Рождённый ползать... (эпизод 2)⁠⁠

Рождённый ползать... (эпизод 1)

Рождённый ползать... (эпизод 3)

Рождённый ползать... (эпизод 4)

Рождённый ползать... (эпизод 5)

Рождённый ползать... (эпизод 6)

Рождённый ползать... (эпизод 7)

***

С дежурства возвращались вчерашние мужики. Тот, имя которого было Генке неизвестно, радостно хлопнул его по плечу. Вздрогнувший Стукин зыркнул диким взглядом, но мужик уже воодушевлённо тряс его за руку.

- Молодца, паря! Орёл, давно таких не хватает!

Павел и Фрол тоже присоединились к рукопожатию, однако в долгие разговоры никто вступать не стал, и троица ушла в большой дом.

Полдня новоявленный «орёл» подавленно шатался по лагерю. Попадавшиеся ему на пути местные ничего у него не спрашивали и ни о чём не просили. Единодушно-радостно приветствовали, кто-то хлопал по плечу, кто-то жал руку, кто-то даже приобнял за плечо и расходились по своим делам. Женщины в поселении действительно были, но, в отличие от мужчин к Стукину не подходили.

Геша рассеянно обошёл частокол, пытаясь понять, где у него ворота или калитка и обнаружил, что у периметра ограды пять углов, а не четыре, как он предполагал, и у трёх из них имеются караульные башни, никакого входа так и не нашёл и вернулся к костровищу.

Костёр уже разожгли, над огнём приладили большой котёл, а Пашка с неизвестным Генке парнем деловито насаживали на заточенные палки тушки трёх крупных птиц.

С разных сторон к площадке подтягивались другие поселенцы. Подошедшего и усевшегося на раскладушку Геннадия вновь дружески приветствовали и приглашали подсесть к огню, в ответ на что Гена только молча мотал головой.

Новое открытие, мимоходом сделанное Стукиным, показывало, что молодёжь в этом странном сообществе всё же имелась, даже двое совсем юных парнишек, державшихся несколько обособленно. Только вот выглядели и одевались все настолько одинаково, как будто действительно принадлежали к какому-то военизированному клану. Даже оттенок кожи на лицах и руках был одинаково бронзовый.

Кажется, котелок уже снимали с крюка, а запах жареной птицы дразнил аппетит, когда к костровищу стали неспешно подгребать волосато-бородатые старцы. Те самые, с выточенными из дерева лицами. Сначала знакомая троица, затем ещё несколько патриархов, которых Крокодил не знал. Приветствия, разговоры, обсуждения, всё это фонило где-то на заднем плане. Генка сидел на своём месте, отрешённо глядя на быстро темнеющее над частоколом небо.

Кто-то всунул ему ломоть хлеба в одну руку и румяный окорочок в другую. Не то, что бы парень этого не заметил, просто не осознал происходящего. Когда же он оторвал взгляд от небосвода, прямо перед ним оказался Гэндальф, сидящий на том же пеньке, что и в первый раз. Только вот Стукин мог поклясться, что пень, торчавший из земли и крепко цеплявшийся за неё могучими корнями, находился тогда на другом месте.

Старик снова смотрел куда-то в глубь Генкиной головы своими прозрачными глазами, а потом заговорил:

- Не изводи себя, впервое всем страшно, привыкнешь.

Еда выпала из рук, и, сорвавшимся на фальцет голосом, Генка заорал:

- Да не хочу я привыкать, и здесь не хочу! Я и не хотел, это всё чёртова бабка! Я домой хочу! Забирайте себе эту гадскую раскладушку, мне не надо, я на полу спать буду! И постояльцев мне больше не надо, я лучше мышами и тараканами питаться стану! Только отпустите меня, слышите – отпустите! – Уже совсем просительно закончил он и заплакал, горько и по-детски.

