https://vk.com/@-169478206-101-vyzov-pozharnye-istorii-57i

Наверное, мама не очень-то и любила папу. А он её. По крайней мере, я и все мои братья и сёстры, а вместе нас четырнадцать, никогда его не видели. Я из большого помёта, родители не раз бывали на охоте. Они у меня немецкие аристократы — курцхаары, с хорошей родословной и множеством медалей со всевозможных выставок.

Мама не любила говорить о папе. Как-то раз она обмолвилась, что тот был злым и не раз кусал её, но в целом старалась поддерживать в нас хорошее мнение о втором родителе. Ни о чём не жалею, говорила она, чтобы мы не сомневались в её любви.

Думаю, отец всё же был первоклассным псом. От него мне и остальным достался отменный нюх, гладкая шерсть и немалый интеллект. Хотя, кто знает, может, всё это заслуга мамы — она тоже у нас красавица и умница. Без лишней скромности признаюсь: уже в юном возрасте я хорошо улавливаю речь этих двулапых, хотя и не понимаю пока, что значат их странные звуки по-отдельности. Мама говорила, что мы — охотничья порода, но я не знаю, что это. Наверное, что-то большое и вкусное. И интересное.

Жизнь моя такая, что не на что жаловаться. Целый день бегаю, прыгаю и дерусь с братьями и сёстрами — дерусь, конечно, не по-настоящему, так, играемся. И я всегда выигрываю! Кажется, остальные меня немного опасаются...

А есть ещё эти двое, которые как-то умудряются ходить на двух лапах, несколько раз в день дают вкусную еду и иногда даже играют с нами. Мне они нравятся. Да и вообще, всё здорово: поесть, побегать, всех победить и облизать, даже этих странных двулапых.

Вчера, кстати, пришли два таких больших, а с ними ещё один, помельче, но для меня всё равно крупный. Пахло от него совсем по-другому. Мне он не очень понравился, поэтому я старался держаться подальше. Мелкий двулапый гладил всех нас, а потом забрал одну из моих сестер.

Я было расстроился и начал скучать по ней, но мама сказала, что всех нас заберут другие двулапые, только не сразу. Потому что у каждого должен быть свой, отдельный двулапый, вот! Сказала, что мы вырастем и станем такие же большие и сильные, как папа, и обязательно пойдем охотиться вместе с двулапыми, и это будет куда интереснее того, чем мы занимаемся сейчас. Мне ужасно хочется стать большим, раз это так интересно!

Мама бывает злой и громко ругается, если кто-то пытается убежать за дверь. Туда пока хода нет, но мне от этого только больше любопытно. Почему нельзя? Что там такое скрывается? Много опасностей, наверное, но мне всё равно хочется посмотреть на все эти опасности. Наверное, там много еды…

В норе у двулапых живёт кто-то, похожий на нас, такой же лохматый. Правда, ростом он втрое меньше мамы, но больше любого из нас. Он ловкий и хорошо прыгает, залезает туда, куда не может даже мама. Лохматый, кажется, не очень-то нас любит: когда мы подбегаем к нему и начинаем с ним играть, он взъерошивает шерсть и шипит на нас. Морда у него злая, и я его боюсь. Несколько раз получал от него лапой по носу; знаете, приятного мало.

На маму Лохматый внимания особо не обращает, да и она на него тоже. Она сказала, что Лохматый — карликовая рысь, которую двулапые почему-то называют кошкой, но я всё равно не знаю, кто такие рысь и кошка.

Маму двулапые называют Найда, папу звали Дик, а Лохматого они зовут по-разному: то «Кис—Кис», то «Барсик». Лохматый ленивый и постоянно спит на подоконнике, смотрит в большой экран, который то светится, то темнеет (тогда пора спать).

У меня с братьями и сёстрами имен пока нет. Мама говорит, что однажды придет двулапый и даст мне имя. Вот бы поскорее! Но лучше пусть имя будет одно, а не как у Лохматого.

Один из братьев пытается меня то и дело перебороть. Он раньше всех появился на свет и хочет показать своё превосходство, но я не обижаюсь на него и думаю, что всё же я самый сильный и главный. После мамы, конечно.

Ладно, мама зовет спать, надо бежать, пока всё молоко не выпили.

***

Это утро я запомнил навсегда.

Сначала всё было как обычно: мы проснулись, начали гоняться друг за другом, драться понарошку. Потом в дверь позвонили, и наша мама залаяла. В комнату зашел огромный двулапый, присел и начал всех гладить.

