Кап... (мистическая драма) Часть 2⁠⁠

Автор Волченко П.Н.

Ссылка на первую часть

Кап... (мистическая драма) Часть 1

- Вас надо госпитализировать.

- Я не хочу, - стоило мне только представить, что окажусь вдалеке от ванны, от воды – жутко стало.

- Будете писать отказ?

- Да, - молодой, почти мальчишка на вид, врач скорой помощи, посмотрел на меня с этакой грустинкой в глазах.

- Может быть подумаете? С сердцем шутить нельзя.

- У меня противопоказания к госпитализации.

- Какие?

- Кожа.

- Глупо. Значит просто не хотите.

- Да.

- Тогда вызовите завтра участкового врача. Пусть он вас осмотрит.

- Хорошо.

После укола мне стало лучше, боль отпустила. Смогла подняться, проводить врача с его волшебным оранжевым чемоданчиком до двери, закрыть дверь. И снова в ванну. Открыла кран. И снова мои таблетки. И снова в воду.

Кап…

Кап…

Кап…

Медленная, редкая капель из крана в наполненное нутро моего вместилища. Смотрю, как растет капля на хромированном блеске крана, и вот капля отрывается, падает в воду – кап.

Х  Х  Х

Записка была вложена учебник. Уже не дети, уже одиннадцатый класс, скоро экзамены, скоро взрослая жизнь. А тут – записка, словно снова дети.

На выпускной я не собиралась – зачем? Нет подруг, нет друзей, нет любимых учителей, да и вообще – слезливости этой о «прощании с любимой школой». Ничего этого не было. Было только ощущение, что я тут всем противна, что я – мишень для смеха, издевательств, злых слов. Не хотела и не собиралась идти. Если бы не эта записка.

Красивые стихи, хоть и сильно неумелые. Особенно красивые тем, что написанные для меня.

Инга - полнит вечер имя,

Имя на моих губах,

На губах от анонима,

Вижу я тебя во снах.

Твои губы, взгляд зеленый…

Я выучила этот стих наизусть, хоть сейчас могу повторить его от первого до последнего слова, хоть и пыталась забыть, выкинуть из памяти, как страшный сон. Не смогла.

Поэтому пошла на выпускной. Я думала о Мише, я мечтала о нем, мечтала о своем Бяшке. Почему? Не знаю. Вроде бы все мои мытарства начались именно с него, с тех самых пор, когда я… Но почему-то все еще мечтала о нем.

Я выпросила у родителей денег на шикарное, как мне казалось, платье, потом сидела в салоне красоты, где меня пудрили, красили, взметали и завивали мою прическу в нечто, что должно было стать божественно красивым. И я мечтала, закрывала глаза и видела, как в полумраке мы танцуем с Мишей, говорим негромко друг-другу какие-то нежные глупости, и я, в конце-концов, смогу пройтись своими пальцами по его кудрявым волосам, и скажу ему тихо-тихо: «Бяшка».

На самом деле все сложилось очень плохо. Поэтому я и ревела за постом ДПС, пока остальные фотографировались и пили шампанское. Поэтому я и не пошла на сам выпускной, а доехала до школы со всеми, пряча лицо в ладонях, а после ушла в своем дорогом платье в парк, где и сидела на лавочке до самой ночи.

Конечно же Миша меня не любил, и, конечно, не он писал записку. Только тогда я думала, что это… Это он сделал, чтобы поиздеваться, хотя – глупо так заморачиваться, чтобы довести до слез, а после просто не обращать внимания. Он не был таким жестоким, он попросту не замечал меня, вот и все, а я уже раздула всё в своей голове с шикарной прической до жуткого абсурда и создала из него, в своих фантазиях, этакого злодея из блогбастера, что смеется зловещим, издевательским смехом.

В автобусе рядом со мною ехал кто-то. Я не смотрела кто. Мне было стыдно за слезы, за свою глупость. Кто-то, при тряске касался меня своим плечом, а когда я снова начала реветь, нежно погладил по руке, а я вот взяла, да руку и отдернула. Потом рядом со мною уже никого не было – пересели. Я так и не узнала, кто был этот «кто-то».

Но он меня, оказывается, помнил. И он сказал мне Инга, там, у поста ДПС, у такси. Он жил одиноко, и я жила одиноко. Мы были одни. И он хотел сохранить мои стихи.

Скрипнула дверь, я не открывала глаза, я вспоминала, какой он был тогда, каким был Витька Сопля в школе. И толком ничего не могла вспомнить.  Помню, как он опускал голову, когда мы случайно встречались взглядами, помню, как он иногда заикался, а над ним смеялись. Он тогда краснел, и опускал голову, шмыгал носом. Сопля. Его тоже шпыняли. Сопля. Интересно, а какой он был? Мы же играли с ним, когда не началась вся эта подростковая херня. Как это странно. Девчонка играла с мальчишкой. Мы даже были друзьями одно лето. Самыми настоящими. Вместе сидели на клене, смотрели вниз, сдергивали с ветвей желтые подсохшие вертолетики семян и бросали их вниз, смотрели как те вертятся, кружат и медленно падают на расчерченный классиками асфальт. Под нами шли прохожие, над нами светило солнце, а мы говорили черт вспомнит о чем, и запускали вертолетики с дерева.