На площадке воцарилось молчание. Цыган злобно сплюнул, патриархи сидели как каменные изваяния с острова Пасхи, остальные присутствующие смотрели куда годно, только не в глаза друг другу. Один мужичок-с-ноготок загадочно улыбался, глядя на огонь.

Конечно, Стукин не знал, сколько времени проплакал. Он всё ещё размазывал слёзы и сопли грязным кулаком, когда заметил, что вокруг стемнело, и из этой темноты в свет костра вынырнула та самая маленькая и сгорбленная женщина, которую Геннадий видел ночью. Мужичок-с-ноготок встал ей навстречу, и оба они, приняв абсолютно безвольного парня под ручки, повели его всё в ту же темноту.

***

Гена открыл глаза и резко сел. Постель под ним – чем бы она ни была – заскрипела, внезапная слабость разлилась по всему телу, тело рухнуло обратно.

Опять был день!

Превозмогая тошноту, Крокодил приподнялся на локтях и попытался понять, где находится. Маленькая комнатка с низкими потолками, очень чистая и уютная, почти не имела мебели, а то, что имелось – настоящие раритеты. В углу небольшой круглый деревянный столик с резными ножками и овальным зеркалом над ним. У противоположной стены высокий двухдверный шкаф, так же украшенный затейливой резьбой, крепкий стул у окна и тумбочка у изголовья железной кровати, на которой и маялся сейчас Гена.

Память начала возвращаться. Он вспомнил, как сгорбленная старушка и Мужичок-с-ноготок привели его в этот дом. Старушка ещё как-то называла деда.  «Лука!» - услужливо подсказала память. Точно! Странное имя. А впрочем, что здесь не странное? А потом его поили каким-то вонючим и неприятным на вкус чаем, а потом очень хотелось спать.

Дверь в комнату с тихим скрипом отворилась и в проёме появилась женщина, на согнутой руке которой висела какая-то одежда. Пресловутая бабулька, которой Крокодил уже замучился давать эпитеты, по сравнению с габаритами комнаты уже не казалась такой маленькой. Сутулость, конечно, присутствовала, но горба не было. А вот лицо количеством и качеством изысканных резных узоров – прямо как мебель в этой комнате – делало её похожей на всех других аксакалов этого удивительного места, будь оно не ладно!

Женщина взглянула на Гешу ничего не выражающим взглядом, прошла в комнату, повесила одежду на спинку кровати и так же молча вышла, прикрыв за собой дверь. Какую-то долю минуты парень смотрел на дверь, затем перевёл взгляд на одежду, и, откинув одеяло, задохнулся от неожиданности и ужаса. Он был абсолютно голым! Но как и когда его раздели? Чёртов чай!

У Генки возникло острое желание срочно ощупать себя на наличие частей тела, и, прости Господи, шрамов на этом самом теле, но желание одеться оказалось сильнее. Не слишком рассуждая, он натянул на себя всё, что ему предоставили и посмотрел в овальное зеркало на круглом столе.

Грязно-белого цвета рубаха, несуразно длинная с застёжкой только по вороту и то сбоку, грязно-серые штаны, форму которых вообще невозможно было определить… Да где они всё это берут, косплейщики хреновы?! Они мне что, и телогрейку ещё дадут?

Гена вспомнил о зипуне и тут же подумал, что телогрейка, наверное, была бы не самым худшим вариантом. Он поискал глазами свою обувку, и, не найдя, толкнул дверь и вышел из комнаты.

Холодное и тёмное место, в котором он оказался заставило его мозги мобилизоваться ещё сильнее. Ориентируясь буквально на просветы в щелях, Стукин сообразил, в какую сторону следует пробираться, и в скором времени вышел в помещение, которое напоминало веранду, с той только разницей, что окон там было мало, и все они оснащались ставнями со стороны улицы.

На веранде никого не было. Гена выглянул в одно из окон и увидел те же кусты и деревья и всё тот же лес, чёрт бы его побрал. Тяжело вздохнув, парень отвернулся от окна и подпрыгнул.

