Не мёртвый. Часть 3/3⁠⁠

Не мёртвый. Часть 1/3

Не мёртвый. Часть 2/3

Попахивающая мхом бурда оказалась на удивление сытной. В теле ныли все кости, он мечтал о ванне, о ласковых, нежных руках покойной жены. Не заметил, как заснул.

Во сне Седрик топил горе в вине и нарочно ввязывался в любые драки, желая умереть. Но смерть, словно издеваясь, не приходила. Пока однажды он не забрёл в пьяном забытьи в чащу леса, где, усевшись на край обрыва, услышал за спиной шаги и голос жреца Йора, предложившего помощь. Терять было нечего, поэтому Седрик, не раздумывая, согласился.

Сражение началось на рассвете. Темнота вокруг будто истекала кровью. Седрика вели вниз узкими коридорами, а в нишах, в клетушках-камерах отбывали заключение истерзанные пытками существа с отчаянными взглядами, ожидающие своего конца.

Он вздрогнул и вдруг вспомнил, как Йор предупредил, что шансы выбраться из портала в болоте в мёртвые земли невелики. Как плыл, едва не задохнувшись, практически на ощупь, в чёрном, маслянистом туннеле, казавшемся бесконечным под болотом, думая о несправедливости жизни и о мести. Вспоминая счастливый смех жены, и детей, и брата – лучшего скрипача в их маленькой деревушке. Наверное, только отчаяние и память об утерянном счастье помогли доплыть.

… Вот снова полные трибуны. Крики, гвалт, в котором слов не разобрать. На этот раз вывели смердящих существ с осклизлой, почерневшей от разложения кожей, безгубых, с жёлтыми пеньками зубов и глазами, в которых зиял пустотой голод. Тут-то и вспомнилось предостережение, нацарапанное на стене.

Их было много, сразу взяли в кольцо и всё норовили оттяпать зубами кусок его плоти. На помощь пришла вся сноровка, всё умение заранее предугадывать ход противника. Как раньше, на тренировках в военной академии, куда Седрик пошёл ещё совсем ребёнком.

Мечом он подрезал сухожилия, а они всё ползли да щёлкали зубами, и из пастей пузырился желтушный гной.

Седрик был юрким ужом, тихонько крадущейся мышью. Он проворно обходил их, реагирующих на громогласно ревущие трибуны.

Наконец огромная куча гнилых ошмётков устлала собой арену, и кто-то с трибуны бросил Седрику факел. Они извивались в огне червяками, тоненько посвистывая, но пламя было беспощадно.

Сразу накатила усталость, которую во время боя отметал в сторону кипевший в крови адреналин. Седрика завалили монетами, и даже молчаливый король оскалился в жуткой гримасе, встал и захлопал ему. Только вот почему от его хлопков по позвоночнику воина прокатился ржавый напильник предостережения?..

Седрик собрал монеты, завернув в грязную рубашку. На этот раз его сопровождал один из королевских монахов.

Новые покои оказались в разы роскошней. Неразговорчивые женщины в серой одежде принесли лохань и наполнили её горячей водой. Отмокать в воде оказалось лучшим лекарством. Расслабившись, он задремал.

… Он дрался до крови, до смерти, беспощадно показывая, на что способен, чтобы выжить самому и спасти попавший в засаду отряд. Когда-то в юности, на тренировках, бой для Седрика был искусством, теперь превратился в грязь, в возможность выживать всему отряду. Всё казалось бесполезным против огромной армии существ из мёртвых земель, которых мечом можно было остановить, лишь изрубив на куски, а лучше всего сжечь. Что он и делал, забыв про раны, боль и усталость.

Когда, вопреки всем усилиям, практически все в отряде были растерзаны, обезумевшего от кровавой резни Седрика к жизни вела лишь надежда вернуться домой, к семье.

