Не мёртвый. Часть 1/3⁠⁠

Не мёртвый. Часть 2/3

На ровной глади застоявшейся болотной воды лениво возникли редкие пузыри. А затем раздался громкий и беспорядочный всплеск.

Седрик вынырнул  из черноты в землистые сумерки. Жадно набрал полные лёгкие воздуха. Снова вдох. Топкое, вязкое болото воняло прелой листвой, гнилью и тиной. Тяжелая, маслянистая жидкость тянула назад, сопротивляясь его гребкам. Выбрался на берег полуобнажённым: сапоги потерялись в болотном туннеле, одежда разорвана в лохмотья, влажно облепившие тело. Грязь, медленно застывая, маскировала кожу тёмно-коричневыми потёками.

Скорбеть некогда.

Седрик плохо помнил, кто именно помог ему попасть в мёртвые земли. В душе ярилась бездна чёрной боли, над которой довлело лишь неистовое желание отомстить за смерть родных.

Стемнело, и вечер медленно остужал тело. Под ногой хрустнуло что-то хрупкое. Всмотрелся... Берег тускло светился истлевшими черепами и костями.

Места вокруг незнакомые. Инстинкты, а заодно и рефлексы, впаянные в кости обучением в военной академии, твердили: в движении больше шансов выжить.

За скопищем узловатых, безлистных деревьев, обвитых змеистыми корнями, поблёскивало пламя. Он подкрался поближе и услышал, как звонкий девичий голос молил о пощаде… Здоровущий костер обещал тепло.

Двое высоких мужчин в серых плащах. Мешок на земле. Спутанная грива чёрных волос связанной девушки в разорванном платье закрывала её лицо. Он осмелился спросить, что происходит. Лучше б не спрашивал.

Они напали первыми. Пламя костра высветило рваные, заплывшие гноем и сукровицей раны на лицах и лысых черепах. Живых с такими ранами земля не носит. Один безглазый, второй – безгубый, и его расшатанные зубы уродливо выпирали из дёсен.

Оружия нет – даже банального камня, но привычно начал обороняться – и тело мгновенно откликнулось боевыми приёмами. Удар с ноги раскроил второму челюсть, отбросив его на землю. С одноглазым же пришлось повозиться – слишком юркий. Нож так и ходил в его руках, сверкая лезвием в бликах костра. Но эти, даже с виду нелюди, харкающие сгустками черноты, чувствовали боль… Седрик убил одноглазого его же ножом. Второй же, очухавшись, незаметно сбежал.

Развязав верёвки на пленнице, он стянул окровавленную одежду с нелюдя. Примерил. Рубаха слегка великовата, как и штаны. А от девушки трудно отвести взгляд, настолько хороша.

Ветер высвободил на небе простор для краешка луны. Зашипев, красотка бросилась Седрику на спину бешеной кошкой, выскочившей из адской бездны. Смоль волос в лунном свете засеребрилась сединой, на мгновенно состарившемся лице отметилась печать уродства.

– Вот курва!

Когти пленницы болезненно впились в кожу спины.

Седрик упал на спину, чтобы придавить напавшую, уворачиваясь от укуса здоровущих зубов. В руке чудом оказался нож, но он был что детская пуколка против треклятой ведьмы. Ее крепкая кожа не пробивалась.

Ведьма визгливо расхохоталась. Слышно было, как она чавкнула,  слизывая кровь с порезов от когтей. Скосившись, он сообразил по её распяленной пасти, что седоголовая ведьма приготовилась откусить от него щедрый кусок мяса. Рывок - и Седрик оказался у костра. Пальцы швырнули золу в её глаза. Она зарычала. Он вытащил горящий сук и ткнул в тело ведьмы. Платье занялось. Ух, как она завизжала, отпрянув и от него, и от костра! Как же тогда сдерживала её острозубая нелюдь? Ага, верёвка. Седрик связал ей руки, пока она зарывалась в песок в попытке сбить пламя. Ведьма торговалась, предлагая ему всё, что захочет.