В дверях веранды стояла высокая женщина, тоже запомнившаяся в первую ночь Генкиных злоключений, товарка старухи. В этом домике она казалась огромной, как каланча. Может быть, это была и дочь смурной бабки, но длинное тёмное и унылое как у монашки платье, душегрея и платок, повязанный до самых бровей, не позволяли определить её возраст. Собственно говоря, бровей, как и ресниц, у дылды вообще не было, из-за чего глаза женщины казались абсолютно круглыми. В правой руке она держала Генкины телогреечные сапоги.

- Вооот, - сказала она, улыбнувшись от уха до уха, - почистила.

Состояние её зубов, большей частью разрушенных очевидно, какой-то болезнью не придавало этой улыбке дружелюбия. Шмякая сапоги на пол, женщина то ли спросила, то ли утвердила:

- Чай?

Стукин даже подумал, что речь идёт о вчерашних событиях, но оглобля указала рукой на примус, стоявший на деревянном столе. Был это примус или керосинка и чем они отличались, Геша толком не знал. Огонь в предмете не горел, но чайник, водружённый на него, ещё пыхал паром.

Геннадий вдруг остро почувствовал, как хочется горяченького и что-нибудь съесть, но тут же вспомнил о вчерашнем чае и промолчал. Однако каланча уже ставила на стол чашки, доставала из шкафов варенье и ещё какую-то снедь.

- Каатя я, - сообщила она, разливая чай по кружкам. Чай пах травами, но вполне знакомыми и приятными.

- Бараанки, пряники, а можь, яечню? – Катя говорила как-то странно и гораздо более громко, чем хотелось бы.

«Глухая», - подумал Гена. Новая знакомая рассмеялась.

- Отвыкла слушать.

Кусок пряника застрял в горле, и, не успел Генка прокашляться, как женщина подлила ему в чашку кипятка.

- Не бойся, - Катя легонько похлопала парня по спине. – Не страашно, сам увидишь.

Кашель утих быстро и без неприятных ощущений.

***

- Доброго дня! – Поздоровался Гэндальф, вышедший из двери большого дома навстречу Гене так, как будто и не присутствовал при вчерашней безобразной сцене. – Ну что, знакомиться готов?

Стукин опустил взгляд и втянул голову в плечи.

- Вот и ладно, - еле заметно улыбнулся старец. – Ступай к костру, ребята как раз кашеварят. Я тоже послед подойду.

- Вся жизнь у них тут что ли около костра! – Подумал парень, но идти было больше некуда, и он поплёлся в указанном направлении.

Под навесом одной из пристроек дома стояла ненавистная раскладушка, прямо над ней, на гвозде, вбитом в стену, висел Генкин зипун, очевидно, забытый им вчера. Гена нарочито отвернулся и направился к костровой площадке.

- О, в аккурат! – Приветствовал его Фрол, перемешивающий огромной деревянной ложкой какое-то варево в котле. – Подходи!

- Только уж пускай назовётся! – Весело проговорил мужичок лет шестидесяти пяти с очень подвижным лицом и располагающей улыбкой, двигаясь и указывая на место слева от себя. – Что бы ему блюда́ по чина́м носить.

- Геннадий я, - сказал тот, присаживаясь.

- Хорошее имя, сильное. – Вполне серьёзно одобрил мужичок. – А я – Мирон. Печник значит.

- Как это значит? – Не понял Гена.

- А так, как хочешь, так и величай.

- Э, а прозвище? – Спросил молодой, может, чуть старше самого Генки парень, сидевший справа от Мирона.

- Ты сам сперва назовись, олух царя небесного, - тут же ответил за соседа Печник.

- А ты сам не так? – С обиженным вызовом вскинулся парень.

- Ты меня с собой не ровняй!

- Это почему же?

- Я тебе потом полюбовно объясню.

