Братья Ют - Эхо тишины⁠⁠

Часть 2. Глава 5

– Да у нас тут богрец за пграва животных! – зло вскрикивает Джордж.

Видя, что назревает, Эрик примиряюще говорит:

– Давайте успокоимся. Не забывайте, зачем мы всё это делаем.

– Мне вот что-то ничего в голову не пгриходит от её истогрии.

– Папа, я вспомнил! – Генри осеняет. – Мальчика звали Майк!

Не ожидавшие этих слов Росс и Кэрол, да и все остальные, оборачиваются к мальчику. Он поначалу смущается, но продолжает:

– Это был Майк Флемминг. Я тогда зашёл в класс литературы. Мы проходили Моби Дика. Литература мой любимый предмет. А другие ребята её совсем не любят.

Видя, что его родители растерялись от такого поворота, Алекса решает перехватить инициативу, взглядом спросив у Росса разрешения:

– Генри, а скажи, что ты тогда увидел в классе?

– О, кровь!

– И совсем не испугался?

– Нет, – гордо отвечает Генри. – Я даже зубного врача никогда не боялся! В классе было столько крови, будто кому-то здорово заехали в нос.

– А что потом?

– Ну-у… Помню, как мы все побежали на улицу. Там громко выла скорая помощь. А ещё Джек был со мной.

– Кто такой Джек?

– Джек – хороший парень. – Все невольно улыбаются от подобной характеристики. – Он единственный, с кем я в классе дружу. Тоже любит читать. Ещё он любит музыку. И ещё играет на барабанах! Мы хотим собрать свою группу. Я буду играть на гитаре. Хочу пойти в музыкальную школу, в новом учебном году. Но другие ребята…

– Ну?

– Мы не очень ладим. Они меня не любят. У них…другие интересы. Но меня никогда не обижают! Они все знают, кто мой папа. – Генри делает паузу. – Я помню, что мы с Джеком договорились встретиться позже, потому что нас пораньше отпустили с занятий. Намного раньше!

– А я как раз готовила пирог, когда ты вернулся из школы, – подхватывает историю Кэрол. Продолжая говорить, она всё больше воодушевляется, так как действительно начинает вспоминать: – Я с самого утра ждала, когда папа вернётся, потому что ему должны были дать, наконец, отпуск. Тыквенный пирог – твоё любимое блюдо, Росс, и я хотела сделать что-нибудь праздничное. – Она немного смущается, однако это выглядит настолько мило, что все смягчаются. Заметно, как каждый проникается такой простой семейной радостью. Только думает при этом каждый своё. – Я уже давно не работаю и занимаюсь только домашними делами. Знаете, получить музыкальное образование и не освоить больше никакую другую рабочую профессию, было ошибкой. Большой ошибкой. В этом году я решила заниматься свадебными причёсками на дому. Ну, чтобы хоть как-то помогать семейному бюджету.

А Генри пришёл на удивление рано. Рассказал, что случилось в школе. Я ещё тогда испугалась, не отразится ли это на нём, ну, на психике. Не каждый день происходит…такое. Это ухо… Жуть! А когда он пошёл наверх делать уроки, мне позвонила учительница. Городок маленький, все друг друга знают. Потому все в курсе, что Росс ответственный человек и пользуется авторитетом среди коллег. В общем, она попросила помощи. Флемминги всегда были хорошими соседями, и отказать я не смогла. Честно говоря, я не особо понимала, чем Росс может помочь. Паренёк был несовершеннолетним, и ему светило только лечение, насколько я могу судить. А вообще, я думаю, что в таких ситуациях вся ответственность ложится на учителя и психолога, который вовремя не заметил насильственные отклонения мальчика.

– Я не делал уроки, мам, – решает признаться Генри, опустив голову. – Я слушал Элвиса и рисовал.

Росс хмурится, начиная свою часть рассказа:

– Я вспомнил, да. Я успел побывать в школе. Технически я был уже не на службе, когда сообщили об инциденте. Но это же школа Генри, потому я и поехал сразу туда. Хотя никого уже не было, ни учителя, ни скорой. Даже кровь успели отмыть. Там были наши парни, всё зафиксировали, всех опросили и дали команду отправить детей по домам и навести порядок. Я и поехал домой. Я ещё подумал, что это последняя неделя учебных занятий, и Генри могут отпустить насовсем, потому что у меня всего две недели отпуска.

– Они приехали где-то через полчаса после звонка, так быстро. Я даже подготовиться не успела. И учитель, и психолог, и сами Флемминги. Хорошо хоть, есть никто не хотел. И пирог готов не был.

