Пир Монрога. Часть 1⁠⁠

С широкого морщинистого лба капал пот. Крупные, соленые капли падали и тут же впитывались во взлохмаченную сырую землю, что покоилась под сухим, потрескавшимся слоем. Пышный, но низкий куст молодой картошки колыхался от каждого удара тяпкой по гряде. Солнце медленно клонилось к закату, делая тени кустарников и плодоносных деревьев длиннее, но все ещё недостаточно длинными, чтобы укрыть огородника от зноя. Оно все так же безжалостно пекло, обжигая покрасневшую кожу немолодого мужчины. Семён Игоревич дубасил почву, внутри которой рос опостылевший корнеплод, с ярым остервенением, надеясь поскорей закончить ряд. Рядом, на табуретке верещала беспроводная колонка, проигрывая любимые композиции с флешки, там же лежал телефон на случай экстренных звонков или заказов. Один из которых, впрочем, не заставил себя ждать.

-Здрасьте, ключи потеряла, не могу дверь открыть. Поможете? - спросил женский, осипший голос в трубке, пока грубая рука уставшего огородника поправляла импровизированную бандану из футболки.

-Вскрытие от семисот рублей будет, - ответил Семен Игоревич, - если согласны, называйте адрес.

Мужчина гнал свой бюджетный внедорожник по знакомым каменистым кочкам. Он нисколько не удивился, что заказ был от местной и теперь гадал, есть ли у этой пропитухи, если судить по голосу, деньги, и не попытается ли она его «кинуть». Хорошо, хоть ехать недалеко. Ценник Семена Игоревича, как специалиста, был гораздо ниже своих конкурентов, а потому к нему за помощью обращались, в основном, низшие слои населения. Орудуя своими неуклюжими пальцами-сардельками, Семен выполнял свою работу не совсем качественно, о чем свидетельствовал его плохой рейтинг на сайте услуг. Так же оценку портило еще и неумение общаться с клиентами. И все же эта деятельность приносила какой-никакой доход, а много ли надо мужику предпенсионного возраста со своим огородом.

Семён свернул со своей улицы на главную и проехал мимо церкви деревни Вознесенка, возле которой топтались несколько угрюмых бабок, скорее всего, в ожидании вечерней службы. Мужчина проехал дальше, разглядывая дома своих соседей, и с досадой отметил, что каждый второй выглядел заброшенным. Когда-то оживленная улица раньше полнилась детским гвалтом, кукареканьем да гаканьем домашней птицы, блеянием и мычанием домашнего скота, а так же строительным шумом. Сейчас же полузаброшенная деревенька еле дышала, как умирающая старуха, как его матушка перед тем, как отойти в мир иной…

Номера на заборах и домах были еле разборчивы, некоторые, выведенные на металлических табличках выело ржавчиной, а некоторые, просто нарисованные краской по дереву, выгорели или почти смылись. Вот девяносто девятый, потом два номера неразборчиво, потом сто пятый, сто седьмой, а вот, наверное и сто пятнадцатый, судя по тому, что именно возле него на потрескавшемся железобетонном блоке, взявшемся, не пойми откуда, сидела женщина в ожидании мастера.

Пытливый взгляд Семена Игоревича вперился в образ своей клиентки, а глаза полезли на лоб. На улице жара, а эта, сгорбившись, куталась в какую-то замызганную куртку и покачивала ногой, обутой в резиновый сапог. К ее вязаной шапке прилипли какие-то веточки и колючки репейника.

-Вы вызывали службу вскрытия замков? - спросил Семен в открытое окно своего автомобиля.

-Ага-ага, - закивала в ответ незнакомка, вставая со своего места и моргая выпученными глазами, ее нижняя челюсть выдавалась вперёд из-за неправильного прикуса.

Мастер ещё раз окинул недоверчивым взглядом женщину бомжеватого вида: лицо, вроде, худое, а тело выглядит широким. Сколько ж на ней слоев одежды? Все его нутро противилось с ней связываться, интуиция шептала: «Разворачивайся и уезжай», но деньги, как говорится, не пахнут.