Резко открыл глаза. Чувство, что не один, – и рука рефлекторно тянется за мечом. Из маленького оконца сочится разбавленный тенями тусклый жёлтый свет. Монах притаился в углу. Слова из его рта подобны шипению змеи, глаза – чёрные омуты мрака. Но Седрик смотрит: после всего пережитого не страшно. Монах ухмыляется, воин ухмыляется в ответ. Если понадобится, то рука не дрогнет, он убьет и монаха. Монах движется быстро, плавно, с кошачьей грацией. Но меч уже в руке Седрика, движение - и прижат к горлу нападающего.

- Не с-стоит… - шипит монах и предлагает за деньги приобрести еду, оружие, шлюх.

- Сколько? - спрашивает Седрик, опуская меч и выбираясь из ванны, вытираясь жёстким полотенцем. Монах называет цену за всё, включая сапоги. Монеты ещё останутся. Зачем же представление?

И вдруг перед уходом монах поворачивается. Впервые Седрик видит в его глазах что-то похожее на страх. Монах озирается, прислушивается к чему-то незримому, затем торопливо шипит, слова сливаются - и всё равно смысл достигает сознания Седрика. Монах торгуется, предлагая ему отступить – со всем необходимым сбежать в тёмные чертоги, где проходит граница владений короля, и там жить.

- Зачем? - спрашивает поражённый воин. Монах сокрушенно  качает головой, в глазах потухает искорка надежды на обговоренный исход.

- Волей тёмного жреца наша жизнь связана с королём. Он слабый и гнилой внутри. Разлагается, пока жрёт, спит, трахается... Но пока ещё покорный нашей общей воле. Нет больше сил постоянно кормить, питать его собой – и тем сдерживать кровавую, безумную войну, творимую королевским указом, - изъясняется монах и запинается, теряя дар речи. Его колотит. Серость в лице монаха растекается белизной.

- Ты ещё можешь всё бросить, сбежать и сохранить жизнь. Подумай!

Червячок сомнения шевелится в груди Седрика.

Монах ушёл. Седрик так ничего и не понял, и не у кого было спросить. То, что рассказал монах, звучало как бред сивой кобылы, но оттого, как он сказал, возникали сомнения. А сомнения, вурдалак их пожри, они же, как юркие червяки, шевелились где-то в затылке, тем самым не на шутку волнуя: а что если сказанное – правда?

Вскоре пришли слуги с подносами, полными еды. Во втором кувшине оказалось вино. Оставшись в одиночестве, с набитым желудком, Седрик покинул свои покои и направился к канализации, через которую лежал путь к деревне.

С собой он взял меч, вспомнив, как можно связаться с Йором.

Беспощадные сумерки застили небеса, грозя приходом ночи.

За стенами замка, на берегу озера, озябший и промокший, Седрик порезал мечом ладонь и наблюдал, как поглощает кровь металл.

- Йор, Йор! Слуга кровавого бога, приди ко мне! - громко воскликнул мужчина.

Жрец красной птицей спикировал вниз.

- Зачем звал?

Седрик выложил все, не скрывая, и наблюдал, как Йор расхаживает взад и вперёд, размышляя.

- Увы, живой, неведомо мне, для чего монахам подкупать тебя. Но не унывай, есть кое-что, что тебя порадует.

Он сказал, что меч поможет Седрику в решающей битве, только нужно окропить его по всей длине своей кровью. Оказалось, что кровавый бог снизошёл Йору во сне и сказал, что в захоронении ведьмы-королевы спрятан ключ от библиотеки, в которой, возможно, есть ответы, как Седрику покинуть мёртвые земли.

- Но не обольщайся, живой, ибо ты ещё не победил, - сказал жрец, наблюдая на лице воина скупую улыбку.

На оставшиеся деньги, по совету Йора, Седрик купил в деревне требухи, кишок, и крови, да мертвечины, и, пока жрец отвлекал подношением нечисть, живущую в озёрных водах, воин вплавь отправился обратно.

Перед битвой тот самый монах пришёл за ним и, пока Седрик одевался, спросил, что он решил. Воин покачал головой и ответил, что будет сражаться за корону.

