Серия «Ругенбрамс»

Асфальт закончился, и началась брусчатка. С обеих сторон появились двухэтажные фахверковые дома. Каркас из деревянных балок образовывал чёткий геометрический рисунок, который невозможно было спутать ни с чем: тёмные квадраты и треугольники, заполненные глиной и покрытые белой штукатуркой. Вторые этажи выступали над улицей, образуя неглубокие навесы. Из-за этого любой прохожий, идущий вдоль домов, оказывался в постоянной тени, надёжно укрыт от дождя или палящего солнца.

Из одного такого дома вышел плотный мужчина в кожаном переднике. Над входом темнела старая вывеска: «Мясная лавка». Он приветливо махнул рукой и обратился к Румии, уныло бредущей впереди:

— Новенький?

Она молча кивнула. Мужчина, помедлив ещё секунду и не дождавшись продолжения разговора, неловко вернулся в лавку.

Я почему-то не чувствовал, что попал в какой-то фантастический мир. Всё вокруг выглядело до боли обыденно, если не считать того, что сам город застрял где-то в середине позапрошлого века. И всё же меня не покидало ощущение, что всё происходящее — это искусно выстроенная декорация для фильма. Я внимательно рассматривал каждый угол, каждую деталь, надеясь найти нестыковку. Но ничего. Ни одного признака фальши. Словно кто-то потратил слишком много времени на то, чтобы всё выглядело живым.

На одном из небольших перекрёстков Румия внезапно остановилась.

— Иди дальше. Там будет площадь. На здании напротив ратуши увидишь вывеску: «Трактир». Тебе — туда. А меня ждут дома.

Её сухой тон заставил меня почувствовать неловкость. Почти извиняясь, я пробормотал:

— Я правда не думал, что всё обернётся… так.

Она только молча посмотрела на меня без осуждения. И от этого стало ещё хуже.

Не дожидаясь ни ответов, ни оправданий, Румия быстро свернула в боковую улочку и вскоре исчезла из виду.

***

Всю оставшуюся дорогу я старался отвлечься от мыслей о ней, но внутренний голос не умолкал, тихо укорял меня. Даже история с тем мёртвым писателем не оставила такого чувства вины, как то, что произошло с Румией. Хотя, если быть до конца откровенным, всё произошедшее выглядело скорее как случайность.

Наконец я добрался до площади и замер: в центре возвышался причудливый памятник. На вставшем на дыбы коне сидел мужчина в белом халате, с электронным планшетом в руках и мотоциклетным шлемом на голове.

Даже чемодан скрипнул как-то особенно жалобно перед тем, как остановиться.

— Свен Андерсен! — раздался справа женский голос.

— Кто? — откликнулся я, обернувшись. И увидел её…

Её красота была строгой, с аристократической изысканностью. Высокая, с прямой, благородной осанкой. Кожа светлая, с лёгким холодным оттенком. Глаза серо-голубые, неяркие, но глубокие, как утреннее небо над Копенгагеном. Откуда у меня вообще возникло такое сравнение?

На ней было простое платье из плотного домотканого льна, выгоревшего на солнце до мягкого, приглушённого василькового оттенка. Оно свободно облегало фигуру, подчёркивая её рост и изящество не вырезом или кроем, а тем, как ладно струилось при каждом движении. Я мог бы описывать её бесконечно, с каждой деталью, каждым оттенком голоса, каждым изгибом жеста, но не буду. Не потому, что мне нечего сказать, а потому что в таких описаниях легко утонуть, забыв, о чём шёл рассказ.

— Основатель Ругенбрамса, — сказала она с лёгкой улыбкой.

Сначала я не понял, о чём идёт речь, но медленно, еле-еле всё снова начало соединяться в голове. Ко мне постепенно возвращалась способность мыслить.

— Хелле, — представилась она и протянула свою тонкую, изящную руку. Я машинально пожал её, хотя, по всей видимости, руку следовало поцеловать, потому что Хелле тут же резко отдёрнула ладонь и с упрёком сказала:

— Чудак!

— Извините, — неловко пробормотал я. — Я — Эрик.

— Пусть будет так…

Я пропустил мимо ушей это загадочное замечание, слишком увлечённый созерцанием её внешности. Пауза слишком затянулась. С трудом отвлёкшись от своих наблюдений, я задал, пожалуй, самый неуместный вопрос, на который только был способен:

— А где здесь трактир?

Хелле в ответ неопределённо махнула рукой куда-то назад. В её неясном движении чувствовалась странная смесь равнодушия и чего-то притягательно-загадочного, как будто на моём месте она бы туда, конечно, не пошла, но прямо сказать об этом не могла.

Я лишь простодушно улыбнулся в ответ, проигнорировав все её сигналы. Так поступил бы любой глупый мужчина при виде столь привлекательной девушки.

Раздался резкий взмах крыльев, и совсем рядом на мостовую торжественно приземлился попугай Болтун. Непроизвольно я повернул голову в его сторону.

— Всего полчаса в городе, а уже довёл человека до гибели, — прошипел он злобно.

