Ночной хирург⁠⁠

Знаете, как умирают люди? Сначала приходит апатия. Натуральное нежелание всего. Есть неохота, двигаться неохота, хочется лечь — и полежать. А еще лучше — свернуться в позе эмбриона, чтобы было теплее и комфортней, и так лежать — долго-долго.

А потом становиться лень дышать. Тяжело раз за разом поднимать грудную клетку, растягивая легкие в последних попытках насытить кровь кислородом. Тяжело, ненужно и глупо — и поэтому останавливается дыхание.

Самым последним выключается сердце — после того, как человек перестал дышать, оно еще несколько минут бьется, изо всех сил гоняя по сосудам кровь. Сердце цепляется за жизнь до последнего, словно не желая признавать факт смерти.

Но это — если своей смертью. А если вас чикнули скальпелем по горлу — то вы быстро истекаете кровью и никаких проблем. Вы просто не успеваете осознать, что происходит. Еще быстрее — если острый предмет втыкают прямо в почку, тогда падает кровяное давление — и смерть приходит быстро, почти моментально. А смерть — почти всегда означает морг.

Никто не знает, зачем морг разместили так близко к городской больнице №1, что возле Медакадемии. Причем, морг не больничный, а такой, для всех сразу. Везли туда тела со всего города — надо, значит надо. И обстановка в этом морге, надо сказать доставляющая. Как в столярке, только вместо деревяшек — тела мертвых людей.

Тела лежат везде: в углах, на прозекторских столах, под столами, те, что все еще окоченевшие, могут быть прислонены к стене, свернувшаяся кровь... И запах. Страшнее всего тут запах, запах смерти, формалина и гниющей плоти.

Привезли в морг однажды городского сумасшедшего Петю. Покойника. Документы свои этот персонаж сжёг в очередном эпизоде, поэтому оформление тела затянулось — чуть ли не на пару недель. Лежит синий, страшный, в холодильнике. И ждет, пока либо родственники подсуетятся, либо за счет акимата закопают. А родственники — не пришей к уху рукав, даже не собираются оформлять и забирать.

Первая городская больница — она вот, через забор. И больные все больше тяжелые, проблемные — а стараниями хирургов местных выздоравливают, несмотря на тяжесть болезней. А тут как полоса пошла — что ни ночь, то смерть в отделениях. По одной, не больше. И все как-то странно, умирают не от болячек, а от каких-то внутренних кровотечений.

Больные начали жаловаться, мол, приходил ночью доктор, хотел повезти оперировать — да передумал, соседа забрал. А тот и умер под утро. Как доктор выглядел? Высокий, бледный, халат на все пуговицы застегнут, Петром Дмитриевичем представляется. А Петров Дмитриевичей у них, в первой городской, нет, ни одного.

Дежурного врача допрашивают — тот клянется, что все нормально было. Утром — бац! — опять труп. Вскрытие делают, как полагается — у умершего внутренние кровотечения, но такие, странные... Будто кто изнутри их чем-то острым «почикал».

Совсем за голову схватились. А больные — те в ужасе просто, шутка ли, мрут как мухи? Домой засобирались даже те, что ходить не могли. Их, как могли, успокаивали, пока санитарки не стали бредней нести про «бледного доктора». Бедлам, бардак и мистика, короче.

Врачи — люди образованные, трезвые (чаще всего) и решительные. В чушь про приходящего ночью доктора никто не верил, пока дежурный врач кардиологического не столкнулся с тем лицом к лицу. Столкнулся — и обомлел. Тот ему — «Доброй ночи, коллега!» — и за поворот коридора. Этот за ним — а коридор пуст.

Может, так и дальше бы шло — да только этот дежурный врач своего умершего пациента на следующий день в морг сопровождал, рук не хватало санитарских. Глядь — а тело этого Петра Дмитриевича, который ему доброй ночи желал, тут, в морге валяется. Рожа — один в один, узнал он его.

Мистика или нет, но подняли все доступные записи на это тело в один день. И всеми правдами и неправдами оформили, через знакомых ментов, ему «выписку» на кладбище. Ибо, когда подняли записи — волосы дыбом встали.

Поддельного врача, покойника, то есть, действительно звали Петром Дмитриевичем. Правда, врачом он не был, а был постоянным клиентом городской психиатрической больницы — причем клиентом уникальным, единственным, кто вел себя социально приемлемо лишь под шестикратными дозами сильнейших препаратов.

Без них у Петра Дмитриевича появлялось занятное хобби — резать медицинским скальпелем людей. Никого, правда, толком он при жизни не зарезал (или об этих эпизодах никому неизвестно) — по первому же сигналу Петю загребли в соответствующее лечебное учреждение, где состояние его было нормализовано.

Психиатрам Петя сообщил, что убивать желает не просто так и не абы кого — а только дураков. На вопрос лечащих врачей, как же он их отличает от умных людей, Петя прищурился и сказал — «Доктор, они же дураки. Их же сразу видно». Психиатры даже не нашлись, что ответить. Петя жил какое-то время под лекарствами, а потом умер.

Первая городская сразу, как Петю увезли и похоронили, вздохнула с облегчением. Призрак Пети больше не являлся больным, никого скальпелем не резал — да и был ли призрак? Так, перестраховались чуть-чуть. Мало ли. А если раз в год, в этот день, кто и помрет по таким странным обстоятельствам — так совпадение.

А то, что пациент круглый дурак был — и это видно было невооруженным взглядом... Дураков много, за всеми не уследишь.