-Документы на дом есть?

-Какие ещё документы?

-Ну откуда мне знать, что дом вам принадлежит, и вы его не хотите ограбить? - последняя фраза звучала, как насмешка. Он сам понимал, что воровать там нечего, судя по деревянному, глухому забору, который не красили несколько лет, из-за чего тот начал чернеть. Из-за забора выглядывала покосившаяся крыша, что свидетельствовало о том, что дом с одной стороны начал оседать.

-Так не мой он! Это батьки моего жилище! Он у меня лежачий, я его проведать приехала, а ключи потеряла.

-А у родни-то ключей нет?

-Да я одна у него, нету больше никого.

Семен Игоревич матно выругался, долго протягивая букву «я» и завершив это дело звуком «ть». Его голова стукнула по подголовнику сиденья, а взгляд устремился в потолок автомобиля:

-Как долго ты его не навещала?

-Да недавно была, щас уж не вспомню, когда.

Мужчина размышлял, как ему поступить, он боялся, что вскроет замок, а внутри труп. С такими ситуациями он ещё не сталкивался. Тогда надо бы в МЧС звонить, пусть ломают, вызывают спецслужбы, в общем, сами разбираются. Но, с другой стороны, у него уже почти закончились деньги, а надо бы машину заправить, продуктов прикупить.

-Двушку давай вперёд, за меньше не возьмусь, - сумму он взял с потолка, согласится - отлично, не согласится - пусть другого вызывает.

-Ага, ты из машины-то выйди сначала, а то щас деньги возьмешь да свалишь, а мне нового вызывать?

-Тогда подожди, машину запаркую.

Выйдя из машины, Семён наблюдал, как женщина достает из кармана смятые купюры и перекладывает их во вторую руку, не утруждая себя распрямить или разгладить деньги. К слову, он был удивлен, что у той они вообще оказались. Когда мастер подошел к клиентке, она протянула обе ладони с кучей грязных, цветных банкнот, предлагая мастеру выбрать из них самому. Мужчина нашел среди них две нужные и убрал в нагрудный карман своей футболки-поло, предварительно проверив на подлинность. Он еле заметно втягивал воздух рядом со своей клиенткой, пытаясь унюхать, пьяная ли та, но алкоголем не пахло.

-Давай, показывай, где вскрывать.

Женщина взяла белый, шуршащий пакет, что валялся рядом с блоком, на котором она сидела, открыла незапертую калитку и придержала ее для мастера, приглашая войти первым. Семен зашел во двор, поросший высоким бурьяном там, где не лежали резиновые дорожки и сразу посмотрел на дверь. Увидев маленькое круглое отверстие на месте замка, он засмеялся и вслух произнес:

-Это шутка что-ли?

-Ниче не шутка, открывай давай, - раздалось позади него.

-Щас, обожди, инструмент достану.

Мастер вытащил из багажника своей машины старый длинный ключ, сгибающийся пополам. Устройство «замка» было довольно простым, даже элементарным. Изнутри дверь закрывалась на засов, а снаружи можно было открыть с помощью любого прутка, просунув тот в круглое отверстие. Прут цеплялся за болты засова, отодвигая тот, и отпирая дверь. У Семена Игоревича, унаследовавшего дом от своей матушки, тоже был такой замок, пока он полностью не сменил дверной блок, но хитрые ключики предпочел оставить на случай таких вот ситуаций. Футболка резко стала тяжелой из-за содержимого нагрудного кармана, ведь эта работа не стоила двух тысяч, но мастер успокаивал себя мыслью, что клиентка на эти деньги согласилась. Да и ключ он ей подарит, у него ещё два осталось.

Подойдя вплотную к заблокированной двери, Семён очутился в тени дома, от которого веяло неприятным холодом. Приступок, выложенный кирпичом возле входа, покрылся не то мхом, не то плесенью, под козырьком в углу колыхалась на ветру паутина, вместе с пузатым, длиннолапым ткачом по середине. Взгляд скользнул по мелкому, пыльному окошку, расположившемуся по правую сторону от входа, и уткнулся в неразборчивый рисунок узорчатого, прозрачного тюля. Мастер прислонил ладони к окну, пытаясь разглядеть, что там внутри, но почувствовал, как клиентка пихнула его рукой в плечо.

