Кричи громче. Часть 1: Робин. (7)⁠⁠

19 июля

«На следующий день у нас с Робин состоялся следующий разговор.

– Бобби, а ты плохой? – неловко спросила она.

– Нет, зачем ты так говоришь? – «я, вообще-то, герой», про себя добавил я.

– Деда сказал, ты злой.

– Почему это?

– Ты плохо на меня влияешь, все время где-то шляешься, а еще не веришь в Бога, – она подскочила с кровати и с серьезным видом продолжила: – Но это ведь вранье, да? Я сказала, что вранье. Я правильно сделала, да?

– Робин, на фига ты его слушаешь? – я начинал злиться. – Он же старый козел.

– Нет. Он взрослый, значит, прав, – обиделась она.

– Взрослые не всегда правы. И не всегда говорят правду. Однажды ты это поймешь, – я поднялся с кровати и чуть не упал: так сильно болели ноги. Раны на коленках покрылись корочкой. Ухо все еще ощущало рвущую руку священника. Нос забился засохшей кровью.

– Но ты ведь веришь в Бога, правда Бобби, да?

Мне не хотелось врать ей, но в тот момент я больше верил в Дьявола и его темные силы.

– Все сложно, Робин, – отмахнулся я, – иногда трудно объяснить…

– Ничего сложного, веришь или нет? Веришь или нет? Отвечай!

– Нет. Не думаю, что он есть... По крайней мере, в нашей деревне.

Ее глаза округлились. В них отразился дед, бубнящий: «а я же говорил, говорил!».

– Так нельзя, Бобби! Ты отправишься в ад! Дядя Рахель…

– Рахель – придурок. Не нужно его слушать, – огрызнулся я.

– Все у тебя козлы да придурки. Вот ты попадешь в ад, а я в рай, тогда посмотрим, кто настоящий придурок! – сказав это, она выбежала из комнаты, очевидно, убедилась, какой я плохой.

Позже бабушка позвала нас на вечернюю мессу. Раньше мы никогда не ходили в церковь вечером.

– Да, дорогой. У епископа возникли какие-то трудности утром, поэтому он перенес проповедь. Но мы ее не пропустим ни в коем случаем, в такое время очень важно быть ближе к Богу. Как здорово, что епископ Рахель нашел на нас время, несмотря на свои проблемы!

Не буду скрывать, идея встретиться со священником приводила меня в ужас. Вряд ли, конечно, он решит убить меня на глазах десятков прихожан, но кто знает наверняка? В общем, я сказался больным. Пришлось залпом выдуть пузырек касторки и запить его стаканом молока. Результата долго ждать не пришлось: я заблевал весь пол перед ногами бабушки, жаль только, не рассчитал, что меня же и заставят это убирать. У деда, видите ли, болит спина, а бабушка с Робин не хотят опаздывать. В итоге мне пришлось трижды оттирать блевотину с пола, потому что пару раз меня стошнило прямо на тряпку, пока я убирал предыдущую свою работу. А вскоре к игре подключилось заднее отверстие, что окончательно сделало мое положение крайне глупым. Зачем только Рахель угрожал мне адом? Я уже в аду.

Не знаю, сколько я провалялся в бреду, полностью опустошенный, надеясь умереть от холеры на шаткой больничной койке времен второй мировой войны. Но Мэри быстро удалось выдернуть меня из больных иллюзий, как только она вернулась. Взгляд ее был серьезен и обеспокоен, но вовсе не моим положением.

– Вставай, Бобби. Епископ все мне рассказал. Что ты наделал? – строго говорила она.

– Что… – хрипло простонал я.

– Не валяй дурака. Тебе прекрасно известно что! – ее голос, лишенный всякой жалости, будто пытался задушить меня. – Ты разбил стекло в храме Божьем, нашем святилище. Бобби, я не так тебя воспитывала.

– Ба-ба… – я старался заговорить, чтобы как-то себя оправдать, но губы и язык пересохли, – воды…

– Прекрати строить из себя умирающего. Зачем ты это сделал? Ах, Рахель ведь много раз предупреждал о тебе! Почему я только не слушала!? Глупая, глупая баба Мэри… – она бросила мне под ноги порванный рюкзак, из которого вывалились рогатка и камни.