Я с трудом подавил желание швырнуть в него ботинком. Мне совсем не хотелось, чтобы Хелле услышала такие обвинения в мой адрес при первой же встрече.

— Помолчи, — сказал я, обернувшись. Её нигде не было.

— Где она? — спросил, чувствуя, как нарастает тревога.

— Уже зазнобу потерял? — усмехнулся Болтун, взъерошив перья.

— Да что тебе от меня нужно?

— Я — попугай. Создание глупое. Четыреста грамм ерунды. Мне от тебя ничего не надобно… — протянул он насмешливо, но уже без злобы.

Он замахал крыльями, но взлетел не сразу. Сначала посмотрел на меня странным взглядом, будто украдкой.

— Ты ещё не понял, где очутился, — добавил он тише и гораздо серьёзнее. — Правда ведь?

Прежде чем я успел ответить, попугай уже скрылся. Его силуэт мелькнул на фоне серой крыши. А в воздухе медленно, плавно опустилось одно-единственное пёрышко, упавшее прямо к моим ногам.

Я поднял его. Сунул в карман. Почему-то мне показалось, что это может быть важно. Хотя ощущение важности здесь витало везде. Будто само место ждало, что я обращу внимание, замечу, свяжу разрозненные детали. И это пёрышко — мелочь, но, как и всё здесь, казалось частью чего-то большего, ещё непонятного.

Развернувшись, я увидел двухэтажное здание с вывеской «Трактир». Дом был невысоким, с покатой крышей, покрытой потемневшей от времени черепицей. В небольших окнах с деревянными ставнями висели аккуратные вышитые занавески. Над дверью покачивалась на ветру кованая вывеска с изображением пивной кружки.

Я вошёл внутрь. Просторный зал встречал полумраком: свет от люстры под потолком мягко рассеивался, не доходя до углов. Внутри стояли пять массивных дубовых столов, но все были пусты. Лишь за барной стойкой, в дальнем углу, сидела женщина и задумчиво смотрела в потолок. В её плотной, сильной фигуре было что-то такое, что сразу заставляло относиться с уважением. На ней было простое светло-серое платье до щиколоток, подпоясанное кожаным ремнём, к которому была прикреплена связка ключей, словно негромкое, но недвусмысленное напоминание о том, кто здесь хозяйка.

— Чудак? — спросила она хриплым голосом, выходя из-за стойки и широко раскрывая руки.

Прежде чем я успел что-либо сказать или сделать, меня захватили в самые крепкие объятия из всех, что у меня когда-либо были. В первое мгновение я испугался. Никто и никогда ещё так грубо не нарушал мои личные границы. Кажется, из моих лёгких вышел звук, похожий на писк.

Она отпустила меня и широко улыбнулась:

— Ну здравствуй, чудак! С объятиями ведь намного лучше?

Я не знал, что полагается отвечать в таких случаях, поэтому на всякий случай кивнул, внутренне надеясь, что это больше никогда не повторится.

— Мне нужна комната…

— Сомневаюсь, что тебе нужна комната, — спокойно возразила она.

— В каком смысле? — растерялся я.

— Ты ведь чудак, — пожала она плечами. — А мы сегодня не верим ни единому твоему слову.

— Ах, это… — я раздражённо выдохнул.

Ситуация казалась безвыходной, и я решил спросить напрямик:

— А как мне всё-таки получить комнату?

— Всё просто, — её улыбка стала ещё шире. — Нужно сказать, что тебе не нужна комната.

— Какой бред… — начал было я, но трактирщица взглянула на меня так строго, что я тут же замолк.

— Так и? — переспросила она тоном учительницы, отчитывающей хулигана.

— Мне не нужна комната, — произнёс я вяло.

Если честно, сейчас мне больше всего хотелось снять свою обувь, выпить кофе, принять тёплый душ и расслабиться хотя бы на полчаса после долгого пути, а не пререкаться, доказывая глупость происходящего.

— Я тебе не верю! — радостно воскликнула она. — Тебе она нужна, и у меня есть прекрасная чистая комната на втором этаже.

Она, хитро улыбнувшись, достала кольцо с ключами и слегка позвенела ими у меня почти перед самым носом. Затем, глядя прямо в глаза, добавила шёпотом, почти любовным:

— А хотите что-нибудь выпить?

— Да… — вырвалось, но я тут же одёрнул себя. — То есть, нет. Я бы с удовольствием отказался от чашечки крепкого кофе.

— Я вас поняла! — игриво ответила она и направилась к стойке.

Она налила воду в медный кофейник с длинным носиком, поставила его на небольшую печку, где весело потрескивали дрова. Кофейник несколько раз зашипел, закипев, и вскоре она перелила напиток в жестяную кружку, которую тут же протянула мне.

Я аккуратно отпил его. Это был чертовски хороший кофе.

— Откуда он у вас? — озадаченно спросил я.

— Оттуда, отсюда, — ответила она. — Вообще, у нас здесь многое есть. Пойдёмте, лучше покажу вам комнату.

— Сколько я должен за кофе? И за комнату? — засуетился я.