Горела чертовка ярко.

… Хмурая взвесь утра пришла с затухшим костром. От лютой ведьмы остался лишь пепел и сморщенная черепушка. А не иначе как зачарованная, верёвка осталась цела и невредима. Ее-то он и взял с собой вместе с мешком.

В мешке оказался кремень, соль и плохо пахнувший кусок мяса. Седрик пожевал, выплюнул, потом добавил соли - и оказалось вполне ничего, съедобно. На небе вместо солнца взошёл красноликий карлик - и всё на пути выглядело точно залитым кровью.

Нужен отдых. Но останавливаться на открытом месте Седрик не решился. На востоке сияли пиками заросшие лесом горы. Вода в ручье была чистой. Он разделся и вымылся, чувствуя, как от холода зубы выбивают чечётку.

Отряд гномоподобных существ с вытянутыми головами незаметно окружил ручей. На него наставили слишком много длинных и острых копий. Деваться некуда. Но без боя он никогда не сдавался. И если бы не копья, то прорвался бы. Шестеро из пятнадцати гномоподобных с раскроенными черепами уж точно отправились в небытие. Остальные оказались ловчее, накинули сеть.

В тарабарщине и уханье, которые издавали их глотки, разобраться не удалось.

Тыча в путника копьями, они притащили Седрика к маленьким округлым хижинам, обмазанным глиной. За это время цвет неба сменился на тускло-желтый, отдалённо похожий на солнечный. Солнце. От этой мысли он осознал, где находился. В тёмных, мёртвых землях солнце не всходило.

Старейшина гномоподобных, размалёванный и плотный, как бочка, с мускулистыми конечностями, на деле оказался неплохим малым. С помощью жестов договорились об обмене. Соль перекочевала в запасы гномоподобных, а ему досталось подобие примитивной карты.

Ночь холодна до пара изо рта. Сияли незнакомые звёзды и два заходящих один за другой лунных серпа. Может, оттого и снились кошмары, смысла которых поутру Седрик не мог вспомнить.

Чужие сапоги натирали при ходьбе... Песчаная насыпь вывела к опушке упёртого в холмы чёрно-синего леса. Ни птиц, ни кого-то ещё, отчего появилось ложное впечатление одиночества. Но затылок путника упорно свербел от взгляда в упор. Слежка?

Деревья, массивные исполины, тянули вершины к редкому свету. Бугристые, переплетённые корни могучими змеями преграждали дорогу. Едва заметные тропинки сливались воедино, часто заводя в тупик.

Седрик шёл без продыху, пока блеклое подобие солнца не сменилось темнотой.

«Наверное, выторгованная карта и гроша ломаного не стоит», – решил путник и, сплюнув, устроил привал под раскидистым деревом. Огонь разгорался долго и дымно чадил. Перекусив и согревшись, Седрик, кажется, задремал.

… Разбитый нос хлюпает кровью. Собственноручно зашитые раны на лице и груди болезненно дёргает при каждом шаге коня. Горят ссадины на костяшках пальцев. Голова что та помятая ударами топора колода, а сломанные рёбра перевязаны так туго, что дышать – пытка… Седрик и горстка его воинов лишь чудом выжили в дикой резне. Вражеский отряд из мёртвых земель, устроивший западню, повержен. В суме, привязанной к седлу, голова лучшего полководца короля Родерика.

Он кровью заслужил погоны генерала, мешок золотых и отпуск. Седрик ехал домой к родным.

… Инстинкт заныл: что-то не так. Костёр практически затух. Ветра нет. Зябко. Он подбросил хворосту. Пламя вспыхнуло ярко, с искрами. Шорох. Седрик вскинул глаза. Мороз по коже, лизнул позвоночник. Он потянулся к ножу, не опуская взгляда. Снова шорох, уже левей... Похоже, оно отлично прыгало, скача с ветки на ветку, – проклятая мохнатая тварь с человеческим лицом.