– Баба… все было… не так, – удалось мне вымолвить кое-как. Я сглотнул, и горло полоснула резкая боль. Почему же она не видит меня? Смотрит и не видит. Не замечает ран на моем теле. Надорванное ухо, оцарапанные колени, скомканная кровавая одежда в углу комнаты, бледное лицо, что невозможно симулировать, сухие, треснувшие губы.

– В тебе поселилось зло, все, как он сказал. И на мессу ты не явился, сразу сказался больным… словно демон в тебе боится встречи с Богом. Но ничего, ничего, дорогой… – ее тон стал ласковее, – мы поможем тебе. Нужно только покаяться, очиститься. Рахель все исправит…

– Нет! – не знаю, откуда во мне взялись силы, но я почти прокричал это. – Не слушай его! Он хочет убить меня!

– Демон говорит в тебе, – повторила она, затем ушла, не взглянув на меня.

Мерзавец! Как я ненавидел его в этот момент! Мощная буря чувств окутала меня с ног до головы, когда вошла Робин.

– Робин, подойди сюда! – рявкнул я, она послушалась. – Что там случилось? Почему бабушка злится? – боль во рту больше не мучила, на смену ей пришла боль от обиды.

Она странно смотрела на меня, словно не могла узнать, и как-то подозрительно помалкивала.

– И что ты молчишь? То болтаешь без умолку, когда не надо, а сейчас вдруг язык проглотила. Ну?

– Дядя Рахель сказал, ты в плену Дьявола, – спокойно сообщила Робин, – и что ты разбил окно церкви. И что ты злой. И деда также говорил, помнишь?

– Что еще он сказал? – я старался сдерживать гнев, удавалось с трудом.

– Тебя нужно лечить, изгнать из тебя злого духа. А я с тобой больше не вожусь. Ты злой.

– Робин, они врут… – оправдываться было слишком поздно. Она мне не верила.

– Нет! Деда сказал так, дядя епископ сказал так, Ба-Ма сказала так!

– Иногда все против тебя, но это вовсе не значит, что ты плохой, – не знаю, откуда во мне взялась эта мудрость в такие юные годы, но почему-то я не сомневался, что говорю правильные вещи.

Она хотела, чтобы я продолжил уговаривать ее, объяснил, что на самом деле я хороший, все это большая ошибка, но у меня не было сил.

– Иди спать, пиратка, я люблю тебя, – так я закончил наш разговор, впервые сказав сестре, что люблю ее. Может, причина всему касторка и бред, желающий вновь овладеть мной, однако я никогда не жалел об этих словах.

«Я уничтожу тебя», – пророчески произнесли губы епископа на прощание. Я видел его губы во сне, только их, без лица и остального тела. Он не оставит меня в покое. Окно, которое он, очевидно, сам и разбил, потому что трещина была недостаточно веской причиной обвинять меня в сговоре с Сатаной, оказалось последней капле в нашей вражде. Теперь игра ведется не по правилам. Значит, и я имею право ответить тем же.

С того момента сестра стала отдаляться от меня. Она не желала разговаривать, играть, проводить вместе время, Робин в основном молчала, сидя где-нибудь в одиночестве. Бабушка тоже не жаловала мое общество, более того, она даже стала остерегаться меня и недоверчиво поглядывать исподтишка, будто вот-вот я сотворю нечто такое, отчего у всех волосы встанут дыбом. А дед и раньше меня недолюбливал. Так в своей собственной семье я стал изгоем.

В церковь меня пока не звали, что было небольшой радостью. Готовился час расплаты, и я это чувствовал. Я снова не мог выйти из дома, хотя где-то там ждал Тимми, ждал и гадал, жив ли вообще его друг. Было страшно оказаться пойманным ночью, так сказать, на месте преступления, наверняка за мной тайно вели строгий надзор. А Робин больше не моя союзница – подставит на раз-два. Но как же сильно мне хотелось встретиться с Тимми! Узнать, что есть человек, который на моей стороне. В нем я нисколько не сомневался, а подставлять друга не хотелось. Возможно, за ним тоже следили, вероятно даже бабушка и Линда сговорились, чтобы не дать нам увидеться. Мэри явно боялась моего дурного влияния. Однако Робин не отселили, мы продолжали спать в одной комнате. Это было лишним доказательством, что я должен быть под наблюдением 24/7.

