Рождённый ползать... (эпизод 1)⁠⁠

Н. Сарыч.

Рождённый ползать... (эпизод 2)

Рождённый ползать... (эпизод 3)

Рождённый ползать... (эпизод 4)

Рождённый ползать... (эпизод 5)

Рождённый ползать... (эпизод 6)

Рождённый ползать... (эпизод 7)

ПРОЛОГ

Непроглядный, чёрный лес впереди, настолько чёрный и непроницаемый, что кажется, будто за ним стена.

А может быть, так и есть?

Тогда стена эта живая, и веет от неё нечеловеческой злобой, вселенской тоской, и ужас сковывает сердце так, что ноги сами пятятся назад. Только вот сзади тоже лес! Не такой, другой.

Где-то далеко, между ветвей и стволов слабыми отблесками просвечивают огни. Странные это огни, не похожие на свет от жилья. То ли костры, то ли пожары. И даже в темноте чувствуется, как плотный смолянистый дым поднимается над верхушками деревьев, образуя сизую завесу, и словно бы исходит от этой завесы невнятная угроза.

Куда идти, в какую сторону.

***

Несколько последних лет Генка Стукин по прозвищу, естественно, «Крокодил», мечтал о летающем кресле. Нет, он не был романтиком, просто пивной живот, весьма далёкий от активного образ жизни и лень, рождённая раньше Геннадия, превращали пешие походы в пытку, а транспортного средства в наличии не имелось.

Впрочем, кресла у него тоже не имелось, даже обычного, равно как и другой мягкой мебели. Пару лет назад, когда Генкины клопы по стояку полезли в соседние квартиры, всё пришлось выбросить под беспощадным напором санэпидемистов. В квартире, хозяином которой Стукин стал после смерти матери, осталась только деревянная мебель, способная вынести обработку инсектицидами, и то сильно пострадавшая от этого.

Собственно говоря, утварь, хоть сколько-нибудь подходящая под определение «мебель», присутствовала в единственной комнате, включая деревянную кровать, на которую Генке пришлось купить новый матрас, так как жил Крокодил на скудные средства от сдачи комнаты в наём. Работать Геннадий не любил, и долго не задерживался ни на одном месте.

В другой же, узкой как пенал и довольно тёмной конуре, из всей обстановки остались видавшие виды обеденный стол, табуретка и раскладушка, пожертвованная бывшим одноклассником и собутыльником Гришкой Елисеевым, ныне, увы, оставившим этот мир.

***

И вот сейчас, лёжа на этой самой раскладушке, Генка напрягал остатки мозгов на тему как рассчитаться с долгами, заплатить за квартиру, ну и пива купить, конечно.

Дело было в том, что последние из часто меняющихся постояльцев, обнаружив два дня назад в своей кастрюле с супом трёх жирных тараканов – что явилось последней каплей для их терпения – сбежали, даже не потребовав вернуть деньги за непрожитое время.

***

Стукин, совсем задавленный непосильным мыслительным процессом не сразу понял, что в дверь настойчиво звонят.

- Вам кого? – Спросил он более раздражённо, чем следовало бы, увидев за дверью старушку-божий одуван, седые волосы которой, собранные в пучок на затылке, были подколоты несметным количеством заколок-невидимок, так любимых когда-то Гениной мамой.

- Здравствуйте, - сказала бабуля, благостно улыбаясь. – А мне вас, Геннадий Сергеич.

Генка сделал шаг назад.

Очень чистенько и даже вполне прилично одетая пожилая кошёлка внушала такие странные эмоции, что Гене враз не захотелось быть ей нужным.

- Это же вы комнату сдаёте? – Продолжала бабушка, наступая на хозяина квартиры. Была она маленькая и сухонькая, но Гене почему-то казалось, что на него надвигается лавина.

- Да… у меня там... не очень, - мямлил Геннадий Сергеевич, пятясь назад по коридору. Нащупав рукой дверь в комнату, он распахнул её и почти отскочил в сторону.