Уверенность бешено гонит по телу горячую кровь: пока горит огонь, у него есть преимущество.

Путник собирает весь заготовленный с вечера хворост, бросает в костёр. Хлопок искр. Недовольное рычание с деревьев. Ответный рык. Седрик озирается, неужели тварей две? Чертовски плохой расклад. Бежать в темноте наобум неразумно. Вздыхает, осматривается. Дельный план так и не появляется. Снова всё берёт на себя инстинкт… Путник выкрикивает смесь ругательств и задиристо машет веткой с огнём.

Твари больше не предупреждают: они одновременно падают с деревьев – ловкие и подвижные хищники. Путник проворно тычет горящей веткой перед глазами первой, подпаливая ей шерсть. Вторая крадётся за спиной. Дыханье – смрад выгребной ямы. Седрик падает на спину и вспарывает второй брюхо. Горячая кровь брызжет в лицо. Первая тварь ждёт его у костра. Обманным движением падает на спину, когти впиваются в кожу мужчины, пронзая огненным кипятком. Седрик ножом целит твари в горло. Промах. Тварь наваливается на мужчину сверху, прижимает к земле. Нож выпадает из пальцев. Слюна твари обливает его лицо вязкой мерзотной жижей. Теперь все усилия Седрика сосредоточены на том, чтобы не дать твари сомкнуть челюсти на его горле.

Вспышка искр в костре высвечивает отвратительное лицо: кожа морщинистая и складчатая, как у гусеницы или дождевого червя. Глаза – злые, полные голода угольки. Густая шерсть едко смердит зверем.

Рывок – и Седрик перебрасывает тварь через себя. Нож снова в руке. Вторая тварь ползёт к нему: кишки тянутся по иголкам, а ей хоть бы хны, и предчувствие такое, что у твари всё заживёт, вот только хорошенько пожрёт – и оправится.

Сбоку клацанье зубов. Первая тварь с рычанием несётся на него. Седрик мечет нож. Шух - и лезвие попадает прямо в ямочку под горло. Тварь падает с бульканьем и хрипит, закатывая глаза. Жара костра не хватит, чтобы спалить их к вурдалакам адским!.. Недолго думая, он связывает обеих зверюг верёвкой, наблюдая, как в местах соприкосновения с ней шерсть исчезает, сменяясь голой, отнюдь не звериной кожей. То-то же. Седрик сворачивается клубком возле костра и засыпает, впервые чувствуя себя в лесу спокойно.

Сумерки леса растворяются в багрянце рассвета. Туманная чернота, точно вязкая кровь, обволакивает всё тело, но под ней тает иней, и так даже теплей. У него возникает желание снять со зверей шкуры, чтобы, выделав их, соорудить себе накидку. Серый плащ слабо греет. А связанные звери жмутся друг к другу. Шкура исчезла. На голых боках проступают рёбра и красные полоски от верёвки, впившейся в кожу зубастых уродцев. Все их раны зажили как по волшебству. Уродцы визжат, сопят и поскуливают, совсем как дикие кабанчики. Это детёныши. Рука не поднимается убить их. Да и бросить он их не может. Поэтому тащит за собой. Вдруг найдётся применение?

Когда краснота вокруг сменилась тусклым жёлтым светом, Седрик сверился с картой, понимая, что окончательно заблудился. Эх, пропадите пропадом, гномоподобные твари с вашей картой!

Тропинки исчезли, и он всё кружил и кружил, тягая с собой скулящих уродцев. Каким-то чудом нашёл мутный ручей и, проводя эксперимент, заставил тварюг первыми отведать воды. Затем зачерпнул сам. Желудок урчал, требуя еды. Седрик бросил взгляд на мальчишек, понимая, что, если дело пойдёт так и дальше, возможно, зажарит их.