Вам уже известно, что стоит мне оказаться в одиночестве, я начинаю злиться на весь мир. И боже мой, как я злился! Все это было так несправедливо! Ведь не я был плохим, НЕ Я! А никто этого не видел, просто не хотел замечать. Вокруг епископа пропадали дети, и я не сомневался, что все дело именно в нем. Но кто теперь станет меня слушать, когда всеобщий любимец объявил внука Мэри порченным, проклятым отродьем? Какой же хитрый ублюдок… Каким-то образом он учуял во мне угрозу, понял, что я его подозреваю, и решил избавиться от навязчивой проблемы знакомым ему методом. Я понимал, что на каждой проповеди он клеветал на меня по-черному, объясняя, что «зло выбрало облик невинного ребенка, чтобы никто не мог его изобличить».

Короче, я страдал. Положение казалось отчаянным, и пока что у меня не было идей, как из него выкарабкаться. Я старался вести себя спокойно, никого не раздражать и не говорить никакой дьявольской ерунды. Внезапно Черный Шак отошел на второй план, и теперь речь шла о моем собственном благополучии. Для начала нужно было наладить контакт с окружающими. Как-то раз я подошел к бабушке предложить свою помощь.

– Ба, давай я помогу подоить коз.

Она посмотрела на меня с подозрением. Черт, я же все еще твой внук! Да что с тобой!?

– Зачем, дорогой? – спросила бабушка.

– Раз я ваш пленник, дай хотя бы заняться чем-то.

– Что за глупости! – возмутилась Мэри и стала делать вид, что очень занята. – Я сама все сделаю. Отдыхай.

– Тогда давай помогу на кухне. Или полы помою. Дай хоть что-то, – настаивал я.

– Зло выбирает обличие невинного ребёнка… – она еле слышно шепотом повторяла себе под нос. Я притворялся, что не замечаю.

– Ладно, ба, прости, что отвлек... – сдался я в итоге и ушел наверх.

И я, и Робин остались без друзей. Если хочешь получить власть над кем-то, первым делом изолируй его. И взрослые отлично справились с этой задачей.

Мое хорошее поведение не помогло. Через несколько дней молчаливого бойкота бабушка разбудила меня рано утром.

– Вставай, Роберт, – хладнокровно сказала она.

– Сколько время? – я испугался, что что-то случилось.

– Давай, будь послушным. Одевайся, – она положила на мою постель чистые шорты и майку.

Робин наблюдала за нами с открытыми глазами, выражающими полное равнодушие.

– А куда мы идем? – занервничал я.

– Я не люблю просить дважды, Роберт! – тон изменился с пренебрежительного на жесткий и строгий.

Я неохотно поднялся, стал медленно одеваться.

– Мы идем в церковь, да? Я не хочу, – слабо возражал я.

– Ты пойдешь, Роберт. И будешь делать все, что скажут. А если демон в тебе воспротивится, я позову дедушку, он свяжет тебе руки и ноги и отнесет силой. Волей-неволей, но ты придешь в церковь. Выбирай, – как спокойно она произносила такие страшные слова.

Я до смерти боялся встречи с Рахелем, но чтобы меня силой несли до церкви на руках вонючего пердуна… в общем, унижение, которое я при этом испытаю, пугало еще сильнее. Я продолжил одеваться.

– Вот и хорошо, дорогой, – сказала она ласково, когда я закончил. Очевидно, она ждала большего сопротивления, – теперь спускайся вниз.

– А Робин разве не пойдет с нами?

– Сегодня ей там делать нечего, – я громко сглотнул, представив, что меня ожидает.

– Не волнуйся, это для твоего же блага, – успокаивала бабушка.

«На благо Рахеля, хотела сказать ты».