- Меня всё устраивает! – Изрекла новая жиличка, оглядевшись и покивав неизвестно кому головой.

У Генки даже возникло желание поднять плату, но остатки разума подсказали не делать этого.

- Задаток вперёд! – Только и выдавил он хрипло.

- Разумеется, - кивнула старушка. – Вы ведь не будете против, если я привезу сюда кое-какую мебель? И ещё: ко мне обычно приходит много людей, надеюсь, это не станет проблемой?

Гена неопределённо замотал головой.

- Да нет. В смысле – конечно.

***

Крокодил – по обыкновению – плюхнулся на раскладушку, та – по обыкновению – сложилась пополам.

Странные его одолевали мысли. Обычно Гена не интересовался квартирантами от слова «совсем», а тут…

«Дети, чтоль, выгнали, - думал он. – ещё порядочные дети, комнату сняли, а могли бы и в богадельню».

В конце концов он успокоился и решил, что ему до этого не должно быть никакого дела. Главное – теперь есть деньги и не нужно искать очередную работу грузчиком. Вакансию дворника он не рассматривал.

Через три дня бравые мужички занесли в бывшую комнату Генкиной мамы вещи, среди которых внимание парня привлёк небольшой, но явно тяжёлый круглый винтажный стол.

«Его продать, так полгода безбедно жить можно!» - про себя облизнулся Крокодил.

***

Жизнь потихоньку наладилась. Аграфена Карповна – так звали жиличку – ни на что не жаловалась. К ней, действительно, каждый день приходили гости, которым старушка открывала сама, каждый раз безошибочно определяя, когда звонок в дверь адресовался ей. Впрочем, к самому Стукину захаживали не часто и в основном требовать долги, поэтому Геннадий никогда не спешил открывать.

Бабулька часто угощала его чаем с печеньками, чего раньше в Генкиной жизни не случалось, а сам он, ввиду отсутствия летающего кресла пешком, периодически таскался в магазин за провиантом, ну, и пивом, конечно.

***

Но вот однажды вечером, когда Геннадий Сергеевич валялся на своём единственном ложе бездумно таращась в тёмное немытое окно, Аграфена Карповна без стука зашла в его комнату. Усевшись на табурет, она вскользь оглядела обстановку, и вдруг, положив руку на раскладушку, сказала:

- Мне ЭТО нравится.

Повисло неловкое молчание. Оторопевший Крокодил силился придумать хоть слово, подходящее к ситуации, но старушка внезапно поднялась, пожелала ему спокойной ночи и вышла.

Вытянутые на коленках треники почему-то стали неприятно влажными, застиранная футболка прилипла к спине, клетчатая рубашка начала сильно жать в груди, а голые ступни покрылись холодной испариной. Как он заснул, Генка не помнил.

***

Утром Аграфена Карповна умерла.

Неожиданно для Гены событие это сразило его наповал, внутри образовалась какая-то ледяная пустота. На полном автомате он выполнил все формальности, связанные со случившимся и знакомые ему ещё по маминой смерти. Он даже испытал чувство некого дежа вю, с той только разницей, что хоронить бабульку, кажется, было кому.

Совершенно опустошённый Крокодил доплёлся до Пятёрочки и купил бутылку водки. Пил он прямо из горлышка, даже не приподнимаясь с раскладушки, обливаясь и не замечая этого. Ему не пришли в голову обычные вопросы – потребуют ли назад деньги и вещи? Не озадачила мысль о поиске нового постояльца, мыслей вообще не было. Водка никак не могла заполнить пустоту в голове и Генка злился.

Он отхлебнул ещё, стараясь заглотить как можно больше, и в этот момент стены комнаты поплыли. Парень облегчённо выдохнул, снова сделал глоток и заёрзал, устраиваясь поудобнее. Раскладушку толкнуло. Гена напрягся было, но вспомнив, что пил на голодный желудок, снова расслабился. Раскладушку толкнуло ещё раз, сильнее, чем прежде, находящиеся в поле зрения стол и табурет накренились вбок, а затем, плавно покачиваясь, стал приближаться потолок.