На мой вопрос она немного странно на меня посмотрела, словно я сказал нечто неудобное или вовсе неприличное, как если бы я заговорил о чём-то, что здесь не принято обсуждать вслух.

— Вы же здесь, — сказала она наконец. — И этого достаточно.

И пошла к лестнице, не дожидаясь, последую ли я за ней.

***

Мы поднялись наверх. Чемодан неохотно тащился за мной, глухо ударяясь о деревянные ступени. Коридор оказался узким, аккуратным, с дверями по обе стороны, простыми, деревянными, каждая с резным номером и кованой ручкой. На стенах висели выцветшие пейзажи в скромных рамах: леса, поля, реки.

— Вы будете в первом номере, — сказала она.

Мы вошли внутрь. Комната была просторной, но простой: шкаф, кровать с металлическим каркасом, стол у окна и одинокий стул. Я подошёл к окну, распахнул его, и в комнату ворвался свежий воздух, подняв клубы пыли.

— Здесь давно никто не останавливался? — спросил я.

— Да нет. Только сегодня съехала молодая девушка. Звали её, кажется, Хелле.

В памяти тут же возникла наша недавняя встреча. И образ девушки стал ещё прекраснее, чем был на самом деле.

Я хотел задать ещё с десяток вопросов, но не решился, вдруг мой интерес покажется слишком настойчивым. Постаравшись сохранить тон лёгкой беседы, всё-таки аккуратно уточнил:

— А куда она съехала?

— Умерла, бедняжка, — ответила трактирщица. — В неё на днях ударила молния.

— Но… — начал было я, но осёкся.

Конечно, это не могло быть правдой. Десять минут назад я разговаривал с ней. Возможно, я просто что-то недопонял. Или это была совсем другая Хелле…

— В общем, добро пожаловать в Ругенбрамс, — вернула она свою прежнюю улыбку. — Туалет на улице. Умывальный таз и кувшин с горячей водой на кухне. Баня работает по пятницам.

Я молча стоял посреди чужой комнаты в незнакомом городе с чемоданом в одной руке и кружкой кофе в другой, как будто так и должно было быть. Но казалось, что вот-вот поднимется незримый занавес, и все жители Ругенбрамса окажутся в зрительном зале, аплодируя моей блистательной актёрской игре.

За это время трактирщица деликатно вышла из комнаты, оставив меня одного.

Впервые с начала этого приключения я вспомнил о телефоне и достал его из бокового кармана штанов. Кнопки не реагировали, экран не загорался. Теперь это была просто бесполезная железка. Я перевернул его в руке, убедился, что батарея не села. Он просто не работал. Никакой связи, ни одного способа связаться с домом. Всё моё прошлое осталось по ту сторону.

Продолжение следует.

Автор: Вадим Березин

Спасибо, что прочитали. Подписывайтесь!

ТГ: https://t.me/vadimberezinwriter

Холодный свет солнца растекался по серому шоссе, выхватывал ржавые крыши машин, отражался в разбитых зеркалах.

Началось утро.

Для жителей Ругенбрамса оно было очередным, обычным.

Для меня же приключения только начинались.

Румия пристально смотрела на меня, бережно прижимая к груди книгу Олафа. Она всё ещё улыбалась, хотя в её взгляде появилась лёгкая горечь. Так бывает, когда… неожиданная догадка осенила меня:

— Олаф был вашим мужем, ведь так?

Её улыбка сразу исчезла. Любой нормальный человек на моём месте посочувствовал бы ей, попытался утешить. Меня же, наоборот, её молчаливость только вывела из себя.

— Знаете, вчера он отрезал себе язык. Прямо у меня на глазах. Опасной бритвой… — мой голос почему-то захрипел.

Она опустила голову и смиренно проговорила:

— Почему вы так жестоки со мной?

От этих слов мне стало неловко. Руки как будто оказались не на своём месте. Я попытался найти им более подходящее положение, но в итоге просто спрятал в карманы.

Мне вспомнилось похожее чувство. Когда-то давно. Я сидел за столом в своём кабинете, и вдруг снаружи раздался грохот. Подбежал к окну и увидел, что на тротуаре лежит мёртвый человек. Его круглые очки разбились, а растрёпанные седые волосы были все в крови. Я узнал в нём писателя, с которым мы разговаривали несколько минут назад. Мне пришлось отклонить его рукопись. По спине пробежал неприятный холодок. Последнее, что он мне сказал, звучало так:

— Вам не кажется, что вы слишком жестоки со мной?

Тогда мне почему-то показалось, что внизу лежу я.

И только умолкнув, я вдруг понял, что всё это время говорил вслух.

— Зачем вы мне всё это рассказываете? — совершенно спокойно ответила Румия.

— Не знаю, — удивлённо пожал я плечами.

— В отличие от вас, у нас нет выбора. Если бы мы только могли покинуть это место…

— А вы ведь и можете, — попытался я ей объяснить, — в книге есть маршрут в мой мир. Возможно, вас там ждёт ваш муж Олаф.