Что бы он там ни задумал, я был рад, что рядом со мной Мэри, а не дед. Может, она своими глазами увидит, какой священник монстр, как он любит издеваться над детьми. Главное, чтобы не слишком поздно…

Мы пришли первыми. Всю дорогу бабушка крепко держала меня за руку, видимо, боялась, что убегу. Возможно, так бы я и сделал, но… Все мы рано или поздно вынуждены встретиться со страхом лицом к лицу, так зачем тянуть? В конце концов, я никогда не буду готов. В прошлый раз мне удалось победить, надеюсь, и сейчас повезет.

У входа в церковь висело объявление:

УТРЕННЯЯ МЕССА ОТМЕНЯЕТСЯ!

Ниже надпись: ГОСПОДЬ ЛЮБИТ ВАС.

Двери приветственно распахнулись, приглашая войти внутрь, здесь мы явно были желанными гостями. Рахель читал библию у алтаря. Не взглянув на меня, сразу предложил нам присесть.

– Вотвы умышляли против меня зло; но Бог обратил это в добро, чтобы сделать то, что есть: сохранить жизнь великому числу людей. Бытие 50 стих 20.

Он оставался бесстрастным, пока произносил это. Пот стекал по лбу священника и падал на страницы. Глаза были красны то ли от слез, то ли хрен знает от чего. Может, он плохо спит? Совесть заела, что клевещет на меня? Не думаю. Лицо заострилось от худобы, еще немного, и его скулами вполне можно будет нарезать батон.

– Вы правильно поступаете, Мэри, – вдруг сказал священник, кивнув ей.

Вскоре подошли остальные. В основном семьи пропавших детей, только одни взрослые. Не так много людей, как я думал. Среди них были родители Кристи – Джим и Эмма, старик Берт (пришел отомстить мне за ворованную кукурузу, подумал я), Линда и Найджел, а также мама Миранды – Жаклин.

«Посмотри же мне в глаза, негодяй. Почему ты не смотришь?» – я буквально сверлил Рахеля взглядом, но он не обращал на меня никакого внимания.

– Братья и сестры мои, мы собрались здесь, чтобы искоренить зло в одной заблудшей душе! Невинное дитя, ставшее пристанищем Сатаны, способно обмануть наш взор, но не око божье, – во время речи епископа я неожиданно икнул, и все одновременно посмотрели на меня, все, кроме одного. – Господь проверяет нашу веру, и мы докажем ему свою преданность… Дитя мое, подойди сюда, – сказав это, он повернулся к бабушке. – Мэри, давайте.

Она резко толкнула меня вперед, да так, что я чуть не упал.

– Положите его на стол! – скомандовал Рахель, и сразу несколько рук схватили меня.

Я был в ужасе. Все это не походило на классический сеанс экзорцизма. К тому же сеансы проводились на всеобщем обозрении, а не в тайне. Меня крепко держали. Изо рта рвался крик, но горло заледенело.

– Зло выбирает обличие невинного ребенка!

«Я тебя уничтожу».

– Да, даааа! Это так! – завопила одна из женщин. Кажется, мама Тимми. Но я не уверен.

– Мы не позволим ему больше творить зло с нашими детьми. Мы не позволим!

– …Нет! Не позволим! – хором повторили остальные.

«Помяни мое слово, сопляк, уничтожу!».

– Кровь Дьявола очищает нас от всякого греха!

– …Да! Да!

–…Бог предложил в жертву умилостивления в Крови Его через веру, для показания правды его в прощении грехов, соделанных прежде!

Кто-то, по-моему, старик Берт, крикнул «Аминь!!!», я уже не разбирал голосов, они все смешались в одну кучу.

– Христос заплатил кровью за наши грехи!

– …Я ОПРАВДАН КРОВЬЮ ХРИСТОВОЙ! – пропел хор.

– Будучи оправданы Кровью Его, спасемся Им от гнева. Аминь! – епископ схватил острое лезвие и, наконец, посмотрел на меня. В его глазах читалась ненависть. И насмешка. А в моих дикий страх. Должно быть, он гордился своей победой. Как еще совсем недавно я гордился своей.

– АМИНЬ! – повторили все.