Сомнений не было – Генка поднимался в воздух. И только он успел вцепиться руками в металлический каркас, как мир вокруг завертелся и начал меркнуть. Стукин сильно зажмурил глаза.

***

Посадка оказалась далеко не мягкой! Пару раз подпрыгнув, неожиданно оказавшееся летающим спальное место остановилось, накренившись под довольно неудобным углом. Что-то сильно упёрлось в поясницу, и это побудило горе-авиатора открыть глаза.

В плохо настраивающемся фокусе один за другим перед Генкиным взором зажигались голубые огни, заполонив, наконец, всё пространство. Парень вспомнил, как в детстве мама водила его в планетарий, но боль в пояснице всё-таки заставила его сделать неловкое движение. Поворачиваясь, он скатился с раскладушки вниз.

Одной рукой Генка опёрся о что-то твёрдое и шершавое, вторая же рука и ноги погрузились в мягкую, шелестящую неизвестность. Из всего обилия ароматов Крокодил смог выделить запах сырости, прелости, и, кажется, грибов. Превозмогая страх, парень пытался подняться, ища руками опору. Предательская раскладушка несколько раз порывалась сложиться, но Гена, перехватывая жёсткий каркас, всё же сумел встать на ноги.

Увидеть что-нибудь в темноте, буквально облепившей его, и которую, казалось, можно пощупать, долго не получалось, но небо, усыпанное огромными сверкающими звёздами, постепенно помогло решить эту задачу. Понемногу стали проступать очертания места, в котором Стукин оказался.

Без сомнений, это была поляна, со всех сторон окружённая лесом. Теперь Генка слышал ночные звуки лесных обитателей, шелест листвы, редкий хруст веток и шорох травы. Увидел он и выхваченные холодным звёздным светом силуэты деревьев и кустов, обрамляющих поляну, а вот за ними…

- Да что же это?! Ах тыж, а!

Матом Крокодил ругаться не умел, вырос он с матерью, которая не только не использовала бранных слов, но и не знала их. Отчаянные же попытки научиться крепким выражениям у своих более продвинутых друзей успехом не увенчались. Получалось у Гены это так неказисто и смешно, что друганы ржали над ним до мокрых штанов. Генка краснел и обижался, а потом и вовсе перестал пытаться.

Книжки в детстве мама ему читала, поэтому словарный запас у Крокодила был сносный, да и, ну, не был он болтуном. Стукин больше молчал и мечтал. Ещё до летающего кресла он мечтал, что станет крутым и важным, и учителя и одноклассники – а особенно одноклассницы – перестанут смотреть сквозь него, что совершит он что-нибудь этакое, может, даже подвиг.

Но со временем мечты испарились, осталось только кресло.

Вот тебе! Домечтался?! – Блажил в голос Геннадий Сергеевич. – Да что с тобой не так! – Гаркнул он на раскладушку, пнув её ногой.

Та соскочила с пня, на который так неудачно приземлилась, и встала почти ровно.

- Чёртова бабка, что ты с ней сделала?! Ах тыж, ах тыж, а!

Генка обессиленно опустился на землю и закрыл лицо руками.

За пределами слабоосвещённой и не очень большой поляны господствовал лес, за посеребрённой звёздным сиянием растительностью проступала такая темнота, что для неё следовало бы изобрести новое название. И это было жутко, просто до усрачки жутко.

***

Сырой холод, исходящий от земли, очень скоро заявил о себе, нещадно кусали со всех сторон. Парень поднялся и ещё раз огляделся, как будто надеясь, что кошмарный сон развеялся. Но нет, ту же поляну окружала та же беспощадная адская чернота, Генка даже вспомнил слово «аспидова». Или нет?