Кольнуло.

Завтра надо вызвать врача.

Жалко Витю. Витю Семенова, того десятилетнего мальчишку с задорными глазами, и открытой улыбкой. И жалко маленькую девочку Ингу… хотя себя жалеть не стоит. Но хочется. И хочется, чтобы кто-то пожалел.

Выбралась из ванной. Таблетки, диван, сон.

А еще… еще – очень одиноко.

Кап.

Открываю глаза.

Темно.

Не ванна.

Воняет гнилым и противным.

Кап.

Больно.

Молчит телевизор.

Давит грудь.

Сиплое дыхание рядом.

- Кто здесь, - хочу кричать, но получается шепот.

Вспыхивает свет.

Никого.

Скорый бег удаляющихся шагов, будто ребенок бежит.

Детский смех то ли из подъезда, то ли…

Смотрю на часы.

Два ночи.

Вызвала врача с утра.

Сделала уборку, чтобы не так стыдно было впускать гостей. Смела все ошметки своей кожи с пола, с дивана, с кровати. Перестелила постельное. Открыла замок входной двери в квартиру.

Снова в ванную. Халат наготове, нижнее белье тоже. Открыла воду. Пошла на кухню выпить очередную порцию таблеток.

Посидела, упершись взглядом в телевизор.

Что было ночью? Старалась гнать от себя эти мысли.

Инга – не сложившаяся поэтесса. Одна в доме, изгой в школе, изгой в жизни. Почему она – жизнь, не сложилась? Из-за той обиды на выпускном? Может быть… Инга. На поверку это оказалось не «В дали», время показало что Инга – это «Одна».

Пошла в ванну. Залезла. Закрыла глаза. Вспомнила, что забыла положить часы на крышку унитаза. Плевать. Жду звонка домофона.

Ходят.

Пускай.

Кто-то пробежался в зале.

Вроде бы говорят.

А может стихи написал Сопля?

Его тонкие, мальчишеские пальцы срывают желтый вертолетик ясеня. Я смотрю на него, а он смотрит вертолетик на свет, щурится. Вокруг нас шумит листва, легкий прохладный ветерок. Дети. Он отпускает его, и тот, кружа, медленно планирует вниз. Скоро в школу. Все будет хорошо. Он мне улыбается, и что-то говорит, а я не слышу слов. Я вижу, как солнце запуталось в его волосах. Скоро вечер, желтится солнце.

Ходят.

Больно.

Мы же с ним раньше сидели за одной партой. Почему в этот раз он не решился сесть со мною рядом. Я спросила его и он, вдруг начав заикаться, опустив взгляд, что-то начал говорить. Он же не заикался до этого. Почему? Может быть я его обидела? Мы же всегда, еще с садика, были друзьями. Жили в одном доме. Он в первом подъезде, я в пятом.

Очень больно.

Не хочу просыпаться.

Пусть больно.

Смешно, но мне сначала завидовали. Пришли на первый урок, а там, на моей парте, на моем месте, красиво выложены желтые листья клена, рябиновая гроздь, и ворох блестящих конфет. Кто это сделал? Девчонки завидовали, говорили, что у меня появился тайный воздыхатель. А мне было смешно и весело, а еще это грело сердце, и становилось до судорожности приятно, когда я думала, что нравлюсь кому-то. Миша к нам еще не перевелся. Четвертый класс.

Очень больно.

Сжать зубы.

Спать.

Он хотел сохранить мои стихи. Он назвал меня по имени. Мальчишка с запутавшимся в волосах солнцем. Мы с ним играли в дочки матери. Он был папой, я была мамой, а нашей дочкой была моя любимая кукла Маша. У Маши всегда западал один глаз. И она еще умела говорить «мама», но потом разучилась. Он назвал меня по имени…

- Инга, - ласковый голос.

Отодвигается занавеска.

Открываю глаза.

Витя стоит рядом. Мы тогда хотели быть вместе. Как я это могла забыть?

Витя туманный, расплывчатый и страшный, не как в воспоминаниях.

Он гнилой и мертвый.

Закрываю глаза.

Больно и ватно.

Я хочу спать.

Мы хотели, чтобы у нас была семья. Хотели назвать дочку Машей. А еще он говорил, что у всякого мальчишки должен быть наследник – сын. Я смеялась и говорила, что я же одна у своего папы, и брата у меня нет. А Витя говорил, что это не правильно. И я снова смеялась. И тогда он злился и говорил:

- Инга!

Открываю глаза.

- Витя, - говорить не хочется, - уходи.

- Маша ждет.

- Витя… - он уже не страшный.

- Вылазь уже, сколько можно плескаться.

- Я… - поднимаю руку, она чистая, красивая, без размякших корост. Золотистая кожа.

- Мам, - из-за спины Вити выглядывает смешная курносая мордашка с россыпью веснушек, как и у меня раньше, - пошли уже.

- Куда.

- Гулять.

«Сейчас, уже сейчас пойдем», - не говорю, а думаю. Больно…

Х  Х  Х

Труп Инги обнаружил участковый врач. По заключению патологоанатома причиной смерти была сердечная недостаточность.