Сестренка⁠⁠

Я слышу их. Я слышу каждую ночь. Маленькие ножки, будто у гномика, перестукивают, носясь с бешеной скоростью по коридору.

Родители мне не верят, думают, я не смирилась. Я больше всех любила свою сестру. Когда родители уходили на работу – я нянчилась с ней, кормила с бутылочки, трясла перед ней игрушками, пока она не засыпала. Я как будто была ее мамой. Никто лучше меня не знал как ее успокоить, как развеселить, как уговорить покушать и не плакать. Знала, что делать, если у нее колики, как правильно менять подгузники, чтобы ее не тревожить. Когда сестренка подросла, и научилась ходить – первый шаг она сделала с моей помощью. Я уверена: родители ее любили, но проводили с ней слишком мало времени.

Всего дважды родители решились провести время наедине со своей второй дочкой. В первый раз – они решили ее искупать. Я зашла как раз вовремя: в огромной ванной, как у нас, ребенок, не умеющий плавать, требует особого внимания. А родители очень рассеянные. Они отвлеклись на пару мгновений, которых хватило, чтобы сестренка погрузилось под воду с головой. Мне даже не пришлось ее откачивать: я вытянула ее из пенного марева слишком быстро, чтобы самое дорогое мне существо успело хотя бы понять, что произошло. Помню, как тогда отчитывала родителей, а те стояли понурые, и кивали, словно это я их мать.

Во второй раз меня рядом не было. Я не могу простить своих родителей до сих пор, хотя и понимаю, что когда-нибудь мы обнимемся, и из наших разговоров исчезнет ставший привычным холод. Но как, как, можно забыть о чертовой газонокосилке, когда в траве играет еще почти младенец? Покатившаяся вперед огромная машина для стрижки газона, комично смотревшаяся на нашем небольшом участке, превратила мою сестру в фонтан алых капель и крошек. Я не смогла даже проститься с телом, понимаете? Еще долго я находила в траве белые крошки костей, а на стеклах – недомытые капельки моей сестры. И ее высокий, протяжный, но быстро закончившийся вскрик навеки поселился у меня в голове.

И вот родители, воспитавшие меня, уделявшие столько внимания, казалось – знающие меня лучше, чем я сама, через два дня приносят эту куклу.

Размером с литровую бутыль, плюшевая кукла была точной копией моей сестренки. Они сказали, это чтобы я не плакала. Я думала, что повешусь в тот день. Лишившись сестры, такие поступки от родных выглядят как издевательство, если не насмешка.

Но топот по ночам – выбил меня из колеи окончательно. Я бы и не подумала обращаться к родителям, но недавно услышала, как шаги приблизились к моей комнате, а потом услышала стук. Открыв утром дверь, я увидела только вязанную сандалинку, которую, дрожа, вернула на ножку куклы, сидящей на серванте.

Как я уже сказала: родители мне не поверили. Они забыли о смерти собственной дочери почти на следующий день, как будто и не было никого. И даже начали планировать свой отпуск. Какими же надо быть черствыми…

В эту ночь все пошло по новому кругу. Сначала легкий скрип. Затем – еще один. Потом легкий удар – думаю, это кукла упала с серванта. Еще миг – и плюшевый карлик рассекает по центральной комнате, стуча ножками, как заправский барабанщик молотит палочками по инструменту. Но вот новые звуки. Тихий звон… Она забралась на стеклянный стол? Шорох бумаг. Опять тихий удар, и топот приближается. Три стука в мою дверь, неоправданно сильных для плюшевой ручки. В щель, под ведущей ко мне дверью, просунулся белый конверт. Я укрылась одеялом с головой, и начала плакать. Почему, почему меня просто не оставят в покое?

Я проснулась вся в слезах. Затихший в комнате топот снова догнал меня в ночных кошмарах. Я встала с кровати и увидела конверт – он все еще лежал перед дверью. Ладно, хуже уже некуда, может хоть станет понятно, что надо это про̀клятой кукле.

В конверте была туристическая выписка, рекомендация по прививкам и сбору аптечки для поездки в Австралию, брошюра турфирмы, вырезка карты нашего города, с отмеченным местом сбора уезжающих. Да, я слышала разговоры об отпуске, но не думала, что родители уже все подготовили. Последними в конверте лежали билеты. Их было два.

*****

Мама стучала ножом по доске, нарезая морковку: видимо опять витаминный салат. Папа натачивал мясной топорик – значит, на обед в очередной раз будут стейки.

Я уже хотела сесть за стол, как мама обратилась ко мне, не прерывая готовку.

- Ты знаешь, что лазить по чужим вещам нехорошо?

- Что? Я никуда не лазила. – Кажется, они поняли, что кукла прочесала бумаги в гостиной, но я не врала – я была непричастна.