- Глупец, лучше молись о смерти, - по-змеиному прошипел монах и больше не разговаривал.

Король явился во всём чёрном, как и монахи, сидящие подле него. Все ряды на трибунах были забиты под завязку.

Король кивнул, и монах возвестил, что сегодня схватка будет рукопашной. Меч, нож, верёвку в мешке, кольчугу – всё пришлось отдать в загребущие руки слуг.

Седрик размялся, несколько раз до щелчка покрутил шеей. Все замерли, расступаясь в среднем ряду, выпуская маленького жирненького человечка с массивными руками и барабаном. «Бум-бум-бум!» - ударили палочки в барабан. Решётка в левом углу арены раскрылась, показались мускулистые ноги и туловище. Седрик задрал голову вверх, и сердце на миг прекратило биться. У крепкого, как гора, великана оказалось три глаза и рот, полный длинных зубов. Изо рта стекала слюна. Он сжал кулаки и хлопнул ими перед собой, издавая рык.

К великану было не подобраться, и все удары, что Седрик ему наносил, не причиняли громадному противнику вреда, а только заставляли его рычать сильнее. Воин чувствовал себя муравьём, которого грозили вот-вот растоптать. Даже всего лишь тычок чудовища выбивал из его груди дыханье. Теперь уже великан гонял Седрика по песку, ехидно скалясь, зная, что воин скоро смертельно устанет, и тогда…

В голове никаких мыслей, всё тело устало, одеревенело. Только тело на инстинктах не хотело сдаваться, не хотело, чтобы Седрик упал и был сожран на глазах у ревущей, поддерживающей великана толпы.

Ему могло помочь разве что чудо и, может быть, хитрость. Но стоило закрыть глаза, как Седрик видел синие глаза жены. Она нежно шептала, и боль почти уходила.

На этот раз великан чуть его не расплющил и выдрал целый кусок кожи с головы. Вдох, выдох. И снова Седрик побежали по кругу. Великану сыпались горсти монет, его гортанное имя резало слух, а торжествующий рёв существ на трибунах нагонял на воина оцепенение.

Наверное,  всё же смилостивившись, небеса предоставили Седрику шанс, за который он ухватился.

Предельный разгон, крик до хрипоты, и, пока великан разворачивался понять, в чём, собственно, дело, Седрик оттолкнулся от каменного бордюра и взлетел исполину на спину, вцепился, как в верёвку, в длинную рыжую гриву и пополз к голове. Из-за горы перекаченных мышц великан утратил гибкость, ему никак не удавалось схватить воина.

Седрик полз изо всех сил, а великан крутился бешеным угрём, бился спиной о стену, ревел, вопил, пока, наконец, не упал спиной, собираясь размазать в песке противника.

Седрик зачерпнул горсть песка – и, прицелившись, сыпанул великану в глаза, а затем, перескочив к нему на плечи, подобрался к шее и стал остервенело вгрызаться в кожу, помогая себе руками.

Кровь великана была горькой, а плоть жилистой, но воин не сдавался. Короткие негибкие пальцы чудовища почти сомкнулись, почти оторвали его от себя, но Седрик упрямо спрятался в волосы. И новая тактика сработала. Кусая со всех сторон, Седрик прогрыз нехилую рану с двух сторон шеи, пока чудовище не заверещало, забив руками и ногами, как дитя, а кровь всё больше хлестала из его раны, с каждой каплей отнимая силы.

Седрик хохотал, как безумный, когда поверженный великан упал на песок, и вдруг вырубился сам.

Он проснулся голым в постели, перевязанный и воняющий снадобьями. На полу, на металлическом подносе, навалена еда. Меч виднелся возле спинки кровати, там же мешок. Седрик вздохнул. Было чувство, что в теле не осталось костей. Но аппетит разгорелся. Стоило поесть – и сразу же полегчало.

К вечеру он почти выздоровел, а многие раны под повязками зажили. Седой, как лунь, вестник постучал и сказал, что через два часа битва.

