В один из осенних дней 1742 г. в маленьком подмосковном храме Знамения в селе Перово (а по другой версии - в московской церкви Воскресения в Барашах) дочь Петра Великого, императрица и самодержица Всероссийская Елизавета тайно обвенчалась с казацким сыном-хохлом, бывшим певчим Алексеем Розумом, а ныне - графом Алексеем Григорьевичем Разумовским. Венчание было совершено при свидетелях, «молодым» были вручены документы, свидетельствовавшие о заключении брака. Спустя несколько дней после венчания императрица пожаловала Разумовского званием генерал-фельдмаршала и переехала с ним в Санкт-Петербург, где муж императрицы поселился в специально построенном для него дворце, известного под именем Аничкова.

Елизавета Петровна

Даже мы, имея в своем распоряжении давно рассекреченные государственные архивы XVIII столетия, не можем сказать ничего определенного о этом браке, ни о "плодах" этого союза, то что должны были думать современники? Ведь слухи о детях Елизаветы и Разумовского с конца 1760-х гг. ходили по всей России.

Алексей Григорьевич Разумовский

Самой романтичной легендой стала судьба княжны Таракановой - дочери Елизаветы и Разумовского. Под данным именем в истории известны две персоны: одна действительная, другая самозванка.

Первая, по имени Августа ( так, Елизавета, видимо, хотела показать царственное происхождение дочери) была рожденна императрицей предположительно в 1744 году. Вначале воспитывалась она в семье родственников Разумовских, богатых украинских помещиков Дараганов (не отсюда ли происходит имя Тараканова?), затем – за границей. Не пересеклись ли в начале 1770-х годов пути двадцатишестилетней Августы и некоей обаятельной иностранки: ведь в ту пору они пребывали почти в одних краях? Не поделилась ли Августа со своей собеседницей семейной тайной?.. И не решил ли этот разговор появление "принцессы Елизаветы"? 

"Принцесса Елизавета"

Теперь на сцену выходит другая женщина, красивая и умная авантюристка, чье происхождение до сих пор остается загадкой …В октябре 1772 года в Париже объявилась молодая очаровательная женщина. Она много путешествовала. Фамилию дама часто меняла: представлялась госпожой Франк, Шель, Тремуй, султаншей Али Эметти, принцессой Волдомирской ( о том, что такого княжества нет, она, видимо, не догадывалась), принцессой Азовской, Бетти из Оберштейна, графиней Пиннебергской или Зелинской и, наконец, Елизаветой, княжной всероссийской…

Под именем Али Эметти она остановилась в роскошной гостинице на острове Сен-Луи и жила на широкую ногу, о чем скоро узнал весь Париж. Ее окружала многочисленная прислуга. Рядом с ней всегда находился барон Эмбс, которого она выдавала за своего родственника. На самом деле это был Вантурс, купеческий сын, сбежавший из Гента от жены и кредиторов. От княжны он получил более звучную фамилию. Второй ее компаньон, барон де Шенк, комендант и управляющий, был незаменимым помощником в ее авантюрах.

Трудно сказать что-то определенное о ее возрасте. Сама она говорила в 1775, что ей 23 года, следовательно, родилась она в 1752. Однако согласно другому документу она была на семь лет старше. Все выдающиеся и образованные люди говорили, что она «большого ума и богатых способностей», много знает, излагает свои мысли логично, с удивительным пониманием дела. Али Эметти, княжна Волдомирская и Азовская обладала не только превосходнейшими манерами, искусством приобретать и увлекать знакомых, она очаровывала всесторонним знанием общества и артистическими способностями: играла на арфе, чертила, рисовала и прекрасно разбиралась в архитектуре. Дама была впечатлительной, порывистой, увлекающейся натурой, прекрасно разбиралась в людях, без колебаний все ставила на карту, уверенностью, изящными манерами вводя в заблуждение даже самых подозрительных. 

В Париже компания стала жить на широкую ногу. Среди гостей, особенно часто наведывавшихся к княжне, был польский ( без поляков в делах с самозванцами никуда) дворянин великий гетман литовский граф Михаил Огинский. Отношения между княжной и Огинским принимали все более романический характер. Али Эметти благосклонно принимала его ухаживания. Правда, у поляка не было денег, поэтому она выпросила у Огинского диплом на звание капитана литовских войск для сбежавшего из Гента Вантурса. Был у княжны и другой верный поклонник — придворный маршал князя Лимбург-Штирумского граф де Рошфор-Валькур. Граф признался княжне в любви, и та, похоже, не осталась равнодушна к его чувству.

Князь Михаил Казимир Огинский, посол Польши в Париже 

Потратив кучу денег, набрав кредитов у всех кого только можно, дружная компания спешно отбыла в Германию.

В Германии князь Лимбург-Штирумский (владетель — как и большинство немецких мелкопоместных дворян — крохотного участка земли и предводителю войска из дюжины солдат) тут же влюбился в прекрасную Али Эметти. Он расплатился с ее кредиторами деньгами и орденами, а принцессу вывез в замок Неусес во Франконии. 

Али Эметти, приняв европейское имя Элеонора, стала жить в Неусесе в роскоши. Она пообещала князю, что его финансовые трудности позади, ее персидский дядюшка обо всем позаботится. Элеонора с видимым усердием принялась за дело, надеясь склонить князя уступить ей графство Оберштейн. Она решила привести потерявшего голову влюбленного к алтарю. Чтобы ускорить процесс, сочинила сказку о необходимости возвращения в Персию, куда ее опекун будто бы вызывал для того, чтобы выдать замуж. На дорогу денег должен был добыть министр курфюста тревирского Евстафий фон Горнштейн. Она обещала прислать значительную сумму для покрытия своих долгов и поддержания Штирума. Эффект превзошел все ожидания. Лимбург сделал ей предложение, готов был даже отречься от престола в пользу младшего брата и отправиться с ней в далекие страны, в Персию, куда угодно.