Мне он почему-то сразу понравился. Я единственный взял зубами его палец и замер, смотря в его лицо. Оно мне улыбалось. Пахло по-новому, но приятно. Двулапый взял меня на руки и потрепал за ухом; когда же я начал с ним играть, он ответил тем же. Потом вынес меня в коридор и, поговорив на своем странном двулапом языке с местными двулапыми, вынес меня за дверь — ту самую, за которую было нельзя.

Ничего себе! Как много новых запахов! Новый двулапый куда-то нёс меня, мамы рядом не было, и мне было немного страшно. Двулапый посадил меня рядом с собой в какую-то коробку, и всё вокруг стало странно двигаться — так быстро, что даже быстроногая мама не смогла бы нас догнать.

Грустно. Хочу обратно домой. Заскулил, даже думал выпрыгнуть из этой коробки и побежать обратно, к маме и братьям с сёстрами, но двулапый погладил меня и сказал что-то непонятное, но я понял. Он сказал, чтобы я не ничего не боялся.

Я успокоился.

Коробка наконец перестала двигаться, и двулапый перенёс меня в новое место, где я никогда раньше не был: всё по-другому, совсем иная нора. И никого, кроме меня и этого громадного двулапого. Он постелил мне покрывало, чтобы я мог на нём спать. И я послушно лёг на него.

***

Место мне сначала не понравилось: тосковал по маме, было скучно, бегать и играть можно было только с этим двулапым. Он многое мне разрешает, но мне по-прежнему нельзя выходить за дверь.

Назвали меня «Тор». Доброе имя, откликаюсь на него. А двулапый, который теперь мой хозяин, откликается на имя «Артём». Кажется, он меня любит — как и я его.

Когда мой двулапый хозяин ложиться спать, я сплю чутко и охраняю его сон. У него плохой нюх, и слышит он хуже меня. Такой большой и такой беспомощный! Но теперь у него есть я, и со мной его никто не сможет обидеть.

Сначала хозяин почти всегда был дома. Это было хорошо, но вообще эти двулапые очень странные: ходят на задних лапах, пьют что-то, что пахнет очень плохо, и глотают вонючий дым. Зато еда у них намного вкуснее чем у нас. Я понимаю это по вкусному запаху, хотя Артём и не даёт мне пробовать.

Я иногда вспоминаю маму и всю мою семью, но уже не так часто, как раньше. Я вырос и привык к своему двулапому.

Но однажды он забрал меня, и мы вновь куда-то поехали в огромной железной коробке. Приехали и пошли в огромный дом, где было много других здоровенных двулапых. Все они, как только видели меня, сразу начинали гладить и играться. Сперва я побаивался, но потом привык и понял, что не обидят.

Именно там я впервые понял, что такое погулять на улице, понюхать каждую травинку и кустик, порезвиться и покататься по земле. Я хожу гулять не так часто, как мне бы хотелось, только утром и вечером. Теперь я понимаю, почему Лохматый так часто смотрел в огромный экран: он тоже хотел гулять, когда вздумается, но его не пускали.

Мы приезжали в это место каждые сутки через трое, хозяин оставлял меня внизу, где двулапые меняют свою шкуру по утрам. Я просился наверх, к хозяину, чтобы бегать и охранять его, но он брал меня с собой лишь по вечерам.

Я злился, очень злился, специально метил там везде и гадил посреди прохода, чтобы показать ненависть к этому месту и этим двулапым. Думал, они начнут считаться со мной, но всякий раз хозяин приходил и убирал то, что я натворил.

Он не ругался, нет; но был расстроен. Тогда я перестал проказничать, но в моменты ярости и одиночества всё же грыз ботинки двулапых. И, знаете, они наконец-то начали считаться с моим присутствием! Стали поднимать обувь наверх, на шкафчики со шкурами.

Не сразу, но я смирился с тем, что весь день приходится сидеть в месте, которое двулапые называли раздевалкой. Конечно, Артём гулял со мной, кормил меня, а вечером, когда ложился спать, брал меня с собой, так что я спал с ним на кровати в небольшой норке с остальными двулапыми.

Сначала меня пугал жуткий, тревожный звук, который внезапно вырывался откуда-то и растекался по всему помещению. Этот звук напоминал громкий вой. Его боялись даже двулапые: будь то утро, день, вечер или поздняя ночь, они срывались со своих мест и куда-то всей стаей убегали.