Генри воодушевлённо добавляет:

– А я видел папу! Я видел, как он крадётся к задней двери. Пап, ты ещё так улыбался, будто знал какую-то шутку!

– Я хотел сделать сюрприз. Мне же выплатили и отпускные, и зарплату в один момент. Очень приличная сумма для наших мест! Можно было и отложить, и поехать на отдых. Открываю, значит, дверь, улыбаюсь и думаю, как обрадуется любимая, а там четыре траурных лица и испуганная жена.

– Просто ты не заметил, как они изменились, когда ты пришёл. На их лицах появилась…надежда. Они так боялись за своё будущее. А лучиком надежды был именно ты, Росс.

– Да чем я мог помочь? Меня, конечно, знают все, но я ведь простой патрульный. Ты права, в данной ситуации вся вина – на них самих, на учителе, которая не уследила за конфликтом, на психологе, не увидевшем отклонения у ребёнка заранее, и на родителях, ответственных за преступление их чада. Всё, что мог предложить, это попытаться поговорить с родителями пострадавшей девочки, чтобы не дошло до суда. Учительница виновата в невнимательности, хотя всем и так ясно, что крайне сложно уследить за целым классом. Вот психолог, да, должен понести наказание. Мне в принципе этот Фишер никогда не нравился. Но дело же в его…этой…компетенции. Ну, а Флемминги… Лучше всего, это признать малыша Майка неадекватным и отправить на лечение. Принудительное. Может, тогда их не лишат родительских прав.

Генри в ужасе. Мальчик не мог и подумать, что его поступки до совершеннолетия, такого далёкого и малопонятного, могут сломать жизнь родителям. И хоть Майк ему никогда не нравился, и подобный поступок выходит за рамки восприятия мира и понимания Генри, ему всё равно жаль одноклассника. Он останется без родителей, а они – без сына. Однако другие… Ни их учительница, ни психолог мистер Фишер, никто не хочет сказать, что виноват. Они все заявляются к папе и просят помощи, просто спасаются.

Генри впервые в жизни серьёзно мрачнеет в лице.

– И чем же всё закончилось? – Итан давно не вступал в разговор, но ситуация вдруг кажется ему действительно интересной.

– Не могу вспомнить – бубнит Кэрол.

– Дьявол, как же меня сводит с ума этот гул! – Оливия встревает в бе-седу, запрокидывая голову с закрытыми глазами.

– Чёгрт, я даже согласен, эм, с ней. Лампы меня…н-накаляют! – Джордж вновь начинает расхаживать по помещению. – Может, выключим ненадолго свет?

– Э-э, нет, дружок! Ещё не хватает только в темноте тут торчать. Я потерплю.

– Я ездил к нему, – неожиданно для всех продолжает Росс. – Я ездил к Майку в клинику. Родители девочки отказались уладить конфликт мирно. И я их прекрасно понимал. Это было…мерзко. Ну, что учительница и психолог решили всё замять.

– Ты не говорил! – Кэрол никак не может понять супруга, почему он не рассказал? – Я это точно помню: ты мне не рассказывал, что ездил и к ним, и к мальчику. Ты же тогда сказал Флеммингам, что не можешь помочь!

– Да, но затем…

– Кажется, я догадываюсь, – негромко говорит Итан. – Деньги.

– Да! – срывается Росс. – Да! Деньги! Они заплатили, чтобы я уладил всё! Довольны? – Он поворачивается к жене и добавляет уже спокойнее: – Я не смог сказать тебе. Просто не смог. Знаешь, деньги, что мне выдали в отпуск…хорошие, но…

– Вот тебе пояснение про совесть. Довольна, Китти? – Оливия обращается к Алексе, даже не открывая глаз.

– Хватит меня так называть, Оливия!

Генри непонимающе переводит взгляд с одного родителя на другого. Перепалка остальных его только сбивает.

– Росс, мне кажется, ты совершенно неправильно поступил.

Росс только опускает голову на слова Итана.

– Родители девочки были в отчаянии. Она лежала в реанимации, потеряла много крови. Её отец едва в драку не лез. А я был в замешательстве. Деньги уже взял, а поделать всё равно ничего не мог. И корил себя. Ведь как теперь идти обратно к Флеммингам? Потому я поехал в клинику. – Росс продолжает говорить всё тише и тише. – Кто-нибудь бывал в психушке? Унылое место. В детском отделении…невозможно находиться. Эти дети, мальчики и девочки…некоторых даже не отличишь поначалу от нормальных. Также бегают и играют, смеются и кричат. Так, эм, нормально, по-доброму. А потом вдруг начинают биться в истерике. – Росс вздрагивает. – Кто-то бьётся головой в стену. Кого-то не могут удержать взрослые санитары. Одна малышка расцарапала себе лицо… И очень многие зовут родителей. Ходят потерянные по коридорам, особенно те, кто не сидит на успокоительных. Они все зовут и зовут! – Росс срывается на крик, но сразу же берёт себя в руки. – Малыш Майк…он просто сидел и пялился в стену. Его обкололи препаратами, потому что не могли удержать. Я стоял и долго смотрел на него. А потом он просто сказал одно слово, хотя взгляд был пустой-пустой…

– Что? – едва слышно спрашивает Кэрол.