– Не тронь меня! АААА! – закричал я во все горло. – Бабушка!

– Избавь душу мою от уст лживых, от языка лукавого! – старался перекричать меня Рахель, опуская лезвие.

Я искренне верил, что мне конец. Все, как обещало придание. Кто заглянул в глаза Черного Шака, за тем он придет до конца года. И вот я снова смотрел в его глаза. Безжалостные, бесчеловечные. Но как же страшно умирать! До последнего момента сохраняется надежда на чудо…

Я не понимал, как он может убить ребенка при всех этих людях! И бабушки! Которые так дружно желали мне смерти. Смотря на меня, они видели кого-то другого, а ведь он был рядом.

Я почувствовал, как лезвие касается запястья и давит, давит, давит…

Тут я не выдержал и завопил что есть мочи. Из глаз хлынули слезы, они стекали на стол, смешиваясь с соплями и слюнями. Мне было жутко страшно умирать вот так, в окружении тех, кто меня ненавидит…

Что, история не для слабонервных? Извините, иногда я действительно забываю, что вы здесь… Вы умеете слушать. Но не волнуйтесь, пожалуйста. Я почти закончил.

Как только из-под ножа выступили первые капельки крови, кто-то отозвался на мой ор. Нет, это была не бабушка. Она спокойно стояла рядом, позволяя истязать своего внука.

– А НУ ПРЕКРАТИТЕ НЕМЕДЛЕННО! – послышался грубый женский голос, но для меня он был самым прекрасным на свете. Епископ выронил лезвие, и оно грохнулось на пол.

– Вы что тут устроили, ублюдки?!

– Убирайся! Не вмешивайся! – злобно ответил ей кто-то.

– А НУ ЗАКРОЙ ПАСТЬ, ДЖИМ! ИЛИ КЛЯНУСЬ, Я ВЫРВУ ТВОЙ СРАНЫЙ ЯЗЫК! – я пытался повернуть голову, чтобы узнать, кто стал моим спасение, но меня все еще крепко держали.

– Аннабель рассказала мне, что вы тут планируете устроить! А я, дура, еще и не поверила! А ну отойди от мальчишки, Рахель! Что ты там с ним делаешь?!

От этой женщины исходила такая сила, что все стали расступаться – они боялись ее. Я это чувствовал.

– Не смей произносить такие грязные слова в храме Божьем! – истерично пискнул священник.

– Не указывай мне, как разговаривать. Я больше не твоя послушная шавка! Я буду говорить, что хочу и как хочу, и если я решу подтереться твоей сутаной, поверь, я это сделаю! – некоторые ахнули, прикрыли рот рукой. – А теперь объясни мне, какого черта тут творится?! Аннабель сказала…

– Аннабель – лживая сука! – завизжал отец Тимми.

Загадочная женщина его проигнорировала, как и священник.

– Что за обряд ты устроил над этим мальчиком? Решил, что можешь безнаказанно творить здесь все, что тебе вздумается?! Ты хотел убить его, мразь?!

Рахель растерялся. Он не умел противостоять такой силе, просто не знал как.

– Как ты смеешь называть меня убийцей, Кэтрин!? МЕНЯ! Я столько сделал ради спасения души твоей дочери…

– ТЫ НИ ЧЕРТА НЕ СДЕЛАЛ ДЛЯ МОЕЙ ДОЧЕРИ! Амалия не разговаривает уже четыре недели! Она практически не ест и не спит! Что же ты такого сделал, а?! Я доверилась тебе, а ты только перепугал ее до смерти! После твоих «сеансов» ей стало гораздо хуже!

– Кэтрин, ты не понимаешь… – оправдывался он. – Нужно время! Господь проверяет нашу веру…

– А знаешь что, пошел на хер твой Господь!

Окружающие снова ахнули, кто-то закрыл лицо руками.

– Ты, Рахель, не имеешь никакого отношения к Богу! Ты превратил эту церковь в секту! Оглянитесь же, идиоты, – она обратилась к людям, – он разрушает все, к чему притрагивается! Неужели вы готовы позволить ему обидеть этого невинного ребенка?

Почуяв за что зацепиться, Рахель закричал в ответ:

– Этот мальчик одержим демонами! Я сам видел, как он прячется здесь, в святилище Божьем, где не так давно пропала моя дорогая племянница Миранда! Сатана выбирает обличие ребенка…

– Да послушай себя, старый осел! Это достаточное оправдание, чтобы устраивать жертвоприношение?! – голос становился все ближе, но подходил неспеша.

– Кэтрин, что вы такое говорите? – ужаснулась Линда. – Какое еще жертвоприношение?

– Сказал же: Аннабель – лживая сука. С ней надо разобраться, – вновь заговорил Найджел.

– Тихо всем! – приказал священник. – За кого вы нас принимаете? Мы лишь хотим спасти этого мальчика!

– Пустив ему кровь?! – еще громче крикнула женщина.

– Кровь Дьявола очищает нас от всякого греха!

– Ой, заткнись, Рахель! Ты читал хотя бы одну книжку, кроме библии!?

– Ты что, больше не веришь в Бога, Кэтрин? – я понял, что он прощупывает ее слабые места.

– Бог не позволил бы сотворить такое с моей девочкой. По крайней мере, твой Бог, – ответила она уже спокойней.

Нет, только не сдавайся, пожалуйста. Не давай им поломать тебя!

– Я уверен, мы со всем справимся, Кэтрин. Бог любит тебя, – мягко сказал Рахель, словно мурчащий котенок.

– Я знаю одно, Рахель: если ты пустишь ему кровь, я выпущу тебе кишки. А затем позвоню в полицию.

И это сработало. Он испугался. Никто еще не угрожал ему полицией. Само это слово было каким-то чужим.

– Нет, – промямлил он.

– Да. То, что ты здесь учудил – незаконно. С тобой поступят так же, как и с любым другим преступником. А именно им ты и являешься. И я расскажу им все, Рахель. Все твои издевательства над детьми, – не давая ему вставить слово, она продолжила: – Или отпускай мальчика. Немедленно. И оставь его в покое. Навсегда. Ты больше не будешь сочинять про него гадости, не будешь говорить, что он дитя Сатаны и все такое. Нет, забудь это. И других детей тоже не трогай. Пока ты держишь свой гнусный язык за зубами, я свой тоже держу. Только так, и никак иначе.

Меня еще не отпустили, но хватка ослабла. Обретя уверенность, я откинул их вонючие руки и вырвался. Наконец я смог увидеть ее. И если бы ангелы существовали, то совершенно точно выглядели бы, как Кэтрин. Даже свет с улицы как-то по божественному освещал ее образ.

Епископ ничего не ответил, только слегка опустил голову, он будто прилип к месту, на котором стоял.

– Ох, Мэри! – заметила Кэтрин мою бабушку. – Ну что с тобой?! Ты рехнулась?! Немедленно отведи мальчика домой.

И бабушка послушно взяла меня за руку и повела. Ей явно было стыдно. Проходя мимо Кэтрин, я хотел сказать «спасибо», но передумал. Я взглянул на нее, и она не ответила тем же, она все еще смотрела на Рахеля, как на дикую собаку, готовую укусит, стоит тебе отвернуться.

– Мне нужно возвращаться к детям. Они остались с Аннабель, ибо я не могла позволить тебе превратить церковь в склеп. В общем, думаю, мы друг друга услышали, Рахель.

Кэтрин дала понять, что ничего не расскажет полиции, и, знаете, она так и не рассказала. То ли хранила тайну их договора, где он меня не трогает, то ли боялась, что ей не поверят. В конце концов, кто бы встал на ее сторону?

Только дома я окончательно осознал, насколько мне повезло. Бабушка не сказала ни слова по пути домой, но я видел, что она плачет. Может, ей удалось понять что-то… В тот день она была со мной нежна: перебинтовала руку, позволила помочь с хозяйством, вкусно накормила и уложила спать. Я был благодарен за ее заботу.

А ночью меня ждал самый большой и приятный сюрприз за долгое время.

Я проснулся, когда что-то ударило в окно. Затем еще раз. Звук, похожий на стук, который я не так давно слышал в церкви. Сначала подумал, что это птичка бьет клювом, но все же решил проверить, отдернул шторку и чуть не подскочил от радости.

Тимми! Мой друг! Здесь! Он со мной! Пришел ко мне! Не может быть!

Я резко распахнул окно, даже слишком, аккуратно перелез через него, чтобы Робин не подслушивала, если вдруг проснется, и прикрыл с обратной стороны.

– Тимми! – громко прошептал я.

– Давай, спускайся! – он указал вниз на кусты, намекая, чтобы я спрыгнул, я так и сделал. Меня охватило такое счастье, что было плевать на все. Сначала мы крепко обнялись, потом вспомнили, что мы все-таки парни, и пожали друг другу руки.

– Я так рад тебе! – сказал я, когда мы отошли к полю.

– Я тоже очень рад! – ответил он с еле заметной картавостью и улыбнулся.

– Тимми, у тебя выросли зубы! Ничего себе!

– Ага! Ну еще не полностью.

– Поздравляю! Выглядишь, как человек, – я подтолкнул его плечом, как бы подбадривая и подкалывая одновременно. Нужно быть мальчишкой, чтобы понять этот жест в полной мере.

– Не верю, что ты решился прийти сюда вот так среди ночи!

– Устал сидеть дома, – сказал он вполне серьезным тоном. – К тому же после вашей с Рахелем приватной проповеди хотел убедиться, что ты не сдох, – Тимми внимательно на меня посмотрел. Я показал ему перевязанное запястье в доказательство, на что у него округлились глаза.

– Значит, это правда. Я надеялся, родители врут, просто запугивают меня.

– Куда уж там! Я хотел прийти еще после той нашей миссии в полнолуние… Но попал в беду.

– Я знал, что ты жив, мама рассказывала нам все, что Рахель сочинял о тебе. Но я ни секунды не верил в это дерьмо. Получается, мы были правы, да?

И я во всех подробностях поведал ему о своих приключениях в ту злополучную ночь, даже про загадочный звук, смешанный со стуком дождя по крыше. Как священник поклялся разобраться со мной, как сам разбил стекло, как надорвал мне ухо, и конечно, как я ловко сбежал от него. Затем поделился, что Робин и бабушка стали меня игнорировать, про запрет на выход, про то, как меня угрозами доставили в церковь, и что случилось внутри.

– Я до последнего не верил, что этот говнюк навредит мне на глазах у всех. Но они просто стояли рядом и подбадривали его. Это было невероятно. И… ужасно. Просто срань.

– Е-мае, ты, наверно, жуть как испугался!

Я не скрывал своих чувств, честно сказал, что поверил в скорый печальный конец и что, когда вопил от страха, наконец явилась она – моя святая спасительница.

– Как же круто она уделала Рахеля! Это было нечто!

– Крутотень! – ликовал Тимми. – Жаль, я не видел…

– А еще она сказала, что Амалия совсем плоха.

– Жаль… Правда я ничего не знаю о ней. Но зато мне разрешили общаться с Кристи... Пару раз ее приводили к нам домой. Вроде они с Мишель нашли общий язык, запирались в ее комнате и что-то обсуждали. А со мной она почти не разговаривает.

– С девчонками скучно, – заключил я.

– Ага.

Некоторое время мы молчали. Прогулялись по полю и вдоль дороги. Подобрали какие-то палки и стали сражаться на мечах. Тимми победил, проткнув мне живот, а я перед этим успел ранить его в плечо.

– Пфффф, какой же из тебя пират! – возмущался он. – А вот я! Бери с меня пример, олух!

Я отбросил палку и кинулся на него, повалив на землю. Мы шутя подрались, измазавшись в грязи, затем Тимми попытался сесть мне на лицо, ртом издавая звуки, имитирующие пуканье.

– Фу, Тимми, – прикрикнул я, а сам смеялся до чертиков. Он слез. Мое раненое запястье стало слегка кровоточить, но такие вещи больше меня не пугали.

Вдали мы заметили свет фар. Было еще достаточно времени, прежде чем машина до нас доберется, однако Тимми запаниковал.