Бывало, что возвращались быстро, но иногда их не было очень долго. Пахло от них потом дымом и потом, а сами они были чумазые настолько, что я не мог бы узнать своего хозяина, не будь мой нос таким совершенным.

Вообще здешние двулапые весьма странные, часто очень громко лают, вот так: ахахахахахаха, ахахахахахахаха. Часто шумно играются друг с другом, хватают друг друга, а потом опять лают: ахаха, ха-ха-ха-ха ха-ха-ха-ха. Не знаю, что значат эти звуки.

А ещё они много спят. Я бы так не смог. В любое время, ночью и днём, а во сне громко рычат — наверное, дерутся с кем-то. Но пусть они рычат, лают и ведут себя странно, зато крепко дружат и готовы любого чужака разорвать, если кого из стаи обидят.

Они часто обнимаются, но не лижутся почему-то — наверное, у них так не принято. Теперь это и моя стая, так что я пытаюсь научить их лизать друг друга — сам облизываю их руки и лица и пытаюсь дать понять взглядом, что и меня можно полизать. Пока меня не понимают.

По утрам стая двулапых становится вдвое больше. Тогда они громко рычат друг на друга, иногда, когда кажется, что дело идет к драке, одни заставляют возить мокрыми тряпками по полу других.

Наверное, это показывает превосходство. Получается, стая моего хозяина сильнее, чем та, что находится в этом месте утром, когда мы приезжаем… Правда, на следующий день, приходит другая стая, видимо, сильнее чем наша, потому что теперь Артём и его стая мочат и трут пол.

Я хорошо изучил это место. Нашёл, например, четыре огромные коробки на колесах вроде той, на которой меня возит хозяин, но сильно больше. Они громкие, могут издавать жуткий вой, а внутри них спрятаны странные приспособления. Двулапые садятся в эти коробки и исчезают.

Однажды я решил найти Артёма и удрал из раздевалки наверх. Я бежал по следу хозяина и нечаянно врезался в одного из двулапых. Он наклонился ко мне и погладил по голове, потрепал за ушами. Было приятно.

Он был не таким улыбчивым и игривым как другие в нашей стае. Держался он всегда отдельно и другие двулапые его явно побаивались. Наверное, это был их вожак. Я давно заметил, когда он находится с нашей стаей все постоянно что-то делают, но стоит ему исчезнуть как все тут же разбредаются по норам и ложатся. Думаю, что так они его ждут.

Иногда Артём берёт меня, и мы вместе со всей стаей едем в коробках на колёсах туда, где много деревьев и запахов. Они называют это лесом. Там двулапые из тряпок сооружают себе норы и несколько дней живут в них. Все они пьют плохо пахнущую воду, много лают друг на друга и вообще занимаются непонятными делами.

Например, зажигают огонь прямо на земле и зачем-то греют на нём мясо, которое и без того вкусно пахнет. Или долго стоят с длинными палками возле воды, а потом вдруг на эти палки из воды выпрыгивает рыба, которую очищают от шелухи, кладут в большую миску и зачем-то греют на огне.

Однажды мы с двумя членами стаи Артёма поехали в лес. Двулапые начали громко хлопать из каких-то железных палок. Я сначала боялся, очень боялся, так болели уши! Но потом оказалось, что это они всё для меня делают, ведь после хлопка мне можно бегать, плавать и приносить им мёртвых или раненых птиц.

Это занятие мне почему-то сразу очень понравилось, как будто я всю жизнь только этим и занимался. Весело, как игры с братьями и сёстрами в детстве, а потом ещё и хозяин хвалит.

Это-то двулапые и называют охотой, и мама была права: наша порода — превосходные охотники. Ну, я точно такой. Если бы мог, остался бы жить здесь в лесу и целыми днями охотился со стаей Артёма, но ему приходится заниматься и другими делами, так что мы всегда возвращаемся.

Зачем возвращаться?

Не сразу, но я понял.

Оказывается, Артём со своей стаей заливают водой горячий огонь, который, бывает, охватывает жилища других двулапых — наверное, потому что они зачем-то греют на огне мясо, как будто нельзя съесть его сырым.

Артём спасает тех, кто не смог вовремя покинуть нору, когда пришёл огонь. Надеюсь, когда-нибудь хозяин возьмет меня с собой, ведь стая должна держаться вместе, и я буду им помогать.

Ведь теперь я не столько охотничья, сколько пожарная собака.

© Кирилл Павлухин