Стукин напряг зрение. Точно! Что-то шевельнулось!

Где-то далеко за растительностью с одной стороны поляны вдруг мелькнул едва заметный просвет. За ним ещё один, более различимый, и чем сильнее Гена вглядывался, тем больше замечал странных всполохов, очень далёких и очень непонятных.

«Что это? Может быть, там кончается лес? А что начинается то? Ещё одна поляна со звёздами, или всё-таки дома?»

Но нет, странные блики не были похожи на свет жилищ, как, в общем-то и на звёзды. Рваные, трепещущие далёкие огни, внушающие непонятную тревогу.

- Костры, что ли, - гадал Генка, всё старательнее всматриваясь вдаль. – Или пожар? – Осенило его, и горячая волна паники ударила в голову. Ему начало казаться, что он чувствует запах гари. Крокодил судорожно вздохнул и завопил что было мочи.

- А а а а а а а а а а а а а а а! – Неслось над лесом, пока лёгкие не свернулись в трубочку.

И в этот момент зловещие всполохи замерли, а затем двинулись в его сторону. Гена просто не знал, в состоянии ли он был испугаться ещё сильнее, и не успел этого узнать. Мощный удар, прилетевший в затылок, швырнул парня ничком в мягкую подстилку поляны, а через секунду над ухом раздалось:

- Ты чего орёшь как оглашенный, жить надоело?

Две огромные лапищи схватили его за шкирку и штаны, оторвали от земли и потащили куда-то ногами вперёд. Неосознанным движением Крокодил успел ухватиться за последний предмет, связывающий его с реальным миром.

Раскладушка, вихляясь, билась о невидимые в темноте преграды, цеплялась и застревала в зарослях, но Генка и не думал ослабить хватку. Обеими руками вцепившись в алюминий и вжавшись лицом в брезент, он так и продолжал двигаться ногами вперёд, зависнув примерно в полуметре от земли.

- Да пусти ты его, видишь же, сам хорошо шкандыба́ет.

- Оно можно, конечно, только куда он ушкандыба́ет, если я его пущу? Сам же видал – чуть не сцапали дурня.

- А можеть, это, вон, к тачанке своей его привязать, да и за верёвку тянуть?

- Моро́ки много, дотащу, не долго уже.

Разговор этот Стукина немного успокоил, тем более что, похоже, никого из собеседников не удивляли удивительные способности его кровати.

- Завесить не забудь!

- Не учи учёного…

- Поешь говна печёного! Чего, ни ра́зу не забывал, что ль?

- Ты бы ещё пятого мужика своей седьмой бабы вспомнил. Знаешь же, не до завесы тогда было!

- Трепитесь меньше, больше зубов останется.

***

Раскладушка ещё раз стукнулась о что-то крепкое и через минуту опустилась на твёрдую поверхность вслед за своим хозяином, хозяин даже не изменил позы. Вокруг раздавались звуки, ощущалось движение, но никто не разговаривал. Стукин не шевелился.

- Вставай, приехали, - послышался, наконец, один из знакомых голосов. Гена продолжал лежать, пытаясь слиться с раскладушкой.

- Вставай, не время в жмурки играть. Да и змеи здесь случаются.

Посыл возымел желаемый эффект, Генка резко дёрнулся, переворачиваясь вместе с раскладушкой. Последняя больно ударила его по голове.

Прямо перед ним на пне обхватом примерно в три Генкиных руки восседал старик.

***

С непривычки после долгой темноты глаза заслезились, хотя намного светлее, чем раньше вокруг не было. Парень сидел на хорошо утоптанной земле, справа от него горел большой костёр, вполне себе обычный, к которому хочется подсесть поближе, и, шевеля палочкой угли, смотреть на огонь.