Парень пришипился и больше спорить не стал

- Это, Близнец я, в смысле – Ульян, - сказал он Генке.

- А зачем прозвище? – Совсем запутавшийся в происходящем поинтересовался тот.

- Как зачем? Для порядку. – Снова вклинился Мирон. – Прозвище это как фамилия.

- Ну, Стукин моя фамилия.

- Нееет, Стукин не годится, - мотнул головой Печник. – Надо, что бы понятно было кто ты, или какого рода, или какой профессии. Нет, надо другое слово.

- Ну, Крокодил меня ещё зовут, - слегка помедлив сообщил Гена.

- Крокодил? – Вдруг встрепенулся немолодой мужик с пушистым одуваном по краю круглой лысины и маленькими круглыми очками, которого Стукин раньше не заметил. На коленях у очкарика лежала очень большая и очень старая книга.

- А не «Бегемот» случаем? – подозрительно спросил он, пристально глядя куда-то в область Генкиного уха.

-Почему бегемот? – Оторопел Гена.

- Ай, слушай его! – Махнул рукой Мирон. – Вся беда в голове от науки, а он у нас сильно учёный.

Учёный перевёл на Печника такой взгляд, который бывает у человека, только что вернувшегося в реальность, и снова уткнулся в свою книгу.

- Читал я про крокодилов, - заявил ещё один ошивающийся возле костра довольно молодой мужик, - и картинку видел. У них морда как бревно, пасть на всю морду и здоровенными зубищами утыкана. Не, не похож ты на крокодила.

- Ладно, почесал затылок болтливый Мирон, - пусть Крокодил, опосля разберёмся, какое тебе прозвище присвоить. Вон Никита, когда пришёл тоже Щёголем был, - указал Печник на крепкого молодого парня, - или, попросту, Щегол. А теперь гляди, какой орёл.

Парень довольно улыбнулся.

- И кто же он теперь? – Спросил совершенно сбитый с толку Крокодил.

- Филин! – Не без гордости представился Никита.

- Филин – это же птица. И чем она такая крутая?

- Сам ты крутой, - протянул Печник, - а филин знатно добычу в темноте ловит.

- Это мышей чтоль?

Мужики вокруг рассмеялись, но никто Генке не ответил.

Между тем, Фрол снял пробу с похлёбки, и, довольно крякнув, зычно объявил на всю округу:

- Подходи!

Не суетясь и не галдя, присутствующие степенно подходили за своими порциями горячего, а неугомонный Мирон продолжал знакомить новичка с народом.

- Это, стало быть, Учёный - Варсонофий.

- А что из этого прозвище? – Стукин начал нервничать.

- Ясно дело. «Варсонофий» – имя всё ж таки, «Учёный» – прозвание. А это вот – Матвей и Богдан, они поначалу Братьями были, а теперь Глаз и Кулак.

Гена понял, что сейчас уйдёт в штопор, и поэтому просто молча слушал, тем более что после четвёртого, он напрочь забыл первые три имени.

Кто-то из представляемых кивал, кто-то подходил, протягивая руку. Некоторые, получив свою порцию уходили с мисками в дом, другие рассаживались на площадке.

- Отстань от парня, - наконец пробасил Фрол, - дай поесть нормально, голодный небось.

- Вообще то меня Катя покормила, - не очень уверенно промямлил Крокодил.

- Катя? – Оторвался от миски Ульян, - ты с ней это, поосторожнее. Она и поленом приласкать может.

- Ну что, что ты врёшь то! – Сдвинул брови Печник. – Во-первых, не поленом, а палкой, а во-вторых, ты сам виноват. Зачем бабе под юбку полез?

- Я ж не баловства ради, я проверить хотел!

-  Чего тебе там проверять понадобилось?

- А баба ли она?

- Тьфу, дурень!

Сидящие вокруг костра покатились со смеху.

- Да чё вы ржёте то? – Оправдывался Ульян. - Сами же видели, как она ту укосину подняла! Мы с Устином вдвоём её еле пёрли, а она одной рукой!