Седрик вымылся в лохани, нежась в воде и думая о семье. Надеясь, что все его родные обрели покой на небесах.

Он не забыл щедро окропить меч кровью, наблюдая, как с каждой каплей, впитываемой металлом, в голове раздаётся гулкий звук. Лезвие меча стало горячим - и Седрик приложил острие к ране на ладони, наблюдая, как запекается кровь. Почему-то это было правильным – чувствовать радость от боли. Он расхохотался, когда монахи пришли за ним. Кровь ликовала в предвкушении боя.

На трибунах столпотворение. Крики:

- Родерик, Родерик, Родерик! - чередовались с воплями.

Король на арене был полностью в белом, как жених. Он вскинул руки вверх, купаясь в приветствиях, ловя восторги и лесть своих подданных.

Родерик, несмотря на лёгкую грузность, сохранил плавность движений, и на песке он скользил, орудуя мечом, как жонглёр шариками - виртуозно. Все выпады Седрика были отражены - и вскоре меч просто выбили из его рук. Падая на песок, меч пел в его ушах что-то про живую кровь.

Толпа всё сильнее, всё чаще скандировала имя короля. А Седрик вдруг осознал, что король просто играет с ним. Как кошка с мышкой-полёвкой, утомляя её перед отправлением в пасть.

Он с разворота ударил короля в челюсть ногой. Звенел шлем, ныла ступня, а Родерик даже не покачнулся. Еще несколько верных приёмов: ребром ладони в шею, подножка – всё без толку. Король захохотал, громко, надрывно, как каркают вороны, пролетая в темноте над погостом.

- Освежую тебя, как свинью, выпущу требуху, а сердце зажарю и съем, ибо ты действительно был воином! - рыкнул король и занёс меч.

Отчаяние плеснулось в крови адреналином, резко проясняя мысли. Седрик достал верёвку, закрутил кольцом – и, перед тем как острие меча отсекло ему ухо, бросил петлю на массивную, не полностью защищённую шею короля, упал и потянул. Король взвыл, как воет от соли вся живущая здесь нечисть. Его серая кожа задымилась. Седрик тянул верёвку до надрыва, чувствуя, как лопается на ладонях кожа. Король бился исступленно, на последнем издыхании, словно попавшая в сеть рыба, и хрипел, надсадно хрипел, пока не затих. Лицо его почернело, ослизлось, и изо рта вывалился язык. Наконец Седрик отпустил, крякнул, вздыхая, - и завопил:

- И это все, на что ты способен, сучий потрох!

Король осел, растекаясь по песку чёрным дымом. Истлела, вспыхнув, верёвка. Зал затих. Седрик поднял меч. В ушах шёпот: «Живая кровь – яд». Чернота обвилась вокруг воина, сжимая его тугим коконом, стискивая, ломая кости и рёбра, – и безумный хохот со всех сторон обдавал смрадом. Руки Седрика занемели. Не было сил занести удар. Тысячи королевских лиц мельтешили вокруг роем призрачных мотыльков. Он понял, что проиграл. Седрик кашлянул, чувствуя во рту кровь.

Меч пылал красным огнём, насквозь прорезая тьму, – и вдруг он увидел в этой тьме королевскую фигуру. «Отомсти за нас всех, родной. Ты сможешь, ты должен!» - нежный голос жены придал сил. В висках Седрика бился пульс, в глазах мельтешили чёрные точки, а в лёгких кузнецы без остановки раздували жаркие меха.

Раз, два. Он рассчитал удар и пробил мечом горло короля насквозь по багровой линии от верёвки. Тьма отступила. Лёгкие наполнились воздухом. Родерик закачался и тяжко рухнул на песок. Меч выпал из раны. Плоть стремительно затягивалась. «Живая кровь - это яд». Понимание озарило. Мечом Седрик разрезал своё запястье. И алая, его живая кровь закапала в рану на шее противника, кислотой закипела, проникая внутрь королевского тела. Родерик завыл, забился в конвульсиях. По коже стремительно растекалась красная сетка сосудов - и вдруг его тело взорвалось, рассыпавшись на куски. На песке остались лежать обруч да браслеты.