Вскоре к опасливо озирающемуся Геннадию стали подходить. Разглядывали его с большим интересом, абсолютно не смущаясь, и молча. Одни мужики, все в телогрейках и ещё в чём-то, напоминающем реликтовые бушлаты, хрестоматийных штанах и сапогах, кажется, кирзовых. У пары шапки-ушанки на головах.

«Зеки чтоль, - рассуждал про себя Геннадий, разглядывая их в свою очередь. – А чего такие старые-то все, и заросшие, вон, как бомжи. Беглые, наверное, только когда ж они сбежали-то, если, к примеру, у этого Гэндальфа, борода ниже пупка?».

Вообще-то старик, восседавший на пне, на киношного мага похож не был, просто Стукин никогда раньше не встречал таких колоритных дедов. Длинные и белые как лён волосы и борода обрамляли словно вырезанное из дерева лицо, причём гениальный резчик потрудился над каждой чертой. А удивительные, не по-старчески яркие голубые глаза смотрели прямо в неглубокие залежи Генкиных мозгов.

- Ну, оклемался немного? – Спросил Гэндальф спокойным и каким-то хозяйским тоном.

«Главный тут, наверное», - подумал Крокодил и сглотнул.

- Соломы бы ему подстелить. – Вступил в разговор ещё один обладатель знакомого голоса. – А не то жопу простудит – кашлять будет!

Невысокий мужичок обеими руками опирался на длинную резную палку. На лице его, более округлом чем у Гэндальфа, но явно принадлежавшем резцу того же великого мастера, который, похоже, поработал над лицами всех окружающих Гену мужчин, самостоятельной жизнью жили озорные лукавые гла́зки.

- У него вон своя подстилка имеется. – От этого мрачного рокота у Генки дёрнулись колени, хотя и его он раньше слышал. Хозяин голоса явно был обладателем огромных лапищ. Он и сам был огромный. Кудрявые смолянисто-чёрные волосы только кое-где серебряными прядями тронула седина. При неверном свете костра Стукину показалось что гигант одноглазый, но, приглядевшись, парень понял, что глаза просто разного цвета – один карий, а другой светло-зелёный.

Генка тоскливо обернулся на раскладушку. Прыгнуть бы сейчас на неё и выводи кривая! Но вспомнив, куда эта кривая вывела чуть раньше, Крокодил сник.

- Обувку ему какую-нибудь справьте и поесть организуйте. – Сказал Гэндальф, а сам куда-то ушёл. Вернулся он, держа в руках неопределённого назначения ветошь.

- Зипунишко не ах, - произнёс старик, встряхивая одёжку, - но лучше, чем ничего. По крайней мере, не одубинеешь до утра.

Обувь принесли тоже странную – она была похожа на носки, сшитые из телогрейки с надетыми галошами. Но Генке это было безразлично. Только теперь он понял, как продрог, голоден и устал.

***

Сидя на бревне возле костра и кутаясь в зипун, он откусывал большие куски холодной, варёной в мундире картошки, даже не напрягаясь на то, чтобы почистить её, заедая смачными ломтями сала. По левую руку от него расположилась уже знакомая троица, которую Крокодил определил для себя так: Гэндальф, Цыган и Мужичок-с-ноготок. По другую сторону огня на таком же бревне примостились ещё несколько человек, трое или четверо, считать их Гене было некогда. Остальные растворились где-то в темноте, но постоянно напоминали о своём присутствии неопределяемыми звуками и переговорами.

- Уверен, что прав? – Где-то слева рокотал Цыган.

- Сам же видел, на чём он прибыл, или для тебя это как с похмелья в очерё́д проснуться? – Отвечал Гэндальф.

- Видать-то видел, да только кто их знает, этих пришлых! Вон чего только не напридумывали, а мозгов-то не прибыло.

- Утро вечера мудренее. Поживём – увидим.

Блаженная нега растеклась по телу, и Ступин решил обследовать местность на тему других необходимых надобностей.

- По нужде куда здесь? – Спросил он, обращаясь к троице.