- Да не бреши, вы с Устином тогда пьяные в стельку были – не только укосину тащить, сами на ногах еле держались.

- Сам не бреши, мы выпили то по чуть-чуть, для сугреву. Чего человек про нас подумает?

- А что бы он подумал, если бы ты трезвым к Кликуше под подол лез?

Геша смеялся вместе со всеми. Напряжение потихоньку спа́ло, и, решив всё-таки поесть, он взял предложенную Фролом миску.

Новый день теплом не баловал, Солнце затянуло серой хмарью, поднялся ветер и вообще было зябко и неуютно. Генка вспомнил про висящий на гвозде зипун и направился за хоть и не презентабельной, но всё же тёплой одеждой.

Он уже было протянул руку чтобы снять его с гвоздя, как вдруг услышал из пристройки знакомый голос, рокочущий словно жерло проснувшегося вулкана.

- …А может, Никандровцам в скит его отдать?

- Оставь ты пришлого, чего прежде времени судить? – Вступил в беседу второй голос, принадлежавший, кажется, длинному и тощему старцу, которого называли Лунь. – Сам, что ли николе не пужался?

- Меня с детства учили не пужаться, да так, что мало не покажется. Одна маманя чего стоила, батя так и вовсе сам кого хочешь запугать мог. А этих, видать, и хворостиной ни разу не приласкали, вот и вырастают мамкиными подподольниками.

- Злой ты, Кузнец. Уж сразу бы в деревню предложил. – Как обычно полушуточным тоном проворковал Лука. – Изведёт его Никандр, сам знаешь – не любит он таких.

- Про деревню речи не идёт! – Рявкнул Кузнец, - а только я ему не мамка, чтобы жалеть! Чего дармоедов кормить?

- Привыкнет, - послышался голос Гэндальфа, похоже, завершившего прения.

Забыв, зачем шёл, Гена развернулся, и на ватных ногах поплёлся обратно.

***

Он так и сидел, обхватив ладонями плошку с остывшим варевом, когда краем глаза заметил движение справа от себя и зипун лёг ему на плечи. Обернувшись, парень увидел то, что и предполагал – рядом, на удивительном бродячем пне восседал Гэндальф.

- Смотрю, обвыкаешься? – Произнёс старик.

Генка одарил его мрачным взглядом и промолчал.

- Это хорошо, - продолжил дед как ни в чём не бывало. – Думаю, ты и сам уже понял, что никто тебя сюда не тащил и обратно отправить не может. Только поверь мне, раз уж ты здесь оказался, значит, и место твоё здесь.

- Зачем? – Зло спросил Крокодил.

- Так вот и посмотрим. Ты коней не гони, не всё знать торопись. Некоторые вещи напослед оставить лучше.

Вытаращив глаза и задыхаясь от возмущения Геша, не мог произнести ни слова. Старец же перевёл разговор на другую тему:

- Вижу, ты уже со многими ознакомился, ну, а я – Велемир.

- А это прозвище или имя?

- И то, и другое. Луку с Кузнецом ты уже знаешь, а четвёртый – Казимир.

«Конечно, - про себя подумал Генка, - если главные, так и правила не для них. Всё как везде!»

- Ты задавай вопросы, Геннадий. В себе то тяжко всё держать. – Велемир смотрел на него с каким-то снисхождением, и это бесило, но Стукин всё же спросил:

- Раздели меня зачем?

Гэндальф – как Гена не перестал называть его про себя – удивлённо приподнял брови.

- Так мыли же, грязный ты был, неуж сам не чувствовал?

Крокодил закусил губу. Думать, насколько он был грязным, и кто кроме него мог это чувствовать совсем не хотелось.

- Да ты не волнуйся, - добавил старик, - Катя твою одёжу выстирает и вернёт. Дальше сам себя обслуживать будешь, прислуги здесь нет. Жить станешь в доме, что не понятно – ребята объяснят, ну, а будет желание – у меня спрашивай.