-Давай, замок открывай, чего ты там пялишься?

Семён почему-то сначала решил проверить, а заперта ли вообще дверь. Он толкнул ее за ручку, та подалась на пару миллиметров вперёд и с лязгом уперлась в петли засова. Через мгновение в окно рядом с мастером что-то ударило, и мужчина разглядел силуэт руки, сжимающей ткань тюля в кулак.

Мастер просунул ключ в отверстие, слегка провернул и, услышав характерный звук отпирания, открыл дверь. В лицо ударил душный, даже горячий воздух нагретой на солнце, застекленной террасы, а нос унюхал сложную гамму из запахов ягодной сладости и тухлого зловония.

Клиентка влетела в террасу, с каждым шагом поднимая позади себя рой бессчетного количества мух. Крылатые твари взлетали со своих насиженных мест и противно жужжали, мечась в мельтешащем беспорядке. Семён смог разглядеть сквозь черное облако замызганное ведро-туалет с откинутой крышкой, стоящее перед столом, на котором давным-давно высохли какие-то ягоды и травы.

-Ба-а-ать, я пришла, - звучал голос из глубины дома.

Мастер стоял у входа и мялся, не зная как ему следует поступить. Внутри кто-то явно живой, не может ходить, и ему нужна помощь, а от этой чуднóй дамочки ее не дождешься, она же явно безумна. Но мысль о том, что ему придётся пересечь порог этой хибары, вызывала ужас и отвращение. Семён пытался собраться с силами, он - профессионал, вскрыл замок без каких-либо документов и теперь несет ответственность за свои действия, ему просто необходимо убедиться в том, что эта женщина действительно является дочерью хозяина дома.

Пока мужчина пробирался сквозь террасу, кишащую мухами, он задержал дыхание и закрыл ладонью рот вместе с носом, чтобы не вдохнуть случайно насекомое, и не зря, потому что летающие, жужжащие твари врезались в его лицо и тело. Ему казалось, что не меньше десятка запуталось в густых, торчащих вверх волосах. Семён запретил себе смотреть внутрь пластикового туалета, который встретился по пути, боясь, что его вырвет от отвращения.

Войдя в маленькую кухоньку, он быстро захлопнул дверь в террасу, а потом несколько раз провел пятерней по волосам, выгоняя оставшихся мух, и только тогда позволил себе вдохнуть. Тошноту он почувствовал не сразу, а где-то на третьем-четвертом вдохе, когда мозг осознал, что тело дышит чем-то отвратительно смердящим.

Зашуршал пакет под бормотание странной клиентки, она обращалась к своему отцу, просила прощения за долгое отсутствие, спрашивала, как он тут без неё. Семён не слушал, он прошел к ним в комнату, и изо всех сил пытался сдерживать рвотные позывы от запаха, а потом и вида. Лохматые, перепутанные с бородой космы старика были облеплены кусками засохшей рвоты бурого цвета, глаза под темными веками на бледном, сухом лице ввалились внутрь черепа, а потрескавшиеся губы слегка закровоточили, когда он повернулся к дочери и открыл рот, словно прося еды.

Женщина подняла свой пакет над головой старика и вывалила ему прямо на лицо увесистый шмат сырого мяса. Кусок упал со смачным шлепком, а оставшиеся кровавые капли падали на и без того грязную ткань постельного белья.

-Ты дура что-ли? Он же задохнется! - закричал Семён Игоревич и подбежал к больному старику.

-Задохнется?! - повторила клиентка и начала смеяться, будто услышала анекдот.