Румия тяжело вздохнула, голос её задрожал, и она едва не заплакала:

— Мой муж давно мёртв! Я видела, как он… как он упал с ратуши. Лежал там, просто сжимая стопку этих листов. Таких же, как вы сейчас передали мне.

Она неуверенно промолчала, потом продолжила шёпотом:

— Но я их сожгла…

— И вот они снова здесь, — ответил я. — Вы должны поверить…

Её глаза широко раскрылись.

— Но нам сегодня нельзя… — она вдруг нервно оборвала свою фразу, осознав всё, что только что произошло, и уже спокойнее закончила: — Вам верить. Я, кажется, всё испортила…

***

Над Румией появилось облако. Небольшое, плотное, оно образовалось точно над её головой, словно кто-то специально подвесил его над этим местом. Воздух вокруг заметно потяжелел. Облако наливалось влагой, темнело, превращаясь в грозовую тучу. Румия подняла глаза вверх и ахнула.

Вдруг поднялся резкий ветер, но только на том клочке земли, где происходила эта странная, почти невозможная сцена. Всё вокруг оставалось по-прежнему недвижимым, как будто сама природа решила сосредоточиться только на ней.

Порывы ветра стали стремительно сжиматься, закручиваться вокруг Румии, образуя спираль. Он обвивался вокруг неё, превращаясь в яростный смерч. Её длинные тёмные волосы резко метались в разные стороны, светлое платье хлестало по коленям, обнажая плотные ноги. С земли сорвался чепец, закрученный вверх потоком воздуха, и исчез в небе.

В немом оцепенении я стоял всего в пяти шагах, буквально на расстоянии вытянутой руки, и здесь было спокойно. Я не мог понять, что лучше: стоять или попытаться убежать. В итоге так и не смог сдвинуться с места.

Туча над Румией стала тяжёлой и тёмной, полностью напитанной влагой. Внутри завихрений начинали пробегать крохотные проблески, будто искры. Пока ещё слабые, но их становилось всё больше.

И вдруг Румия дрогнула. Будто только сейчас она полностью поняла, что происходит. Из последних сил она попыталась вырваться. Её плечи дёрнулись вперёд. Голова почти вылезла наружу, затем руки, туловище — и показалось, что ей достаточно приложить всего лишь небольшое усилие, чтобы окончательно оказаться на свободе. Но… безжалостный вихрь резко втянул её обратно. Она закричала, но весь звук ушёл вовнутрь.

Внутри клокотало. Нет, я не чувствовал своей вины. Мне просто хотелось нарушить правила, вмешаться в странную жизнь Ругенбрамса. Доказать, что я здесь не просто так. В голове созрел план.

Я присел, упёрся пятками в землю, напряг тело до предела и в следующий миг прыгнул вперёд. Моё плечо ударило Румию в бок. Сильным толчком я выбил её из-под нависшей тучи. Всё движение заняло лишь долю секунды, но именно в эту долю сзади ярко вспыхнуло. Раздался гром, и ударила молния.

Мы упали на асфальт. Румия стонала, но была цела. Я обернулся. Тучи уже не было — только чёрное обугленное пятно на асфальте, вокруг которого валялись обожжённые страницы книги Олафа. Только что я кинулся в центр шторма и вытолкнул Румию из лап бог знает чего… А теперь лежу. Жив. И она жива. На мгновение я почувствовал себя супергероем.

— Ну и зачем? — обречённо спросила она.

Этого я не ожидал. Даже простого «спасибо» за спасение мне было бы достаточно, но вместо этого получил только неблагодарность. Я сердито встал и начал молча собирать листы, уцелевшие после удара молнии. Целых осталось мало, и многие были обуглены по краям. Я аккуратно сложил их обратно в чемодан.

— Идите за мной! — твёрдо сказала Румия, успокоившись. — Мне надо попрощаться со всеми.

Она тяжело поднялась и медленно пошла вперёд, слегка прихрамывая. Я потащился с чемоданом за ней. Колёсики всё так же противно скрипели по асфальту. Но звук был как будто совсем другим.

— Чей мир вам кажется более реальным — мой или ваш? — с любопытством спросила она, не оборачиваясь.

Я задумался, но так и не смог найти правильного ответа.

Продолжение следует.

Автор: Вадим Березин

Спасибо, что прочитали. Подписывайтесь!

ТГ: https://t.me/vadimberezinwriter

Когда-то я мечтал стать писателем. Мне казалось, стоит только начать, и мои истории сами разлетятся по миру. Но время медленно слипалось в безвкусную жвачку, одурманивая бесконечными повседневными заботами. Сначала нужны были деньги на еду, вскоре на съёмную квартиру, потом на отпуск хотя бы раз в год. И вот мне уже сорок.

Какие у тебя теперь оправдания, а, дружище? Ни книг, ни славы, ни хотя бы одной собственной строчки, которой смог бы гордиться.

Поэтому мне хватило одной малюсенькой надежды на чудо, чтобы сорваться с места. Я должен был увидеть Ругенбрамс! Что-то внутри подсказывало: вдохновение живёт именно там.

Раздался телефонный звонок. На экране высветился номер начальника.