- А кто тогда это был? – Мама повернулась ко мне, и в ее взгляде была вселенская злость и ненависть, которые дополнились мерзкой ухмылкой, когда она сказала: - Это, наверное, опять кукла?

Я почувствовала холодок около моего горла. Отец подошел ко мне со спины, и прижал лезвие к моей шее.

- Мы не хотели, чтобы все так закончилось. Я не хотел. – По слегка дрожащему голосу казалось, что он расчувствовался, но рука, крепко сжимавшая топорик, не дрогнула ни на миг. – Твоя сестра… Она была не такой. Мы это увидели с самого ее рождения. А ты великодушна: нянчилась с ней, вместо того чтобы просто выбросить в канаву это отродье. Ее нельзя было исправить. Мы хотели освободить тебя от этого бремени, но твоя душа оказалась еще чище, чем мы предполагали. Ты не смогла забыть. Мне очень жаль, доченька, но так будет лучше для всех.

- Нет, что… что вы такое говорите?! Это была случайность, полиция, все сказали… Папа… папа не убивай меня… - Слезы текли по моим щекам ручьями, из носа лились струйки соплей, а голос предательски дрожал, коверкая слова.

- Мне тоже жаль, милая. Но папа прав: так будет лучше. - Мама подошла ко мне, взяла за подбородок, и приподняла голову, чтобы смотреть мне в глаза. – Милый, она готова. Дав… ты слышишь?

Мама внезапно нахмурилась, и перевела взгляд с моих глаз на папины. Я сразу поняла в чем дело. Мама уже давно не резала овощи, но стук продолжался. Родители, которые не слышали, или не хотели слышать его по ночам, сначала не заметили разницы. Я же напротив, узнала сразу.

- Ты думаешь это… - Отец не смог закончить. Глаза у мамы округлились, и она истошно завопила, прижимая руки к лицу и пятясь назад. Стальной холодок отпрянул от моей шеи, а на лицо упали красные капли. Я взглянула наверх и увидела острие ножниц, протыкающих голову моего отца с затылка, и выходящих из его правого глаза.

Мама все кричала и кричала, а подомной раздался топот маленьких ножек.

Блеск стали – и острие топорика вонзилось в ногу женщине, которая желала моей смерти. Мама упала на колени и заплакала, а кукла снова занесла наточенный отцом топорик. Через миг я уже лицезрела фонтаны крови, струящиеся из среза поперек шеи моей матери.

Кукла взглянула на меня своими глазами-пуговками, и я потеряла сознание.

Мне так и не поверили. Нет, вину родителей в смерти сестры доказали, даже был подтвержден злой умысел – некоторые из их коллег, после смерти мамы и папы, внезапно вспомнили их разговоры, о ненависти к младшей дочке. Именно поэтому меня не упекли в колонию для несовершеннолетних: присяжные оправдали меня, хоть я и повторяла всем историю про куклу из центральной комнаты.

Куклу так и не нашли, а мой психолог уверена, что этим я неосознанно блокирую страшные воспоминания собственноручного возмездия. И знаете что? Я начала ей верить. Но до конца меня так и не смогли переубедить.

*****

Прошло много лет спокойной жизни. Ужасы детства забылись, я снимала квартиру в другом городе, и уже лежала в кровати, когда услышала знакомый, не истрепанный в памяти давностью лет, топот маленьких ножек за входной дверью моей маленькой квартирки. Я побежала к ней – годы обдумывания произошедшего, перед тем как стали забытьем, убедили меня в одном: если кукла и была реальной, она сделала все, чтобы меня защитить.

Впрочем, открыв дверь я не увидела никого. Ни следов, ни куклы, ни записок. Было расстроившись, я решила вернуться к себе, как вдруг дверь квартиры напротив открылась. Маленькая заспанная девочка, с белым конвертом в руках, стояла на пороге.

- Тетенька, это Вы оставили? – Заспанный голос этой девочки почти отвлек меня от нескольких шрамов на ее ручках.

- Нет, не я. А… Почему дверь ты открываешь, а не родители?

- Они пошли к друзьям, наверное, опять пьяные вернуться. Папа опять будет кричать, и… - Слезы потекли из глаз малышки, и она непроизвольно потерла свои шрамы.

- Ну ну… Не стоит переживать. Ты слышала тихий топоток в коридоре, перед тем как конверт нашла? – Я села на корточки, чтобы быть с ней на одном уровне, и доверительно заглянула в глаза. Девочка отрицательно помотала головой, но мой энтузиазм было уже не остановить. – А я слышала. Думаю, даже открывать конверт нет необходимости, чтобы понять – ты под защитой того же, кто спас и меня в детстве. А теперь, малышка, давай пойдем к тебе. Я уложу тебя спать в кроватку, а пока ты будешь сладко посапывать…

Мы с сестренкой посидим, и подождем твоих родителей.