Местом обитания на время командировки стал военный интернат. Там я сразу же для себя отметил 2 плюса: столовая была в том же здании, так же имелся душ. То есть я мог пойти и поесть, не выходя на улицу и мог помыться в любой момент, а не раз в неделю, как это обычно в части происходит. Пока массы тушили пожары, я с остальными сражался за койки и матрасы. Их было недостаточно, так что нужно было не только раньше всех собрать нужное количество, чтобы всем своим хватило, но и не дать все это потом растащить.

В интернате не было обнаружено ни одной розетки, так что телефоны приходилось заряжать в близлежащих домах. Благо, серьезного контроля со стороны бухающего командования не было. Некоторые даже бегали 5 км до магазина за водкой, а потом, после отбоя по пожарной лестнице спускались во двор и расслаблялись. Правда был такой момент, что кто-то нашел тайник со Столичной и благополучно ее изъял, что вызвало бурное негодование со стороны несостоявшихся алкоголиков.

Опять же радовало ощущение свободы, не было заборов, КПП, патрулей. Мы, в основном не покидали территорию, но смена обстановки все равно была приятна сама по себе. Временами, когда, вернувшись из лесов, мы гуляли по территории интерната, к нам заезжали местные и угощали яблоками, вишней и много чем еще.

На второй день командировки к тушению подключили всех кроме дневальных. За нами приехали городские автобусы, в которых каждый день крутили по телевизору одну и ту же серию из «Маши и медведя», где непоседливая девочка пыталась поиграть в доктора с волками. Выезжали мы рано, так что на улице было еще довольно темно, а приехав в лес, мы не видели ничего кроме многочисленных фар пожарных машин и скорой помощи. Нас высаживали в паре километров от зоны горения, мы набирали воду во фляги, разбирали инвентарь (сначала это были крючья и лопаты, затем им пришли на смену 10-15 литровые баки для распрыскивания садовых химикатов) и выдвигались.

Пожарище встречало нас серой, угрюмой атмосферой, обгорелыми деревьями без верхушек, земля была в трещинах, в глубине которых тлели угли. Местами можно было видеть змей, мышей, птиц, которые не смогли спастись. В сотне метров от нас медики укладывали на носилки труп военнослужащего. От каждого вдоха рот и ноздри заполнялись пеплом. Некогда густая чаща теперь являла собой пустошь.

Мы медленно брели по выжженной земле, валили стоявшие, но изрядно обгоревшие у земли стволы деревьев, засыпали огненные языки, которые то тут, то там вырывались из трещин. Так прошел первый мой день в лесу.

С каждым днем нас отводили все ближе к открытому огню, где нужно было не устранять последствия, а предотвращать их или хотя бы тормозить движение огня. Взводный, как всегда сопровождал нас везде и, как бы пытаясь напоминать нам, что он все еще офицер среди нас, отдавал никому ненужные распоряжения, сидя на поваленном дереве и понемногу проваливаясь в сон. Когда, он наконец заснул, никто не стал его будить и ждать, потому что за*бал. Мы даже не боялись, что нам будет сделан какой-нибудь выговор, всегда можно сказать, что мы отстали от офицера и заблудились. Хотя на самом деле мы забрались ото всех подальше, разложили вещи на упавшем стволе дерева диаметром около 1,5-2 метров и позволили себе поспать и поесть тушенки, банку которой изловчились открывать бляхой ремня. Потом, правда пришлось поискать это 2-хзвездочное полусонное тело, которое с видом потерявшегося в парке аттракционов ребенка все чумазое и в соплях, не знало куда себя деть.

Конечно же я не мог не сказать о кормежке. В лес к нам приезжали повары из интерната и кормили ничуть не хуже, чем в самый первый раз. Да и перерыв на обед был у нас достаточно большим, чтобы не просто закинуть весь провиант в себя, а даже немного посмаковать.