Молчаливый зал взорвался гулом, стоном и криками. И не разобрать, чего в шуме было больше – торжества или сожаления. А может, зрителям было всё равно, кто будет править.

Силы оставили, и Седрик ошалело упал на колени. С трибун один за другим спустились монахи. Обработали целебным порошком раны, дали испить золотой жидкости с медово-пряным вкусом, от которой внутри мужчины разлился огонь – и боль в одночасье ушла. С песка подняли королевский обруч и массивные, с замысловатой резьбой браслеты.

- Коронация! Коронация! - скандировала толпа, хлопая и топая.

Ему помогли встать и повели наверх, по золотой лестнице к трону. С каждой пройденной ступенькой тело Седрика наполняла кипящая лавой радость. О да! Он  всё же победил! Трон, несмотря на массивность, оказался удобен. Седрик поёрзал. Монахи бережно возложили на его голову обруч. На кистях мягко сомкнулись браслеты. Рассматривая понурые лица монахов, Седрик подумал: с чего бы это они такие унылые, точно вместо празднования его победы им велели взойти на эшафот?

Наконец толпа затихла. Монах со скорбным взглядом протягивал ему скипетр с рубиновым камнем внутри. Смутное чувство тревоги булавкой льда кольнуло меж лопатками. Камень сверкнул, точно так же, как на его мече. Что-то было не так. Пальцы Седрика сомкнулись на скипетре и вдруг онемели. В толпе он увидел жреца Йора с каким-то диким животным торжеством на лице. Судорога прошла по всему телу воина. Кольнуло в груди, в висках сдавило. Стало невыносимо больно, но отрезвляющая мысль сверкнула вдруг пониманием: а Йор тут неспроста!

Седрик зарычал. Непослушное тело не поддавалось. Скипетр пылал багряным, как и браслеты, и обруч на голове. Холодный пот пропитал одежду насквозь. Заскрипели, крошась во рту, зубы.

Йор растолкал безвольных монахов, раболепно упавших на пол. Зал стих. В голове воина будто сверлили дыру, и нечто чужое и довольное заполняло тело, вытесняя его, Седрика, прочь. Родерик вливался под кожу, точно примерял новый наряд. Резкий хохот Йора и его шёпот: «Попался» заставили Седрика завыть. Но непослушные губы смогли выдавить лишь жалкий стон. Внутри свербело, оседая на языке оскомой: гнида, предатель, лжец.

Седрик вдруг понял, что поднимается всё выше и выше к тёмному потолку. Его тело послушной марионеткой зашевелилось на троне и встало.

Щелкнули пальцы жреца, хватая его сущность, - и поднесли ко рту. Йор дунул - и Седрика водоворотом затянуло в темноту.

Он барахтался и бессвязно вопил, то погружаясь, то снова всплывая наверх, в жиже гнойно-зелёных соплей. Не зря монахи пытались отговорить его. Уж лучше бы Седрик просто сдох, чем сейчас тонуть в этом месиве, в невыносимом отчаянии, терзаясь рядом с другими. Теми, кто до него так же попался на удочку ловчего Йора и добровольно преподнёс на блюдечке своё тело королю. Легенда о королеве-ведьме умалчивала о том, как Родерику удалось обойти проклятье. А ценой бессмертия была смерть. Затем с помощью трёх королевских атрибутов силы следовало перерождение. Но, снашиваясь, новое тело короля охватывало гнилостное разложение.

В этом месиве гулким эхом шептали измученные остатки жизненных эманаций всех живых, которых на войне сожрали твари из мёртвых земель, тем самым тоже поддерживая существование короля Родерика.

Томился здесь и младший брат Седрика – Гай, и жена с детьми, и отец. Бессвязно в безумной агонии исходили криком все погибшие в войне и сожранные воины, сливаясь в общем хоре страданий.

Бесконечный ад не внимал молитвам, простираясь внутри королевских атрибутов силы.