Незнакомка пришла с темнотой. Пышнотелая, в грубом платье, сразу бросилась в ноги, умоляя отпустить ее детей. Седрик скривился, на горьком опыте познав: с женщинами в мёртвых землях надо держать ухо востро. Она пропищала что-то, как связанные уродцы, и вырвала с их голов клок волос, сплела жгутик и с поклоном протянула ему, сказав, что с этим её дети его не обидят. Взгляд у женщины был прямой, лицо некрасиво, но он отчего-то взял. Забавно – сама она не могла развязать на них верёвку. С верёвкой ему действительно подфартило.

Поэтому, видимо, и не напала, поэтому и предложила ночлег и бросила для него гадальные кости. Забываясь, женщина то и дело нюхала воздух рядом с ним, облизываясь, что не могло не насторожить. Седрик обещал развязать уродцев поутру, после ночёвки.

Её дом был что землянка, прячась в земле, и незаметен из-за мшистой крыши. Внутри чисто и главное - тепло.

- Чужак, мой нюх не подвел. Твоя сладкая кровь свербит в ноздрях. Живой, я знаю, зачем ты здесь и что тебе уготован кровавый путь королей.

Мелкие кости в её руках извивались червями. Она снова и снова бросала их на зачищенный до белизны деревянный стол. Постоянно выпадал символ в виде короны.

На ужин было мясо. Седрик подождал, пока она отведает первой, затем приступил к трапезе, наблюдая, как женщина прядёт нити из бурой шерсти, похожей на окрас уродцев.

Она постелила ему на лавке, возле печи, где теплей. Седрик заснул, когда огонь в печи затухал, превращаясь в красные угольки.

Женщина была очень довольна с утра, оттого улыбалась, и в её тёмных глазах больше не таилась угроза. Хлеб напоминал вощёную бумагу, безвкусный, но удивительно сытный. Она дала вялёного мяса в дорогу и воду в кожаном мешке. Нарисовала новую карту до ближайшего поселения. Седрик развязал её детей, и те злобно шипели и подвывали, щёлкая пастями, но ближе, чем на шаг, не подступали.

- Ох, не ходи, ждёт тебя там погибель. Как всех до тебя. - Она замерла на полушаге, с надеждой глянув в глаза.

- Расскажи мне всё, что знаешь о здешних землях, о короле Родерике. - громко спросил он.

- Все мертвы здесь, а ты живой. Ты пахнешь жизнью, твоё сердце бьётся. Мы же лишь призраки себя прежних, мертвецы с желчью вместо крови. Путь королей – тайна за семью печатями. Вот только существует легенда о королеве-ведьме, которую обманом уничтожил бессмертный Родерик, наш король. Его она прокляла, сказав, что живая кровь уничтожит его. Послушай, те, кто раньше приходил, до тебя, все исчезли. Говорят, что путь королей – это судьба, которую не изменишь. Прости, я напрасно пытаюсь задержать тебя подле себя.

Седрик закрыл глаза. Всё тело пробрал озноб. Он вздохнул и ушёл, не оборачиваясь.

Карта женщины оказалась верной.

Поселение напоминало развалины. Такое же убогое, грязное и серое.

Он остановился в таверне с большущей деревянной миской вместо вывески. Похлебка в котле выглядела плохо, как рожи сидящих в закутках оборванцев. Ему нужны были ответы, ночлег и еда, но нечем платить. Тощий, как жердь, усатый мужик суетился за прилавком, то и дело покрикивая на прислугу Матильду.

Седрик подошёл поближе и кашлянул, привлекая внимание управляющего.

- Давно сюда не заходили настоящие люд… - кашлянул, осёкшись, хозяин таверны и позвал Матильду. Рыжая девица, с бледной кожей и изнеможенным лицом, всё время улыбалась и смотрела на чужака, как на сдобный пирог.

- Налей похлёбку гостю, - энергично махая руками, хозяин дал понять пришлому, что отказа не приемлет.