И только фон Горнштейн, хотя и был очарован принцессой, потребовал документы о ее происхождении. Это был сильный удар для авантюристки. Она заявила, что остается в Европе, так как получила от опекуна позволение на брак с Лимбургом. Горнштейн поверил ей. А документы о ее происхождении она обязалась предоставить позже. Она владетельница Азова, находящегося под верховным управлением Российской империи. Через несколько дней мир узнал из газет, что, как наследница дома Волдомира, она может без помех войти во владение отцовским имуществом, которое секвестировано в 1740 году на двадцать лет.

Желая подразнить любовника, она объявила, что освобождает Лимбурга от всех обязательств до окончания русско-турецкой войны, после которой в Петербурге признают ее права на княжество Волдомир. Она решила отдать ему свое поместье в управление и даже предложила вексель на значительную сумму, написанный на воображаемого банкира.

Элеонора объявила себя беременной. По всей вероятности, это было очередным вымыслом, чтобы связать себя с любовником более прочными узами. Она пыталась вызвать ревность Лимбурга оживленной перепиской с Огинским. Наконец, улучив момент, принцесса призналась ему, что на самом деле она — дочь русской императрицы Елизаветы Петровны! И что ее, мол, сослали в Сибирь, потом похитили и увезли ко двору персидского шаха, после чего она наконец попала в Европу...

Появление сенсационных слухов о великой русской княжне относится к декабрю 1773. Князь Лимбург-Штирумский, судя по всему, ни на миг не усомнился в искренности ее слов. Он даже поклялся, что впредь будет покровительствовать внучке Петра Великого везде и во всем, ибо, по его мнению, только она по праву достойна короны Российской империи.

Между тем князь Лимбургский не заметил, как в окружении княжны появился поляк по фамилии Доманский. Он был молод, хорош собой, обладал живым умом и отличался завидной храбростью, причем не только на словах, как многие, а и на деле. Ему не терпелось сразиться за независимость Польши. Доманский, питавший слабость к красивым женщинам, влюбился в княжну без памяти. Ради нее он бросился в омут сумасшедшей политической авантюры. Но после того как в жизни княжны появился Доманский, ее поведение резко изменилось. До сих пор она вела себя как авантюристка. Теперь же она и вправду возомнила себя претенденткой на престол. Такая перемена произошла с ней не случайно. Княжна участвовала во всех сборищах польских эмигрантов. Польские эмигранты хорошо понимали: единственное, что могло спасти Польшу, — это отстранение Екатерины от власти. 

Екатерина II

Элеонора сообщила князю Лимбургу, что намерена покинуть Германию, потому что ее ожидают в Венеции. Она была с ним нежна, но во всем, что касалось ее амбиций, держалась твердо и решительно. Как-то она показала ему письмо, полученное якобы от сподвижницы Карла Станислава Радзивилла, где было написано, что Людовик XV одобряет ее намерение отправиться в Константинополь и заявить о своих правах на российский престол. Князь Лимбург поклялся, что будет любить «Элеонору» до конца своих дней, и, снарядив для нее величественный кортеж — на что ушли немалые деньги, — проводил ее до Де-Пона. Больше того, он даже признал за нею право, в случае своей безвременной кончины, взять титул княжны Лимбург-Штирумской и закрепил это на бумаге. Так что княжна, прибыв 13 мая 1774 в Венецию, уже представлялась как графиня Пиннебергская — так называлось одно из поместий князя Лимбурга.

Версаль почти признал новоявленную дочь Елизаветы. Еще бы — ведь Огинский был там своим человеком. Он сумел пробудить во французском монархе сочувствие к судьбе Польши. Кроме того, королевские дипломаты ошибочно полагали, будто власть Екатерины II была непрочной. 

Никто из европейских аристократов ни на миг не сомневался в справедливости притязаний Али Эметти — они искренне верили, что недалек тот день, когда княжна, несчастная жертва политических интриг, заменит нечестивую Екатерину на российском престоле. А княжна подолгу рассуждала о некоем всеевропейском союзе, дипломатическом паритете и насущно необходимых реформах. Судя по всему, она довольно хорошо знала жизнь русского народа и неплохо разбиралась «во всем, что имело касательство к Востоку». Княжна показывала Радзивиллу бумаги — духовное завещание Петра I, акт последней воли своей матери, по которому она являлась законной наследницей престола, письма. Поляк не удивился и признанию княжны, что Емельян Пугачев — как раз в это время он опустошал российские губернии — ее родной брат.

Князь Карл Станислав Радзивилл 

Поляки, ненавидевшие Екатерину и Россию, возлагали большие надежды на помощь Турции. Но эти надежды развеялись после подписания русско-турецкого мирного договора. В сложившейся политической ситуации авторитет княжны стал заметно падать. Однажды ночью у ворот ее виллы нашли раненого человека — в него стрелял из ружья телохранитель княжны. Раненым оказался не кто иной, как Доманский. В Рагузе остались недовольны случившимся. Вслед за тем поползли слухи, будто княжна — самая настоящая авантюристка. Радзивилл и его ближайшие сподвижники демонстративно покинули Рагузу и вернулись в Венецию. И самозванке пришлось жить только на собственные средства и те, что перепали ей от Доманского. Однако такой неожиданный поворот в ее судьбе не смутил ее, и она вовсе не собиралась отступать.

Но, пока "принцесса Елизавета" лелеяла свои мечты о власти, российская самодержица начала действовать...