- А вон в ту сторону иди, - охотно ответил Мужичок-с-ноготок, щуря хитрые гла́зки. – Там и увидишь. Небось не дикий, разберёшься.

Поднявшись на порядком затёкшие уже ноги, Гена заковылял в указанном направлении.

- Похоже, парень-то дурень, - гнул свою линию Цыган, наблюдая, как Генка пытается открыть дверь деревянного сортира с другой стороны. – Гнать его надо.

- Тебе токо гнать! – Вскинулся мужичок, - прогоняешься. И так не до жиру!

- Поживём – увидим. – Повторил Гэндальф, и, обращаясь к сидящим с другой стороны костра, спросил, - караульных у нас кто меняет?

- Я, Пашка и Фрол. – Ответствовал один из мужиков, кивнув на товарищей.

- Смените пораньше. Небось, тоже не терпится на новичка поглазеть, пока он ещё не уснул. И сворачиваться надо – так надухарили, как бы не приманить кого.

- Уже! – Сказал мужик, названный Фролом, вставая с бревна.

И в этот момент со стороны одной из деревянных башен частокола, окружавшего территорию, послышался глухой тревожный набат.

***

Между мечущихся теней, спешно натягивая штаны, Стукин бежал от сортира к ому месту, где тлел угольями размётанный костёр. Было ощущение, что в образовавшейся внезапно темноте новые люди вырастали из-под земли, а то, что они тащили в руках, Генка не только определить, но и рассмотреть не мог. Ему показалось, что прямо перед ним прошли две женщины. Одна вроде маленькая и сгорбленная, семенила быстрым шагом, другая – высокая и прямая как палка, спокойно и размашисто ступала за первой.

Кто-то схватил совершенно растерянного Геннадия за локоть.

- Под ногами не мешайся! – Услышал он знакомый рокот. – Вставай за другими и гляди в оба!

И Цыган снова потащил парня, только на этот раз не на весу, а за тот же локоть.

Кто-то забирался на приставленные к частоколу лестницы. Сгорбленная женщина очень споро поднялась на башню, её долговязая товарка последовала за ней. В считанное время деревянная ограда оказалась закрыта живым щитом.

Генка переминался с ноги на ногу, дико озираясь по сторонам. На него больше никто не обращал внимания, оставаться на месте было страшно, но отойти от людей было ещё страшнее.

Когда именно общая суета спа́ла Крокодил толком не заметил, но вокруг стало так тихо, что Геннадию показалось что он слышит, как волосы шевелятся на его голове. Было точно понятно, что все вокруг ждут чего-то неизбежного, ждал и Гена. И ожидаемая неизбежность не мешкала долго!

***

Там, за бездонной пропастью темноты, раздался рвущий действительность в клочья, заставляющий сворачиваться жизненные соки деревьев и травы, коробящий ледяную бездну космоса звук. Вой, стон, вопль, рёв, визг, плачь или стенание – для этого невозможно было подобрать достойного определения, разве что всё вместе взятое и удесятерённое могло хоть как-то описа́ть этот звук, не имеющий право существовать в реальном мире.

И, не успело раскатистое эхо достигнуть горизонта, из-за чёрных верхушек деревьев взметнулось чудовищное нечто!

Если бы Стукин был ботаником, он, наверное, смог бы сравнить это с гигантским побегом папоротника, если бы он был биологом – с щупальцем нереально огромного осьминога, но Гена был собой, и, просто забыв, как дышать, неотрывно смотрел вверх. Он даже не понимал, что страшнее, неправдоподобные размеры, молниеносная скорость, то, что щупальце пульсирует кроваво-бордовым сетом и сквозь него видны звёзды, или то, что этого вообще не может быть!

Тем не менее, невозможное явление опускалось на деревянный частокол, казавшийся в сравнении с ним игрушечным заборчиком из спичек.

