вклад.

Я смотрю на маленькую серебряную шкатулку со своим именем. Внутри лежит чёрный нож, холодный и острый. У меня есть выбор. Я могу поехать, присоединиться к этому выворачивающему душу ритуалу и подпитывать проклятие, чтобы моя семья оставалась молодой и бодрой, зная при этом ужасную правду.

А могу остаться здесь, чистым и непорочным, и смотреть, как они рассыпаются, понимая, что та же гниль течёт в моих жилах и просто ждёт своей очереди.

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit