Хлипкие. Часть первая⁠⁠

Хлипкие. Часть вторая

В тот день наша семья проспала, и планы ехать на открытие торгового центра  сместились на послеобеденное время. И, как назло, не завелась машина, а я всё поражалась звенящей, необъяснимо густой тишине вокруг.

- Вася! - дёрнула за рукав джинсовой куртки старшего брата.

Он не отвечал, уставившись куда-то вперёд. Лязгнула, закрываясь, дверь подъезда. Я тоже посмотрела, куда и он, - ничего нового не увидев, кроме колышущихся берёзовых веток, и задрожала: ветра-то не было.

- Мама, пап! - истошно закричал Вася.

Папа высунулся из окна машины, смешной, толстенький и усатый, в своём любимом костюме коричневого цвета. Мама просто повернулась, оставив на сиденье сумочку и пакет с выпечкой для бабушки.

- Что такое? - холодно спросила мама, в любой ситуации спокойная, как удав, с безукоризненным макияжем и причёской, словно только что с обложки журнала мод.

- Смотрите! - побледнев, крикнул Вася.

Мы все тогда глянули на небо. Оно растеклось до самого горизонта неестественно чёрным цветом, как жирный сапожный крем. А потом резко нахлынул ветер, сухой, колючий и жаркий одновременно.

Помню, как папа подхватил маму под руку, как снова пищала, открываясь, дверь подъезда, как кричал кто-то из оставшихся дома соседей – тех, кто тоже по своим причинам не поехал в торговый центр, обещавший к развлекательной программе приятные бонусы в виде подарков и скидок.

Родители, брат – все куда-то звонили. За окном гудело, и непонятно, что это было: то ли буря, то ли пожарная сирена. А я только смотрела, как заливает оконное стекло чёрный густой дождь, подобный смеси нефти и чернил. Такой густой, что вскоре за окном совсем нельзя было что-то увидеть.

Со щелчком вырубилось электричество.

Потом папа завесил все шторы и жалюзи – плотно-плотно, заставил выпить чаю с ромашкой, который заварила для всех мама. Никто ничего не говорил, но всем было страшно, я знаю. Мне – тоже, ведь до бабушки с дедушкой мы так и не дозвонились.

Свечи в темноте, точно призрачные огоньки, только усугубляли ощущение нереальности происходящего. Телевизор молчал, а интернет грузился невыносимо медленно, то и дело зависая. Отец всё хотел выйти к соседям, поговорить, но мать не давала открыть дверь, пока к нам не пришёл дядя Серёжа с третьего этажа со своим непоседливым маленьким Юрой попросить жаропонижающее для сына.

Он-то и сказал, что наш подъезд пустой, а больная на голову алкоголичка Нюрка с первого этажа пошла за водкой, не поддавшись на его уговоры остаться под крышей.

Юрка капризничал, всё спрашивал, где его мама и когда она вернётся. Ничем нельзя было занять малыша: ни сказками, ни телефонными играми, ни моими рисунками, даже самыми страшненькими. От них он вообще разревелся. Вот же вреднющий мальчишка.

Дождь шёл всю ночь.

Вася - это мой высокий полноватый брат, симпатичный, как плюшевый медвежонок, со скоростью улитки тщетно отправлял сообщения друзьям.

Я спала урывками, то и дело просыпаясь от кошмаров.

Мама приготовила завтрак: омлет с сыром и макароны с сосисками, сварила какао, и на кухне витала смесь аппетитных запахов, от которых, вопреки страху, во рту выступали слюнки, а желудок урчал в предвкушении.

В дверь снова заколотил дядя Серёжа. Он явился в резиновых перчатках, с одноразовой маской на лице, какую заставляли носить в школе при вспышке гриппа. Он что-то выкрикивал и размахивал руками, взъерошенный, небритый и с диким взглядом. Все ушли с ним, а мне велели сидеть в квартире, но я же не могла, сошла бы с ума от любопытства.

Тогда-то мы это и увидели.

Дядя Серёжа на свой страх и риск раскрыл окно в подъезде, чтобы посмотреть, что там, снаружи, потому что слышал, как кто-то скребётся и стучит в дверь подъезда.

- Тс!.. - прошипел дядя Серёжа, жестом показывая, куда смотреть. Меня даже не оттолкнули: поглощённые зрелищем родители забыли, что я должна оставаться в квартире. Впервые я порадовалась, что такой каланчой вымахала в свои неполные четырнадцать лет.

Алкашка Нюрка билась головой в дверь подъезда. Бух, бух, бух. Ее грязный халат потерял первоначальный цвет, а мокрые волосы стали что та пакля, чёрными и слипшимися.

- Нюра Геннадьевна, вы в порядке? - спросил мой брат.

Голова женщины дёрнулась, повернулась на звук, и она уставилась вверх, прямо на нас. С её лицом было что-то не так, как с затянутыми серой дымкой глазами. Она раззявила рот так сильно, что губы готовились в любой момент лопнуть, и, присев на корточки, прыгнула вверх, вскарабкавшись прямо на подъездную крышу. Со скрипом, дядя Серёжа закрыл окно на защелку. Все с облегчением выдохнули, чувствуя себя в безопасности за стеклами двойной оконной фрамуги, измазанными черным.

- Что это с ней?- запаниковала мама.

- Явно какая то инфекция,- ответил отец.

Бух. Бух. Дзинькнуло стекло, разлетаясь вдребезги - и голова тёти Нюры пролезла сквозь дыру во фрамуге. Мы шустро бросились к ступеням наверх, и только дядя Серёжа замешкался на долю секунды - и соседке хватило этого, чтобы куснуть мужчину за плечо, вырвав кусок мяса, и заурчать, пережёвывая.

Зубы алкашки были чёрными, длинными и острыми, уходя вглубь дёсен. Никогда таких зубов в жизни не видела, даже в комиксах, даже в самых жутких кошмарах.

Орали все – истошно, панически. Я пулей взлетела наверх, вслед за родными.

Потом брат рассказывал, что отец одумался первым, затормозил и, озираясь, сорвал со стены почтовый ящик. Тем ящиком и спасал дядю Сережу, колотя по голове алкашку Нюру, пока не проломил женщине череп.

Только вот часть зубов женщины намертво застряло в ране соседа. Брат вместе с отцом затащил дядю Серёжу к нам в квартиру. Сосед уже весь горел и бредил, и пена лезла у него изо рта. Малого Юру мне поручили нянчить, наказав ничего не говорить про папу. Хорошо, хоть повезло: жаропонижающее подействовало - и мальчик заснул.

Стоит набрать любой номер мобильного, как идут длинные гудки. Свет так и не включился, и, чтобы успокоить нервы, я направилась опустошать холодильник. Как оказалось, не я одна.

Брат вскипятил чайник, и новости, с его слов, про дядю Серёжу оказались неутешительными. Мужчину тошнило и лихорадило.

- Ну же, Вася, расскажи мне всё, не нервируй, - настаивала я, делая гору бутербродов с колбасой, горчицей с сыром и корнишонами по своему фирменному рецепту, от которых в нашей семье никто не отказывался.

- Эх, Дашка, мелкая искусительница…

Брат схватил из тарелки бутерброд и, откусив, стал чавкать. Я упёрла руки в бока, отодвигая тарелку. Вася вздохнул и сказал, что дядю Серёжу связали, потому что брыкается, игнорируя проглоченные полтаблетки снотворного, а его температура замерла на отметке 42 градуса. Сказал, что родители в полной растерянности.

- Бред, какой-то, малая.

Он жадно глянул на бутерброды. Я, смилостивившись, подвинула тарелку обратно и заварила себе чай с пакетиком «липтона».

Папа орал и ругался матом, а затем хлопнул дверью и вышел.

Брат безуспешно сёрфил глухой и тягуче-мёртвый интернет. Даже в ВК нельзя было ничего постить и перекидываться сообщениями.

Семейный совет изрёк, что я буду сидеть на телефоне и звонить всем подряд: а вдруг что из этого выйдет?

Остальные телефоны выключили, сделав резервный лимит.

Мама пошла в ванную и, похоже, надолго.

Папа собирал вещи первой необходимости, готовил паспорта и деньги. Потный, взъерошенный, на себя не похож – возился, точно грузный шмель: то, задумавшись, замирал на месте, то протирал безупречно чистые стёкла очков и промокал лоб платочком.

Именно Юрка тогда закричал, и я пулей выскочила из своей комнаты, до дрожи в коленях опасаясь чего угодно. Оказалось, проснувшись, он выбрался на балкон. Взобравшись на табуретку, открыл окно и орал, махая руками. Закрыв ему рот, я сняла со стула это брыкающееся и недовольное существо, втаскивая в комнату. Никто меня не ругал, все замерли, разглядывая бегущих из берёзовой рощи измазанных чёрным, точно дёгтем людей, зверски оскалившихся и утробно воющих, уставившись в нашу сторону.

- Они увидели нас, - прошептала мама и всхлипнула, а потом, сжав кулаки, резко вскинула голову и, вздохнув, закрыла окно.

- Дарья, иди звони, не теряй время.

Она взяла на руки Юрку и, погладив его по голове, сказала, что всё будет хорошо.

Мы с братом переглянулись, понимая, что мама, наконец- то взяла себя в руки: командовать начала!..

Вася доедал последние бутерброды, запивая молоком: всё равно без электричества скоро скиснет. Я слушала долгие гудки и переговаривалась с братом редкими фразами, при этом отлично понимая друг друга: «Много их было?» «Ага. Я соседей узнал». «Как думаешь, это болезнь, атака террористов, ещё какая пакость? Как думаешь, нас спасут?»

На последнее он кивнул, что означало: надейся, сестра. А у самого зрачки расширенные, и руки куда деть не знает, все пуговицы на рубашке замучил, не прекращая есть. И я уже больше ничего не спрашиваю, не могу, уж лучше просто звонить.

- Алло. Алло?

Шипенье глушит звук, и вдруг – голос тихий да дыхание едва ощущается в трубке.

- Бабуля, это я, Даша! Бабушка, ты меня слышишь? Алло! - уже кричу в трубку.

- Внученька, мы заперлись в квартире. Снаружи такое… соседи сошли с ума. За дверью бушуют, ломятся, стучат. Мы с Борисычем притаились, сидим, как мыши, вот только плохо, что лекарства закончились. Сердце у деда ноет! - выпалила бабуля на одном дыхании.

- Никуда не выходите, мы тоже дома, что-нибудь придумаем! - кричу в глухой уже телефон и всхлипываю.

Долгие гудки насмешливо-противные. Рыданья душат. Сердце ходит ходуном от радости, что живы, и страха за них одновременно.

- Дашка, успокойся, Дашка, хватит! - кричит мать, и её крик приводит в чувство.

- Что они сказали, как они? - спрашивает отец, снова потирая очки и наклонившись, чтобы близоруко уставиться на меня с надеждой….

Мы не знали, что делать и как, но бабушку с дедушкой нужно спасать. Это даже не обсуждалось.

Я облегчённо вздохнула, ибо мама сама рассказала Юрке о родителях. Только вот его зарёванное и измазанное соплями лицо вытирать пришлось мне.

Дядя Сережа порвал верёвки - и чуть было не цапнул папу за руку, но брат вовремя схватил швабру и отбросил соседа на кровать. Его зубы щёлкали с лязгом, как створки капкана. Чёрные, острые, они стали такими же, как у алкашки Нюры. Так что спальню просто закрыли, в надежде отложить решение этой проблемы.

Под вечер я начала вести дневник и рисовать в нём. В отличие от малого Юрки, который мог заснуть в любом положении и на чём угодно, не могла больше слушать доносящиеся из спальни удары о дверь. Что он там? Лбом бьётся, что ли, как тётя Нюра билась в дверь подъезда?

Мама, папа и брат от безысходности напились. Я бы тоже хотела расслабиться, не отказалась бы от подобной процедуры ещё вчера, но кто меня спрашивал?..

А так дневник решила вести давно, но дожидалась четырнадцатилетия, даже тетрадку купила с плотной обложкой, думала: буду описывать собственные приключения и рисовать симпатичных старшеклассников, которые в мою сторону и не смотрят. А ещё напишу комикс, как всегда мечтала, конечно же, с супергероиней, типа мисс Джонс, как в телесериале от «нетфликса», который мы с лучшей подругой Катькой смотрели.

Интересно, жива ли Катька Скворцова? Я вздохнула. Наверное, тысячу раз ей звонила. Больше, чем кому-то.

Вот только знаю наверняка, что она поехала в тот центр.

Закрываю дневник, растираю глаза и зеваю. Неужели смогу заснуть?

Крики. Шум. Грохот с улицы. Я вскочила с постели – и на балкон. Зевающий брат. Мама в халате, растрёпанная, бледная, без своей привычной косметики и причёски, словно чужая тётя.

Напротив нашей ауди стояло ещё серое вольво Козловых из второго подъезда.

Они бежали к своей машине с малым дитём в руках, рюкзаками за плечами. В руках главы семьи топор, и видно, как он тяжело бежит, пыхтит паровозом. Заражённые стояли столбом, словно в оцепенении, окружив наш подъезд, заняв лавочки, точно бабушки на посиделках. Чёрные лужи, как глубокие омуты адской бездны, брызгают под ногами, а Козловы несутся во весь дух.

Мы, оглушённые, замерли в ожидании, в надежде, смотрим с таким упорством, точно сами там бежим.

Малыш на руках женщины вдруг пискнул и заревел. Я хотела бы закрыть глаза, хотела бы закрыть уши, но, чтобы выжить, лучше сразу научиться принимать правду, какой бы страшной и горькой она ни была.

Он только успел открыть машину, как наши заражённые соседи окружили их со всех сторон. Прыгучие, как лягушки, они слишком быстро ориентировались на звук. Козловский размахивал топором, как бешеный дровосек, издавая рычание.

Ключи выпали из его кармана, а жена с ребёнком бросилась бежать. Целое скопище заражённых настигло её, окружив и резко сбив с ног. Ребёнок выпал из рук женщины, жалобно хныча.

- Пожалуйста, не надо, нет! - визжала обезумевшая от страха женщина. Её крик сливался с криком раздираемого на части мужа. Что же будет с малышом?!

В этот раз папа ловко закрыл окно. Брат блеванул прямо на балконе. Я не могла перестать плакать, всё вытирала и вытирала слёзы, которые не прекращались, пока мама не обняла меня, крепко прижав к себе, как сокровище.