— Мы решили не закрываться, — сказал он. — И твою должность сохраняем. Возвращайся.

Я застыл в нерешительности, уставившись на телефон.

Хочу ли я вернуться в повседневность, когда впереди меня ждёт приключение?

Пока мозг искал ответ на этот вопрос, пальцы сами нажали кнопку отбоя. Стало гораздо легче.

Где-то уже в другой вселенной мой начальник услышал прерывистое:

бип... бип... бип... бип...

***

Пустая дорога извивалась между скалами и берегом. Над головой тянулось чёрное небо, усыпанное звёздами. Их свет шёл миллионы световых лет, чтобы оказаться здесь, сегодня, надо мной.

Радио неожиданно захрипело. Раздалось шипение, как от старой плёнки, и вдруг спокойный мужской голос чётко произнёс:

— Слушайте. Слушайте. Ибо кто не услышит — тому отрежут уши…

Вслед за этим завыла сирена. Один протяжный звук, застывший на высокой ноте. Он медленно тянулся, не срываясь, будто разрезал тишину. И потом также внезапно всё прекратилось.

Я прищурился, и впереди, сквозь туман, проступили жёлтые огни Ругенбрамса. Нечёткие, будто сонные, они плавали в молоке приближающегося рассвета. Голос из динамика не был похож на Олафа, но, возможно, в городе появился новый глашатай. Без языка довольно сложно разносить вести.

Далеко впереди, посреди дороги, я увидел десятки брошенных машин, стоявших в два ряда. Блестящий кабриолет с огромной наклейкой «Вудсток 69», заржавевший «Запорожец», кем-то бережно накрытый тонким брезентом, матовый внедорожник с половиной бампера. Пикапы, седаны, кроссоверы, минивэны из разных эпох и разных стран замерли здесь. Облупившаяся краска слезала пластами, кузова покрывались пылью и трещинами. Всё вокруг выглядело забытым.

Подъехав поближе, я нажал на тормоз. Дальше было не проехать. Заглушил двигатель, достал свой небольшой багаж и пошёл вперёд, туда, где, казалось, уже исчез привычный мир.

***

Дорога не заканчивалась. Я сам не заметил, как ускорил шаг. Мне казалось, если задержусь хотя бы на минуту, город впереди может исчезнуть.

Маленькое бледное солнце поднималось из-за моря, медленно разгоняя туман. Свет окрасил горизонт в акварельные розовые полосы. Воздух стал прозрачным, почти неземным. Я почувствовал, что будто нахожусь не просто в другом городе, а на другой планете.

За мной, оттягивая руку, катился тяжёлый чемодан на скрипучих колёсиках. Скрип противно разрывал тишину. Мне стало неловко, будто я, даже не переступив черту города, уже нарушил какой-то неписаный закон.

Заныли ноги. Пришлось остановиться и сесть прямо на чемодан. Он жалобно затрещал, а потом тишина стала такой плотной, что шелест собственных мыслей казался ненужным шумом.

В небе возникло чёрное пятно. Маленькое вначале, оно быстро увеличивалось, пока не превратилось в птицу.

Попугай. Серебристо-серый, с округлой головой, выразительным лбом и мощным, чёрным, как антрацит, клювом. Он опустился передо мной с почти военной грацией, повёл ярко-красным хвостом, взглянул пристально и сказал серьёзным, даже угрожающим тоном:

— Извольте узнать, кто вы?

Я чуть вздрогнул, но удивлён не был. Порода Жако. Словарный запас этих птиц мог доходить до тысячи слов, и они вполне могли какое-то время поддерживать почти осмысленный разговор.

— Эрик Нильсен, — представился я и, выдержав паузу, добавил с лёгкой улыбкой: — А вы?

Немного картавя, он гордо произнёс:

— Я сторожевой попугай Болтун.

Потом изучающе посмотрел на меня снизу вверх.

— Вас вправду зовут Болтун? — вежливо уточнил я.

— Вы можете звать меня так, — подтвердил он и царственно кивнул, шагая ко мне вперевалку, будто миниатюрный генерал в сером мундире.

— Что вы забыли в Ругенбрямсе? — продолжил он, будто готовясь приступить к допросу с пристрастием.

На миг мне стало не по себе. Взгляд попугая стал неожиданно пристальным, цепким. Он буквально шёл в наступление. Я чуть подался назад… и хмыкнул. Ситуация была слишком абсурдной, чтобы испугаться всерьёз.

— Вы знаете глашатая Олафа Олафсона, господин Болтун?

Попугай резко отскочил, высоко подпрыгнул, отлетел на пару метров и, вытянув шею, спросил с безопасного расстояния:

— А вам по какой надобности?

— Вопросы задаю здесь я, — сказал я чуть твёрже.

Когда я перестал удивляться тому, что веду осмысленную беседу с попугаем? Неужели здесь это считается нормальным?

— С какой стати?! Какой невоспитанный тип! — возмутился Болтун и, вспыхнув, взлетел на крышу ближайшего автомобиля. Он гневно уставился на меня и продолжил:

— Только пожаловали, а уже держитесь, как будто граф! А я знаю, что на самом деле вы — обычный неудачник!