– …Папа.

Росс опускает голову.

– После этого я решил подать в отставку.

Алекса негромко и осторожно говорит:

– Но, Росс, зачем же ты тогда решился наступить на совесть, если не мог помочь?

– Китти, – нарочито медленно обращается Оливия. – Что-то ты слишком рьяно борешься за мораль. Уверена, есть и у тебя свой скелетик в шкафу. Не лезь к мужику! Ему и так тяжело!

Генри не может справиться с чувствами. Его папа, большой и сильный, надёжный и уверенный, выглядит таким потерянным. Ребёнок перестаёт понимать, что происходит, и просто хочет обнять отца. Но никак не решается. Он только сейчас начинает осознавать значение слова «мораль». И, к своему ужасу, начинает раздумывать, прав его отец, или виноват? А ещё – нужно ли его успокаивать? И самое страшное – достоин ли он сочувствия? По всему выходит, что нет.

И совершенно неожиданно для всех Алекса не психует и не бесится.

– А ведь в чём-то ты права. Хоть и стерва редкостная, но права.

– Джордж, будь добр, сядь и не мешай, – просит Итан писателя, который до сих пор ходит из угла в угол. Тот решает не вступать в конфликт и подчиняется.

Оливия удовлетворённо улыбается, но перебивать не хочет – ей интересно, что же такого поведает девушка.

Росс уже почти справился с собой, а Кэрол очень неуверенно кладёт руку ему на плечо.

– Я спала с ним. Вот так. Призналась. – Не все понимают, о чём она. – Ну, со своим преподавателем. С тем, с Уоллошем. Да, он был в возрасте, но здоровье было в порядке. Ещё на первом курсе он меня просто очаровал. Такой импозантный профессор, умный и воспитанный. А я дура-первокурсница потеряла голову. Ходила на все его лекции, даже других курсов. Не хотела, чтобы это выглядело, как преследование. Слухи глупые ходили, конечно, но к счастью, люди всё списывали на юность и глупость. Ну, бывает такое, что девочки влюбляются в своих преподавателей, да? Проходит, конечно. Только вот… Я пошла до конца. Честно говоря, он до последнего был против этого всего. Всё-таки серьёзный воспитанный человек! Только вот я была очень настойчивая. – Она усмехается каким-то своим мыслям. – Так всё и закрутилось. Ты, Оливия, теперь можешь оценить всю иронию. Он ведь тоже был давно женат, и дети его были старше меня. Да только какая разница, а? Давай, осуди меня! Ну? Правильно. Я тоже в чём-то неправа была, когда говорила о твоей сестре. Просто здесь для меня есть разница. Ты говорила про секс. А я – про любовь!

На этой фразе Оливия заливается смехом, который кажется таким не-естественным здесь, в замкнутом помещении, на безымянном корабле, неизвестно где. Даже слёзы выступают. Росс и Кэрол непонимающе смотрят на неё. Генри продолжает сидеть с мрачным видом, который дико смотрится на детском лице. На него никто не глядит. Все взгляды – на Алексе и Оливии.

– Ты можешь ничего не отвечать. Только знай, мы и правда любили друг друга! Невозможно передать, что я чувствовала, когда он тоже признался мне в любви. Все предыдущие недолгие отношения показались мне тогда настолько несерьёзными… В общем, это продолжалось два года. И мы успешно скрывали. Ни у кого даже мысли не возникало. Знаете, я даже этим горжусь!

– А потом, по закону жанра, ты залетела? – насмешливо перебивает Оливия.

– Он умер.

И Алекса замыкается в себе.

Оливия потрясённо молчит.

Остальные тоже не произносят ни слова. Комнату полностью заполняет гудение ламп. Звук теперь уже беспрепятственно расползается повсюду, стекает сверху вниз по стенам, по всем углам. Опутывает всех и замирает на одной ноте, словно рой мух.

Бз-з-з-з-з.

– Долбаные лампы! – не выдерживает в очередной раз Джордж.

Раздаётся грохот.

Бух!