Если очень рано, на самом рассвете выйти на берег, то можно поймать то состояние зыбкого счастливого одиночества, когда кажется, будто все вокруг - подарок для тебя одного.

Две далекие лодки с высокими загнутыми носами, покачивающиеся на волнах, точно смытые прибоем туфли восточного чародея.

Зеркальный песок, какой-то стеклянной, буквально ледяной твердости: кажется, оттолкнешься - и покатишься на одной босой ноге. Он не желтый и не белый, а голубовато-серый, и облачное небо отражается в нем всполохами, как северное сияние.

Прибоем вынесло мусор, больше всего - потерянных сланцев. Среди них бегают крабы, шуршат, возятся, недовольно шевелят усами, как будто никак не найдут свой размер.

По дороге вдоль пляжа идет монах в оранжевом одеянии. По пляжу параллельно ему бежит рыжая собака крайне самоуглубленного вида. Монах скрывается за поворотом, собака садится на песок и смотрит на воду долгим отрешенным взором. Я уже начинаю подозревать, что она медитирует, когда из ближайшего кафе выползает смуглая босоногая тетушка с миской в руках, и псина живо срывается к ней, забыв о спасении души.

Крупная дама в черном шелковом халатике, расписанном алыми цветами, стоит на пляже в шесть утра. Дама курит, выпускает дым резко, будто выплевывает дымные облачка, и так же решительно говорит в трубку:
- Ларочка! нахер здоровый образ жизни! Живот украшает женщину, Ларочка!

Океанская волна раз за разом омывает ноги теплой пенкой с парного молока. Хочется наклониться, подобрать ее в горсть и облизать ладонь.

Нашла дохлого краба изумительной красоты: сине-зеленого, как бабочка. Долго ходила вокруг него кругами, мучилась. Взять? С ума сошла, зачем тебе, он же дохлый. Но ведь прекрасный же, переливчатый, точно павлинье перо. Но ведь дохлый! Живые вокруг бегают, лови не хочу, но они серые и желтые, скучные. А этот красивый...
Хочется глубокомысленно заметить, что как ни найдешь красоту удивительную, так непременно какая-нибудь дохлятина внутри, но ведь неправда же.

А маленькие стремительные крабики - как одуванчиковый пух или перекати-поле: кажется, будто не сами бегут по песку, а ветер несет их, подбрасывая на белых сыпучих пригорках.

На лежаках сидят двое бородатых мужчин.
- Да ты попробуй, - настойчиво предлагает один другому кокос, из которого торчит красненькая коктейльная трубочка.
- Сеня, зачем я буду пробовать, если знаю, что мне не понравится? - возражает второй.
- Нет, ты попробуй!
- Да мне не понравится!
- Ну попробуй!
- Да не хочу!
- Ну хоть глоток!
Второй, сдаваясь:
- Только ради тебя, Сеня!
Льнет к трубочке. Первый взволнованно ждет. Наконец, не выдержав, спрашивает:
- Ну чо?
Второй, пожимая плечами, пренебрежительно:
- Чо-чо! На пиво не похоже.

Девочка лет семи из рода комариков, с выпирающими лопатками, в которых, кажется, прячутся под кожей прозрачные скомканные крылышки, находит на берегу длинную заостренную ракушку, бело-розовую, скрученную по всей длине.
- Мам, это рог единорога!
- Ну какие же единороги в море...
- Маленькие!
- Единороги в лесу, - рассеянно говорит мама, погружая пальцы в теплый сухой песок.
- Нет, их из леса выгнали! Они в море все ушли.
Мама молчит. Девочка сжимает ракушку в кулачке и все время, что я ее вижу потом, бегает по берегу со сжатым кулачком.

Из-за горы поднимается солнце. Вдалеке сверкают брызги - это мчится наперегонки с дельфинам стая маленьких белоснежных единорогов и взбивает копытами зеленую воду.