Мастер взялся за скользкий кусок и хотел его снять, но тот выскочил из неуклюжих пальцев, подобно мылу. Он повторил попытку, на сей раз вцепившись в него ногтями, но кусок не поддавался, будто его держали. Женщина стояла рядом и хохотала, как помешанная, этот хохот действовал на нервы и пугал Семена до чертиков своей неправильностью, неуместностью. Когда у него все же получилось оторвать мясной кусок от лица старика, то увидел, как тот с громким чавканьем разжевывает сырое мясо своими желтыми, кривыми зубами.

-Бать, не задохнулся? - еще больше залилась гоготом сумасшедшая.

Старческие слабые пальцы с почерневшими ногтями обхватили запястье Семена Игоревича, который все еще не понимал, что здесь происходит, и потянули к себе. Мастер медленно наклонялся к изголовью кровати и наблюдал, как открывается рот старика, вонь была невыносимой. Нервы натянулись подобно струнам, Семён все ещё ждал, что тот что-то скажет…

-Он помер давно! - завизжала женщина.

Челюсти клацнули прямо перед носом мастера, и Семён побежал без оглядки под истерический, утробный гогот сумасшедшей.

****

Стук бешено колотящегося сердца отдавался в висках и горле, Семён Игоревич давил на газ и поглядывал в зеркало заднего вида, проверяя, нет ли за ним погони. Вдалеке горели золотом церковные купола и он, глядя на них, перекрестился, а потом принялся читать молитву:

-Господи… Иже еси на небеси… да святится имя твое, да приидет Царствие твое, - слова молитвы в панике путались, забывались, но он все равно продолжал шептать, - Да будет воля твоя… и слава во веки веков… Аминь… Господи, спаси и помилуй!

Семён остановил свой «Дастер» возле деревенской церкви, выложенной из красного кирпича.

Выскочив из проклятого дома, пропитавшегося болезнью и смертью, промозглым, сырым холодом и вонью, снова окунувшись в привычную летнюю, пыльную духоту возле храма Божьего, он будто почувствовал себя лучше. Уж очень ему захотелось сейчас очутиться там, внутри, помолиться, как следует, покаяться, очиститься.

Семён вышел из авто и почувствовал неприятное жжение возле груди. Одними лишь краешками подушечек пальцев он брезгливо достал злосчастные две тысячи из кармана и бросил прямо на дорогу. Бумажки, подхваченные остывающим, вечерним ветром, пустились в пляс и скрылись в придорожной канаве. Ему казалось, что от тела, одежды и волос воняет мертвечиной да застарелым дерьмом, и церковный ладан должен будет выгнать этот смрад, который теперь чудился ему везде.

Семён Игоревич поднимался на незаконченную просторную паперть, она была неаккуратно залита каким-то строительным раствором, который трескался и отходил. Вдруг он увидел, как с другой стороны по ступенькам взбирается женщина с покрытой платком головой и в голубой длинной юбке, в руках у неё был как будто поднос, накрытый черной тканью. Широкое лицо «матушки», как окрестил ее про себя Семён Игоревич, блестело от пота. Она как-то недобро посмотрела на Семена и, не дав тому даже рта открыть, сказала:

-Сегодня службы нет, завтра утром приходи.

Потом матушка отвернулась и прошла ко входу в храм, взялась за дверную ручку, но входить не спешила. Ещё раз окинув подозрительным взглядом прихожанина, спросила:

-Или случилось чего?

Семён подбирал слова, но вслух сказать ничего не решался, так как сам боялся своих слов. Он только покачал головой, развернулся и пошёл прочь. Когда он сел за руль и тронулся, то увидел, что угрюмая матушка так и не зашла, а провожает его тяжелым взглядом.

Церковь стояла на перекрестке двух дорог,  Семён Игоревич выкрутил руль влево и повел свой внедорожник в низину, к своему дому.

****

Приняв прохладный, освежающий душ, он смыл с себя невидимый затхлый налет, а одежду бросил в полиэтиленовый мешок, чтобы отвезти стираться к Наталье.