Хотя спрашивать совсем не хотелось, Генку всё же прорвало:

- А чего вы здесь все одеваетесь так чудно?

- Здесь это где? – С лукавым любопытством переспросил Велемир.

Гена покрутил головой, будто желая на всякий случай удостовериться.

- Ну здесь, в лесу, - неуверенно произнёс он.

- Мммм, - протянул старец. – А чем же тебе одёжа не нравится?

- Да не носит давно никто такое! И имён таких сейчас нет!

- А сейчас – это когда?

- Ну сейчас! В наше время!

- А какое твоё время?

Все мысли в Генкиной голове встали дыбом, а слова и вовсе покинули поле боя за ненадобностью. Велемир встал, собираясь уходить.

- Ты поешь, Геннадий, на сытое брюхо и думается легче. – Произнёс он, поворачиваясь к парню спиной.

Стукин резко отдёрнул руки от миски, чуть не расплескав содержимое. Ещё недавно остывшая посуда обжигала колени, а от похлёбки в прохладный воздух поднимался пар.

***

Возле костра всё ещё главенствовал Фрол, прозвища которого Гена так и не услышал. За своей порцией супа к казавшемуся бездонным котлу подходили новые люди, очевидно, сменившиеся с дежурства у частокола. Стукин увидел пару обособленных юнцов, и, к своему удивлению, Ульяна, протягивающего миску.

- Геннадий, по прозвищу Крокодил, - представился Геша, подойдя к ним.

Парни переглянулись.

- Это как крокодил Гена? – Поинтересовался один из них.

- Ну да, - подтвердил Геннадий.

Ребята вновь посмотрели друг на друга, остальные на беседу никак не отреагировали.

- А я – Близнец, - радостно сообщил Ульян.

- Да я вроде как знаю, - несколько растерялся Генка.

- Устин – близнец. – Улыбаясь добавил парень.

Только теперь Гена осознал, что Близнец, хоть и неуловимо, но выглядит иначе. Чуть другого оттенка серая телогрейка, чуть иначе испачкана, немного рыжее волосы, немного зеленее глаза.

- Я из караула только, - тряс Генкину руку второй близнец, - а это – Роман и Стас, - указал он на пацанов, - они пока ещё Чудики.

Ребята смущённо кивнули и отошли в сторону.

- Слушай, а миску где помыть можно? – Спросил Стукин у Устина.

- Сейчас остальные доедят, так сразу все и помоем, я тебе покажу. – Охотно предложил тот.

***

Сначала что-то ёкнуло в груди, и только затем Крокодил услышал «Боом! Боом! Боом!» - звук, к которому нельзя было привыкнуть и невозможно забыть.

Откуда ни возьмись, появились мужчины с полными воды вёдрами в руках. Костёр затушили. Умом Генка понимал, что суматошное движение вокруг него на самом деле имеет своё чёткое направление, но понять всё равно ничего не мог. Казалось, что лёгкая, невесомая рука ощутимо надавила на его плечо.

- Опять, - будничным голосом произнёс Велемир. – Что-то зачастили после твоего прихода.

Генка тоскливо обернулся на раскладушку.

- Оставь её, не поможет она в этот раз, - мотнул головой старец. – Со мной иди. Сейчас останешься за ограждением, рано тебе ещё в заслон, только советую присмотреться повнимательнее, иначе так ничего и не поймёшь.

Отрешённо или скорее даже обречённо, Геша шёл вперёд даже после того, как понял, что рука Гэндальфа больше не сдавливает его плечо. К забору, где сейчас должно случиться что-то страшное, нечто, подобное тому, о чём Гена изо всех сил старался забыть с той самой ночи, которая перевернула всю его жизнь.

***

КОНЕЦ 1 ЧАСТИ

--------------------------------------------------------------------------------------

Продолжение следует.