– Бегом! Прячься в траве! Нет, не так! Растянись по земле, как труп! Ну!

Я сделал, как он говорит. Мы стали ждать. Водитель не спешил, а подъезжая к деревне, он вообще выключил фары. Бесшумно проехал мимо нас и незаметно отправился дальше. Мы сразу узнали машину – черный ягуар 1961 года выпуска. Как гротескно он смотрелся на сельской дороге. Только один человек ездил на такой. И что это он тут делает ночью? Но об этом позже.

Мы с Тимми еще немного погуляли, потом оба зазевались.

– Так что будем делать с епископом? – загорелся он. – Надо бы как-то его проучить.

– Ой, мне кажется, ничего с ним делать не придется. Он оказался тем еще трусишкой, небось мочится в постель ночами, поэтому так воняет.

Моего друга эти слова задели.

– Не только трусы писаются… – начал он и не закончил. Мне стало неловко.

– Короче, я думаю, больше он никому не навредит, – перевел я тему, – но: поживем–увидим.

– Я больше ни за что не пойду в церковь. Хватит с меня его лживого дерьма.

– Я тоже, – поддержал я. – Ну, увидимся, да?

– А то! Приходите с Робин.

– Ага… я постараюсь. Слушай, тебе сильно влетит, если поймают?

– Плевать! Что они сделают? Кроме того, что уже сделали, – его шрам со щеки так и не сошел. Я нервно сглотнул.

– Тогда до встречи, друг, – я приобнял его.

– Отвали, э, – ответил он тем же, затем оттолкнул меня.

Его смелость передалась и мне. В конце концов, он был прав: что еще они могут сделать, помимо того, что уже сотворили с нами? Я вдруг подумал о том, как быстро Тимми повзрослел. Это проявлялось во всем: его движениях, словах, в том, как он мыслил, какие выводы делал, и естественно, в его поступках. Раз уж на то пошло, я и сам стал не по возрасту мудрым. Но наша ли эта заслуга? Обстоятельства буквально вынуждали нас стать старше. Чтобы выжить. Но души наши все еще переполняло желание свершить нечто героическое. Ведь в темные времена мы обычно тянемся к свету, не так ли?

Я вошел через главный вход и даже не постарался вести себя тихо. Вернулся в комнату, лег в кровать, облегченно вздохнул. Место Робин оказалось пустым. Вот черт…»

…

– И? Что было потом??

– Я уснул.

– Вы не проверили, где сестра? Не пошли искать ее?

– Я знал, где она. И мне там было не место. К тому времени сестра меня уже ненавидела.

– Уверена, что это не так.

– Ей было всего 5, детям легко задурить голову.

– Наверно, вам было очень неприятно ее отчуждение.

– Да. Я чертовски злился. Она предала меня, наш союз. Добровольно вышла из него. Ради чего? Стариковских утешений?

– Робин, она не виновата.

– Конечно, не виновата. Но тогда я так не считал.

– А вся эта история со священником… Неужели это правда?

– К сожалению, да. Власть творит с людьми ужасные вещи. А точнее, люди с помощью власти.

– Очень жаль, что вам пришлось столкнуться с этим в таком юном возрасте. Не могу поверить, что столько людей участвовали в сектантских обрядах – по-другому я не могу это назвать. Человеческие предрассудки чуть не отняли вашу жизнь.

– Верно. Когда речь идет о религии, людьми очень легко управлять. Но Кэтрин удалось найти на Рахеля управу. Под ее контролем он больше не устраивал вакханалии. Однако продолжал работать в церкви, а люди продолжали ходить туда.

– Этот человек – преступник. Жаль, что его не удалось привлечь к уголовной ответственности.

На самом деле после нашего последнего разговора я поискала кое-какую информацию… и выяснила, что епископ Рахель оставил службу в церкви вскоре после описываемых событий. Оставил насовсем. Это не может не радовать. Такой человек не должен иметь возможность управлять наивными людьми. Только я искренне не понимаю почему, с чего вдруг он ушел?

– Позже вы это узнаете, обещаю… Что ж, будем считать у этой части истории неплохой конец. Или хотя бы сносный.