Обернувшись по пояс махровым полотенцем, он проследовал к холодильнику, достал темно-зеленую пластиковую бутылку из-под пива и сделал несколько крупных глотков. Самопальная бражка хорошо шла и оседала в желудке с приятным теплом, как-то легче стало голове. Мужчина отбрасывал неприятные образы воспоминаний. Пытался забыть черную плесень, пожравшую обои в красном углу от потолка до пола, чудны́е иконы с пугающими образинами, копошившихся в кровати червей и жующие челюсти. А ещё эту истеричную дуру, с хрипом давящую из себя громкий, оглушающий смех. Сказала, что отец помер. Да она, должно быть, из психушки сбежала, а отец ее болен. Так ещё и не ухаживают за ним должным образом. Мясо сырое жрать начал, потому что с голодухи и бревно сожрать можно.

Не то, чтобы Семён, большой любитель передач про паранормальное, не верил в нечисть и живых мертвецов, верил, конечно, когда это где-то там, далеко и его не касается, но вот именно с ним такая история ну никак не могла приключиться. Он представлял, как бедный старик лежит в кровати, а его сбрендившая дочурка пихает и пихает в рот сырое мясо, чтобы все доел до последнего кусочка, и она могла опять уйти по своим шизофреничным делам, дней на пять. А Семён, дурак, ещё и двушку ее выбросил.

Теперь уже ему стало совестно, он тут чистенький, бражку попивает, колбаской с хлебушком собирается закусывать, а старик там умирает… Старик… А сам-то кто?.. Этим вопросом он задался, расчесывая свою густую, пегую шевелюру напротив зеркала. Потом Семён улыбнулся своему отражению, разглядывая подгнивающие около десен зубы, и осторожно потрогал нижний резец, тот уже давно шатался. Отпрянув от зеркала, захмелевший мужчина решил погримасничать. Подобно бодибилдеру, он демонстрировал в зеркало свои мускулы, меняя позы. Жаль, отражение обрывалось около груди. А может, и не жаль. Тело его уже совсем не то, что в молодости. Могучие, рабочие руки похудели и будто отдали весь свой объем внушительному брюху… с которого слетело мокрое полотенце.

-Мальчишка я ещё! Мальчишка! - смеясь себе под нос и кряхтя, произнес Семён, нагибаясь к полу. Коленки громко хрустнули, а поясница заныла, - Хоть и жить уже сил нет…

Мысли вернулись обратно в сто пятнадцатый дом.

Одевшись, мужчина взял с собой бутылку и вышел на крыльцо. Прихлебывая эликсир храбрости, ему хотелось снова дойти до туда, по пути поискать выброшенные деньги, отдать нуждающимся обратно и чем-то помочь. Но когда его нога ступила за порог, а глаза увидели черноту улицы, то смелость куда-то пропала.

Семён жил внизу оврага или кручи, как называли местные. Там же, в низине, рядом с ним стояли ещё два дома, но жильцов он уже давно не видел. За забором раскинулся луг с небольшой рощей, на нём раньше пасли коров, а за лугом, через небольшую речку высились Козьи холмы - два обширных пригорка, на которые когда-то выводили гулять коз. Отсюда и название. Уличное электричество в низину так и не провели, поэтому там всегда царил непроглядный мрак, тускло освещаемый, разве что луной.

Семён нервно поежился, да и зябко как-то стало. Сейчас он накинет чего потеплее и двинется в путь, а глупые суеверия оставит дома. Проследовав в прихожую вместе с бутылкой, ему захотелось съесть на дорожку бутербродик. Конечно, а как без бутербродика. Да и выпить бы чего покрепче не мешало для пущей храбрости.

Мужчина выдохнул перед стопкой самогона, собственного приготовления, выпил и закусил это дело зернистым сервелатом с ломтиком белого батона, а потом отправил в свою топку стрелку зеленого лука. Ну, теперь пора. Сейчас он только ещё один бутерброд сделает на дорожку, чтобы не скучно идти было…

После трёх, а может, и четырех стопок Семена сморил сон. Глаза сами собой закрывались, а тяжелая голова клонилась вниз, но тут же поднималась обратно. Сейчас-сейчас, один рывок, и он пойдёт. Лоб мягко опустился на смуглую руку, покоящуюся на столе и мужчина заснул.