Удар получился неожиданно точным. Слово "неудачник", сказанное громко, с нажимом, срывающимся картавым голосом, больно резануло. И почему-то отозвалось странной болью в желудке. Неужели какой-то попугай, пусть и говорящий, так легко одержит надо мной верх?

— Я — человек, а ты — всего лишь попугай!

Слишком резко и слишком глупо прозвучало. Не то, что я хотел сказать.

— Да хоть инопланетянин! — надменно заявил Болтун, окинув меня взглядом с вершины капота, как с трибуны парламента. — Не вам говорить существам, кто они.

Я уверенно открыл рот, собрался сказать что-то грозное, угрожающе убедительное… то, что ещё и не придумал вовсе. И именно в эту паузу…

— Болтун! — раздался крик.

Из-за поворота выскочила пожилая чернокожая женщина. Она придерживала подол длинного белого платья, чтобы тот не волочился по земле. Увидев попугая, она замедлилась.

— Устроил тут выступление… — осуждающе проговорила она, подходя к нам. Но глаза её почему-то светились так, будто до этого она наслаждалась каждым произнесённым им словом. Это насторожило меня.

Она повернулась ко мне, сняла розовый чепец, потом слегка присела в реверансе и извиняющимся тоном произнесла:

— Болтун как почувствует, что кто-то новенький прибыл, то сразу спешит поздороваться и наговорить всякого. Вы его не слушайте. Слов у него много, а смысла в них ни на грош.

Попугай стоял с видом оскорблённой невинности и молчал.

— Стоит мне появиться — ни слова не скажет. Уйду — не заткнёшь, — она вздохнула, — в любом случае мы рады вам. Добро пожаловать в Ругенбрамс. Меня зовут Румия. Это удивительный город…

— Я знаю, — улыбнулся я.

Она чуть наклонила голову, сведя брови. А я тут же добавил:

— Затерянный во времени город, из которого нет выхода. Попасть легко, а уйти невозможно. Тут нужно выполнять абсурдные указы, иначе умрёшь.

Румия побледнела и уронила свой чепец прямо в грязь.

— Откуда вы это знаете?

Я поднялся с чемодана, открыл его и достал книгу, которую мне передал глашатай. Стопка листов уже заметно поистрепалась. Я протянул её Румии.

Она взяла её осторожно и раскрыла. Лоб сморщился, губы начали едва заметно двигаться, повторяя написанные строки. Она читала быстро, перескакивая со строки на строку. Болтун внимательно следил за нами, но продолжал стоять в стороне, демонстративно глядя в сторону. Так продолжалось около десяти минут. Потом её дыхание стало прерывистым, как у человека, который пытается не заплакать.

Она подняла на меня встревоженный взгляд и спросила:

— Что это?

— Книга, написанная вашим жителем, Олафом Олафсоном. Он передал её мне вчера. В ней указан способ, как можно выбраться отсюда.

— Этого не может быть! — сказала она резко. — Олаф давно мёртв, уже лет тридцать.

— А я видел его вчера днём, — возразил я. Слишком резко, будто старался зарубить на корню её заведомую ложь.

Попугай вдруг вытянул шею и щёлкнул клювом. Где-то вдалеке проскрипела вывеска на цепях, и я почему-то почувствовал, сейчас будет продолжение.

И оно не заставило себя ждать.

— Напоминаю! — прогремел голос, — по указу уважаемого мэра нашего славного города сегодня вам нужно радушно принять чудака! Но ни в коем случае не верьте ни единому его слову!

Это явно было сказано мне. Я почувствовал это с точностью, которую нельзя объяснить логикой.

Попугай вдруг издал хриплый пронзительный звук с мерзким оттенком злорадства, что-то между кашлем и смехом: «хра-хра». Румия сложила ладони на животе, качнулась назад и вдруг широко, почти по-матерински улыбнулась:

— Ну и чудак же вы!

Я вздрогнул. Всё пошло не так, как я рассчитывал.

***

Каждой истории нужен конфликт. И эта не исключение. Признаю, изначально мои намерения не были благородными. Я хотел внести смуту в этот город, всколыхнуть его до основания, посмотреть, что всплывёт на поверхность.

Но сейчас меня опередили. Мягко. Хитро. Почти дружелюбно.

Я лишь усмехнулся. Хотите, чтобы я стал чудаком? Ладно…

Иногда такая роль и есть лучший способ устроить саботаж изнутри.

Продолжение следует.

Автор: Вадим Березин

Спасибо, что прочитали. Подписывайтесь! Скоро здесь будет продолжение.

ТГ: https://t.me/vadimberezinwriter

Например, старенькая Румия, чернокожая домработница, а по совместительству повариха в доме мэра, каждое утро заглядывала в киоск напротив и покупала там местную газету. Раз в неделю она обязательно брала книгу в местной библиотеке.

А мэр? Высокий дородный господин, которого все звали исключительно «уважаемый Герман Штраус». Каждый день он писал от руки одно распоряжение, а в особенно продуктивные дни даже два, и передавал их местному глашатаю. Никакой волокиты, никакой бюрократии.

