Проклятое призвание. 22. По чашке чая⁠⁠

Над тобой встают, как зори,

Над тобой встают, как зори,

Нашей юности надежды.

Юрий Антонов

Рустам позвонил той же ночью. Звал к себе, обещал, что мы будем просто разговаривать и слушать музыку. Может быть, посмотрим кино. Я категорически отказалась, хотя вообще сорваться куда угодно в любое время суток было для меня обычным делом.

Я жила в своем графике, в своем режиме. Нищая, но свободная.

Крылатая и независимая.

Спасибо маминой квартире, угу.

Просто мне не хотелось к нему ехать.

Мне было его как-то жалко – за нищее детство в большой семье, раннее сиротство, распавшуюся семью и сына, живущего отдельно (единственного сына). За то, что он «чужак в стране чужой» и никому по сути тут не нужен.

Но жалости было недостаточно для того чтобы ехать.

Я была не настолько доброй.

А в полночь ко мне завалился Войцеховский.

Я, конечно же, не спала, я ложусь поздно или вообще под утро. Вечерне-ночные часы – самое лучшее время для работы.

Но все-таки и гостей я в такое время, как правило, не принимаю. Ну, очень редко.

С Войцеховским мы дружили в школе. Он учился на класс старше, мы тусовались в одной компании. Лешка играл на гитаре, я тоже что-то там пыталась изображать. После поступления в академию наши пути разошлись: я почти все время посвящала учебе, Войцеховский начал жить с девушкой. К тому же тогда уже все было серьезно с Виком, большую часть свободного времени я проводила с ним, и на общение с приятелями из старых компаний почти не оставалось времени.

Личная жизнь совершенно поглотила общественную.

Общение возобновилось после того, как я и Вик расстались. У меня тогда вообще всплыло много старых, казалось, безвозвратно утраченных контактов. В первую очередь потому, что у меня просто появилось время на других людей. Во вторую – наверно, потому, что мне было одиноко и требовалась поддержка.

Другие люди помогали не сойти с ума и переключиться.

А когда ты на практике ощущал, что, в общем, много у кого такая же задница, становилось вообще как-то почти спокойно.

Войцеховский позвонил не в домофон, а в дверной звонок. Что меня очень удивило.

Обнаружив его у своей дверной двери, я открыла и первым делом спросила, как он, собственно, попал в подъезд.

– Тетка какая-то с собакой выходила, – непонятно объяснил Войцеховский.

Непонятно, потому что никаких теток с собаками среди моих соседей вроде бы не числилось, но я решила не акцентировать внимание на этом моменте.

–  Что привело?

Войцеховский был не пьян, но, конечно, и не трезв. Да и вряд ли он пошел бы ко мне в такое время на трезвую голову, разумеется.

– Нета, я соскучился… Могу я просто соскучиться?..

– И все?

– Ну…

– Да говори как есть.

– Мы с Ленкой расстались.

– В который раз, собственно?

– Не издевайся.

Про сложные, тянущиеся еще со школы отношения с Еленой я была наслышана. В их споре я не занимала никакой позиции, потому что, на мой взгляд, в этой сваре, как обычно и бывает, все были хороши. По большому счету мне было наплевать на то, кто кому с кем изменил и что обо всем это думает тетя Маша. Оба были взрослыми людьми, которые вроде как должны были отвечать за свои поступки.

В теории.

– Ну проходи, раз пришел.

Войцеховский – невысокий, но крепкий блондин с утонченными, гладкими чертами лица. В школе девчонки справедливо считали его смазливым.

Симпатичный сладкоголосый мальчик с гитарой, такой романтичный, будто с обложки глянцевого журнала…

Меня Войцеховский бесил своей ветреностью – до встречи с Еленой он менял девчонок, как перчатки. Да и потом случались инциденты.

Мне он свое поведение, правда, объяснял какой-то несчастной любовью, накрывшей его в пятнадцать лет, но в это что-то слабо верилось. Точно таким был и его отец, дядя Саша, которого я хорошо знала.

Войцеховский пристраивает кожаную куртку на вешалку (он все еще носит косуху), и мы проходим в кухню.

Я завариваю чай.

– Ну, рассказывай.

Но Войцеховский почему-то не горит желанием рассказывать (вероятнее всего, его роль в происходящем вовсе не такая безобидная). Вместо этого он начинает расспрашивать о моей жизни, прошедшей выставке, общих знакомых.

Мы мирно болтаем, я подливаю чай. Чай – это религия, ничто в мире не может быть безнадежно плохим, когда есть чай.

Режутся и выкладываются на стол бананы и апельсины, купленные Рустамом.

– Я думаю, тебе нужно жениться, – замечаю я.

– Зачем?..

– Семья, дети… Это вечное. Надо для кого-то жить. Вы с Ленкой столько лет вместе.

– Ты что-то не вышла замуж.

Я морщусь.

– У меня другое. Да и я была почти замужем много лет.

– Ну, так и я «почти». А дети… Это же жуткая ответственность… Ответственность за жизнь… К этому вопросу надо подходить с умом.

– Да пока вы ждете, момент может быть упущен. Здоровье обвалится, еще что-то, в стране бахнет какой-то кризис… Эти вопросы нужно решать пока молодой.

– Оставь, Нета. Тебе не идет эта роль.

– Отчего же? Подумай о будущем. О старости.

– Я никогда не состарюсь! – с вызовом смотрит на меня Войцеховский. – Я не состарюсь никогда!

Он говорит это с такой энергией, как будто Косая уже стучит в дверь.

Не спрашивай, по ком звонит колокол – он звонит по тебе.

– Это общий удел.

– Слушай, Нета, чья бы корова мычала. Я бы понял, если бы меня сейчас начала учить жизни тетка, у которой семеро по лавкам. Но у тебя никого нет! И кажется, не предвидится!

– У меня есть Другое.

Я с яростью гляжу ему в глаза. Хватаю за руку, волоку в комнату. Указываю на картины, мольберт, кисти, краски, карандаши, фломастеры…

На все то, что составляет смысл моего дурацкого существования.

– У меня есть Это. А у тебя – только старая косуха, песни, половину из которых ты уже забыл, и Ленка. Которая, между прочим, тебя любит.

Войцеховский пристально смотрит мне в глаза и медленно, по буквам, выговаривает:

– Дура.

– Что?!

– Какая же ты дура.

Я чувствую, как темнеет в глазах. Они в буквальном смысле наливаются кровью.

– Вон отсюда!

– Что?.. Не делай этого.

– Вон отсюда! Что бы я тебя больше не видела!

– Не делай этого, мне потом плохо будет.

– Проваливай!

Я волоку Войцеховского к двери. Он, надо сказать, не сильно сопротивляется. Видимо, понимает, что вечер уже в любом случае перестал быть томным и надо заканчивать. Швыряю ему куртку.

– Одевайся! Я не хочу тебя видеть!

Последняя попытка:

– Нета, пожалуйста…

– Проваливай!!

Больше Войцеховский не пытается возражать.

Я почти выталкиваю его из квартиры и захлопываю дверь.

Меня трясет.

Принимать гостей по ночам – определенно не лучшая стратегия.