****

Солнце отражалось в золотистых куполах, и эти солнечные блики резали Семену глаза. Горячий воздух вокруг церкви плыл еле видимыми волнами, а небо вдруг сделалось багряным. Стены плавились подобно свечному воску, и их разжиженные ошметки капали, дымясь, прямо на землю. Семена Игоревича толкала вперёд какая-то невидимая сила, он плыл навстречу пылающему храму. Дышать становилось все тяжелее и жарче. Он увидел, как входные створки рассыпались в труху. Посередь тесного квадрата здания на двух каких-то слишком высоких табуретках стоял гроб, но кто в нём лежит, видно не было. Возле гроба читал молитву высоченный батюшка. Семёна все несло и несло вперёд, к гробу, и так ему не хотелось туда заглядывать. Хотелось убежать. Он сопротивлялся изо всех сил, но было бесполезно. Стены уже оплавились наполовину, где-то можно было разглядеть языки пламени, дышать стало невозможно. И тогда Семён Игоревич решился по-настоящему заплакать в свой последний раз.

****

Стон, вылетевший из собственной глотки разбудил Семена. Когда его глаза открылись, то он обнаружил, что наглухо уткнулся носом в локтевой сгиб. Вытерев рукой набежавшие слюни и выпрямив затекшую спину, он первым делом посмотрел на настенные часы: без двадцати минут полночь. Опять уснул за столом. Хорошо, хоть Наташка не видит, а то как всегда запричитала бы.

В пересохшем рту ощущался противный сивушный привкус, и Семён Игоревич поспешил перебить его чистой, фильтрованной водой. Неприятный сон оставил после себя непонятную тревогу, он попытался хоть как-то проанализировать его, но слишком уж эти видения были сюрреалистическими. Все же напугал его старый, больной хрыч из сто пятнадцатого, что снится теперь всякая чертовщина… Так он и не сходил его проведать, выдумывая самому себе предлоги. В итоге напился в одиночку и заснул.

Семён посмотрел на стол и поморщился: такой бардак остался, Наташка бы за такое точно прибила. Не смотря на трещащую болью голову, он ходил по кухне туда-сюда, относил грязную посуду в раковину, остатки еды - в холодильник, а мусор - в ведро, мечтая поскорее покончить с уборкой. Только вот эти две дурацкие, мерцающие на краю видимости точки… Сначала он их не замечал, потом вроде бы увидел, но рассмотреть не захотел, потому что стремился, как можно скорее, завалиться спать. И все же, когда эти точки на мгновение исчезли, а потом снова появились, ему пришлось повернуть голову в их сторону.

За окном, в кромешной темноте что-то светилось. Семён подумал, что это какая-нибудь кошка забралась на карниз и лупит глазами в его окно. Но у кошки расстояние между глаз в разы меньше. Точки начали медленно подниматься, что-то по ту сторону заскрипело. Семён смог разобрать прижатый к стеклу, сплющенный нос, а над горящими глазами - густые, наморщенные брови. Когда над рамой поднялся потрескавшийся, улыбающийся рот, Семён Игоревич понял, что не дышит уже какое-то время, ужас волнами атаковал его рассудок, он тупо пялился в окно, боясь пошевелиться или даже моргнуть.

Тем временем жуткая, бледная морда с впалыми щеками остановилась, продолжая улыбаться кривым забором зубов.

-Хлоп… Хлоп… - с этим звуком две синюшные с багровыми разводами ладони припечатались к стеклу.

Рожа отлепилась от окна, но лишь на миг, чтобы…

-Бум! - лоб ударился с такой силой, что задрожали рамы. Потом еще раз. По стеклу пошла паутинка трещин. Из безобразного рта вывалился дрожащий, фиолетовый язык и облизнул одну из них. Заостренные концы стекла рассекали плоть, которая оставляла за собой грязный след.

-Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй! - шептал Семён и крестился правой рукой.