Глашатай шагал по мощёным улочкам Ругенбрамса и выкрикивал в открытые окна свежие указания.

— С завтрашнего дня по указу уважаемого мэра нашего славного города запрещён синий цвет! Повторяю — синий цвет запрещён!

Жители тут же начинали выбрасывать синие вещи и перекрашивать стены в более подходящие, «законные» оттенки.

И всё это в то время, когда другие города вовсю разрабатывали квантовые компьютеры и переходили на более скоростную связь. Невероятно!

Если вы до сих пор мне не поверили, то вбейте в навигаторе «Ругенбрамс» и езжайте туда сами на своём новеньком китайском или не очень автомобиле. Но как только сквозь сырой туман вы впервые заметите огни города, ваш двигатель почему-то заглохнет. Запустить его самостоятельно, увы, не получится. Если вы попытаетесь позвонить в автосервис или вызвать эвакуатор, то с ужасом обнаружите, что экран вашего смартфона вдруг стал полностью чёрным. Никакая современная электроника работать в этом городе не будет.

Как говорит наш мэр: «Попав сюда однажды, вы останетесь здесь навеки». Обычно так говорят о местах, в которые так влюбляешься, что не можешь заставить себя уехать. Но не в нашем случае.

Если же, несмотря на все мои предупреждения, вы всё-таки оказались здесь, советую прогуляться по гранитной набережной с прекрасным видом на холодное Северное море. Особенно в осенний пасмурный день одно удовольствие — стоять и наблюдать, как внизу волны разбиваются о скалы. Крупные брызги взлетают так высоко, что почти долетают до ваших рук, небрежно лежащих на металлических перилах.

Несмотря на "естественный прирост населения", в основном за счёт государственных инспекторов, приезжающих каждый год, чтобы выяснить, почему целый город уже несколько сотен лет не платит налоги, количество жителей остаётся примерно на одном уровне. Объяснение этому простое: невероятные с точки зрения здравого смысла несчастные случаи.

Как-то раз, один из налоговых инспекторов оказался особенно упорным. Он твёрдо решил собрать налоги с каждого жителя и только после этого вернуться в столицу. Ни на чьи уговоры не реагировал, местные законы считал абсурдными и соблюдать их не собирался.

К сожалению, в один совершенно обыкновенный день он неудачно поскользнулся, попал головой в забытую кем-то петлю и, вот беда, вздёрнулся почти на самой вершине газового фонаря. Местный полицейский объяснил это внезапным порывом сильного ветра, который намотал верёвку на столб.

Вы, как люди образованные и современные, скорее всего сразу усомнитесь в этой нелепице. Скажете: это обман, больше похоже на то, что жители Ругенбрамса сами повесили бедолагу, преданного своей работе, а служитель закона был с ними в сговоре. Но спешу вас разубедить: всё случилось именно так, как я вам это описал.

Более того, подобные случаи здесь происходили и продолжают происходить повсеместно. Например, несколько лет назад нашего любимого лодочника убил упавший сверху кирпич. На первый взгляд, ничего странного. Но дело в том, что лодочник заплыл довольно далеко от берега, а кирпич на него сбросила пролетающая чайка, которой этот кирпич из воды подкинул проплывавший мимо лещ. Вот такой необычный этот город — Ругенбрамс!

А вас, наверное, интересует, кто я такой и как оказался в этом необычном месте?

Здравствуйте. Меня зовут Эрик Нильсен. И я никогда не ловил рыбу.

В прежней жизни, наполненной сотовыми вышками, вай-фаями и постоянно растущими ценами на бензин, я вставал каждое утро в семь, готовил себе сытный завтрак, запивал его чуть горьковатым кофе, принимал тёплый душ, ехал час в электричке до центра Ольбурга, поднимался на третий этаж небольшого офисного здания, заходил в кабинет и ждал. Ждал, когда раздастся робкий стук в дверь и внутрь войдёт очередной писатель упрашивать напечатать его книгу.

Всё было как всегда и в мой последний день. Пообедав в столовой на первом этаже, я вернулся в уютный кабинет. Там уже сидел пожилой мужчина с взъерошенными длинными волосами. На самом кончике носа у него держались маленькие круглые очки. За стёклами покрасневшие глаза быстро бегали из стороны в сторону, а в руках он сжимал внушительную стопку исписанных листов.

«Надо же, — подумал я, — кто сейчас пишет от руки?»

— Меня зовут Олаф Олафсон, — представился он, будто услышав мой вопрос.

Мне сразу показалось, что имя ненастоящее, но в конце концов — какая разница? Многие предпочитают псевдонимы.

— Что вы принесли? — вежливо спросил я его.

Он на несколько секунд задумался, затем, словно нехотя, протянул бумаги. Я уже было собрался их взять, но в последний момент он выдернул стопку из моих рук и прижал к груди.

— Я — глашатай города Ругенбрамс, — сказал он отчётливо, словно декламируя.