Со стороны частокола замелькали зелёные и жёлтые всполохи. Щупальце дёрнулось, скукожилось и отпрянуло, но в следующую секунду над лесом поднялось ещё три таких же отростка.

***

Генка бежал в темноте на ощупь, по памяти пытаясь обнаружить место недавнего костра. Он и сам не понял, как нашёл свою спасительную раскладушку, но найдя, рыбкой занырнул на неё и замер. Ничего не произошло.

- Давай, давай! – Тряс Стукин упрямую утварь, - давай, сделай хоть что-нибудь, сдохнем же! – Обращался он к предмету обстановки.

И предмет обстановки отреагировал. Раскладушка вздрогнула и закачалась из стороны в сторону. Генка выдохнул и распластался, как камбала, уже привычно зажмуриваясь. Ощущения подсказывали ему, что он набирает не только высоту, но и скорость. Сокрушительный удар сотряс всё его тело и заставил раскрыть глаза.

Перед ним, на расстоянии высунутого языка что-то мерцало стальными огоньками, а его непредсказуемая кровать закладывала вираж для следующего манёвра. Только оказавшись на приличном расстоянии Крокодил понял, что удаляется от гигантского глаза, строение которого напоминало соты. Его замутило, но даже как следует испугаться времени у него не оказалось, взбесившаяся постель снова шла на таран. В этот раз перед застывшим в вечной мерзлоте Генкиным взглядом возник клюв всё тех же непостижимых размеров. Загнутый клюв с двумя рядами зубов, гигантских, похожих на человеческие зубов!

Раскладушка ещё несколько раз заходила на лобовую атаку, и каждый раз Стукин краем сознания отмечал отдельные детали совершенно необъяснимого и не интересующего его в этот момент явления. Даже тот факт, что он ещё жив, не казался Геше очень важным

***

Когда Геннадий очнулся, перед его взором кружилась карусель глаз.

- Ну вот, - послышался голос Гэндальфа, - а ты говорил «гнать»!

И одна пара глаз покинула карусель. Остальные, постепенно замедляя ход, смотрели на него с беспокойством.

Когда действительность вокруг перестала крутиться, Гена выкарабкался из-под чего-то мохнатого и тяжёлого – видимо, кто-то укрыл его настоящими звериными шкурами, - и принял сидячее положение.

Миром правил день, солнечный, тёплый, зелёный и радостный. Все мужики разошлись, но Геше было не интересно куда, он сидел и пытался восстановить в памяти события с того момента, когда его самая затрапезная, старая раскладушка привлекла внимание странной жилички. События восстанавливались, но верить в них не хотелось.

Крокодил огляделся по сторонам. Теперь он мог оценить размеры места, в котором находился. Это было что-то вроде лагеря или даже поселения, ограждённое по всему периметру высоким и массивным частоколом. По углам ограждения возвышались деревянные же башни, и то, и другое в данный момент восстанавливали.

Человек восемь или десять суетились возле забора, стучали молотками, пилили и перекрикивались. Значит, события прошедшей ночи не привиделись в кошмарном сне, а, впрочем, Генка и не сомневался – слишком реальными были воспоминания.

Он продолжил осматриваться.

Недалеко от костровой площадки за деревьями возвышался огромный, и, судя по всему, крепкий домина с двумя печными трубами и множеством хозяйственных пристроек. На каждом окне добротные ставни. От костровища в обе стороны протоптанные дорожки. И с той, и с другой стороны ещё несколько домов, прячущихся за деревьями.

Поселение было выстроено в лесу и разглядеть всю территорию с одного места у Стукина не получалось, но вот растительность вокруг он оценил. Деревья, цветы, кусты были не совсем привычными – более пышными, более сочными, более могучими, как и всё в этом месте.

Крокодил встал и посмотрел поверх частокола. Повсюду, куда хватало обзора, от ограждения до горизонта сплошным покрывалом простирались тёмные кроны деревьев - лес. Генка опустился обратно и уронил голову на руки.

Продолжение следует.