Он вспоминал, все, что знал о нечисти, теплилась надежда, что мертвец не сможет зайти к нему в дом без приглашения, но когда лоб ударился о стекло в третий раз, и осколки внешней створки посыпались на карниз, эта надежда куда-то улетучилась.

Вдруг серое лицо мертвеца, испещренное порезами резко нырнуло вниз и скрылось из виду.

Семён Игоревич, ни жив, ни мертв, продолжал вглядываться туда, где только что была морда. С улицы послышалось далекое:

-Батя-я-я! Батя-я-я!

Семён неожиданно вспомнил, что забыл запереть входную дверь, намереваясь пойти к тому, кто в итоге сам к нему пришел. Это понимание, выстрельнуло молнией команду «запереть замок». Только когда мужчина бросился в прихожую, его голову посетила другая мысль, что благоразумнее было бы забаррикадироваться в одной из комнат и вооружиться, чем потяжелее. Но было уже поздно. Войдя в темный коридор, слабо освещаемый люстрой в кухне, мужчина наблюдал, как дергается вверх и вниз ручка, а дверь подвергается глухим ударам. Возможно плеча, а, может, и лба. Семён Игоревич в два прыжка преодолел нужное расстояние и провернул вертушок. Но удары с той стороны не прекратились, а наоборот, казалось, только усилились.

-Батя-я-я! - голос приблизился, но звучал все еще не слишком близко.

И тут Семен услышал такой противный звук, будто кто-то рычит, рыгает, и одновременно пищит на ультразвуке, мужчине пришлось заткнуть уши руками и закричать, чтобы перебить, чтобы эта какофония перестала бить по мозгам и выворачивать душу. Он сел на задницу и забился в угол, продолжая вопить и зажимать уши. Взгляд не отрывался от двери ни на секунду.

Но вдруг мужчину осенила страшная догадка. Что если этим звуком, его просто попытались отвлечь, и он не услышал, как мертвец разбил окошко в одной из комнат, пролез в него и теперь рыщет по дому в поисках хозяина?

Он осторожно оторвал руки от ушей, нащупал первое, что под руку попалось, а именно - веник из стеблей сорго, поднялся с пола и осторожно, стараясь не шуметь, прошагал на кухню. Веник держал наготове. Свет кухонной люстры слабо освещал убранство двух оставшихся комнат. Семён Игоревич старался не дышать и прислушивался к каждому шороху, он быстрым взглядом осмотрел окна, вроде все целы. Он заметил, как в его нервных руках дрожит нелепое оружие. В одной из комнат находился выключатель уличного, надомного светильника. Семён клацнул выключателем, и пытался рассмотреть, что происходит во дворе. Но внезапно душераздирающий вой повторился. Семёну снова пришлось зажать уши руками. Его голова в панике крутилась во все стороны, чтобы не пропустить возможную атаку. Сквозь противный звук он услышал какой-то непонятный стук, а потом звук бьющегося стекла. Семён заметил, что свет на улице погас. Слух уловил какую-то возню с улицы и отборнейший мат, голос принадлежал, похоже, женщине. Затем голос начал удаляться и все стихло.

Семён Игоревич в полном замешательстве и вне себя от страха до самого рассвета караулил на кухне, с которой просматривались все входы и выходы, не выпуская веник из рук. Слава богу, что ночи были короткими. Когда на улице рассвело, мужчина бросился к своему автомобилю, не обращая внимания, на засохшие, коричневые разводы на кузове.

Он понимал, что если его остановят с похмельным выхлопом, то отнимут права, но ему было на это абсолютно плевать, потому что стремился убраться, куда подальше, от этого кошмара.

Проезжая мимо кирпичной церкви, он заметил ту самую матушку, стоящую чуть поодаль. Выбившиеся из косы пряди русых волос метались на ветру. В одной руке она держала платок, а в другой - дымящуюся сигарету. Суровым взглядом исподлобья она провожала Семена. Мужчина, наблюдающий за ней уже в зеркало заднего вида, заметил как она стрельнула бычком и направилась к ступенькам, ведущим в храм.

Пир Монрога. Часть 2