В этот момент я окончательно решил, что передо мной один из тех странных типажей, которые изредка заходят к нам с самыми невероятными идеями. Однако некоторые из таких посетителей, несмотря на очевидную оторванность от реальности, оказываются достаточно талантливыми, чтобы заинтересовать широкую аудиторию.

Мне показалось, что он из их числа.

— Это моя исповедь, — отчаянно щурясь, продолжил он. — Я писал её по ночам при свете свечей, чтобы никто не заметил. Всё, что здесь написано — чистая правда.

Он положил рукопись на стол и на прощание провёл по ней рукой. Я перевернул первую страницу и прочитал вслух:

«Слушайте! Слушайте! Ибо, кто не услышит, тому отрежут уши.

Смотрите! Смотрите! Ибо, кто не увидит, тому выдернут глаза.

Молчите! Молчите! Ибо, кто скажет хоть слово, тому оторвут язык».

Олаф мечтательно посмотрел в потолок и кивнул, добавив:

— Как видите, я не смог промолчать…

Всё, что произошло дальше, заняло несколько секунд. Он достал из внутреннего кармана пиджака опасную бритву, схватился за кончик своего языка и неловкими движениями начал его резать почти у самого корня.

От испуга я свалился под стол. Попытался найти, чем защититься, но вокруг валялись только старые обёртки от леденцов с тех времён, когда я бросал курить. Ладони вспотели, сердце билось быстро и тяжело. Инстинктивно я зажал рот руками.

Послышались шаги, затем хлопнула дверь.

«Неужели всё?» — промелькнуло в голове. И тут же я понял, насколько двусмысленно это прозвучало.

Осторожно выглянув из-за стола, я понял, что он действительно ушёл. Страх отступил, но тут же началась тупая боль в голове.

На столе осталась его рукопись. Верхние листы были испачканы кровью.

***

Сам того не замечая, я бормотал написанные им слова, бегая глазами по тексту:

«Колебание серой простыни неба вызвало у глашатая Олафа желание выглянуть в окно. Сегодня был отдан указ: всем стоять на одной ноге. На небольшой улочке, где рядом с двумя гнедыми стояла повозка, застыл кучер, опершись локтем о стену дома. Левую ногу в кирзовом сапоге он придерживал рукой на весу. Мужчина заметил Олафа и бросил в его сторону сердитый взгляд. Почему они его так ненавидят? Ведь он лишь оглашает приказы, не придумывает их.

Наконец кучер не выдержал, плюнул и встал на обе ноги. Тут-то всё и началось. Камни мостовой начали разъезжаться. Земля затряслась. Глашатый случайно заметил, как металлический штифт, державший петлю его оконной створки, сорвался, ударился о стену и отлетел прямо в рот кучера именно в тот миг, когда он попытался закричать. Мужчина начал задыхаться. Лицо покраснело, потом посинело, и он свалился прямо под копыта лошади. Она взвилась от испуга и ударила его по голове.

Тогда Олаф и понял, что указы уважаемого мэра Германа Штрауса не были самодурством, а существовали лишь с одной целью: уберечь жителей от смерти».

Это был причудливый роман, рассказывающий о том, как ругенбрамцы пытаются выжить в городке, который напрочь отрезан от внешнего мира и существует по своим очень странным законам.

Вроде бы ничего необычного, но, пока мой язык не проговорил каждую записанную фразу, мне было не остановиться.

Ради смеха решил поискать в интернете название. Я сильно удивился, увидев, что в нашей стране действительно существует такой город. А когда обнаружил, что никто в нём не платит налоги уже более двухсот лет, а все приезжие бесследно исчезают, то моё удивление только усилилось.

Как я уже писал, это был мой последний день в издательстве. И последний день самого издательства. Печатные книги исчезали с прилавков, а книжные магазины растворялись в эпохе цифрового поглощения. Казалось, совсем скоро исчезнет и сам человек.

Что мне ещё оставалось делать? Безработному редактору с амбициями писателя. Только создать свою книгу, отрицающую такую современность. И Ругенбрамс казался подходящим для этого местом.

Как же мне хотелось, чтобы всё это оказалось правдой: и старенькая Румия, и уважаемый мэр Герман Штраус со своими странными указами, и сам глашатай Олаф.

«Неужели такое действительно могло быть реальностью?» — думал я тогда.

Я собрал старый кожаный чемодан, затолкал его в багажник своего красного "Фиата 500" две тысячи двенадцатого года выпуска и поехал. Душа жаждала приключений, разум хотел поверить в невозможное. Не подумайте, что я сошёл с ума. Напротив, я хорошо понимал, что делал. В своём романе Олаф Олафсон подробно описал, как покинул город.

Как только я отъехал несколько километров от города, раздался телефонный звонок. Звонил бывший начальник:

— Мы решили не закрываться. И твою должность сохраняем. Возвращайся скорее.

Я не мог поверить в происходящее.

Как же моя книга?

Как же Ругенбрамс?

Продолжение следует.

Автор: Вадим Березин

Спасибо, что прочитали. Подписывайтесь! Скоро здесь будет продолжение.

ТГ: https://t.me/vadimberezinwriter