Древнерусский Техас⁠⁠

В Средние века земли по реке Сухоне были своего рода «русским Техасом». Здесь, вдали от центральных властей и по соседству с дикими племенами, жили люди, привыкшие не раздумывая решать свои проблемы с помощью оружия. В их карманах часто звенело серебро, добытое рискованными предприятиями с ценными мехами. Быстро потратив его, они вновь погружались в глубину бескрайних лесов, чтобы вынырнуть оттуда с десятками соболиных шкурок – или украсить своим черепом чум какого-нибудь шамана. Вся их жизнь висела на волоске удачи. Не боявшиеся ни зверя, ни человека, они мало боялись и самого Господа Бога. Во всяком случае, они не часто следовали его заповедям.

Столицей «русского Техаса» был Устюг. Здесь, на широких уступах левого берега Сухоны, привольно расцвели все виды человеческой деятельности. Один тогдашний ревнитель благочестия прямо называл Устюг «вторым Содомом».

Известно, что на всякое действие есть противодействие. Эта истина почти универсальна. Изобилие грешников и грешниц служило мощным стимулом для тех, кто видел смысл своей жизни в борьбе с грехом. Устюг был, пожалуй, первым среди русских городов по количеству бесстрашных обличителей человеческих пороков – юродивых.

Эти странные люди, лишенные стыда, как древнегреческие киники, и бесстрашные, как библейские пророки, с утра до вечера скитались по улицам, выкрикивая всякую нелепицу. Однако многие с трепетом угадывали в ней намек на свои грехи и преступления.

Бесконечные леса, начинавшиеся за Устюгом и тянувшиеся вверх по Вычегде к Печере, к Северному Уралу и низовьям Оби, всегда манили русских людей своей неизведанностью. Здесь в островерхих хижинах жили лесные племена, которых даже не отличавшиеся изысканностью манер сибирские татары именовали «дикими людьми». Русские иногда обобщенно называли их «самоедами» («самоядью»), полагая, что они едят человеческое мясо. Об этом рассказывает знаменитое Сказание «О человецех незнаемых», древнейшие списки которого датируют концом XV столетия:

«На Восточной стране за Югорьскою землею над морем живут люди самоедь... А ядят мясо оление да рыбу, да межи собою друг друга ядят. А гость к ним придет, и они дети свои закалают на гостей, да тем кормят. А которой у них умрет, и они снедают. А в землю не: хоронят»

Представление о лесных людоедах было столь устойчивым, что его разделял даже самый просвещенный из писавших о средневековой Руси иностранцев – голштинец Адам Олеарий. «Так как они раньше ели людей – даже мясо собственных друзей после смерти их мешали они с дичью и поглощали, как о том рассказывают Плиний и Олай Великий, – их и прозвали самоедами от русских слов «сам» и «ем».

Современные ученые всячески защищают лесных людей от такого рода обвинений. Причину возникновения подобных легенд они видят в том, что многие народы Северного Урала и Сибири в древности употребляли в пищу сырое мясо, рыбу и кровь животных. Только таким способом охотники могли получать недостающие их организму соль, витамины и минеральные вещества. Для полноты бытия лесовики ели и мухоморы, вызывающие наркотическое состояние.

Первопроходцами «земли людоедов» были новгородцы. Рискуя совершить последнее путешествие по кишкам какого-нибудь проголодавшегося «самоеда», они собирали здесь дань и вели бойкую торговлю, скупая по дешевке дорогие меха. Характер этой меновой торговли мало менялся на протяжении нескольких веков. Вот как описывает ее один автор середины XVI столетия. На Пустоозере, близ устья Печоры, «встречаются и торгуют самоеды с русскими. Русские выменивают у самоедов соболей на сукно, котлы, сало, масло, кольчуги и толокно».

Однако время от времени «дикие люди» поднимали восстание и убивали новгородских сборщиков дани каким-нибудь свирепым первобытным способом. Так произошло, например, в 1187 году, когда было перебито около сотни новгородских воинов. За восстанием обычно следовала карательная экспедиция, после которой все возвращалось на круги своя.

Впрочем, лесные люди были не так просты, как можно подумать. Иногда им удавалось обмануть карателей мнимой покорностью, разделить их войско, а затем перебить его по частям. Именно так окончилась, например, новгородская карательная экспедиция на Югру летом 1445 года.

Регулярное поступление «заволочской» дани с северных земель в казну Великого Новгорода, а позднее Москвы, нарушалось не только восстаниями лесных народов. Другим «возмутителем спокойствия» был как раз Устюг. В городе, через который проходил основной путь на Югру, издавна существовала своя правящая верхушка, стремившаяся прибрать к рукам богатства «диких».

Во главе этого сообщества стояли какие-то загадочные «устюжские князья». Возможно, это были представители младшей линии ростовского княжеского дома, в свое время владевшего Устюгом. Так или иначе, эти «князья» были докукой еще для новгородцев.

В 1322 году новгородское войско под началом московского князя Юрия Даниловича штурмом взяло Устюг и заставило осмелевших «устюжских князей» вернуться к прежним условиям подчинения. Однако порядок держался недолго. Зимой 1329 года «избиша новгородцев, котории были пошли на Югру, устюжьскыи князи». Прошло время Новгорода. Пришло время Москвы. Среди прочего новгородского наследства Иван III получил и проблему устюжского своеволия.

Устюжские летописи хранят немало известий и о таких грабительских рейдах местных удальцов, которые позднее Степан Разин деликатно называл «походами за зипунами». В 1479 году «шильники здумали на Устюзе – Андреи Мишнев, да шед без ведома великаго князя да Емчю взяли». Новгородское слово «шильники» означало разбойников, бродяг и вообще отребье общества. Волость Емцу в бассейне реки Емцы (левого притока Северной Двины) населяли лесные племена, платившие дань Великому Новгороду.

Затея Андрея Мишнева окончилась удачно. И вскоре, летом 1481 года, атаман собрал новую рать. На сей раз путь их лежал на восток. «Того же лета Андреи Мишнев с шилники и с устюжаны ходили в Великую Пермь, да побили вогуличь под Чердынем, а на Каму шедши, да въстретили гостей и тюменских тотар, да пограбили».

В погоне за богатствами остяков (хантов) и вогуличей (манси) частная инициатива сталкивалась с казенным интересом. Государь всея Руси Иван III не мог допустить, чтобы связки драгоценных собольих шкурок и прочие «дары леса» доставались устюжским «шильникам». И тогда застучали боевые барабаны московских полков...

По материалам: Борисов Н.С. Повседневная жизнь средневековой Руси накануне конца света.